«Рубеж»

Глава 7

Он опять был в этом баре. Он опять заказал салат, кофе и ванильный кекс, беседовал с Ритой. Он опять прятался вместе с ней за стойкой и наблюдал, как психопат в боевой броне высаживает по прохожим магазин за магазином. Он был не уверен, хохотал ли убийца в тот день, но в его кошмарах смех террориста разносился раскатами грома по всему городу. Вот он высовывается из-за барной стойки, чтобы убедиться, что опасность миновала. Его взгляд пересекается с взглядом террориста – чьи глаза хоть и скрыты окулярами маски – но он уверен, что он смотрит прямо на него.

В этот момент Тед всегда просыпался.

— Включить кофе-машину? – Эмми как всегда была беспристрастна и спокойна.

Тед протер глаза и посмотрел на часы, любезно выведенные Эмми на оконное стекло: 4:46, он поспал целых два часа.

Еще неделю назад Тед бы посмеялся над тем человеком, что посмел заявить, что он не сможет спать. Реальность же оказалась намного более жестокой и прозаичной. Теперь он цеплялся за каждую возможность вздремнуть, но каждый раз оказывался в проклятом Hyper-café. Тед изматывал себя, напивался до беспамятства, пробовал снотворное – ничего не помогало. Сон о том дне возвращался к нему с завидной регулярностью.

Ожидаемо, ему дали бессрочный отпуск. Вильгельм отбил его у корпоративных мозгоправов и дал две недели, чтобы попробовать прийти в себя самостоятельно. Теду крайне не хотелось проходить терапию и садиться на седативы или антидепрессанты, но, по всей видимости, Ренненкампф переоценил возможности психики своего подчиненного.

— Входящий вызов.

— Кто это, Эмми?

— Номера нет в твоем списке первичных контактов. Некая Мисс Ойге. Включить на громкую связь?

— Не надо.

Он тяжело потянулся за обручем гарнитуры, которым время от времени пользовался – Тед предпочитал ему планшет – и ответил на вызов.

— Теодор слушает.

Несколько секунд на другом конце была только тишина, а после странно знакомый голос сказал:

— Тед.

— Мисс Ойге? Чем обязан?

— Тед… — Женщина на другом конце провода умолкла на несколько секунд и Тед чуть было не решил, что звонок прервался, — это Рита. Помнишь? Мы познакомились там, в кафе…

События после перестрелки Тед помнил плохо. Единственное, что отпечаталось в его памяти – это автоматные очереди, визг рельсотронов спецназа и последующий мощный взрыв, который выбил остатки стекла из витрины кафе. Дальше были какие-то люди, медики, успокоительные. Тед более-менее держался, а вот Рита, после того, как опасность миновала, впала в тяжелейшую истерику. Он даже не успел спросить, в какую больницу ее везут – только оставил свой контакт одному из врачей кареты скорой, в которую погрузили девушку. А потом было множество расспросов. Сначала его показания записали патрульные, примерно через час, когда его уже почти отпустили, беседа повторилась с каким-то старым копом, от которого несло заскорузлым потом и дешевой выпивкой.

По пути домой Тед думал, что только примет душ, поменяет одежду, сделает пару звонков, чтобы узнать, куда повезли Риту, и поедет к ней. Но как только он переступил порог, его накрыло. Причем накрыло так сильно, что с тех пор он не выходил за порог квартиры и заказал новую, бронированную дверь и работы по усилению стен и окон.

— А… Да, привет, Рита. Слушай, извини, что так и не позвонил тебе, просто знаешь, как-то сейчас все так…

— Я понимаю. Слушай, Тед, я не буду отнимать много времени. Меня уже давно выписали, и вот, решила позвонить тебе и…

— Что?

— Я хотела сказать тебе спасибо. Знаешь, если бы ты тогда не схватил меня и мы не спрятались за стойкой, то я… — голос девушки задрожал.

— Рита, — Тед был ошарашен ее звонком, а тем более его причинами, но он был рад слышать свою подругу по несчастью, — ну вот не надо. Я просто сделал то, что было правильно. Среагировал и все. И ты не должна меня благодарить, понимаешь?

В ответ из трубки послышалось только глухое мычание, которое Тед расценил как знак согласия.

— Кстати, ты всем своим новым знакомым звонишь в пять утра?

— Ой…

Тед рассмеялся. С надрывом, чуть фальшиво, но рассмеялся, впервые за последнюю неделю.

— Тед… Тед… — Стало доноситься откуда-то издалека, — Теодор, проснись.

Комната перед глазами Теда поплыла и его рывком выбросило в реальность. Вестибулярный аппарат угодливо подсказал, что все это время он не сидел, а лежал в своей постели. Тед почувствовал, что его майка была насквозь мокрая от пота – как и подушка с одеялом.

— Тед, — повторился зов.

Он открыл глаза и увидел над собой Ренненкампфа. Его непосредственный руководитель стоял посреди груды пустых бутылок из под пива, виски и дешевого бурбона. Выглядел он так, будто ехал на работу: туфли, брюки, рубашка, узкий галстук. Из верхней одежды – легкий плащ. В руках – фирменный пакет ближайшего торгового центра, из которого исходил запах фастфуда.

На часах было почти девять утра.

— Открой окна, бога ради, — сказал Вильгельм, убедившись, что Тед более-менее пришел в сознание. – Где у тебя кухня?

— Как вы сюда попали?

— Консьерж дал запасной ключ, — Ренненкампф поднял перед собой небольшую зеленую карточку. – Так где кухня?

— Там, — Тед кивком указал направление.

— Отлично. Давай, поднимайся и иди в душ, я принес немного еды.

— Мистер Ренненкампф…

— Тед, мы много лет работаем вместе. Вне офиса можно просто Вильгельм.

— Вильгельм, — обращение по имени далось Теду нелегко, хотя с начальником у него всегда были доверительные отношения, — спасибо за заботу, но, черт побери, что вы тут делаете?

Ренненкампф ничего не ответил и молча пошел в сторону кухни. Только у самой двери он остановился и коротко бросил:

— Сегодня первый день. Вставай, у нас не так много времени, от тебя все еще разит алкоголем.

— Первый день? – тупо переспросил Тед.

— Ага, первый день, — Судя по звукам Ренненкампф уже во всю хозяйничал на его кухне. – Пошевеливайся, у тебя десять минут!

Тед отлепил зад от мокрой простыни и отправился в душ. Горячая вода разогнала кровь, и Тед в полной мере ощутил глубину своего падения: голова нещадно болела и его немного трясло от интоксикации. Когда он вышел из ванной, завернутый в халат, его встретил запах еды.

— На, подлечись, — Вильгельм протянул ему стакан, в котором, судя по всему, было что-то алкогольное.

Тед молча сделал глоток и понял, что это был виски.

— Серьезно? – Морщась спросил он.

Вильгельм ехидно улыбнулся.

— Я тут на глаз прикинул, сколько ты выпил за это время и подумал, что пиво тебе не поможет. В идеале тебе бы капельницу поставить, но на это нет времени.

— От капельницы я бы не отказался.

— Давай, пару глотков и налегай на жирное.

На большой одноразовой тарелке лежало несколько сочащихся жиром бургеров, немного свежих овощей и запеченный картофель.

— Я бы разжился чем-нибудь более подходящим, но в это время работает только несколько круглосуточных забегаловок. А готовить тебе я не собирался.

От вида еды желудок сделал сальто, от которого Теда чуть не вывернуло желчью, но мужчина смог подавить рвотный позыв.

— Давай, ешь, одевайся и выходи. Я подожду тебя внизу.

— Может, сварить кофе?

— Хочешь правду Тед? У тебя так воняет застарелым потом и перегаром, что даже лучшая арабика не заставит меня здесь задержаться хоть на секунду. Так что давай, шевелись, поговорим внизу. – Ренненкампф похлопал по плечу своего подчиненного и пружинящим шагом вышел и кухни.

Через несколько секунд Тед услышал, как за его руководителем захлопнулась входная дверь, и он остался один на один с едой. Мужчина секунд пятнадцать гипнотизировал бургеры, оценивая, осилит ли он хотя бы половину. Лучшим решением было бы выбросить их в помойное ведро и просто выпить крепкого кофе с тремя-четырьмя ложками сахара, но Тед понимал, что Вильгельм был прав – ему нужно поесть. Его размышления подтвердил рык желудка, который начало сводить от голода. Тед не помнил, когда ел твердую пищу в последний раз – алкоголь весьма калорийная штука, знаете ли. Сделав над собой небольшое усилие, Тед взял приборы, уселся за стол и пододвинул тарелку с бургерами. Есть руками этих монстров было принципиально невозможно – у человека просто не может так открыться рот.

За едой Тед вспомнил свой сон. Он частенько мысленно возвращался к тому роковому дню и своей новой знакомой – Рите Ойге – как он потом узнал от полиции. Но она никогда не звонила ему, да и он не выходил на связь с девушкой. На самом деле Теда мало волновала ее дальнейшая судьба – он был уверен, что девушка справится со стрессом, а вот в себе Тед не был так уверен. Но факт того, что ему приснился звонок от Риты, наталкивал его на размышления: а было ли ему настолько все равно, как он думает? И был ли это вообще сон?

Он почти справился и был собой горд. Один бургер отправился в желудок и он сумел умять еще треть от второго и закусить картофелем. Всю эту смесь Тед запил теплым чаем. Встал из-за стола мужчина с трудом — его начало клонить в сон, а пульсирующая в висках боль напоминала о том, как он проводил время последнюю неделю.

Уже через пять минут он ехал на лифте вниз, где в фойе его ждал Ренненкампф.

— Ну как? Лучше?

— Пристрелите меня.

— Э, нет. Ты подписался на участие в «Горизонте», помнишь?

— Так зачем вы приехали ко мне?

— Сегодня в полдень пройдет очередное собрание с рядом участников программы. Вообще, ты должен был идти в первой волне, но я смог передвинуть этот момент на несколько дней.

— Хоть бы предупредили, — буркнул Тед.

— А когда ты в последний раз проверял почту, сынок? – Язвительно заметил Ренненкампф.

Тед покраснел. Потому что он настолько сконцентрировался на своих переживаниях, что совсем забыл о работе. В последний раз с ним было подобное, когда Эмми объявила, что разводится с ним.

— Э…

— Вот и я о том же. – Они подходили к парковке такси, и Вильгельм через гарнитуру вызвал машину короткой голосовой командой, — знаешь, если бы я не был в тебе так уверен, уверен как в специалисте, вылетел бы ты из программы за свой запой. И остался бы гнить на этом агонизирующем шаре.

— Ну…

— Что ну? Просто докажи, что я не зря трачу свое время.

Судя по тону Ренненкампфа стало понятно, что мужчина не хочет продолжать этот разговор. Они молча сели в прибывшую через минуту машину и отправились в башню HyperColonic. Уже по дороге они немного разговорились о рабочих вопросах, однако, не слишком углубляясь в детали. Согласно политике конфиденциальности компании, подобные разговоры разрешалось вести только в офисных помещениях или по защищенным каналам связи в письменном виде.

— …А касательно грядущего собрания, — внезапно сменил тему Вильгельм, — скажу тебе слушать крайне внимательно. Вообще, постарайся быть собранным.

В этот момент такси остановилось на служебной парковке и мужчины направились на свой этаж башни. Уже выходя из лифта, Ренненкампф попросил Теда подождать в его кабинете, пока он уладит несколько вопросов.

Двери кабинета Вильгельма всегда были открыты. Многие руководители компании запирались от окружающих, но не Ренненкампф. Все знали, что беспокоить начальника по пустякам не стоит, но при этом он всегда был готов помочь в работе или при разборе конфликтной ситуации. Сохраняя некое подобие дистанции, Вильгельм, все же, был достаточно близок со своими подчиненными, участвовал в рабочем процессе иногда даже больше, чем от него требовал его статус.

Тед легко толкнул матовую дверь и вошел внутрь. От всей обстановки веяло немецким аскетизмом: практически пустой стол который очень быстро трансформировался в сенсорный верстак, небольшая полка у стены с коллекцией наград от правления компании, правительства и международных организаций, мини-бар с несколькими штофами, стаканами и холодильником в основании. Там же, рядом с алкоголем, на отдельном столике стояла ваза со свежими фруктами. Как начальник отдела, Ренненкампф мог переделать кабинет под себя, но оставил его почти нетронутым. Стены были цвета слоновой кости с широкими серыми вертикальными полосами, под потолком – лампы дневного света. Судя по расположению кабинета, стена прямо за рабочим столом Ренненкампфа на самом деле была огромным, в пол, окном, но большую часть времени начальник Теда держал его закрытым, создавая для себя обстановку полностью замкнутого помещения в стремлении достичь максимальной концентрации.

Тед аккуратно отодвинул гостевое кресло и уселся ждать Вильгельма. Он знал, что без нужды Ренненкампф не будет тратить свое время, поэтому слишком долгое ожидание ему не грозило. В кабинете стояла приятная прохлада. В отличие от стандартных восемнадцати-двадцати градусов по Цельсию во всем остальном здании, Ренненкампф предпочитал работать в прохладе: в кабинете было не больше шестнадцати градусов. Прохлада сейчас работала на Теда. Интоксикация все еще давала о себе знать, но бургеры и чай немного стабилизировали его состояние. Конечно, можно было бы пройтись до аптечки и взять что-нибудь из «лекарств», припасенных на подобные случаи, но Тед старался избегать медикаментов. Слишком часто он видел, как его коллеги буквально спивались из-за того, что не чувствовали по утрам похмелья. Кроме того, новая печень стоила не слишком много, но ощутимо. Так что Тед воздерживался от любых таблеток.

— Ну что ты тут? Не заскучал? – Ренненкампф был неприлично активен. Он вошел в кабинет быстро, по-деловому. Прежде чем сесть за свое место, руководитель отдела прошел к вазе с фруктами, выудил из нее крупное зеленое яблоко. Кроме этого он подхватил небольшой нож для фруктов, который лежал там же, рядом.

— Я думаю, ты мне простишь небольшой перекус, — в голосе Ренненкампфа слышались заговорщицкие нотки.

— Да пожалуйста, это же ваш кабинет.

— Вот и славно.

Ренненкампф отхватил от яблока ножом небольшой кусочек и отправил в рот.

— Знаешь, во времена моей молодости яблоки были лучше. Я серьезно. Меньше модификаций, меньше контроля. Эти слишком…

— Ненатуральные? – Попробовал подсказать Тед.

— Я хотел сказать «идеальные». Но да, частично – и ненатуральные. Понимаешь, в яблоках больше нет интриги. Если раньше могло попасться с кислинкой, недозревшее или наоборот – чуть более мягкое, то последние пятьдесят лет яблоки слишком идеальны.

Ренненкампф отрезал еще кусочек.

— Разве это плохо? – Тед решил поддержать эту ничего не значащую беседу.

— На самом деле – да, — Ренненкампф отложил нож и покрутил надрезанное яблоко в руках. – Не осталось разнообразия, понимаешь?

— Разнообразие – это не всегда хорошо, — возразил Тед.

— Разнообразие – это залог выживаемости любого вида. Будь это яблони или люди. Просто оно должно быть здравым, иметь рамки, границы, понимаешь? История уже показывала, что излишнее разнообразие губительно. Мультикультуризм чуть не уничтожил нашу цивилизацию, слишком большое число колоний – разрушали целые империи.

— Вы сейчас к чему?

Ренненкампф отложил яблоко в сторону и внимательно посмотрел на Теда.

— Возможно, друг мой, ты не до конца понимаешь, на что подписался. Мы будем сами по себе. И нам придется принимать решения, которые принимали тут за нас.

— Мы? – Тед был озадачен.

— Я тоже лечу на «Харрисе» к Атланту-4. Мы будем в соседних сменах.

— Но вам же?..

Вильгельм усмехнулся.

— Я знаю, сколько мне лет, но это не только моя прихоть, поверь мне. Любой старший проектировщик на этом этаже сможет занять мое место и закончить строительство кораблей «Рубежа», вся основная работа сделана. Но мы не об этом. Я хотел тебе объяснить, что конкретно на нас с тобой будет лежать серьезная ответственность. Конечно, основные решения будет принимать капитан и его старпомы, которые будут в каждой смене, но мы, как ведущие инженеры, будем наделены практически такой же властью. И все ради одной цели.

— Какой же?

— Задача капитана – сохранить команду и людей. Наша – сохранить корабль. Любой ценой.

Теда передернуло. В его памяти всплыла схема «Джеймса Харриса». Весь корабль делился на двенадцать колец-сегментов, которые были целиком независимы друг от друга. Делалось это для простоты разбора «Харриса» там, на орбите Атланта-4, чтобы облегчить поэтапный процесс развертки колонии и возможность ее масштабирования. По плану разморозка всех колонистов и их спуск на планету займет не одно десятилетие. Но если возникнет какая-то внештатная ситуация…

— Я все еще не понимаю.

— Тед, что ты знаешь о нападении? Ну, там, у кафе?

— Только то, что это был какой-то псих, — ответил Тед.

Вильгельм задумчиво кивнул.

— Помнишь, мы упоминали, что потеряли связь с «Колумбом»?

— Да.

— Но ты не знаешь, что конкретно произошло.

— Нет.

— Сбой в работе нескольких криокапсул.

— В смысле?

Ренненкампф тяжело вздохнул и потер переносицу.

— Сбой в работе системы криосна разморозил раньше времени шесть человек в разных сегментах судна, — продолжил Ренненкампф. – После этого начались сбои по всему кораблю, пока передача телеметрии полностью не прервалась.

— То есть… Да нет, не может быть!.. — Тед был ошарашен собственной догадкой.

— Продолжай.

— Вы хотите сказать, что это был саботаж? Кто-то уничтожил «Колумба» изнутри?

Ренненкампф молчал.

Тед был шокирован. Колониальный корабль «Колумб» был гордостью всей планеты. Конкурс в колонисты был фантастический, а критерии отбора поражали воображение. Тысячи лучших представителей человечества вызвались отправиться в первый в своем роде полет – покорять звезды. Их провожали как героев, как гордость человечества, которой они и являлись. С новой информацией вся затея с вахтами на «Харрисе», с живой командой, стала обретать свой смысл. Пресечь возможность саботажа. Обеспечить безопасность корабля.

— Но кто вообще способен на это?

— У нас есть догадки, которыми мы уже поделились с органами. Подойди сюда, — Ренненкампф встал со своего места и подошел к стене.

Когда Тед оказался рядом с ним, мужчина скомандовал:

— Снять блокировку окон.

Стена стала прозрачной, и Теду открылся вид на город с высоты.

— Что ты видишь?

— Новый Вашингтон.

— Не смотри вдаль, смотри себе под ноги.

Тед послушался Ренненкампфа и посмотрел вниз. Кабинет его начальника выходил на сторону главного входа и Тед увидел ту самую злополучную площадь, на которой террорист устроил бойню, поток машин и горстку людей с плакатами и транспарантами.

— Да ладно? – Тед отказывался верить. – Эти идиоты?

— Это не идиоты, Тед. Во всяком случае, не все они, — поправил его Ренненкампф. – За любым протестным движением стоит чей-то интерес, это правило работает уже лет восемьсот, начиная с французских революций.

— Тогда почему они все еще митингуют? – Тед начал закипать.

— Потому что ничего невозможно доказать. Тед, вообще планировалось, что я буду обсуждать с тобой технические детали полета, но главное что ты должен усвоить теперь, после атаки – это то, что ты никому не можешь верить. Корабль прежде всего.

— Даже вам?

Вильгельм с кривой улыбкой покачал головой, взвешивая все «за» и «против».

— Ну, мне можно. Но только отчасти. Я же все-таки человек. Ты меня понял?

— Понял.

— Ладно, сходи, прогуляйся, можешь собрать свои вещи – сегодня твой последний день в отделе, тебе будет не до работы теперь. И еще, — Ренненкампф остановил Теда уже в дверях, — завязывай пить, договорились? Если у тебя есть какие-то проблемы, то теперь можешь приходить с ними ко мне.

— Я понял, спасибо, мистер Ренненкампф.

Вильгельм только кивнул в ответ – он уже погрузился в чтение какого-то отчета.

Глава 8

Если выехать из Нового Вашингтона вглубь континента, на запад, то путешественник не заметит сильной разницы. Со времен Большой Засухи человеческая популяция восстановилась и, учитывая уроки прошлого, население разместилось тонким слоем по всем территориям, пригодным для жизни. Конечно, избежать скопления людей в больших городах не удалось, но и за пределами мегаполиса кипела жизнь: теплицы перемежались с полями и небольшими городками, кое-где можно было увидеть колонны ветряков, которые лениво, будто огромные пропеллеры, вращали своими лопастями, вырабатывая электроэнергию. По всей средней Америке протянулся обитаемый пояс: с запада на восток — от подножья Скалистых гор до самых Аппалачей, а с севера на юг – от озер Мичиган и Верхнее до Мексиканского залива.

Жизнь кипела не только на Северо-американском континенте. Европа, которая пострадала во времена Засухи меньше других регионов, даже сумела сохранить часть государственных образований, которые формировались там столетиями. Дальше, на восток, раскинулась Российская Федерация, которая хоть и потеряла в размерах, но все еще оставалась гигантом, занимая территории от Восточной Европы и до Среднесибирского нагорья, все еще играя роль буфера между Востоком и Западом. Дальше, вплоть до Берингова Пролива, простиралась Дальневосточная Республика, которая отделилась от Москвы еще в первый этап Великой Засухи в середине XXI столетия, недовольная политикой центра. Если же не пересекать Урал, и отправиться на юг, то, дойдя до Каспийской Впадины, на месте которой когда-то было одноименное море, можно было добраться до Мертвых Земель: Ближний Восток и Иранское Нагорье – регион, который раньше служил колыбелью цивилизации – превратился в одну огромную пустыню и сейчас был непригоден для жизни. На территории северной Турции ютились племена, бывшие потомки гордых осман, курдов и азербайджанцев, но они мало для кого представляли интерес. Номинально Турция существовала, фактически же — погрязла в бесконечной гражданской войне, которая длилась уже добрые полторы сотни лет. Ни миротворческие миссии, ни другие попытки остановить насилие – силовыми или дипломатическими методами — не возымели должного эффекта.

Однако Турция была не единственной горячей точкой на планете. Бесконечная война в Тибетском нагорье, противостояние на северо-востоке Индостана, милитаристские замашки Японии раз за разом сотрясали весь азиатско-тихоокеанский регион.

Тренировочный лагерь, к которому был приписан Тед, раскинулся в тихой Прибалтике, недалеко от побережья. На севере – холодное балтийское море, в остальном же их окружал бесконечный лесной массив, перемежающийся ручьями, реками, озерами всех возможных размеров. Было уже начало сентября, и температура неуклонно шла вниз: днем еще можно было поймать жаркое солнце, которое прогревало воздух до 20-25 градусов по Цельсию, но ночью было ощутимо прохладно. Еще одна беда – комары. В отличие от привычных Теду москитов, европейские собратья были намного крупнее, а от этого, как ему казалось, злее. Укрыться от пищащих роев не было никакой возможности. Спасали только подвесные лампы и специальные спреи, но только до поры до времени. Нет-нет, да один из комаров игнорировал ловушки, не обращал внимания на спрей и впивался в незащищенные одеждой части тела.

Очередное утро началось вполне привычно – с побудки. Весь их лагерь на две сотни человек поднимался с первыми лучами не самого жаркого прибалтийского солнца, а ложился спать далеко затемно. Пока будущие члены экипажа «Джеймса Харриса» лениво выбирались из своих палаток, пытаясь продрать глаза, между ними уже вовсю сновали инструкторы. Последние были людьми опытными, преимущественно – военными, действующими или отставными – и, временами Теду казалось, что он вновь оказался в учебке морской пехоты, а не в тренировочном лагере колонистов.

Ожидаемо, огромное внимание в ходе обучения уделялось выживанию в условиях дикой природы. И не зря: судя по неуверенным движениям и потерянным взглядам, в армии отслужила, в лучшем случае, только половина мужчин, не говоря уже о женщинах. Большая часть из них была крайне ценными техническими специалистами, а учитывая размеры миссии, правление HyperColonic закрывало глаза на уровень боевой подготовки. В крайне случае, на корабле на четверть миллиона человек всегда найдется место небольшой армии.

Всех их натаскивали в ориентировании на местности, разведении огня, охоте подручными средствами. Все члены экипажа знали, что в распоряжении колонии будут лучшие достижения науки и техники, однако задача лагерных инструкторов была проста: научить их базовым приемам выживания на случай, если что-то пойдет не так. Потому что помощи им ждать было не откуда. Упор же был сделан на экипаж, потому что именно они станут ядром колонии – первыми поселенцами, что спустятся на поверхность Атланта-4 и развернут форпост человеческой цивилизации.

Время от времени Тед пересекался с Ритой, но они почти не разговаривали. Мужчина не знал, как Рита перенесла нападение террориста на корпоративное кафе, а Рита не шла с ним на контакт. Иногда он ловил взгляд ее леденисто-голубых глаз (или как ему казалось, ловил), но беседа у них никак не получалось.

В это утро он оказался прямо за спиной Риты в очереди за завтраком. Несколько хмурых поваров-прибалтов неопределенного возраста, громыхая черпаками, раскладывали гречневую кашу с мясом – еще та мерзость по меркам любого американца – наливали в кружки чай и отпускали голодных инженеров, техников и ученых восвояси.

— Опять это дерьмо, — будто самому себе сказал Тед, в надежде, что Рита услышит эту его тираду. – Как будто мы будем так питаться на Атланте.

Прошло полминуты и он уже не ожидал получить ответ, но тут Рита тихо сказала:

— Нормальная еда. Обычная для этого региона. Возможно, нам придется выращивать что-то такое на Атланте.

— Гречку? – Тед с трудом выговаривал название чуждой ему крупы, но с готовностью ухватился за возможность поговорить с Ритой.

— Я пробовала ее еще орбите, — ответила девушка, — смена русских привезла свои консервы. Первые пару раз мерзко, но потом привыкаешь, даже вкусно становится.

Их кормили гречкой минимум два раза в неделю, и Тед не сказал бы, что за последний месяц он начал испытывать теплые чувства к этой крупе.

— Северяне странные.

— Это просто ты неженка, — чуть жестче, чем следовало, ответила Рита.

Их очередь уже подошла, и повар полевой кухни с размаху опустил ложку с кашей на тарелку Риты. У Теда возникли ассоциации с дерьмом, но он оставил комментарий при себе. Тем более, как не стыдно ему было в этом признаться, сегодня каша с тушеным мясом пахла как-то иначе. Пахла вкусно.

— Может в меню есть стейк? – Попытался пошутить Тед, но в ответ получил лишь хмурый взгляд. На его тарелку опустилась и его порция каши.

— Двигайтесь, — с чудовищным акцентом сказал раздающий, и подкрепил свои слова движением головы.

Тед проглотил едкий комментарий и отошел от раздачи. Рита уже была на полпути к столам, и он решил попробовать продолжить их неловкую беседу.

— Ты не против? – Спросил он, усаживаясь на грубую лавку с другой от Риты стороны стола.

Девушка ничего не ответила и молча принялась за еду. Ее примеру последовал и Тед.

— Слушай, — прервал он неловкое молчание, — мне кажется, у нас тут не так много друзей…

— Ну почему же, — перебила его Рита, — я подружилась с энергетиками.

— С кем?

— Олег и Стивен, энергетики нашей смены, будут обслуживать реакторы.

Тед пытался понять, насколько раздражена Рита, но девушка просто ела свою кашу, иногда запивая чаем.

— Почему ты со мной не разговариваешь? – Тед решил пойти ва-банк. – Мне казалось, что после того, что мы пережили, нам есть о чем поговорить. Да хотя бы…

— Почему не разговариваю? – Опять перебила его Рита. – Это скорее надо у тебя спросить, почему ты со мной не разговариваешь.

— Что ты имеешь в виду?

Теду казалось, что сейчас ложка Риты воткнется ему в глаз.

— Ты звонишь мне посреди ночи, мы договариваемся увидеться, а потом ты просто исчезаешь. А после я узнаю, что ты настоял на том, чтобы мы были в одной смене, в одном тренировочном лагере… — С каждым словом Рита начинала говорить все громче и громче. – Не знаю, как у вас в HyperColonic там принято, но у нас, простых рабочих, если о чем-то договариваешься или обещаешь – держишь свое слово.

— Я… — Тед смутно припоминал, будто во сне, как они говорили с Ритой, а потом в его квартиру ввалился Ренненкампф. Тогда Теду все происходящее показалось сном. — Это я тебе звонил?

— Да, Тед, ты. Поплакался в трубку, что-то мямлил про Турцию и про то, как ты рад, что мы уцелели. – Сейчас глаза Риты были цвета яркого неба, и, Теду казалось, что она вот-вот прожжет его взглядом, — и знаешь, я была рада, что ты позвонил. Что мне будет с кем обсудить произошедшее, что хоть кто-нибудь будет рядом. И что я получила? Мы уже три недели в этой дыре, а ты только сейчас соизволил со мной поговорить. Иногда мне казалось, что мы вовсе незнакомы.

Тед был убежден, что это Рита избегала его, но сейчас, услышав все, что вывалила на него девушка, понял, что это он, а не она, прятались от встречи. Все эти тяжелые взгляды, случайные встречи и прочие немые сцены – она ждала, когда же он соизволит сказать хоть что-нибудь из обещанного, а он, как идиот, игнорировал ее. Думал, что это Рита избегает его. Его разум, под воздействием алкоголя и стресса сыграл с ним злую шутку.

Они просидели несколько минут в молчании, ковыряясь каждый в своей тарелке. Теду казалось, что прошла вечность. Он собрал свою волю в кулак и протянул через стол руку.

— Теодор Янг, инженер-проектировщик.

Рита многозначительно подняла бровь.

— Подыграй мне, ну.

Она посмотрела на Теда, как на идиота, но руку пожала.

— Ты же вроде взрослый мужик.

— А ты слишком суровая сварщица, — парировал Тед.

— Мне казалось, что мы знакомимся.

— А, да, прости.

— Рита Ойге.

— Очень приятно. Как вам гречневая каша, Рита Ойге?

— Сносно, а вам, Тед?

— Я почти привык.

Напряжение, витавшее над столом последние десять минут, испарилось. На секунду Теду показалось, что они снова в Hyper-Café, сидят за стойкой и обсуждают «Джеймса Харриса».

— Прости меня, я много пил.

— Забудь, — отмахнулась Рита. – А это правда, что ты служил в Турции?

Тед посмотрел в свою тарелку, в которой осталось немного каши, поковырялся в ней ложкой, и только потом ответил:

— Да, было дело.

— Не хочешь говорить?

— А что говорить? Это была мясорубка. Нас воткнули между двумя племенами и дали команду: «сдерживайте». Мы и сдерживали.
— Удачно?

— Из двадцати человек, с которыми я служил, вернулись трое.

Они молча закончили есть. Пока Рита потягивала остатки чая, Тед погрузился в воспоминания о службе в армии. Это была не их война, но которое столетие кряду его народ вмешивался в чужие конфликты. Будто бы им было виднее кто прав, а кто виноват.

— Но тебя же взяли в экипаж не в качестве охраны, — возобновила разговор Рита.

— Нет, что ты. Я инженер. Будут старпомом командира смены, Николаса Александридиса.

— Алекандрси… — Рита запнулась. – Как ты сказал? Ты с ним вообще знаком?

Тед только усмехнулся. Он сам не с первого раза выучил фамилию его будущего начальника.

— Да, мы уже отрабатывали некоторые моменты. Он тут, в лагере, — Тед окинул взглядом окружающие лагерь леса. — На самом деле Ник толковый мужик. И не заставляет обращаться к нему даже по полному имени, не говоря о фамилии, если тебя это тревожит.

Рита издала нервный смешок.

— Он же грек, да?

— Судя по фамилии – да, грек.

— Странные у них фамилии. Да и имена.

— Да, странные, — согласился Тед.

Разговор как-то сам собой сошел на нет, а потом им и вовсе пришлось разойтись по своим учебным группам. В лагере, в большинстве своем, обитали люди далеко неглупые, но чем дольше Тед слушал инструкторов и наблюдал за реакцией своих коллег по экспедиции, тем больше понимал, с каким количеством трудностей им придется столкнуться.

Первое, что им вбивали с самого первого дня – технологии не панацея. Конечно, на «Джеймсе Харрисе» будут размещены целые миниатюрные производственные линии, но им самим рано или поздно придется налаживать производство всего: начиная от инструментов и стройматериалов, заканчивая карандашами и туалетной бумагой. На первый взгляд корабль был огромным, но отказ от бубликообразного тора в пользу цилиндра значительно сократил полезный объем внутри корабля. В тоже время была увеличена обитаемая площадь на внешней кромке, что позволило разместить в несколько раз больше криокапсул и в дальнейшем эта конструкция облегчит разбор и спуск секций. Тед не раз рассуждал про себя об этой проблеме. Что дать колонистам с собой? Насколько глубоко залегают минеральные породы? Что с железом? Смогут ли они добывать углеводороды? Что с магнетизмом на Атланте-4? Главное, что они знали о планете – она пригодна для жизни. Там есть жидкая вода, планета находится в обитаемом поясе, хоть и чуть дальше от своей звезды, в пересчете на количество получаемой энергии по сравнению с Солнцем.

Кстати, это была одна из основных причин, по которым тренировочные лагери разместили между 45 и 55 долготой северного полушария: на Атланте-4 как таковые не могли существовать тропики, но правление HyperColonic приняло решение, что этот мир является лучшим кандидатом на освоение. Также главными претендентами в колонисты стали представители «северных» народов: скандинавы, европейцы, русские, жители северных регионов Америки. Большинство из них были готовы к низким температурам, морозной снежной зиме и в целом представляли себе правила выживания в холодном климате. Остальное им давали инструкторы, вбивая знания в головы экипажа своими кожаными ботинками.

День тянулся за днем, сливаясь в недели. На дворе была уже вторая половина октября, температура заметно упала. Тед уже сбился со счета, сколько раз успел побывать на полигонах, заночевать в лесу с одним ножом, кресалом и рацией для экстренного вызова помощи, съесть тарелок мерзкой гречки. На особые урожаи пшеницы на Атланте-4 рассчитывать не стоило, поэтому им активно прививали любовь к северному рациону – классические для региона крупы, овощи, неприхотливые к температуре, большое количество мяса. Тед с трудом представлял, сколько усилий придется потратить на животноводство для того, чтобы колония вышла на самообеспечение мясом, но в одном он был уверен твердо: понятие вегетарианства на Атланте не будет. Живя в Новом Вашингтоне Теодор опрометчиво считал себя северянином, посмеиваясь над жителями той же Флориды или Калифорнии. Но только тут – в Европе, он понял, что такое настоящий холод. До календарной зимы было еще несколько недель, а температура стабильно опускалась ниже ноля по Цельсию, не собираясь останавливаться на достигнутом. На его вопрос к инструктору, насколько тут будет холодно в январе, Тед получил лишь короткий смешок и услышал про ужасающие «до минус сорока». Не спасала даже близость моря: с балтики дули холодные, проморзглые ветра, которые приносили только влажность, но не тепло. Холод же в таких условиях ощущался только тяжелее, проникая под, например, опрометчиво не заправленную в брюки бельевую майку, да и в целом под одежду.

Они постоянно встречались с Ритой, и Тед видел, насколько тяжело его знакомой дается жизнь в подобных условиях. Но так как основной задачей Риты было обслуживание корабля, то компания закрыла глаза на ее расу.

Вообще, кроме Риты Тед общался еще с достаточным количеством людей. Познакомился со своей и соседними сменами, успел найти пару товарищей, с которыми он вместе ужинал, наводил контакты с Николасом по мере возможности. Александридис был человеком достаточно многословным, но Тед не назвал бы его открытым: казалось, Николас всегда ждал подвоха и его глаза были теплы далеко не так часто, как демонстрировались зубы в ослепительной улыбке. В этот вечер они и еще несколько инженеров из их смены – Макс и Джон – сидели у походного обогревателя с лампой, и поглощали какое-то овощное рагу с тушеным мясом. Еда была жирной, тяжелой, но крайне сытной. При этом к удивлению Теда, на этой убойной по калорийности диете он не набрал ни грамма лишнего веса – скорее даже немного скинул. Давал о себе знать холод.

— Так чем вы займетесь там, на поверхности Атланта? – Спросил Тед, дуя при этом на очередную ложку обжигающе горячего рагу.

Николас прервал еду, аккуратно, насколько это было возможно, протер усы, и только потом ответил:

— Ну, я вообще по образованию агроном. Только работал с песчаными почвами, в основном. Наверное, буду заведовать какой-нибудь фермой, копаться в земле.

— Да ладно? Агроном? – К беседе подключился Макс.

Алексадридис утвердительно кивнул.

— Не знаю как вы, а я считаю это достойной профессией. Особенно, если учесть, как теперь сложно сохранить урожай.

— А чего тогда бросили? – Спросил уже Тед.

— Больше платят, — с усмешкой ответил Николас. — Но я с удовольствием вернусь к своей первой профессии на Атланте-4. А что насчет тебя, Тед? Все знают, что ты инженер проектировщик, расскажи парням о своей второй специальности.

— Кстати да, Тед, — подал голос Джон, — мы тут все «универсалы». А ты у нас кто? Или так, большая шишка из главного офиса?

Это прозвучало чуть более резко, чем ожидалось, но Джон не стал извиняться.

— Ну, я еще служил в армии.

— Да ладно? – Макс пытался одновременно говорить и есть, но только обжег себе язык и нёбо. – Черт!

Николас наблюдал за реакцией подчиненных. Он-то точно знал, когда и чем занимался его старпом.

— И где служил? – Спросил за Джона Макс, так как последний сейчас был слишком занят инспекцией своей ротовой полости.

— В Турции. На границе с Курдистаном.

Разговор стих как-то сам собой, но Тед был не в обиде. Он редко говорил о своей службе в армии, а так же о том, где конкретно служил. Почему-то о ветеранах горячих точек бытовало мнение, что все они возвращаются поехавшими маньяками и от них стоит держаться подальше. Конечно, за пределами Северной Америки служит огромное количество людей на базах по всему миру – это вообще нормальная практика последних ста лет для всех государств Евразийско-Американского Пояса, но некоторым не везет, и их бросают на ликвидацию локальных конфликтов. Таких, например, как в Турции.

Но Тед вернулся почти нормальным. Даже смог жениться, хоть его брак и развалился, а если и не расспрашивать – то в нем никогда не узнаешь ветерана боевых действий. Слишком спокойный, сдержанный, не пьет. При этом – оставил карьеру в силовых структурах, хотя его с распростертыми объятиями ждали как в качестве контрактника, так и в составе основных ВС континента. Ну или в полиции. Но он вернулся домой, отучился на инженера и вместе с Ренненкампфом и командой создал «Джеймса Харриса».

— О чем задумался? – Тишину прервал Николас.

— Да так, — отмахнулся Тедом, — о том, что в итоге стал инженером.

— Ну, — Джон говорил медленно, потому что нёбо все еще болело, — зато ты здесь. Тупоголовых командос хватает, а вот инженеров-командос не так и много. Да, старик?

Все четверо немного нервно рассмеялись, но нелепость инженера-командос, просто как сочетания качеств, помогла сбросить витавшее в воздухе напряжение и вообще уйти от темы службы в Турции. Громче всех смеялся Николас, про себя отметив, что Тед может добавить ему проблем в будущем.

Глава 9

У Тревора было минимум три причины напиться.

Первое – он ни на йоту не продвинулся в расследовании за весь прошедший месяц.
Второе – сейчас он находился в районе «Белой Кости» — в заводской рабочей зоне, которая находилась под контролем ультраправых.
Третье – он любил выпить.

После того, как психопат устроил бойню у подножья башни HyperColonic, с них – копов – ежедневно спускали по три шкуры. Следствие чуть было не пошло по ложному следу, в сторону ультраправых (именно для них были характерны методы террора), но в последний момент Тревору удалось вырулить на «рельсы» поиска противников HyperColonic.

И вот, после сотен ничего не принесших допросов, десятков летучек, общения с межведомственными группами, и гор перелопаченных записей и реконструкций, он оказался здесь – в «Белой Кости».

Если бы не бурная профессиональная деятельность Тревора и личное знакомство с некоторыми людьми из высших эшелонов ультраправых, его бы уже давно подожгли в его патрульной машине. А так он отделывался лишь косыми взглядами и «хвостом», который достаточно профессионально менялся каждые 20-30 минут, для неподготовленного или не слишком знакомого с особенностями ведения слежки нацистами – практически незаметно.

Все эти телодвижения вокруг него слабо волновали Тревора. Полтора часа назад он отправил сообщение Эдварду – его давнему «знакомому» в правых рядах.

За более чем четыреста лет идеология нацистов изменилась слабо. В ее основе все еще лежала ксенофобия, идеи превосходства белых. Вот только в число культовых для американского нацистского движения фигур добавился не только Гитлер, но и более поздние его последователи, которые устроили этнические чистки и фактический геноцид цветного населения в XXI столетии. Тревор никогда особо не забивал себе голову этими именами, хотя сейчас это стало лишь историей и преподавалось в школах. Но в одном ультраправые изменились коренным образом: вместе с силовыми методами они использовали и полноценную интеллектуальную агитацию. Если раньше должным уровнем образования и понимания ситуации обладали только самые верхи, то теперь национализм значительно поумнел. Ультрас обзавелись собственной философией, культурой, историей, литературой. Их фракция была представлена в конгрессе (который, впрочем, почти ничего уже не решал), но что важнее всего – их взглядов придерживались некоторые корпорации, а это уже значило очень многое. Они больше не были бритоголовым пугалом, которым пугают непослушных детей – а реальной силой, почти государством в государстве. Конечно, больше всего приверженцев правые собирали в низах общества, но Тревор точно знал, что минимум двадцать процентов населения фешенебельных районов за пределами Нового Вашингтона жертвует на нужды движения, устраивает своих собратьев по идеологии на теплые и престижные должности, а иногда вовсе принимает участие в шествиях и митингах.

Нацизм, как и все в этом мире, изменился. Он стал умнее, культурнее, хитрее. Осталось неизменным только одно – жгучая ксенофобия, ненависть к цветным и их потомкам. При этом ультрас стали обретать все большую популярность: за последние двести лет разговоры о геноциде и ущемлении цветных на североамериканском континенте порядком поднадоели белому большинству, а бесконечные митинги, забастовки и требования все новых и новых квот и поблажек – как во времена до Великой Засухи – лишь укрепляли позиции нацистов в обществе.

Пока Тревор просматривал документы на своем планшете, к его машине подошел невысокий, аккуратно одетый немолодой мужчина, и аккуратно постучал в окно со стороны пассажирской двери. Тревор не глядя снял блокировку и мужчина, не спеша, подбирая полы светлого плаща, уселся на сиденье рядом с полицейским.

— Здравствуй, Тревор, — мужчина протянул руку.

— Здравствуй, Эдвард, — ответил тот крепким рукопожатием.

Время не пощадило Эдварда так же, как и Тревора, правда, в отличие от полицейского, старый нацист вел вполне здоровый и спокойный образ жизни.

— Как жена? Дети? – Продолжил Тревор.

— Да неплохо.

— Я уж думал, придется куда-то ехать.

— Ну, знаешь, время сейчас неспокойное, особенно после этой стрельбы у HyperColonic. Так что мне было проще явиться самому, — ответил Эдвард.

Тревор только усмехнулся. Он повидал достаточно много дел, фигурантами которого были правые ультрас для того, чтобы принимать на веру слова Эдварда. Мужчина также был в курсе осведомленности старого полицейского о собственной осведомленности, и сейчас они, по сути, просто выполняли ритуальный танец, который больше был похож на танец «вокруг счета» на свидании вслепую.

— Я вот что хотел узнать, — начал Тревор, — как там дела в ваших арсеналах?

— Каких арсеналах? – Искреннее удивился Эдвард. – Мое движение – исключительно социально-политическое, мы ведем свою борьбу только законными ме…

— Эдвард… — многозначительно перебил его Тревор, — давай облегчим друг другу жизнь. Запись не ведется, ты же меня знаешь. Рано или поздно ребята из разведки нагрянут во все ваши схроны, ты это понимаешь?

Эдвард в ответ промолчал, задумчиво покрутил огромную серебряную печатку на среднем пальце левой руки, после чего ответил:

— Что я получу взамен?

— Что все вы получите взамен, — поправил его Тревор.

— Все?

— Да, все правые.

— И что же это?

— Вас будут прессовать чуть меньше. Во всяком случае, мое отделение в этом участвовать не будет.

По лицу Эдварда было видно, что он разочарован.

— Я ожидал от этого разговора большего.

— Не сомневаюсь, Эдвард, но я уверен, что ты смотрел новости. И если бы не я – вас бы уже выпотрошили и высушили, а тех, до кого не дотянулись бы спецслужбы, вешали бы на фонарных столбах жители Нового Вашингтона.

В машине повисла тишина.

— Все что мне нужно, — продолжил Тревор, — это узнать, не продавали ли вы кому-нибудь боевую броню. Достаточно богатому, чтобы ее купить и, при этом, достаточно незнакомому, чтобы ты мне о нем рассказал.

У человека, который никогда не встречался с Эдвардом, могло возникнуть ощущение, что он вовсе не слушает Тревора. Однако старый полицейский знал, что сейчас этот представитель верхушки ультраправых взвешивает все «за» и «против».

— Тревор… — Начал Эдвард, подбирая каждое слово. – Пойми, то, что произошло на площади – удар по нашей репутации. Мы уже достаточно долгое время действуем только легальными методами. Мы боремся с наркомафией наравне с властями, только своими методами. Наши люди избираются в конгресс, строят карьеру в крупных компаниях…

— Например, в HyperColonic, — поддакнул Тревор.

— В том числе, — согласился Эдвард. – Если бы мы были в курсе, чьих это рук дело, мы бы уже давно бросили их с мешками на голове и примотанными к груди клейкой лентой уликами на твой порог. Но мы не знаем. Только обрывочные данные. Куски. Лоскуты.

Тревор был огорчен. Он крайне надеялся на то, что ультрас смогут ему что-нибудь рассказать. Он прекрасно понимал, что им нет никакого резона покрывать террористов, кем бы они ни были. Только если это не их – правых — рук дело.

— Ты же понимаешь, на какие мысли это наталкивает?

— Но и ты понимаешь, что это не мы? – Парировал Эдвард.

— А факты говорят другое.

— Да? И что же? – В голосе Эдварда послышались саркастические нотки, что мгновенно вывело Тревора из себя.

— Что же? А ты послушай. Вы – самая милитаризированная организация на континенте. Каждый мужчина правых взглядов считает своим долгом отслужить в армии, значительная часть – остается там на контракте. У вас, горстки людей, на руках больше стрелкового оружия, чем у половины населения страны. И ты пытаешься сейчас мне рассказать, что у вас нет боевой брони, «ищеек», гранатометов и автоматических винтовок? Эдвард, это звучит жалко даже в этой машине, не то, что на допросе или в здании суда.

— Я не говорил, что у нас нет оружия и костюмов, — голос Эдварда звенел, — я сказал, что это не наших рук дело. И мы не знаем чьих.

А вот это уже было любопытно.

— И давно на ваших складах проводилась ревизия?

По взгляду Эдварда можно было понять, что задавать настолько тупые вопросы Тревору не стоит.

— То есть вы не продавали, не теряли и не дарили никому часть своего арсенала? – На всякий случай уточнил полицейский.

— Я перепроверю, — Эдвард пошел на уступку. Тревор знал, что он человек слова, пусть и правая мразь, и на самом деле перепроверил арсенал правых.

— Был бы благодарен.

На этом разговор был окончен. Не прощаясь, Эдвард просто вышел из машины и, отойдя метров на пятьдесят, сел в подъехавшее будто бы из ниоткуда роботакси. Тревор же остался наедине со своими мыслями.

Выудить хоть что-то полезное из Эдварда не удалось, но то, что этот человек удостоил его – Тревора – личной аудиенции, пусть и на такой своеобразной территории, говорило о том, что правые хотят сотрудничать. Только, как это обычно бывает, на своих условиях.

Мужчина понимал, что лишний раз не стоит нервировать обитателей этого района – вся эта мишура с политикой, выборами и карьеристами на местах не отменяла факт того, что борцы за чистоту белой крови охраняли свою территорию, будто стая волков – и отправился восвояси. Пока бортовой компьютер вел машину в сторону квартиры Тревора, он в сотый раз перебирал документы. Отчеты с места происшествия, записи камер, результаты допросов. В первый же день он выдвинул предположение, что это дело рук «зеленых». Предположение было безумным и как только спецслужбы вместе с полицией чуть копнули в эту сторону, стало понятно, что Тревор ошибся. Прав же он оказался в том, что ультрас были не при чем: большинство жертв – белые. При этом часть из них была или членами новой партии правых «Достоинство», либо же сочувствовала ей. Не вязалось. Современные нацисты очень бережно относились к своим сторонникам, работая чуть ли не индивидуально. Конечно, и на улице утрас были «дождливые дни» — когда какой-нибудь черный торчок нападал с ножом на прохожих в попытке наскрести на дозу «пыли», но не так часто, как хотелось бы самим правым.

На секунду Тревор представил, как Эдвард лично подкупает цветных наркоманов подсаживает их еще плотнее, а после заставляет бросаться на прохожих, но быстро избавился от этой фантазии.

Не время фантазировать.

Хоть первичное расследование по линии «зеленых» показало их кристальную чистоту, один-единственный факт не давал Тревору покоя: нападение произошло в единственный день, когда не проводится митинг у подножья башни. К слову, терзало это не только старого полицейского. Мнение Тревора разделяли в высших эшелонах полиции и даже, насколько он слышал, в контрразведке. Но «зеленые» были чисты. Настолько чисты, что даже смотреть было больно.

На следующий день Тревор опять разбирал документы и отчеты, пытаясь найти конец той веревочки, потянув за которую, он сможет распутать это дело. Перед глазами мелькали файлы, стенограммы, отчеты. Все это крайне утомляло мужчину. Он привык действовать, а не протирать штаны в офисе. Вот, очередной отчет комиссии о действиях патрульной службы. Полиция сумела частично восстановить маршрут террориста – впервые камеры засекли его за восемь кварталов от башни HyperColonic. Каких-либо причин сканировать его не было, вел он себя нормально. Но Тревор то знал, что патрульным было достаточно взглянуть на парня в балахоне и с сумкой в руках, чтобы «просветить» его. Просто так, на всяких случай.

— Ну вот, опять – это Донни, молодой, вечно всем недовольный патрульный (а по мнению Тревора еще и лентяй) чем-то опять возмущался стоя неподалеку от его стола. – Сколько можно?

Тревор не прислушивался, но все равно его мозг улавливал все, что происходило в помещении. Он уже потянулся за гарнитурой, чтобы отвлечь себя очередным прослушиванием стенограммы какого-нибудь допроса, но Донни продолжил:

— Только же недавно меняли! И вот опять я на окраине! Да ладно!

— Повтори? – Сказал Тревор.

— Простите, сэр, что? – Донни был похож на уродливую рыбу и дико раздражал старого полицейского, но Тревор совладал с эмоциями.

— Я сказал, повтори, о чем ты там стонал, — Тревор говорил спокойно, будто боясь спугнуть какую-то идею. Он и сам не знал, что так заинтересовало его в нытье Донни, но его чутье прямо верещало о том, что это может быть полезно.

— Я говорю, опять маршрут изменили. Я только привык к своему району, и вот – опять.

— А когда его меняли?

— Да месяца три назад. Парни говорят, что по полгода, а иногда и по восемь месяцев на одном участке сидят, а тут какая-то чехарда. – Донни был похож на большую капризную девочку в форме, но Тревор отогнал эту фантазию. – Меня вернули на старый участок, а там одни заводы, даже кофе выпить негде и…

— Вали отсюда, — отрезал Тревор и уставился в свой планшет над чем-то размышляя.

Расписание патрулей. Почему патрульные не видели террориста? А может потому что они не могли его видеть?

От собственной догадки Тревору стало нехорошо. Он сходил, налил себе кофе из автомата, перекурил, после чего вернулся к работе.

Так, поднять расписания патрулей за последние пять лет. Проверить частоту изменений. Благо, вся эта информация находилась в открытом доступе на служебном сервере, а уровень учетной записи Тревора был достаточен для того, чтобы ознакомиться с этими документами. И тем больше Тревор вникал в, казалось, банальную канцелярию, тем дурнее ему становилось.

***
Старший инспектор Лилиан Кларк писала очередной отчет. За восемь лет службы в ОВР она привыкла к этой волоките и в чем-то она ей даже нравилось. Было намного спокойнее излагать все в виде текста на экране, чем лично общаться с прошлыми коллегами, вороша их грязное белье.

Она была ничем особо не примечательна. Немного за сорок, среднего роста, каштановые волосы, короткая, под мальчика, стрижка, которая требовала намного меньше времени на уход и укладку. Лилиан была хорошим полицейским и почти отличным инспектором ОВР. Первое время ей было тяжело, но она никогда не страдала особой принципиальностью. Кто-то должен был делать эту работу.

Распорядок дня инспектора был прост. По будням она работала, в офисе или на месте – в отделении подследственного, посещая вечерами полицейский бассейн. По выходным ходила на выставки, гуляла в парке. Она пыталась когда-то наладить свою личную жизнь, но когда ей стукнуло тридцать шесть, приняла решение – будь что будет. И погрузилась в работу. Она никогда особо не страдала от одиночества, а нахождение в мужском коллективе не давало заскучать. Всегда можно было найти, с кем выпить, а если хотелось близости – то можно было сходить в бар и одной. Конечно, угощали ее уже не так часто, как лет десять назад, но найти партнера на одну ночь никогда не было для нее проблемой.

Из серьезных перемен в жизни Лилиан можно было бы выделить недавнюю запись на кулинарные курсы: еда в кафе и ресторанах порядком приелась и женщина приняла решение все же научиться готовить что-нибудь по-настоящему вкусное. При этом готовка ее успокаивала, как и любая полумеханическая деятельность.

По жизни она была крепким середняком, а из ее главных достоинств коллеги называли педантичность. Люди говорят о таких как Лилиан «на своем месте» или «в мире с самой собой», что было недалеко от истины.

Вот и сейчас старший инспектор пребывала в состоянии душевного равновесия, занимаясь отчетами. Она уже почти закончила, когда в ее дверь постучали.

Это было немного непривычно. Обычно они с коллегами и начальством поддерживали связь через сообщения на гарнитуре, которую Лилиан снимала, только когда ложилась спать. Тут же кто-то решил потревожить ее лично.

— Войдите, — громко и четко сказала женщина.

Дверь приоткрылась, и на пороге появился мужчина лет шестидесяти, в гражданской одежде и с полицейским планшетом в руках.

— Чем обязана? – Лилиан не любила, когда ее отвлекают от отчетов.

— Здравствуйте, — резковато ответил незнакомец, уже находясь на полпути к ее столу, до которого было добрых шагов пять-шесть, — Тревор Уорд, следователь.

Мужчина протянул руку, которую Лилиан автоматически пожала.

— Лилиан Кларк.

— Да, на двери прочитал.

— Простите?

— У вас на двери табличка с именем и должностью, старший инспектор Кларк.

Она не могла понять, раздражает ее этот мужчина, или уже бесит. Скорее – бесит.

— Что вам нужно, мистер Уорд?

— Можно просто Тревор, — отмахнулся мужчина. – Я к вам по рабочему вопросу. Я слышал, вас привлекали к работе над делом о нападении у башни HyperColonic.

Лилиан с содроганием вспомнила первую неделю после теракта. На ушах стояли все.

— Да, привлекали, — подтвердила женщина. Она проводила стандартный опрос полицейских, которые работали в тот день в районе башни. Ничего особенного. – Что-то не так?
— У меня для вас кое-что есть. – Тревор протянул ей свой планшет. – Это расписание патрулей в центре города за последние пять лет. Я свел его в одну таблицу. Видите что-то необычное?

Лилиан пробежалась глазами по таблице. Она была раздражена, но отложила беседу «по душам» между ней и руководством этого Тревора Уорда на потом.

Чем дальше она читала, тем неспокойней ей становилось.

— Тут сокращается цикл, в последние два года.

— Именно.

— И что вы хотите мне этим сказать? Что кто-то в канцелярии плохо выполняет свою работу?

— Этого тут нет, — начал мужчина, — но если сопоставить графики, то…

— Давайте ближе к делу, — перебила его Лилиан, — у меня много работы.

Она увидела, как Уорд сделал над собой усилие, чтобы не нахамить ей в ответ. Это далось ему настолько тяжело, что у следователя даже вздулась вена на лбу.

— Если ближе к делу, то последние полгода кто-то тасовал смены по всему городу так, чтобы в день нападения наш террорист с площади не попался на глаза ни одному патрулю за восемь, а возможно и больше кварталов.

Лилиан очень внимательно посмотрела на Тревора.

— Кто еще в курсе?

— Мэм, я профессионал.

— Кому еще вы это показывали, следователь Уорд?

— Только вам, ясное дело. Поэтому я здесь. – Резко ответил мужчина.

Сейчас, держа в руках планшет следователя, Лилиан казалось, что у нее в руках граната с вырванной чекой.

В структуре полиции города была огромная, жирная крыса, которая помогла террористу.

«Нет», — мысленно поправила себя Лилиан, — «в полиции Нового Вашингтона разместилось целое крысиное гнездо. Причем на всех уровнях».

— Назовите номер вашего отделения, — сказала она вслух, — я оповещу ваше руководство. На время внутреннего расследования вы подчиняетесь ОВР.

Тревор знал, что войдя в этот кабинет и передав этой женщине планшет, он остался без своей «семьи». Пока они не найдут крыс, он в состоянии войны со всей полицией Нового Вашингтона.

Глава 10

Когда речь заходит о тайных совещаниях, на ум приходит комната, увязшая в полумраке, неверный свет пары ламп, а то и факелы, маски у присутствующих ради того, чтобы сохранить анонимность. Подобные представления устраивались для рядовых адептов Братства Земли, но не для тех, кто руководил ими на самом верху иерархической пирамиды.

Трое мужчин уютно расположились в VIP-зале одного из элитных ресторанов Нового Вашингтона, который находился на верхнем этаже одного из небоскребов делового центра города. С высоты посетителям открывался восхитительный вид на ночную столицу, а кухня в заведении была выше всяких похвал. VIP-зал был невелик: не больше полутора десятков посадочных мест и возможность забронировать его целиком для приватных встреч. Немаловажно было и наличие сразу двух запасных выходов, которые позволяли посещать его практически инкогнито.

— Ну и как продвигается агитация? – Вопрос задал дородный бородатый мужчина средних лет, отправляя в рот очередной кусок стейка. Веса в нем было не меньше полутора центнеров. Его огромный живот переваливался через ремень, а пуговицы на дорогой, ручной работы рубашке, казалось, вот-вот выстрелят в глаз собеседнику.
— Неплохо. – Его собеседник был полной противоположностью. Стройный, даже, скорее, сухощавый. Голова его была похожа на шар предсказателя с фермерской ярмарки: практически идеальной формы череп, обтянутый блестящей в свете ламп кожей.

— Ты всегда говоришь «неплохо», — встрял в беседу третий участник их небольшой встречи, чей китель небрежно висел на спинке стула. Седина уже пробивалась в его короткой стрижке, что, однако, не вязалось с достаточно молодым, гладковыбритым лицом.

— А почему не говорить, если так и есть? – Возразил Лысый. – Ячейки растут, их вера и убеждения крепнут, что мы не так давно наглядно продемонстрировали. Меня больше волнует финансовая сторона вопроса. Мы потянем такие расходы?

— Потянем, — ответил Толстяк, отправляя в рот очередной кусок сочной говядины. – Наши инвесторы пока довольны. Акции HyperColonic чуть качнулись на рынке, плюс удалось переманить некоторое число ценных специалистов. Правда, эти были немного неврастениками. Но все равно хорошо.

— А я был против, — ответил мужчина с кителем. – Такие демонстрации никуда нас не приведут. Я понимаю, что смертниками сложно управлять, но давайте уже как-то корректировать их агрессию. Что скажешь? – Он обратился к Лысому.

— Ну, я работаю над этим. Но ты же понимаешь этих сектантов, — тот отхлебнул воды из стакана, — большинство из них – слабаки. Их легко заманить, но сложно добиться чего-то дельного.

— Ты у нас мастер лепки, это да, — заметил Китель.

— Господа. – Слово взял толстяк. – Я считаю, что мы выдержали достаточную паузу. Наши инвесторы требуют продолжения.

— Пусть наберутся терпения, — фыркнул лысый. – Иногда я чувствую себя малышом Давидом, который вышел против Голиафа.

— HyperColonic скорее колосс на глиняных ногах, чем Голиаф, — возразил Толстяк.

— Да, я согласен, — поддержал того Китель. – Площадь была лишь первой демонстрацией силы. Когда мы начнем полноценную охоту на их сотрудников, этот колосс рухнет.

— Если мы продолжим и дальше давить только HyperColonic, то они станут мучениками. Нам нужно как-то распределить наши усилия, — заметил Лысый.

Все трое умолкли, что-то обдумывая.

— Когда у HyperColonic намечена презентация «Джеймса Харриса»? Я имею ввиду, для широкой общественности. – Спросил Лысый у Тостяка.

— В начале девятого года, если наша информация верна. К этому моменту они частично подготовят экипаж и объявят конкурс о наборе в колонисты.

— Значит, в этот момент надо вбросить информацию о судьбе «Колумба». Эти умники считают, что отжирать на свой проект семь процентов мирового ВВП – это нормально, то они ошибаются. С этим пора кончать, — предложил лысый. – Тогда же в дело вступит Братство. А нам останется только подхватить всю эту ситуацию и свести все к тому, что проекты HyperColonic – лишь безумная затея кучки стариков из совета директоров корпорации.

— Если Братство не раскроют раньше времени, — поправил собеседника Китель.

— Что ты имеешь в виду? – спросил Толстяк.

— Мне поступали тревожные сигналы в последние дни. Какая-то возня в столичном ОВР.

— Так разберись, — сказал толстяк. – Мне казалось, что у нас все под контролем.

— Оно и под контролем. Кто будет перечить разведке? – Огрызнулся Китель.

— Господа, спокойнее, — попытался разнять своих товарищей Лысый. – насколько я знаю структуру ОВР, там каждый инспектор – сам себе боевая единица. Максимум, что нам грозит – любопытный нос одного из них. А уж схватить этот нос – дело техники. Согласны?

Китель и Толстяк умолкли, обдумывая слова Лысого.

— Но очернить грядущий набор в колонисты придется, — сказал Толстяк.

— Мы привлечем СМИ, в чем проблема? – Лысый был крайне спокоен и в полной мере наслаждался ужином. – Пара сенсационных заявлений, агитация от «зеленых», еще пара-тройка атак Братства.

— На кого же? – Спросил Китель.

— Да на кого угодно. Обвиним во всем HyperColonic.

— И как же? – Толстяк был заинтригован.

— Сделаем так, будто бы они сами пытались отвести от себя подозрения. Кстати, предлагаю новости о «Колумбе» попридержать. Я знаю, что сейчас один из добывающих судов корпорации имитирует сигнал его телеметрии. Во время очередного отчета о великой миссии «Колумба» поймаем их за руку.

— Мне нравится. Стоит подумать над этим, — сказал Толстяк. – При этом не стоит отказываться и от ближайших мероприятий. Давайте доведем уже текущий этап до конца.

Его собеседники согласно кивнули.

— Кстати, сейчас нам принесут десерт, — радостно добавил Толстяк.

***

Последний месяц выдался для Вильгельма Ренненкампфа непростым. Тед и еще несколько членов его команды отправились в тренировочные лагери, когда как сам руководитель отдела проектирования остался на месте – разгребать дела.

До планового пуска «Харриса» оставалось больше года, но Вильгельму казалось, что он никогда не успеет сделать все необходимое. В первую очередь – передать бразды правления преемнику, которого еще надо было выбрать. «Джеймс Харрис» был только первым из минимум трех кораблей класса «Рубеж», которые отправятся к Атланту-4 в ближайшие пятьдесят-семьдесят лет. Конечно, компания могла бы построить их быстрее, но где найти столько специалистов, которые отправятся в один конец? Людской ресурс тоже ограничен. HyperColonic очень помогали правительства на местах, которые давали свободу действий его родной компании в обмен на многочисленные рабочие места как на Земле, так и за ее пределами, но заставлять специалистов чаще рождаться правительства не могли.

На секунду Вильгельм задумался, как много людей работает над тем, чтобы человечество жило за пределами Солнечной Системы. HyperColonic и другие компании их конгломерата, фактически, оккупировали рынок труда планеты, перетягивая к себе лучших из лучших: кого-то — заоблачными зарплатами, кого-то – приоритетом в очереди на место в корабле для работника или его наследников. Последние, кстати, добровольно позволяли удерживать от 5% до 30%, а иногда и 50% своего заработка. Ренненкампф помнил тот год, когда кто-то из финансового департамента предложил подобный способ монетизации их колониальных кораблей, какие жаркие споры вокруг него велись. Однако риск окупился: желающих покинуть агонизирующую планету, да и просто романтиков, оказалось куда больше, чем считали скептики.

В полный рост HyperColonic не заявляла, что ее цель – покинуть Землю. Скорее – обеспечить плацдармы, на которые можно будет перебраться в случае крайней необходимости. Ну, так это видели в обществе. Ренненкампф понимал, что погрузить больше 11 миллиардов населения в криокапсулы и отправиться в новый мир физически невозможно. А вот полмиллиарда… В теории… Это сейчас, с классом судов «Рубеж» они чуть было не сломали голову, как уместить максимальное количество колонистов и снабдить их всей необходимой техникой, запчастями и припасами, чтобы они могли выжить в новом мире, не скатившись при этом в средневековье. Конечно, на бумаге у них было почти 1,4 млрд кубометров пространства внутри обитаемого цилиндра, но почти 30% этого объема сожрали коммуникации, перекрытия и вообще организация палуб. Конечно, они смогли сэкономить материалы и пространство за счет гигантских ангаров, в которых разместилась техника, аппаратура и припасы. Вполне вероятно, при «заправке» корабля грузом придется вспомнить приемы старой школы: в XX и XXI столетии все полезное пространство ракет-носителей забивали полезной нагрузкой, а иногда и рассовывали мелочи в любые доступные полости и щели, если требовалось протащить на орбиту «контрабанду». Но это когда каждый кубический сантиметр на счету. Сейчас орбитальные и, тем более, суборбитальные полеты стали обыденностью. Человечество взяло новую высоту. С массовым исходом с планеты же все проще: строишь огромный космический холодильник и летишь туда, где сумели закрепиться колонисты. Правда, как первооткрыватели и вновь прибывшие будут уживаться между собой – большой вопрос, но Вильгельм надеялся банально не дожить до подобного момента. Вечная жизнь его никогда не привлекала. С другой стороны, он мог быть слишком молод для того, чтобы прельститься благами вечного существования: благодаря клеточной регенерации и омоложению он в свои почти сто лет так и не познал «прелестей» старости. Все еще впереди.

За подобными размышлениями он закончил работу и засобирался домой. Кое-где на этаже еще светились экраны рабочих станций и планшетов, чьи хозяева предпочитали работать в вечерней тишине, а после отсыпаться до полудня, но у него, как у начальника, выбора не было. «Время обязательного присутствия» — понятие, изобретенное еще лет четыреста назад, все еще было актуально. Работать удаленно же Ренненкампф себе позволить не мог, и не потому, что это было неудобно, просто суть человеческой психики такова, что многие вопросы намного проще решить лично, с глазу на глаз. К тому же, и Вильгельм это знал, его внешность действовала на условно «слабых» людей гипнотизирующе. Было что-то в его манерах, голосе, движениях, что подчиняло их его воле. Наверное, именно поэтому его когда-то продвинули на эту должность, хотя в то время как и сейчас, в компании хватало более талантливых инженеров.

«Талант – лишь половина успеха», — подумал про себя Вильгельм. – «Другая половина – тяжкий ежедневный труд и борьба с самим собой».

— Стью! – Вильгельм окликнул одного из своих инженеров, который как раз проходил мимо. – Сколько там еще народа осталось?

— На этаже? – Уточнил подчиненный. – Со мной человек пять-шесть. А что?

— Да так, — отмахнулся Ренненкампф, — хочу уточнить, сколько у меня тут сегодня совят.

Пока он шел к лифту, с ним попрощалось еще несколько сотрудников. Остальные были слишком увлечены работой для того, чтобы обращать на Вильгельма внимание. Оно и правильно, если работник замирает в ужасе при виде начальства, бросая все свои дела, то что-то идет определенно не так, как должно.

Вечерний город встретил его дождем. Бессрочный пикет у подножья офисной башни уже по чуть-чуть рассасывался и Вильгельм планировал проскочить мимо незамеченным, как тут на него обратила внимание их «заводила», как про себя называл Ренненкампф девушку с портативным громкоговорителем на шее.

— Эй, смотрите кто явился! – Закричала она на всю площадь. – Это же Вильгельм Ренненкампф! Конструктор этого куска металла, что болтается на орбите!

Вильгельм видел, что девушка сама себя раззадоривала, чтобы ее запал перекинулся и на прочих митингующих. Про себя он отметил, что в большинстве своем пикет, как и всегда, состоял из молодых людей от шестнадцати до тридцати лет, не более. У многих – проблемы с лишним весом от неправильного питания, другие же выглядели болезненно худыми, видимо, из-за вегетарианства или сыроедения. Некоторые лица Вильгельм даже узнавал и на секунду в его голове пронесся немой вопрос «а за что они живут, если постоянно ошиваются вокруг башни?», но быстро отмел эту мысль. Потому что девица с мегафоном перешла в полноценное наступление. Она, поправляя на ходу свой шарф грубой вязки уже была на полпути к Вильгельму, а ее «паства» покорно тянулась следом.

— Ну как тебе убивать природу, а? – Прокричала она ему уже прямо в лицо, а динамик громкоговорителя разнес это заявление по всей улице. – Каково быть тем, кто уничтожает родной мир, Ренненкампф?!

Конечно, Вильгельм мог бы сделать несколько шагов назад, оказаться чуть ближе к входу, а там на угрозу для сотрудника среагировали бы охранники и пара андроидов. Но он слишком устал для подобных маневров и решил, что прорвется через пикет сам. Главное – дойти до угла улицы, сесть в любую машину, а после, как отъедет немного, уже вызвать роботакси повышенной комфортности, на котором он предпочитал возвращаться домой. Выходило дороже, но Вильгельм мог с легкостью себе позволить колесить по улицам Нового Вашингтона на подобных машинах хоть целыми днями.

— Милочка, отстаньте от меня, — Вильгельм решил не вступать в полемику с сумасшедшей активисткой, которая отказывалась признавать, что колонизация других миров – это венец всего человеческого знания и развития. Она вообще казалась Ренненкампфу настолько тупой и ограниченной, что любая беседа с ней, как с равной, выглядела для него интеллектуальным избиением ребенка.

— Я тебе не милочка, — заверещала активистка. – Предатель! Ты предаешь Землю и все человечество! Ты продался корпорации! Позор! Позор!

Следом за ней «позор» сначала лениво, а потом все активнее и активнее начали скандировать и другие участники пикета. Вильгельм лишь чуть раздраженно передернул плечами, обогнул девицу слева и двинулся в сторону дороги, к парковке роботакси. Активисты остались на своем месте, продолжая скандировать «позор», но их запал уже иссякал. Создавалось впечатление, что концентрации им хватает только на то, чтобы не разойтись в разные стороны, да иногда что-нибудь покричать.

Уже внутри машины Вильгельм чуть расслабился и установил точку прибытия на ближайшую парковку машин. Там он возьмет транспортное средство, соответствующее его статусу и поедет домой, лениво потягивая прохладительные напитки из минибара в салоне. Через три минуты они вырулили на парковку, Ренненкампф убедился, что за поездку с его счета были списаны деньги (в обычных машинах система биометрической идентификации по лицу и глазам иногда барахлила) и вылез наружу. На ближайшем терминале он заказал нужную ему машину и принялся ждать. Через пять минут он, с баночкой газировки в руках, будет наслаждаться поездкой на скорости сто пятьдесят километров в час.

Сама парковка расположилась чуть в стороне от офисов, на побочной улице, между каким-то приличным кафе и забегаловкой, где клерки могли взять себе стакан свежего кофе и пончик перекусить перед работой. Время было позднее, людей немного. Вильгельм лениво рассматривал прохожих, иногда поглядывая на дорогу в надежде, что машина приедет раньше срока.

«Ага, уже», — подумал Вильгельм. – «Они же не летают, право-слово».

Технически, можно было построить и летающие автомобили, но уж слишком много вопросов вызывала аэродинамика, техника безопасности и посадочные площадки, которые бы выдерживали реактивную струю из дюз. Некоторым фантазиям не суждено сбыться, да и ездить, а не лететь в нескольких десятках метров над землей, было как-то спокойнее.

Вильгельму показалось, что он уже видит свет знакомых ему фар в конце улицы. В этот момент он ощутил три сильных толчка в спину, сопровождаемые глухими хлопками. Он так и не понял, что произошло, только почувствовал непонятную боль, а вслед за ней огромную слабость. Через секунду он начал заваливаться на бок и упал на тротуар не в силах пошевелиться.

Проходящий мимо, ничем не примечательный молодой человек бейсболке и с рюкзаком за спиной спешно бросил рядом с телом инженера пистолет, после чего свернул в ближайший переулок.

Хоть его еще немного трясло, но он выполнил задание Братства. И торопился отчитаться об этом.