Редакции Хабра удалось побеседовать с представителями российского проекта Vert Dider — главным редактором Еленой Смотровой и координатором переводчиков и редакторов Алексеем Маловым. Мы обсудили не только развитие Vert Dider, но и общий взгляд на положение научной популяризации в России, проблему качества публикуемых материалов, монетизации и не только.
Vert Dider известен своими переводами и озвучкой зарубежных научно-популярных видео. Он был создан в 2013 году Ильёй Абиловым, который и озвучивал первые опубликованные ролики. С 2015 года проект занимается переводом и озвучкой лекций Нобелевского лауреата по физике Ричарда Фейнмана, с 2016 года начал работу над курсом американского нейроэндокринолога Роберта Сапольски «Биология поведения человека» и закончил её к 2019 году. Сейчас на счету студии сотни переведённых видеороликов, в том числе интервью, научно-популярные видео и лекции.
Как вы попали в Vert Dider? До этого вы участвовали в иных научно-популярных проектах?
Елена Смотрова: До Vert Dider я не имела никакого отношения к научно-популярным проектам. Мне написали по рекомендации, когда искали редакторов. Присоединилась к студии я без особенного энтузиазма. На тот момент всё, что было у Vert Dider — это несколько видео и много неопределённости, не верилось, что проект проживет так долго и настолько разрастётся. Но мне было интересно попробовать: во-первых, я на тот момент ни разу не работала над переводом видео, во-вторых, научно-популярные материалы позволяли резко переключиться с привычных и уже поднадоевших жанров на что-то новое. В общем, я решила, что соглашусь переводить и редактировать, а если захочу уйти, то, собственно, кто меня остановит? Отдала первый перевод уже, получается, больше восьми лет назад. До сих пор ухожу из студии, но, как понимаете, не очень эффективно.
Алексей Малов: Научпопом не занимался, но очень активно смотрел разное на YouTube — дебаты, лекции, научно-популярные видео, всё на английском. Думал: «Вау, как круто, сколько информации в открытом доступе, было бы здорово переводить такое». Где-то год только думал, и тут в рекомендациях стали попадаться видео каналов, которые я смотрел, в переводе Vert Dider. Первая мысль была: «Вот же нехорошие люди, моя идея была!» Решил узнать, кто такие. Нашел группу в VK, а там объявление: «Ищем переводчиков». Я тогда был на первом году аспирантуры, думал, что времени свободного много, почему бы не попробовать, раз ребята занимаются тем, что хотел делать я. Начал активно переводить — мне очень понравилось, — общался во всех рабочих чатах, постоянно предлагал что-нибудь для улучшения проекта, и года через два стал одним из координаторов.
Насколько ваши представления о популяризации науки отличались до и после попадания в проект?
Елена Смотрова: До проекта примерно никакого представления и не было. Знала, что в физике наверняка есть что-то интересное, почитывала иногда что-то образовательное. В студию попала, когда многие из ныне популярных проектов только зарождались. После первых видео поняла, что мне не хватает слов — терминов, специальной лексики, всяких мелочей, которые помогают объемно «рисовать» ту картинку и прописывать те объяснения, которые есть в оригинале. Начала сама ходить на открытые лекции, читать тематические издания — добирать русский. Тогда, по большому счёту, и сформировалось какое-то представление. Сейчас хочется более неожиданных интересов со стороны публики, потому что иначе исследователям нет никакого смысла рассказывать про какой-нибудь очень редкий камень или невероятно интересный коготок у во-о-о-он той серенькой птички.
Алексей Малов: До — научпоп был чем-то исключительно прекрасным, даже в какой-то мере чудесным. Это же можно столько всего узнать о мире, не поступая в вуз, не просиживая месяцами над учебниками. Популяризаторы, вне зависимости от их реальной близости к науке, казались чуть ли не гениями, невероятно умными людьми. Погрузившись в тему… стал смотреть на мир более реалистично. Это ни в коем случае не разочарование, наверное, даже наоборот — мир науки и научпопа стал близким, реальным, вполне настоящим, обыденным, человечным и прагматичным. Оказалось, что там такие же люди, как и все, которые просто решили посвятить свое время и силы чему-то околонаучному. Они тоже делают ошибки, бывают неправы и оказываются очень разными, во многом обычными людьми. С одной стороны, это немного спускает с небес на землю, с другой — делает науку ближе.
Вы сотрудничаете с другими научно-популярными проектами и блогерами?
Алексей Малов: Смотря что считать сотрудничеством. Иногда обмениваемся репостами, если видео кажется нам стоящим. Периодически привлекаем кого-нибудь для научной редактуры — проверить, что в переводе ничего по научной части не напутали. С видео по физике и математике несколько раз помогал Макар Светлый, по астрономии — популяризатор Игорь Тирский и его коллеги из проекта «Открытый космос». Один из наших подписчиков на Patreon, Михаил — самый настоящий физик, исследует космические лучи в лаборатории во Франции. Он также активно помогает с научной редактурой, а мы поддержали его небольшой научно-популярный проект — карты, посвященные физике. Но проект был на английском, а сейчас подумываем сделать то же самое на русском.
Как вы считаете, какие первостепенные задачи стоят перед российскими популяризаторами? Какие темы особенно болезненны и востребованы?
Елена Смотрова: Мы всё же переводчики, а не популяризаторы, поэтому мне бы не хотелось навязывать им задачи. Если говорить про востребованные темы, мне кажется, можно перечислять практически всё, что касается человека как живого существа, в широком смысле: медицина, психология, экология и так далее. И это, пожалуй, те самые темы, в которых аккуратность нужна больше всего, потому что ошибки и заблуждения вполне могут навредить здоровью, как физическому, так и психическому, качеству жизни и взаимоотношениям с людьми. Одно дело — наслушаться россказней про то, что NASA всем про всё врёт, и совсем другое — по чьему-то недобросовестному, но якобы экспертному совету доводить себя до нервного срыва «позитивным мышлением» или лечить рак керосином.
За последние несколько лет заметен бум в научно-популярной блогосфере. Как думаете, с чем это связано?
Алексей Малов: Научились делать хорошо и интересно. Есть надежда, что народ устал от блогов ни о чём, захотел узнавать что-то про окружающий мир. Но в целом, думаю, это всё часть общей тенденции к популярности блогов и онлайн-контента. Может, и мы к этому руку приложили, переводя англоязычный научпоп, который старше нашего и, если так можно сказать, почище — приемы и форматы более отработанные, традиция переработки и донесения материала обтесалась и оформилась.
Вместе с научно-популярными блогерами появились и люди, критикующие их деятельность. Активистов обвиняют в безграмотности и обесценивании научного знания. Какова ваша позиция на этот счёт? На ваш взгляд, какие ошибки популяризаторов науки вызывают подобный негатив у публики?
Елена Смотрова: Главное — чтобы дискуссия не затухала. Когда популяризаторов много, у них есть возможность работать по-разному и на разную аудиторию. Благодаря этому люди даже с нулевыми знаниями (к этому отношу и вариант, когда, скажем, химию учили последний раз в школе 10-20-30 лет назад) могут начать потихоньку разбираться в теме, потом составить более полное представление, потом его расширить, потом углубить. А наслаивать новые знания поверх старых — это удобно. Если совсем никто не будет сильно упрощать научное знание, то наслаивать будет не на что, и мы вообще никогда не сможем говорить о научной грамотности. Можно, конечно, настаивать на том, что должны лучше учить в школах, но странно надеяться на то, что прилетит какой-нибудь супергерой, заставит переписать программы и наберёт исключительно выдающихся учителей. Мне кажется, более эффективно может сработать влияние сверстников, которые в чём-то разобрались (и теперь неуютно ничего про это не знать) и родителей, которые хотя бы смотрят научно-популярные ролики и решительно настроены дать ребенку хорошую базу благодаря школьным и внешкольным занятиям. Нужны и популяризаторы, и критики.
Куда страшнее, если критикуемых популяризаторов с научным бэкграундом не будет. Подозреваю, что их место быстро займут люди гораздо менее совестливые — думаю, мы все не раз такое видели. Если говорить про ошибки, сомневаюсь, что их избежал хотя бы один человек в мире. Когда источников информации много, а какая-то тема вам интересна, вы будете читать разные книги, слушать разных учёных и популяризаторов, понимать, где что не совпадает, и исправлять ошибки в понимании темы. Главное — не выбирать себе любимчика, а если уж выбирать, то не считать его непогрешимым. Ошибся — значит ошибся.
Алексей Малов: Из всей критики, наверное, самое оправданное — это указывать на ошибки и ожидать, что их исправят. Плохо, когда этого не происходит. Ещё периодически бывает, что те, кто занимаются популяризацией, хоть учёные, хоть нет, забывают о том, чему сами же учат, и высказываются на темы, в которых разбираются не очень хорошо. Они становятся источниками авторитетного личного мнения, а не профессионального. Но это во многом общечеловеческая проблема. Просто на учёных и популяризаторах, активно продвигающих научный подход и критическое мышление, это лучше заметно.
Как вы считаете, популяризировать науку должны исключительно специалисты (учёные, профессиональные журналисты, филологи и редакторы), или в наше время пригодится любая помощь?
Елена Смотрова: Здорово, что вы перечислили такой ряд специалистов. Мне кажется, в совместной работе учёных, журналистов и так далее и рождается по-настоящему хороший научпоп, если все они друг другу доверяют, понимают свою сферу ответственности и идут к одной цели. Не стоит думать, что есть какие-то суперлюди, которые умеют вообще всё. Но на каком-то уровне популяризации всех перечисленных может заменить один хороший преподаватель введения в дисциплину на первых курсах, который знает тему и умеет её объяснять пока ещё не очень осведомлённой публике. Но для сложных, спорных тем, где нужны глубокие знания, больше подойдет коллаборация, в которой каждый занимается своим делом.
В Сети бытует мнение, что Россия переживает тёмные времена — антипрививочники, стремительное распространение магического мышления, падение интереса к науке и не только. Vert Dider начинал в 2013 году. За эти восемь лет вы заметили ухудшение ситуации с образованием и интересом к науке в целом?
Алексей Малов: Думаю, сложно как-то объективно судить о росте или падении интереса к науке — есть ли у кого-нибудь надежные данные? У нас сейчас более миллиона подписчиков, 6 лет назад, когда создавался YouTube-канал, их не было. Какую роль тут играет интерес публики к науке, а какую — алгоритмы YouTube и банальное время — вряд ли возможно подсчитать.
Судя по тому, что происходит сейчас в мире, тёмные времена везде. Маргинальные группы антиваксеров, сторонников теорий заговора, плоской Земли и так далее были всегда. Стало ли их больше за последнее время, судить сложно, но они точно стали громче и заметнее. Но при этом гораздо чаще встречаются и те, кто с ними спорит, объясняет, в чем они не правы, борется с заблуждениями и мракобесием. Опять же, сложно сказать: это стало больше здравомыслящих людей или больше публичных споров?
Елена Смотрова: Про образование тоже не стала бы говорить однозначно. Не особенно понятно, как это измерить. Лично у меня есть ощущение, что у вчерашних школьников больше ценятся знания и владение информацией. Возможно, сказывается необходимость постоянно её фильтровать из-за переизбытка. Это внушает оптимизм. Может, конечно, я просто других редко встречаю.
Вы специализируетесь на переводе зарубежных научно-популярных материалов и, вероятно, просматриваете материалы отечественных проектов. Как часто российские популяризаторы ссылаются на зарубежные материалы? Встречаетесь с откровенным плагиатом?
Елена Смотрова: Несколько лет назад попадались видео с явной компиляцией двух-трёх зарубежных, их пересказывали подряд. Но вообще мне такое редко встречается среди научно-популярных каналов, которые можно назвать действительно научно-популярными. С этой точки зрения лучше всего смотреть полноценные лекции, интервью с учёными или тематические каналы, которые ведут специалисты.
Расскажите про монетизацию проекта — какие способы для вас приемлемы, а на какие не пойдете никогда?
Алексей Малов: Основное и самое честное, на наш взгляд, — поддержка подписчиков. Мы есть на Patreon и, в целом, принимаем пожертвования всеми доступными способами. Реклама — тоже нормальный способ, но с очень тщательным отбором. Если у нас что-то и появляется в соцсетях, то это обычно образовательные инициативы или какие-то бесплатные мероприятия. В самих видео мы ничего не рекламируем: видеоряд чужой, и разрешение на его использование чаще всего предполагает, что вставлять что-то своё мы не можем. С рекламы, которую крутит YouTube, прибыль получают правообладатели (с помощью системы Content ID). Так что для нас главное — поддержка наших подписчиков.
Елена Смотрова: На что никогда не пойдем, сложно сказать, потому что в голову не приходит каких-то странных способов монетизации. Ну, про рекламу могу добавить, наверное, что не публикуем и не намерены публиковать анонсы каких-нибудь форумов с сомнительными спикерами-мотиваторами и входным билетом за 50 тысяч. Или подозрительные сборы. Но, думаю, это и так понятно.
Можно ли нормально заработать на популяризации науки в России? Как с этим дела у ваших зарубежных коллег?
Елена Смотрова: Это лучше спросить у тех, кто непосредственно занимается популяризацией. Но если интересно про нас, то студия — всё ещё хобби с бонусами.
Алексей Малов: У зарубежных коллег всё напрямую зависит от популярности. Если говорить о блогерах, то многие отказываются от другой работы, только когда количество подписчиков переваливает за миллион или даже позднее. Всё-таки это ненадежный источник дохода, который зависит от алгоритмов и политики самой платформы. Если брать суперзвёзд вроде Докинза или Нила Тайсона — они уже давно зарабатывают на популяризации, но, в первую очередь, как спикеры и авторы книг. А Роберт Сапольски, например, всю жизнь преподает и только недавно закрыл свою лабораторию, то есть не уходил в популяризацию с головой.
Назовите три самых серьезных ошибки на пути развития проекта.
Елена Смотрова: Первая ошибка — условная, потому что мы продолжим её совершать, — это дробление тематики. Мы переводим видео на самые разные темы, но людям обычно хочется погрузиться во что-то одно, они приходят смотреть конкретную серию видео, а пёстрая коллекция всего остального интересует далеко не всех.
Вторая, пожалуй, — изначальные попытки слепить «универсального солдата», который мог бы переводить и редактировать, при этом разбираясь в какой-то научной сфере. Практика показала, что несколько этапов, каждым из которых занимается человек с соответствующими навыками и знаниями, гораздо надежнее. Поэтому сейчас видео проходит довольно длинный путь: перевод-редактура-научная редактура-озвучка-монтаж звука-монтаж видео-проверка видео-правки-перепроверка-релиз. Даже эта схема иногда дает сбои, но лучше пока всё равно ничего не сработало.
Третья ошибка состояла в том, что довольно долго нас больше интересовало количество подписчиков, а не «наша» аудитория. В итоге получилось очень разношерстное сообщество, а лояльное ядро довольно-таки маленькое.
Чего сейчас не хватает Vert Dider? Какие ближайшие планы развития?
Алексей Малов: Стабильности. В Vert Dider всем приходится жонглировать деятельностью в студии и «нормальной» работой, из-за этого не получается наладить стабильный поток переводов. К тому же мы зависим от чужого контента: когда видео выходит, какой оно длины, какой сложности — это каждый раз сюрпризы. Было бы здорово иметь возможность перевести часть людей на полный рабочий день, но пока не получается. В планах развития стабилизировать операционку, чтобы была возможность заниматься масштабными проектами, не опасаясь, что остальная работа встанет. Всерьёз взяться за интервью с зарубежными, а может и с нашими учеными.
Предлагали ли вам продать проект?
Алексей Малов: Продать группу в VK или канал — раз в месяц, регулярно. Но, скорее всего, это обычные мошенники. Серьёзных предложений, кажется, не поступало, да и не очень понятно, кому мы можем быть интересны именно как проект: размещать рекламу в видео нельзя, процесс перевода трудоемкий, превратить в прибыльный бизнес вряд ли получится…
Спасибо! И последний вопрос — как думаете (возможно, по обратной связи), сформировалось ли у вас уже ядро ЦА, которое считало бы вас первичным источником научных знаний? Люди, которые в попытках разобраться в тех или иных вещах идут не в википедию, а сразу на ваш канал?
Алексей Малов: Иногда кто-нибудь пишет: «О, как раз экзамен по этой теме сдаю», или «Вот только вчера про это искал», но не очень часто. Не думаю, что мы можем стать чьим-то первичным источником — во-первых, не очень удобно искать конкретную информацию — видео много, да и в разных роликах она может быть раскрыта по-разному. Для какого-то общего понимания — да, посмотреть несколько роликов может быть полезно. Думаю, лекции Роберта Сапольски стали для многих первичным источником информации по многим вопросам биологии поведения человека, опять же, скорее, как что-то фундаментальное, концептуальное.
