Что 50 нобелевских лауреатов думают о проблемах науки, университетов, мира – от популистской политики и мобильности исследователей до искусственного интеллекта и угроз человечеству
Думаю, что практически ни одна из проблем, которые я вижу сегодня, не беспокоила бы меня, если бы мы знали, как работать совместно и тщательно обдумывать проблемы вместе, рациональным способом, соединяющим страхи и нужды с рациональным пониманием мира.
Так сказал нобелевский лауреат Сол Перлмуттер на всемирном учёном саммите журнала Times Higher Education (THE), проводившемся в Калифорнийском университете в Беркли в сентябре 2016.
Однако профессор физики из Беркли не считает, что сегодняшние методы обучения и финансирования науки способствуют наилучшему раскрытию всех возможностей по решению проблем, поскольку исследователям дают недостаточно свободы. «Нельзя заказать технологический прорыв. Нужно позволить людям пробовать разные идеи, – сказал он. – Когда вы направляете очень умных людей на решение существующих проблем, они изобретают всякие штуки».
Касательно исследования расширения Вселенной, приведшего его к получению нобелевской премии по физике в 2011, Перлмуттеру кажется, что сегодня такого рода изыскания никто бы не финансировал. «Это было бы очень трудно обосновать в таком мире, в котором вы считаете каждую копейку и следите за тем, чтобы не тратить деньги».
Такие заявления нобелевского лауреата, конечно же, вызвали живое обсуждение. Но согласны ли с этим подходом к проблемам, с которыми сталкивается мир, наука и научные заведения, другие члены этого элитарного клуба? Чтобы это выяснить, журнал THE объединился с организаторами встреч нобелевских лауреатов в Линдау, и провёл среди них опросы по этим вопросам.
С момента вручения первой награды в 1901 году в области науки, медицины или экономики её получило менее 700 человек. Из них ещё живыми остаются 235. С помощью немецких организаторов ежегодной конференции, THE смог опросить 50 из них.
В статье представлены иногда неожиданные взгляды одних из самых умных и прославленных умов на всё, от заслуг существующей системы финансирования до величайших угроз человечеству.
Финансирование
Более ста лет нобелевка была величайшей наградой в науке. И хотя небольшое количество личностей получило награду, когда им не было ещё сорока, большинство победителей были награждены в более почтенном возрасте за исследования, шедшие десятилетиями, за которыми часто стояли большие команды и спонсорские миллионы.
Но с ростом конкуренции в борьбе за гранты и с ростом давления, оказываемого на учёных политиками и финансистами, связанного с тем, что последние ожидают от первых предсказуемых результатов, способных реально влиять на мир, согласны ли опрошенные нами учёные с тем, что немного оторванные от действительности исследования, за которые часто вручали нобелевку, уже не популярны? Конкретно, считают ли они, что их собственное исследование, получившее награду, можно было бы провести в сегодняшних условиях финансирования?
В целом все высказались достаточно оптимистично. 37% заявило, что они однозначно смогли бы провести своё исследование в текущей системе финансирования, а 47% сказали, что это «возможно».
«В первую очередь всё ещё учитывается качество и оригинальность исследований», – сказал один лауреат из Швейцарии, а другой учёный, из США, отметил, что «общество было и продолжает оставаться весьма щедрым» в вопросе исследований. Ещё один оптимистичный опрашиваемый, живущий в Германии, говорит, что он был бы уверен в том, что получит грант от Европейского исследовательского совета на ведение долгосрочных проектов.
Несколько лауреатов премии критикуют возрастающие бюрократические препоны вокруг исследований и зарождение тенденции к предпочтительному финансированию прикладной науки, однако они остаются уверенными в том, что в текущей ситуации достигли бы успеха. «Считаю, что моя тяжёлая работа и вдохновение преодолели бы ограничения на получение финансирования», – говорит один учёный из Флориды.
«Даже в самом ориентированном на результат исследований окружении можно найти местечко для фундаментальных изысканий», – добавляет лауреат из Нью-Йорка.
Многие респонденты считают, что их премия была слабо связана с проблемой финансирования исследований, поскольку эти исследования были либо недорогими, либо финансировались ими из своего кармана. «Я всегда работал задёшево», – говорит один лауреат из Британии. «Я был студентом, и финансирование мне не требовалось», – добавляет другой.
Считаете ли вы, что могли бы сделать открытие, заслужившее премию, в сегодняшней ситуации с финансированием?
0% — однозначно нет
16% — вероятно нет
47% — вероятно да
37% — однозначно да
Однако же 16% лауреатов считают, что у них, вероятно, не получилось бы провести свои исследования в современном мире. Ричард Робертс, английский биохимик, получивший премию Нобеля по медицине в 1993 году за работу в области сплайсинга генов, сомневается, что его прорыв был бы возможен в современной ситуации.
Робертс защитил докторскую в Шеффилдском университете, а потом перебрался в Гарвард, а затем – в лабораторию Колд-Спринг-Харбора на Лонг-Айленде. И именно время, проведённое в последнем институте, которым тогда руководил пионер в области ДНК Джеймс Уотсон, было критичным для его прорыва.
«Находись я в обычной академической позиции, не думаю, что получил бы финансирование для своего предложения», – говорит Робертс, сейчас работающий в частной исследовательской компании Biolabs в Новой Англии. «Предметом моей просьбы был простой вопрос, на который, как считалось, ответ был известен – но на самом деле это оказалось не так», – добавляет он.
Робертс беспокоится, что учёные теряют «невероятное количество времени» на написание гигантских предложений, большая часть которых оказывается неудачной. А тем, кто получает финансирование, требуется ещё и гибкость и время на погоню за открытиями, которые на первый взгляд кажутся безуспешными.
«Хорошие учёные знают, как написать заявление на получение гранта, но в результате вы исследуете то, что не входит в этот грант, – поясняет он. – Когда эксперименты не удаются, вам надо знать, почему – либо вы напортачили, либо природа пытается вам что-то сообщить».
Питер Агре, американский специалист по молекулярной биологии, получивший в 2003 году нобелевку по химии, соглашается, что высокие сложности в получении грантов могут отпугивать многих людей от попыток делать исследовательскую карьеру.
«Никто бы не занимался этим делом и не работал бы так сильно, как они, зная, что шансы на получение гранта не превышают 5%», – говорит Агре, ныне директор Института малярии им. Джона Хопкинса в Блумбергской школе здравоохранения при Балтиморском университете.
Но, тем не менее, соревновательный уровень между исследователями и определённый уровень риска – это нормально, добавляет Агре. «Наука – это не французская социалка, в неё не нужно встраивать полное страхование», – говорит он.
Другие лауреаты соглашаются с оценкой современного климата финансированияот Робертса. «Сегодня недостаёт долговременных позиций и долгосрочного финансирования рискованных проектов, которые могли бы привести к нобелевке», – объясняет один из лауреатов из Германии. Ему вторит лауреат из Нью-Джерси, говоря, что «сокращение поддержки основных исследований означает уменьшение желания финансирования рискованных проектов».
«Брекзит только добавляет неизвестности к будущему климату финансирований», – добавляет лауреат из Британии.
Одним из получивших премию проектов лауреата из США был «побочный, а не основной мой проект». Но этот лауреат волнуется, что такие побочные проекты в современном мире не поощряются. «Современная оценка исследований слишком близорука, и заставляет молодых людей заниматься модными направлениями. Это мешает здоровому росту научного сообщества».
Международная мобильность
Джон Мэтер
За прошлый год интернационализм заметно сдал. Рост антииммиграционного популизма с обеих сторон Атлантики угрожает навредить международной мобильности учёных – если и не специально, то в качестве побочного эффекта.
При этом хотя бы один западный лидер всё же приветствует иностранных учёных. В июне французский президент Эммануэль Макрон пригласил к себе учёных из США, ищущих себе новый дом, по мотивам анонса Дональда Трампа на тему того, что США выходит из парижского климатического соглашения. Макрон призвал «всех учёных, инженеров, предпринимателей, ответственных граждан, разочарованных решением президента США приехать к нам и работать с нами».
Но приведут ли такие инициативы, попадающие в громкие заголовки, к значимым научным прорывам? Важна ли интернациональная мобильность исследователей для расширения границ знания?
Нобелевские лауреаты эмоционально настаивают на том, что это так и есть. 43% из них отметили международную мобильность как «очень важную» для исследований, а 38% назвали её «критической». Каждый пятый говорит, что она «достаточно важна», и никто не считает её полностью неважной.
Часто встречаются фразы «в науке нет границ» и «исследования – это совместные и всемирные действия». «Никто не может сказать, где появятся великие идеи или у кого они возникнут», – объясняет Джон Мэтер, главный космолог в Годдардовском центре космических полётов НАСА в Мэриленде, чья работа со спутниками принесла ему часть нобелевки по физике в 2006-м. «Но мы знаем, что люди переезжают к тем организациям, которые они считают многообещающими, и которые поддерживают их исследования».
Ещё один лауреат из США добавляет, что «большая часть прогресса в передовых исследований ведётся очень малым количеством людей. В этом смысле важно иметь выборку побольше».
После сборки талантливых учёных мирового уровня в единую исследовательскую команду часто происходят сдвиги парадигм, переносящие науку на новый уровень, объясняет Питер Агре.
«Наука немного похожа на кинобизнес, – говорит Агре. – Часто статус индустрии реально продвигает выпуск блокбастера».
Насколько для исследований важна международная мобильность?
0% — совсем не важна
0% — не очень важна
19% — довольно важна
43% — очень важна
38% — критична
А вот лауреат из Чикаго говорит, что международная мобильность также важна и для студентов: «Наши лучшие студенты приезжают из-за рубежа».
Один лауреат из Калифорнии предполагает, что появление Skype, FaceTime и других технологий для видеоконференций означает, что поездки за границу перестали быть настолько важными, как это было у предыдущего поколения исследователей. Однако множество опрошенных считают, что телеконференции – это плохая замена личным встречам.
«Только обмениваясь идеями с величайшими умами и институтами всего мира – а это лучше всего делать через личные взаимоотношения исследователей, даже в цифровую эпоху – можно надеяться достичь наискорейшего прогресса в продвижении знаний», – говорит Брайан Шмидт, астрофизик, поучивший в 2011 году премию по физике совместно с Перлмуттером и Адамом Риссом из Университета им. Джона Хопкинса, сейчас служащий вице-главой Австралийского национального университета.
А вот японский лауреат отмечает, что «исследователей часто вдохновляет знакомство с другими культурами». Поэтому «международное сотрудничество помогает совместному созданию нового научного знания». Лауреат из США поддерживает его: «Идеи приходят отовсюду, но часто разные стили обучения и исследований, принятые в разных странах и институтах, приводят к появлению разных точек зрения – а именно такая комбинация нужна для успешного решения сложных задач».
Для одного лауреата международная мобильность – это личная прихоть. «За последние 15 лет я жил в Южной Африке, Британии, Израиле и США. Я не могу оставаться на одном месте больше, чем на несколько недель, – объясняет исследователь. – Не уверен, что это хорошо, но это так здорово».
Популизм и политическая поляризация
Дональд Трамп отмёл изменение климата как «мошенничество», и это часто считается одним из симптомов наступления эры «послеправды», где науку и факты можно отметать в пользу безосновательных и фанатичных взглядов. Ремарка бывшего министра образования Британии Майкла Гоува во время кампании Брекзита на тему того, что у британцев и так достаточно экспертов (в этом случае имелись в виду экономические эксперты), заставила звонить множество тревожных звоночков в британских университетах.
Угрожает ли распространение популизма и политической поляризации современной науке? Нобелевские лауреаты считают, что да. 40% считают, что эти явления представляют смертельную угрозу для научного прогресса, а 30% называют их «серьёзной угрозой». Всего лишь 5% (двое опрошенных) совершенно не беспокоятся на этот счет, а 25% считают их «умеренной угрозой».
«Сегодня факты ставятся под сомнение людьми, предпочитающими верить в слухи, а не в проверенные научные факты, – говорит Жан-Пьер Саваж, получивший в 2016 году нобелевскую премию по химии. – Образование – единственный ответ на это».
А вот один лауреат из США отметил, что «ужасно, когда люди начинают верить в ложные вещи, а что ещё хуже, когда правительства поощряют их верить в факты, которые очевидно ложны, и игнорировать данные, доказанные научно и основанные на свидетельствах».
Ещё один лауреат отмечает, что «любые меры, подавляющие обмен идеями, губительны для науки», а японский лауреат призывает научное сообщество «объединяться по всему миру против всех неприемлемых движений, отрицающих определённую и естественную истину».
Насколько серьёзными угрозами для научного прогресса служат популизм и политическая поляризация по всему миру?
5% — не являются угрозами
25% — угрожают средне
30% — серьёзно угрожают
40% — смертельно угрожают
Несколько лауреатов критикуют «интеллектуальную заносчивость» некоторых политических лидеров, хотя только один из них напрямую называет Трампа. Однако описывать сомнения, связанные с изменением климата, как специальную демонстрацию невежества и заблуждений – это «очень плохая стратегия», как считает Мэтер из НАСА.
«Результаты, говорящие об изменении климата, совершенно ясны; гораздо меньше ясности в том, что с ними делать, – говорит он. – Люди начинают понимать, что просто жаловаться на других людей бессмысленно». Он считает, что было бы более продуктивно настаивать на увеличении инвестиций в энергосберегающие технологии.
Несколько лауреатов не считают, что популизм является угрозой научному прогрессу, но они озабочены тем, куда он может привести. Один исследователь из Нью-Йорка объясняет, что «популизм не опасен для науки, пока он не превращается в национализм».
Один лауреат из США считает, что не столько популизм, сколько демагогия, то есть «обращение к страхам людей», в результате «приведёт к уменьшению финансирования исследований в пользу урезания налогов или более ‘насущных’ проблем. Реальной опасностью будет превращение этого в антиинтеллектуализм».
Некоторые опрошенные более оптимистичны.
«Несмотря на довольно большое и крикливое меньшинство, мне кажется, что в течение моей жизни мир стал больше понимать роль науки и технологии в улучшении благосостояния человека, – отмечает один из них. — Уклон остаётся положительным».
Отвечая на вопросы о самых трудных проблемах университетов, наши лауреаты постоянно возвращались к одной и той же теме: деньгам. Двое из пяти упомянули среди проблем либо доступность обучения по нынешним ценам, либо недофинансирование университетов.
«Стоимость обучения в частных университетах США бьёт рекорды, а поддержка общественных университетов во многих штатах увядает», – объяснил один респондент. Второй рассказал о «растущем неравенстве между публичными университетами и богатыми институтами, освобождаемыми от уплаты налогов».
Другой лауреат из США объясняет, что «студентам всё чаще необходимо иметь очень богатых родителей. В лучших частных университетах количество студентов, чьи родители находятся в первом проценте по шкале доходов, равно количеству студентов с родителями из нижних 50% шкалы доходов».
Каковы крупнейшие проблемы университетов в вашей стране и по всему миру? (было возможно выбрать несколько вариантов)
42% — недостаток денег
13% — недостаток академической свободы
11% — популизм и постправда
8% — ограничение международного обмена студентами
8% — недостаток доступа к способным студентам вне зависимости от их биографии
8% — бюрократия
3% — инструментализм
3% — чрезмерное расширение
3% — снобизм
3% — студенты и преподаватели не дотягивают до стандартов
Робертс считает, что «крупнейшая проблема университетов состоит в том, что политики не прислушиваются к науке и образованию». Он упоминает «чрезмерную бюрократию, пытающуюся измерить отдачу науки». «Почему бюрократы считают это хорошей идеей, и почему мы позволяем им это делать?» – спрашивает он.
Другие опрошенные жалуются на растущую власть администраторов, а один лауреат из Юго-восточной Азии говорит, что «правительство пытается всё больше контролировать поведение учёных, что делает их жизнь менее привлекательной и отталкивает от долгосрочных проектов».
Университеты должны быть «более открытыми к таким еретикам, как я – тогда прогресс науки ускорится», – говорит Брайан Джозефсон, получивший нобелевку по физике в 1973 году в возрасте 33 лет. Его последующие исследования в области парапсихологии, проводимые в Кембриджском университете, вызвали волну критики.
Несколько респондентов также жалуются на подавление свободы слова в стенах университетов. Один лауреат из Калифорнии клеймит «подавление свободного обмена взглядами людьми, бунтующими при появлении альтернативного мнения».
Искусственный интеллект
В последнее время в прессе полно статей, объявляющих о наступлении эры искусственного интеллекта и высказывающих опасения по поводу того, что это значит для рабочих. Если сейчас компьютеры уже лучше людей играют в шахматы, не заменят ли машины и исследователей? Наступит ли тот день, когда робот (или его программист) получит нобелевскую премию?
Нет, если верить нашим опрошенным. На вопрос о том, уменьшат ли потребность в людях-исследователях ИИ и роботы, почти три четверти ответили либо «вряд ли» (50%), либо «определённо нет» (24%). И только 24% сказали, что это «возможно». Однозначно проголосовал за это всего один.
«ИИ мало что показал в плане творчества и способности задавать новые вопросы», – говорит один лауреат из Калифорнии. Французский лауреат добавляет: «Только человеческий интеллект и его размышления приводят к появлению новых и оригинальных концепций». Лауреат из США считает, что «у роботов нет воображения или предвидения».
«Уж не считаете ли вы, что если собрать вместе миллион роботов, они выдадут нечто вроде опер Моцарта „Дон Жуан“ или „Так поступают все“, или произведений Шуберта „Прекрасная мельничиха“ или „Зимний путь“?» – спрашивает лауреат, обожающий классическую музыку.
Уменьшат ли потребность в людях-исследователях ИИ и роботы?
24% — определённо нет
50% — вряд ли
24% — возможно
2% — определённо
Однако многие опрошенные считают, что роботы смогут играть важную роль в лабораторной работе. «Роботы смогут облегчать монотонную работу стажёров в экспериментальной области», – говорит один из лауреатов из США. Другой опрошенный, работающий в области биомедицины, предсказывает, что машины смогут взять на себя «механические функции, такие, как клонирование, уход за животными и обслуживание оборудования», что позволит более эффективно работать небольшим группам исследователй.
Некоторые лауреаты предсказывают, что ИИ может породить спрос на большее количество исследователей. «Каждая решённая задача открывает новые, не важно, решил её человек или робот», – говорит немецкий лауреат. Участник опроса из США поясняет, что увеличение количества партнёрств человек-машина откроет так много новых плодотворных путей исследования, что «вероятно ими будет заниматься ещё больше людей».
Шмидт из Австралийского национального университета говорит, что «вероятно, ИИ и роботы будут дополнять навыки исследователей, а не заменять их». Но добавляет: «Конечно, если мы создадим ИИ, мы можем позволить ему делать всю работу, а сами в это время будем отдыхать на пляже – или же нас затопит поток новоявленных мастеров-самоучек».
Величайшая угроза человечеству
Двое опрошенных считают такой угрозой ИИ. Однако гораздо больше нобелевских лауреатов волнует окружающая среда. Каждый третий считает угрозой глобальное потепление и перенаселение.
Это количество особенно удивительно на фоне выхода США из парижского климатического соглашения и назначения Дональдом Трампом на должность главы американского агентства по защите окружающей среды скептика в области изменения климата Скота Пруитта. И если Трамп считает, что изменение климата – это мошенничество Китая с целью навредить американской промышленности, видно, что нобелевские лауреаты не соглашаются с этим.
«Изменения климата и обеспечение достаточного количества еды и чистой воды растущему народонаселению – это серьёзная проблема, стоящая перед человечеством, – говорит один из американских лауреатов. – Науке необходимо обратиться к этим задачам, а также заняться образованием общественности с целью появления политической воли, необходимой для решения этих задач».
Робертс считает, что обеспечение едой растущего народонаселения – это величайшая проблема, стоящая перед человечеством. Он обеспокоен наличием масштабного сопротивления использованию генетически модифицированных животных и растений для решения этой проблемы, несмотря на научный консенсус, подтверждающий их безопасность.
«Вульгарное пренебрежение научным мнением приведёт к всемирному кризису», – предсказывает Робертс, упоминающей июньское письмо, подписанное 124-мя нобелевскими лауреатами, призывающее Гринпис и другие неправительственные организации закончить свои кампании против определённых типов биотехнологически улучшенных зерновых культур.
«Рассказывать людям, что они не могут есть или выращивать еду, которая может предотвратить их голод – это отвратительно», – говорит Робертс, и добавляет, что изменение климата пуще прежнего усилит необходимость в ГМО.
Какова величайшая угроза человечеству? (можно было выбрать несколько вариантов)
34% — рост народонаселения
23% — ядерная война
8% — инфекционные заболевания и невосприимчивость болезней к лекарствам
8% — эгоизм, враньё, потеря человечности
6% — невежество, искажение истины
6% — фундаментализм, терроризм
6% — Трамп и другие невежественные лидеры
4% — ИИ
4% — неравенство
2% — наркотики
2% — Facebook
А вот Мэтер из НАСА отмечает, что «люди сильно заняты величайшим экспериментом по изменению климата со времён ледникового периода, но у науки есть потенциал полностью поменять систему экономических вознаграждений, поощряющую использование ископаемого топлива. Иначе говоря, если возобновляемая энергия станет дешевле ископаемой, люди пересядут на неё очень быстро».
Ракетные испытание Северной Кореи усиливают напряжённость на линии США-Китай, а проблемы с [якобы – прим. перев.] вмешательством России в выборы в США, а также её действия на Украине, в Крыму и в Сирии объясняют, почему ядерная война – вторая по популярности угроза, на которую сослались респонденты.
Среди упомянувших эту проблему 23% опрошенных есть и лауреат из Израиля, жалующийся на «милитаристских диктаторов». Лауреат из Германии отмечает «популистские режимы, обладающие ядерным оружием», а Мэтер больше волнуется по поводу ядерного оружия, которое может попасть в руки террористов.
Среди других упомянутых угроз – медицинские опасения, такие, как всемирная эпидемия и сопротивляемость антибиотикам, фундаментализм и терроризм, потеря альтруистичности, честности или «гуманизма в процессе нашего устремления в эпоху интернета и его соблазнов». Двое особенно отметили Трампа: «Думаю, что тут наука мало что может сделать», – сказал один.
Несколько лауреатов оптимистично считают, что апокалипсис вряд ли наступит.
«Люди очень успешно изменяют мир к лучшему», – говорит один. Другой признаёт, что «у человечества есть несколько маловероятных, но экзистенциальных угроз, включая эпидемию, ядерную войну и ИИ».
Но лауреаты считают, что наука может помочь в этом: «Идеальная страховка – сделать человечество межпланетным видом. И у науки, очевидно, в этом деле есть большая роль».
Питер Агре о злодее Трампе, премьер-министре Бэкхеме и чрезмерной гиковости
Дональд Трамп часто хвастается большим электоратом, но в нём вряд ли найдётся много нобелевских лауреатов, если учитывать наш опрос.
Многие лауреаты с презрением относятся к миллиардеру и владельцу недвижимости, занимающему Белый Дом, считая его прямой угрозой научному прогрессу. Но мало кто так сильно критикует его, как Питер Агре, исследователь малярии из Университета им. Джона Хопкинса в Батиморе, получивший нобелевскую премию по химии в 2003 году за открытие водных каналов в мембранах клеток.
«Трамп мог бы играть злодея в фильмах про Бэтмена – всё, что он делает, либо злобное, либо эгоистичное», – рассказал Агре журналу THE, описывая президента США, как «чрезвычайно малоинформированного и злобного».
Особенно Агре беспокоится тем, как Трамп «гордится своим невежеством», чтобы понравиться группе американцев, с удовольствием отметающей мнение учёных.
Люди, поддерживающие популистский отказ Трапа от проблемы изменения климата под предлогом «мошенничества», или от научного мнения в целом, «чувствуют угрозу со стороны образованных людей», считает Агре. «Мы обычно происходим из обеспеченных семей, у нас есть инвестиции, красивые дома, мы читаем книги – они это не уважают».
Наука сделала недостаточно для того, чтобы уменьшить это растущее культурное разделение между обществом и научным сообществом, считает Агре. Многие учёные злоупотребляют образом гика, человека не от мира всего, от которого легко открещивается большинство людей.
«Когда человек издалека может распознать учёного, наверно, это не наилучший из наших возможных образов», – говорит Агре, и шутит, что «возможно, мы не должны выглядеть, как док Браун из ‘Назад в будущее’ ». Он в восторге от «феноменальной работы», проводящейся в научных лабораториях всего мира, но считает, что интеллект – это не всё, что нужно великому учёному. «Я не думаю, что у меня в студенчестве был невероятный научный талант – я точно так же интересовался журналистикой или политикой, – поясняет он. – Все достигнутые мною успехи – это по сути чудо».
Отучившись на химика в Аугсбургском колледже в Миннеаполисе, Агре поступил в медицинскую школу Джона Хопкинса, что освободило его от призыва на Вьетнамскую войну. И хотя лаборатория, в которую он попал, была «очень хорошей», ей недоставало знаменитых имён. Его руководитель, Ванн Беннет, был его одноклассником в медицинской школе. Однако Агре позволили работать в интересовавшем его направлении в качестве аспиранта, и его работа с холерой проложила путь к исследованию, заслужившему нобелевку.
«Если вы только следите за тем, что активно обсуждается в научных СМИ, вы можете что-то упустить», – говорит Агре, добавляя, что, по его опыту, «фантастическая наука часто появляется из малоизвестных мест».
Но любой молодой учёный, мечтающий о нобелевской премии, должен изгнать такие мысли, советует Агре. «Если у вас есть аспирант, пытающийся защитить докторскую и изменить мир в одно и то же время, у него вряд ли получится и то, и другое», – говорит он.
И если Агре волнуется о злодеях в мировой политике, то он всё же надеется, что на борьбу с ними встанут и равно героические фигуры. Однако же его предположение по поводу нового возможного прогрессивного политика в Британии кажется маловероятным. «Я как-то встретил Дэвида Бэкхема в зоне ожидания аэропорта в Новой Зеландии. Было поздно, но он милостиво согласился написать записочку одной из моих дочерей, его фанатке – он был превосходным джентльменом». «Возможно, кандидат-звезда сможет сделать что-то хорошее».
Источник
