Научное сообщество часто считают токсичным и не толерантным к новым идеям. Обычно под критику подают редакторы научных журналов и рецензенты, которые не пропускают в печать особо радикальные и революционные исследования. Я всегда был сторонником консервативности, лежащей, фактически, в основе науки как института. Однако совсем недавно мы с коллегами оказались по другую сторону баррикад, пытаясь опубликовать наше последнее исследование. Рассказываю, чем всё закончилось (спойлер: хорошо), и почему пережитые мытарства только укрепили меня в верности занятой ранее позиции.
Наука – это труд многих. Эту не всегда очевидную истину часто игнорируют в кинематографе или мультипликации, показывая учёного-одиночку, который в своей лаборатории переворачивает законы природы с ног на голову, ни с кем не обсуждает свои результаты и не публикуется. Нельзя сказать, что такая модель учёного высосана из пальца, история знает примеры. Но у неё есть две проблемы.
Первая, чисто техническая. У одиночки зачастую не хватает ресурсов, чтобы осуществить задуманное, особенно, если речь об экспериментаторе. Это в эпоху Ньютона сделать открытие можно было с помощью напильника, в XXI же веке нужны круглые суммы с грантов и узкоспециализированные фирмы-производители. Теоретикам также может быть тяжело, поскольку простые идеи уже давно высказаны, а объемы вычислений для идей сложных иногда может быть очень большой.
Но есть вторая проблема, куда более существенная, а именно отсутствие обратной связи. Так уж вышло, что все люди – человеки, а потому подвержены когнитивным искажениям разных типов и калибров. Учёным, чьи выводы претендуют на максимальную истинность и объективность, очень важно их избегать. Конечно, существуют давно отработанные принципы логики или дизайна эксперимента, но ничто так не помогает найти ошибку, как не замыленный взгляд со стороны. Именно поэтому рецензирование и апробация результатов на конференциях – это важнейший этап жизни научного знания. Опубликованное в научном журнале знание признаётся обществом максимально достоверным. Гарантия такого доверия – агрессивность по отношению излишне радикальным идеям, которая, фактически, является иммунным ответом системы на попытки проникновения фальши, будь она нарочной или ошибочной.
Конечно, учёные, которые рецензируют или редактируют вашу статью, тоже люди со своими желаниями, страстями и заблуждениями, и как-то давно я уже писал здесь большой текст об этом. Есть десятки причин, по которым им может не понравиться ваше исследование: это может быть личная неприязнь, конкуренция, невежество, когнитивные искажения, опять же. Может быть даже ситуация, когда к исследованию нет технических претензий, но оно настолько нетривиально и непривычно, что рецензент заворачивает его по принципу «кабы что не вышло».
Да, всё это правда. Такое происходит постоянно и будто бы сводит на нет институциональный авторитет науки. Но на самом деле, есть один фактор, который превращает этот недостаток в преимущество. Я говорю о многочисленности учёных и журналов. Чем больше людей могут оценить и проверить ваше исследование, тем больше шансов, что вы рано или поздно встретите беспристрастную и честную экспертизу.
Ваше исследование, скорее всего, быстро примут к публикации, если вы работаете в достаточно популярной области своей науки (и оно не содержит ошибок, конечно). В то же время, вы можете столкнуться с неприятием, если попытаетесь зайти в область, которую понимают всего 10-15 человек в мире. Я не говорю, что это обязательно случится, но так бывает. Этот же принцип работает и на уровне отдельных наук: скандал, случившийся не так давно в области гендерных исследований (довольно молодой и потому немногочисленной науке) не мог бы произойти, скажем, физике или биологии.
Получается, что, когда научное сообщество достаточно обширно, оно может позволить себе быть критичным и агрессивным, потому что немотивированное недоверие к новому у одних рецензентов компенсируется возможностью послать статью в другой журнал. Мотивированное же недоверие будет преследовать нерадивых авторов до самого низа научно-журнальной иерархии – «мусорных» журналов или журналов с низким авторитетом. Если, конечно, у авторов хватит на это терпения.
Но что же делать, если исследование и правда хорошее, но его не хотят принимать в журнал? Варианта всего два: либо переключаться на новую работу, либо продолжать с упорством стучаться в новые двери. Стоит отметить, что описанная выше система худо-бедно защищает общепризнанное научное знание от ошибок, но не защищает гонцов этого знания. Показателен пример нашего соотечественника – Виктора Веселаго, чьи труды про тогда ещё гипотетическое отрицательное преломление света, опубликованные в 1967 году, не нашли поддержки коллег, хотя в 2000 году этот эффект был экспериментально обнаружен. Другой пример связан с изобретением первого протокола квантовой криптографии под названием BB84 (я про него тоже рассказывал, кстати), статью с которым не принял ни один физических журнал, поэтому авторам пришлось довольствоваться сборником трудов конференции по компьютерным наукам, проходившим в Индии в 1984 году. Примечательно, что в 1991 году этот алгоритм был переоткрыт другим автором и опубликован уже в физическом журнале.
Примерно в такой же ситуации оказались и мы с коллегами, когда попытались опубликовать статью с теоретическим описанием способа управления энергией ионизации атомов. Чтобы понять, почему наши идеи были встречены прохладно, надо рассказать о нескольких вещах.
Во-первых, энергия ионизации – это базис современной химии. Зависимость этого параметра от порядкового номера химического элемента определяет их периодический закон, который графически выражается в виде таблицы Менделеева. Этот закон надёжно зафиксирован в справочниках. Когда мы начали писать статью, я спросил в крупнейшем сабреддите, посвященном химии, что нам сулит управление этими характеристиками. В ответ мне сказали, что «химию надо будет буквально переписывать с нуля».
Во-вторых, мы сделали свои выводы, основываясь на анализе электромагнитной массы электрона. Электромагнитная масса – это концепция, которая в своё время была отвергнута физиками, но не потому, что оказалась ошибочна, а потому, что они не смогли её вычислить и решили больше не вспоминать. Не хотел бы вдаваться в детали, скажу лишь, что в нашем исследовании мы математически показали, что её учёт приводит к существенным наблюдаемым последствиям для атомов, помещённых в особые условия, в том числе к изменению энергии ионизации. Подробнее про суть работы и проблемы её восприятия коллегами я рассказывал здесь (на русском). Саму статью можно прочитать, либо в журнале, либо в виде доступного препринта (на английском).
В конечном итоге мы потратили на опубликование два года. За это время мы сменили шесть журналов, пообщались с десятком рецензентов, провели апелляцию (безуспешную). Даже в журнале Physics Letter A, в котором она в итоге вышла, вместо двух рецензентов работу смотрело четыре человека. Это стоило нам упущенного времени, возможно, грантов, но, вспоминая примеры выше, я считаю, что нам повезло, и система в конечном итоге сработала. Вместе с тем я понимаю, что из-за того, что наша работа проходила на стыке двух далёких друг от друга областей физики, не так много учёных в мире могло бы полностью понять её суть. А потому мы с самого начала понимали, что быстро статья не выйдет.
Единственная проблема заключается в том, что нам пришлось опускаться по лестнице «крутости» журналов вниз. Нет, бесспорно, Physics Letter A – это авторитетный и престижный физический журнал, но всё же не настолько авторитетный и престижный, как Nature или Science. Это означает, что новость о нашем исследовании, скорее всего, пройдёт мимо профильных СМИ, которые освещают новости науки, поскольку журналисты редко сами берут инфоповоды из журналов второй квартили, а потому меньше шансов, что её увидят химики – те, кому она была бы наиболее полезна.
Что ж, значит, придётся взять «пиар» нашего исследования в собственные руки. Но это уже совсем другая история…
