Под колпаком

Здравствуйте!

Представляю на суд публики свое художественное произведение, выложенное в Самиздат (откуда его можно скачать в формате FB2), а также, для расширения аудитории, на Medium.

Книга про то, что Вы сами в ней увидите, история маленького человека.

Буду рад оценкам.

Аннотация: Философская техносказка о проблеме взаправдашнего искусственного интеллекта и государства.

Москва.

 

Валера вышел из такси темным московском зимним утром в холодную сырость и ветер, чтобы сесть на самолет до крупного уральского города. Там, согласно приказу на командировку, ему предстояло провести три дня в компании экспертов из различных государственных структур. Оплатив поездку через личный клиент связи в интерфейсе на экране и закинув за плечи рюкзак, он закурил, провожая взглядом редкие фигуры, спешившие в терминал аэропорта.

Подошел какой-то мужик и попросил огня.

«Наверное, только что прилетел, — подумалось Валере. — Сейчас он с удовольствием покурит и поедет в город, а я только что оттуда и курю тоже с удовольствием, чтобы с запасом часа на 4». Позади него была холодная темнота в дымке, а перед ним — высокое здание терминала из металла и стекла. Хотелось побыстрее покинуть улицу и ощутить безликое но комфортное тепло внутри.

Такое необычное задание он получал впервые: раньше его редкие вылазки из лаборатории ограничивались посещением министерских и военных заведений в Москве, да пару раз он слушал выступления каких-то людей на конференциях. Поездка на Урал, на территорию военных, в «секретку», с целью оценки нового изделия отечественной информационной промышленности стала немного неожиданной. Но слухи о проекте уже, как минимум, год проскальзывали в разговорах коллег, прямо или косвенно намекая то ли на очередную дыру в бюджете, то ли на загадочность смысла этой новой затеи крупнейшей государственной организации.

Сразу после входа в здание люди выстроились в очередь на прохождение рамки металлоискателя. Как только он нашел, куда встать и стал автоматически отслеживать продвижение очереди сзади открылись впускные стеклянные двери 3 метра в высоту и 5 в ширину, впустив внутрь мощный поток холодного воздуха, мягко ударившего в спину и голую шею. Вскинув куртку и инстинктивно пригнувшись, Валера шагнул на полтора шага вперед за ожидавшими проверки.

Пройдя рамку, он вздохнул, расстегнул верхнюю одежду и оправил рюкзак. Надо было идти к стойке регистрации на рейс.

Получив билет и направляясь на досмотр, Валера подумал, что опять забыл, надо ли доставать личный компьютер, или оставить его в рюкзаке: правила менялись часто, а их исполнение сотрудниками аэропорта было непредсказуемым. Но в этот раз он прошел с первого раза и быстро, пристроившись за полным мужчиной в пиджаке, среднего возраста, который предупредительно приоткрыл свой портфель и показал содержимое женщине в форме. Та сухо бросила: «Проходите».

Свободных скамеек для ожидания в секторе вылета в 6 утра было достаточно. Присев на край пустого ряда, поближе к панорамному окну, смотрящему на взлетно-посадочное поле, он отхлебнул с удовольствием кофе из бумажного стаканчика с надписью «Горячий напиток» и достал клиент связи. С утра в корпоративной почте появилось лишь одно новое сообщение, отправленное автоматически, о том, что через неделю День Рождения у младшего сотрудника лаборатории Алексея.

Аппарат клиента связи был произведен предприятием гражданской электроники «Кремний» и не отличался почти ничем от других моделей, продаваемых в России: небольшая плоская коробочка с экраном, занимающим одну плоскость целиком.

Вокруг все ходили с такими же. Отличия были в размере и материале изготовления корпуса: пластик или металл. У Валеры был металлический. Он на секунду перевернул клиент обратной стороной и подметил с ювелирной точностью приклеенную фигурку плода яблока сантиметрового размера из золота. Она появилась на аппарате полгода назад, после его отчета о хозяйственно-экономической значимости рассады яблочный культур на 1 миллионе квадратных километров неосвоенной земли Дальнего Востока. Фигурку ему прислали из Администрации Владивостока в подарок, а приклеил ее армянин в мастерской на Торговом ряду. 

Кофе приятно согревало, он вспомнил последний разговор с Воркушей, начальником Лаборатории перспектив при Аппарате.

«Валера, — говорил он, — эти спецы из УНТа работали почти 5 лет; наши, а заодно и вояки, уже бьют копытом — результаты нужны!» Речь шла о новой системе интеллектуального анализа, дорогой и «мудреной», как отзывались шишки с погонами.

«Наша цель — дать предварительную оценку ее потенциала для нашего ведомства, составить подробный отчет, и, дай Бог, унтовские Кулибины уложатся в пятилетку». Валера в этот время думал: «Хочет премию и повышение или, хотя бы, повышения бюджета, ну, и кресло».

Позвали на посадку. Пора было вставать в очередь на очередную проверку. Достав паспорт и билет, он, не торопясь, подошел к концу очереди, а стаканчик из-под кофе полетел в урну. «Спасибо», — сказал по привычке Валера сам себе.

В самолете его встретила стюардесса. С улыбкой приняв билет, она приглашающим жестом указала: «Ваше место 3А, это здесь». Валера сделал несколько шагов к кожаному креслу, снял куртку и повесил ее на крючок, расстегнул пиджак и сел в кресло, пристроив рюкзак рядом с собой. Компания не поскупилась на расходы: полет первым классом и повышенные командировочные. Можно отдохнуть и взять с собой частичку уюта перед тем, как начнется настоящая работа.

Полежав с закрытыми глазами, пока мимо него проходило множество посторонних людей на свои места, Валера постарался не думать ни о чем и чувствовал, как медленно уходит напряжение из глаз, а плечи перестают напрягаться.

И, вот, самолет начал выруливать на взлетную полосу. Это было приятно после долгого ожидания, пока все зайдут и устроятся на своих местах, стюарды сделают инструктаж по безопасности, а командир получит добро на взлет. В иллюминаторах было темно, солнце даже не начинало пробираться за тучами над далеким горизонтом. «Наверное, все еще спят, а если разбудить кого-то, он будет выглядеть как лунатик, — пришла мысль, — хорошо это — забыть о ежедневной рутине и сменить картинку». Самолет стал разгоняться и скоро оторвался от земли.

Тут же появилось чувство растерянности, которое, впрочем, как и земля внизу, постепенно пропадало. В личном компьютере хранился файл, вспомнил Валера, закодированный по двум степеням. Одна степень представляла собой пароль на носителе информации во внутреннем кармане его пиджака, а вторая — в ведении получателей данных на территории объекта назначения. Что было в закрытых документах он знал — 3 вопроса, которые нужно передать в принимающий интерфейс системы.

Такое задание выпадало не каждому, и все, кто готовил его, наставлял, давал рекомендации, остались где-то позади.

«Вот, взлетим, — думал он, — и надо немного выпить. Да уж, выбрали они исполнителя на свою голову: хороший послужной список, нет замечаний СБ и начальник относится хорошо но мне-то неспокойно. Беспокойство часть жизни, это даже привычно, а тут еще ехать непонятно куда…». 

Через 30 минут, когда мысли уже пришли в норму, а тело слилось с сиденьем, отключился огонек «Пристегните ремни». Валера нажал кнопку на панели кресла и стал ждать стюардессу.

«Грамм 50, а потом спать», — выглянул в иллюминатор, самолет поднялся над облаками, вокруг была чистая синева. «Выполню, а потом попрошу отпуск и поеду к морю, сейчас уже холодному, хотя и очень свежему, и когда в кафе заходишь с облегчением, что вот оно — тепло». Он уже открывал бутылочку коньяка, заботливо предоставленную авиакомпанией. Первый глоток был лучше всего.

«А еще на личном счету будет премия». Еще глоток. «Не, стоит сделать это дело хорошо, надо показать класс. Воркуша не забывает заслуги. Интереснее другое — придется пообщаться с Советом, там могут быть всякие… А та система, что она такое? Может и напортачить, тогда придется вытаскивать отчет». Бутылочка закончилась. Приложив голову к кожаной подушке, он закрыл глаза.

 

Урал.

 

«… Просим вас привести спинки кресел в вертикальное положение». Возвращение из сна совпало с приземление, или оно его и разбудило. Внизу была сероватая муть, солнце едва намекало на свое присутствие. Через 10 минут борт вылетел из гущи низких, наполненных влагой облаков, и стало светлее. Они пролетали над краем, где озера чередовались с лесами. Озер были десятки, но, как минимум, 3 были крупными, отметил Валера после 5 минут наблюдений. Затем внизу стало проглядывать какое-то почти хаотическое чередование дорог и домиков вперемешку с белыми полями между ними.

«Почему только в Европе это выглядит ухоженно? У нас — всегда как тоненький слой культуры над угрюмой землей. Подлетаем: Урал», — заметил Валера спросонья. Ощущение нового и странного начало заполнять его: «Уже метров 200 над землей. Расслабляемся и ждем конца». 3 минуты спустя случился толчок, поднялся легкий грохот под днищем и нарос гул в двигателях. «Приземлились. Слава Богу. Рюкзак на месте, клиент связи в кармане, можно спокойно ждать парковки».

Когда самолет остановился, наконец, у верфи прилетов и персонал разблокировал двери, Валера уже накинул куртку и стал ждать приглашения на выход: «Ну, теперь я ищу встречающего, хорошо, что выспался. Табличка, форма, сопровождение до места». 

Выйдя в зал ожидания, в толпе встречающих почти сразу он заметил молодого человека в темно-синей форме Сил обороны с табличкой «Валерий Ташлев». Он направился к нему, вокруг уже звучало неизменное: «Такси, недорого». Встречающих было не много но стояли они довольно плотно.

— Здравствуйте, я Валера, — обратился он как можно дружелюбнее к парню с табличкой. Тот посмотрел на него, секунду подождал, как будто изучая. У него были светлые глаза, лицо широкое, простоватое, головной убор — аккуратная ушанка из искусственного меха с кокардой. На висках был короткий ежик русых волос — стрижка была армейской. Ростом встречающий был выше среднего, как и Валера.

— Добрый день! Рад видеть, пройдемте?

Они пошли через зал прилетов к выходу. Спутник был Валере интереснее, чем однообразное мелькание путешественников и не очень выдающееся архитектурой пространство вокруг. Однако стало как-то подсознательно ясно отличие толпы, если смотреть на нее со стороны. Одежда, обувь, и, даже, казалось, что сама внешность людей не совпадает с московской. Читалась некая деликатная сила, энергия и свежесть в облике их. Но в чем именно это было выражено, понять он не мог. Пожалуй, многие были одеты в спортивные куртки, или так казалось.

При этом он ощущал, что растворяется в этом потоке, сквозившем во всех направлениях, в голове была пустота. Именно в этот момент он менее всего помнил о цели своего прибытия, а просто шел за его сопровождающим. Еще не до конца придя в себя от сна и перелета, он то и дело крутил головой, а тело шло как будто на автомате.

— Меня зовут Павел, — обернулся его новый попутчик и протянул руку. Валера пожал ее, улыбнулся.

— Валера. Рука была прохладная, сухая и сильная.

Павел сказал, также улыбнувшись: «Как долетели?»

Зевнув, Валера ответил: «Хорошо, поспал».

Павел еще раз улыбнулся: «Сейчас мы поедем к базе, по дороге пообедаем. Ехать часа четыре».

Валера был голоден, поэтому новость о еде его взбодрила: «Да, это было-бы кстати, я на ногах с 3 утра». Павел, двигаясь все также уверенно, еще раз посмотрел на него: «Заедем в столовую при части, а потом уже в путь. Там вкусно, вам понравится!»

Они в бодром темпе прошли зал, вышли на улицу. Идти за Пашей было удобно. Видно, он тут далеко не в первый раз. Пройдя метров 30 от входа, они остановились у автомобиля. Он стоял с заведенным двигателем, из выхлопной трубы шел дымок, звук двигателя, однако, был почти не слышен. Валера с удовольствием рассматривал машину. Высокая, поджарая, цвета хаки. Сверху антенна длиной в метр, а окна небольшие. «Это же «Медведка», облегченный вариант» — подумал Валера.

— Садимся? — сказал Паша.

— Я думал покурить, — отозвался Валера.

— Садитесь, покурите по дороге, — отозвался встречающий, улыбаясь. Он даже открыл дверь на заднее сиденье. Сели.

Выехали с территории аэропорта — Паша приложил карту у шлагбаума, — и по шоссе направились в город.

— Значит, можно покурить? — спросил Валера? Он осматривался на новом месте и устраивался на кресле.

— Да, здесь можно, — откликнулся водитель.

Пространство сзади было внушительным, ноги вытягивались полностью. Кресло было удобным, в меру жестким. Слева внизу была консоль с управлением климатом, полочка, зарядник и пепельница.

— Хорошо, удобно у вас, — отозвался Валера.

— Это — офицерская, — глянул назад Паша.

Приоткрыв окно и закуривая, он вдруг подумал: «Столовая — это хорошо. Покурить в машине — тоже. Интересно: обед на их территории, удобства в машине. Похоже, они не дают просто так побыть на улице одному или зайти в ресторан. Безопасность?»

Дымок вылетал из окна, машина двигалась быстро, местность вокруг менялась от пустырей и полей с опушками леса, к домиками из дерева, а потом жилым кварталам из 3-4 этажных домов. Город приближался.

Пока шли от здания прилетов по дорожке до машины, Валера натянул шерстяную шапочку с надписью «Спорт», чтобы не простудиться: морозец был неслабым. Он заметил, что до сих пор ее не снял, хотя в салоне машины было тепло.

— Каким спортом занимаетесь? — спросил Паша, опередив его на секунду, пока он снимал головной убор.

Рассказывать про посещения бассейна и зала с тренажерами не хотелось, так как было похоже, что вопрос исходил от спортсмена, а врать – тем более.

— Ходил на бокс пару лет, и, так, бегаю.

Паша оживился: «Вот и у нас бокс в почете, я мастер спорта. Каждую неделю тренировки, если нет выездных заданий. Можно завтра сделать на выносливость: пробежка по лесу, веса, сауна. У нас можно и в ринге поработать». Паша явно хотел угодить, применяя все свое обаяние, но такой напор вызывал, скорее, ощущение наезда. Однако надо было отвечать.

— Если будет время я присоединюсь. Еще я форму не взял.

Паша усмехнулся: «У нас есть форма, просто приходите в Центр физкультуры, когда освободитесь».

Тем временем, машина ехала по окраине города. Водитель держал высокую скорость но правил не нарушал. Часто он становился на обгон и «Медведка», как будто ее подтолкнули сзади, за секунды перестраивалась на встречку и ныряла вперед, оставив позади двигающиеся более осторожно автомобили на трассе.

Скоро, на перекрестке, они свернули налево и пошла дорога только с одной полосой. Справа и слева над ней возвышались кроны, покрытые снегом. Это был густой еловый лес: красивые, статные ели держали на своих лапах целые сугробы. Если забрести в такую гущу зимой, то свежесть морозного воздуха и запах хвои кружат голову, а стоит немного тряхнуть дерево — и сверху упадет целая охапка белого пушистого снега.

Скорость пришлось сбросить из-за наплывов слежавшегося, местами, до состояния льда, снега на дорожном полотне. Автомобиль обладал умным полным приводом и порой ощущалось, как без особых усилий водитель легко возвращал его на середину полосы, сопровождая маневры легким ощущением дезориентации, когда то левый, то правый борт начинали «плыть». Докурив уже вторую сигарету, Валера откинулся и глядел на стену деревьев, проносящуюся за окном.

Скоро деревья стали редеть и справа появилось поле, покрытое снегом. Его проехали за минуту. Начался забор, высокий такой, бетонный, с ромбовидной текстурой, поверху шла колючая проволока.

— Это часть, — сказал Паша, — нас ждут.

Вскоре свернули на небольшую дорожку и снизили скорость. Впереди был КПП со шлагбаумом. Паша приблизился, остановил машину и открыл окно, в ответ из окошка будки показался человек, посмотрел на Пашу, затем на протянутое удостоверение, и скрылся, открывая проход.

— А это и есть место сбора? — спросил Валера.

— Да, нет, мы тут только пообедаем и передохнем, а затем я сопровожу вас к Базе, — откликнулся водитель.

За воротами также было все бело, снег лежал повсюду: на дороге, на крышах, на обочинах. Но было заметно, что уборку здесь делали регулярно — вдоль пути следования, по сторонам, возвышался длинный сугроб слежавшегося снега высотой под метр. Они проехали пару строений в два этажа, мимо них то и дело проходили строем военнослужащие. Чуть далее виднелось здание повыше, на крыше его был установлен государственный флаг и приютились несколько антенн для приема спутникового сигнала.

«Наверное, это штаб», — с интересом обратил на него внимание во всю крутивший головой Валера.

Сделав небольшой вираж и лихо притормозив, они остановились у одноэтажного здания из кирпича, с красной жестяной крышей и вывеской над единственной дверью: «Столовая». По бокам от двери были расположены эмблемы Сил Союза, они были ухоженные, покрытые стеклом и создавали впечатление официальности. Около крыльца снег был вычищен до асфальта и посыпан крошкой. 

— Вот, и приехали на перевал, — сказал Паша, — поедим, познакомитесь с начальством, и совершим марш-бросок до «Колпака».

«Колпак, это и есть оно, засекреченное место встречи, похоже, со мной стали разговаривать откровеннее», — открыл дверь и выбрался, пользуясь широким порогом под дверью, Валера. Потянулся. Было морозно, вроде бы, -18, как показывал термометр в автомобиле. Воздух был сухой, издалека раздавался хруст шагов. Вышел и Паша, ловко переваливаясь через сиденье, одновременно проскальзывая под рулем и спрыгивая мимо порога на снег. Он хлопнул дверью, и тотчас с дерева каркнула ворона. Они пошли в столовую.

При входе предлагалось снять верхнюю одежду, для этого были предназначены несколько тяжеленных чугунных вешалок в человеческий рост. Отряхнув ботинки и сняв куртку, Валера прошел к раковине. Тщательно вымыл руки и умылся. Рюкзак с компьютером придерживал ногой. Паша тоже совершил туалет.

Они вошли в обеденный зал, просторный и светлый. За столиками уже сидели военные но время было предобеденное, поэтому свободных мест было много. Оглядевшись, Валера обратил внимание на широкие окна, дающие много света, пол был выложен пластиковой, матовой, пружинящей плиткой, стены окрашены в оранжевый цвет приятного пастельного оттенка. На стене, вдоль которой шли столики, располагалась большая фотография в рамке, изображающая Верховного командующего в форме и с орденами.

Дух помещения, как понял Валера, весьма уютно создавался тюлевыми занавесками на окнах. «Прямо как в прошлое попал: дом, где тепло и ждут, чтобы накормить». Паша позвал его, они встали в очередь из трех человек. За прилавком стояла крупная, румяная женщина, она аккуратно наливала борщ военному. Также предлагался небольшой, но, все же, комплексный выбор блюд: гречка, макароны, картофель, поджаренный дольками, бефстроганов, рыба под маринадом, биточки. Из супов были борщ и солянка. Салат предлагали один — «Летний» — из помидор и огурцов. Когда подошла их очередь, Паша пропустил его вперед.

— Здравствуйте! Как у вас все вкусно, — сказал Валера, глотаю слюну.

Женщина радостно заулыбалась, с приятной улыбкой сказала: «Здравствуйте! Сегодня вкусный борщ и бефстроганов. Салатик тоже свежий. Вам наложить?» Она наполнила его поднос тарелками, туда же Валера положил пару кусочков черного хлеба.

— Спасибо! — улыбнулся он.

— Кушайте на здоровье! — ответила она.

Подождав Пашу, он спросил: «А где оплатить?» Тот улыбнулся: «В столовой едим бесплатно, не переживайте. Давайте воон за тот столик», — он головой указал на стол на четверых прямо у окна, в стороне от неизменно возникающей в обед толчеи.

Они расселись, расставили тарелки, пожелали друг другу приятного аппетита, и Валера с огромным удовольствием принялся сразу за борщ. В это время, его ногу что-то очень мягко задело. Жуя, он посмотрел под стол и увидел большого, серого, с черными стрелками, кота, который его поприветствовал, пройдясь шерстью, едва касаясь его брюк.

— Ух-ты, какой, — сказал он Паше, который тоже с треском улетал свой обед.

— Васька, тут живет, любимец, — Паша ухмыльнулся.

В это время в зал столовой вошел бравый военный, одетый в форму, в погонах, подтянутый и спортивный. Он, не спеша, пошел к раздаче, а Паша помахал ему рукой. Военный направился к ним.

— Здравия желаю, Игорь Иванович, — поздоровался Паша.

— Здравствуйте, товарищи, — ответил тот, улыбаясь.

Он был с холода: румяный, сухой, тщательно выбритый, волосы недлинные, зачесанные (похоже, только что) назад.

— Я сейчас подойду, вам приятного аппетита, — и он прошел за едой к прилавку.

Вскоре, когда они уже принялись за бефстроганов, подсел Игорь Иванович: они одновременно стали было уступать ему место за столом, он показал головой, что не надо, и сел на свободный стул. Он поставил поднос и протянул руку Валере: «Игорь». Валера привстал и пожал руку: «Валера».

Они стали есть, некоторое время молчали. Валера доел салат и замер, наслаждаясь чувством сытости. Кот сидел рядом и посматривал на него, но, когда их глаза встречались, он жмурился и отворачивался. В столовую группами  входили люди. Наступало время обеда, а, значит, воинская часть подтягивалась. Среди всех единственным человеком в гражданской одежде был Валера.

Молчание прервал Павел, он тоже закончил есть и выглядел довольным: «Игорь Иванович, как дела в части? Грейдеры-то вам подкинули?» Игорь отставил тарелку: «Да, как сказать, готовимся зимовать. Учебка и хоз. часть, в основном. Разговаривал с Зиминым, он обещал грейдер на этой неделе. Говорит, городу не хватает. С вашими общался утром. Готовим новый расчет для охраны. Ну, и, понятно, футбол, — он заулыбался, — это местная традиция». Паша в ответ улыбнулся: «Обязательно поиграем, только закончу все наряды».

Игорь закончил обед, крякнул, слегка откинулся на спинку стула.

— Рад, что к нам заглядывают гости из Москвы. У нас здесь, в основном, призыв да кое-кто из города заезжает. Конечно, ребята с Базы, — он глянул на Пашу. — Как вам обед, Валерий?

Валера уже чувствовал сонливость но поговорить — это было святое: «Да, все хорошо, кормят прилично у вас, встретили хорошо, все путем», — он тоже посмотрел на Пашу.

— Ну, и хорошо. Я в Москве был летом, командировка в Министерство. Тоже неплохо встретились, в театр сводили меня и супругу.

Он помолчал и все помолчали. Затем Игорь обернулся к Паше: «Вам подбросить ничего не нужно, раз уж такая оказия?» Паша подался вперед, видимо, он ждал этого вопроса: «Игорь Иваныч, да, все есть но к мероприятию просили ящик водки». Игорь подался вперед: «А кто просил, Игнатьич?» Паша кивнул, и Игорь продолжил: «Это сделаем, только не забудьте потом ведомость в Отдел снабжения вернуть». 

Они продолжили говорить и дальше, что-то про ежегодный турнир по боксу, потом о турнире по футболу. Затем про ГСМ, которых, вроде бы и достаточно но нужно почаще возить. И, наконец, про рыбалку — видимо, пришел сезон ловить хищника на «балду», поспорили о превосходстве ее над «чертиком».

А Валера думал: «Да, серьезное мероприятие, раз ящик дополнительный просят. А, впрочем, там и народу может быть много». Тут кот Вася запрыгнул ему на колени, и он стал гладить его. Кот мурчал и спокойно лежал в позе сфинкса. А вокруг уже выстраивалась очередь на обед, военные переговаривались, заглядывали за спины на ассортимент блюд. Было много женщин, все одетые в одинаковые брючные костюмы, которые смотрелись на них удивительно хорошо.

— Ладно, братцы, я пойду — служба, а вам — доброго пути, — Игорь встал, пожал обоим руки. — Да, Паша, зайди в штаб, скажи Михалычу, что я разрешил взять ящик из наших стратегических запасов. Тот кивнул: «Спасибо, сочтемся!»

Игорь Иванович пошел к выходу. Тут к их столу подошла женщина, что стояла на выдаче: «Давайте, чайку налью», — она поставила на стол чайник внушительного объема и пару стаканов в подстаканниках. Чай был налит, — «Приятного!», — заботливо сказала она и отошла. Они принялись осторожно отхлебывать горячий напиток, думая о своем. «Хорошо бы перекурить перед дорожкой», — думал Валера. «Главное, успеть до темноты», — думал Паша.

Покончив с чаем, они засобирались. Валера снял рюкзак со спинки стула, куда повесил его перед застольем. Оделись, вышли. Паша залез в салон и завел двигатель. Пока он грелся, Валера закурил, смотря то на машину, то по сторонам. Раздавался смех, шли группы служащих. Наверху было светло, проглядывало голубое небо. Ворона теперь сидела на крыше столовой и, кажется, ждала, что ей достанется еды.

Потом они сели в машину и поехали к штабу. Паша на 5 минут вышел, потом показался с другой стороны, с ним шел еще один человек в обычном свитере и нес ящик водки. Его убрали в багажник. Паша еще пару минут поговорил о чем-то с человеком и сел за руль.

— Ну, поехали, сейчас второй час, надо до пяти добраться, чтобы не встать на перевалах в пробку, — он круто развернулся и они, проехав снова мимо столовой, где у крыльца сидел кот Васька, превратившийся в пушистый шарик, выехали из части на дорогу. 

Снова замелькали елки. Солнце показывалось в просветах облаков, осадков не было. Паша через 20 минут поездки вошел в знакомый всем водителям транс, держал ровную скорость под 100 и вел машину в колее. Валера задремал от ровного шума, затем он осознал, что вынырнул из сна и снова в него погрузился. Волны сна и сознания накатывали снова и снова. 

Один раз даже увидел сон: он сидит в офисе, в своем удобном кресле, пытается что-то набрать в редакторе кода, да, только, работа не спорится. И, вдруг, на стол мягко запрыгивает Васька, смотрит на экран, потом на Валеру и говорит: «Спроси его, в чем смысл. Нам нужно знать, а то есть не дадут». Валера вздрогнул и открыл глаза, они продолжали ехать. Он потянулся, зевнул, посмотрел на время в личном клиенте — 15:30. Паша молчал, значит, все было нормально.

Вокруг местность изменилась: вместо полей справа постоянно шли сопки, а вдалеке несколькими сглаженными и покрытыми снежным лесом горбами проступал Уральский хребет. Слева в этот момент была низменность, в километре от трассы, внизу, виднелся небольшой городок и замерзшая река. Городок производил впечатление заброшенности но жизнь в нем тлела: из труб частных домов кое-где поднимались сизые струйки, виднелись редкие машины, а из высокой трубы котельной валил густой темный дым.

Машин на трассе стало больше, часто попадались фуры. Грязные и медленные, они дымили так, что через систему очистки воздуха в салон проникал запах солярного выхлопа. Приходилось постоянно обгонять. Дорога шла то вверх, то вниз, и когда они забирались на очередной перевал, то видели, как шел гуськом караван машинок, которые пропадали за следующим изгибом дороги.

Через полчаса выехали на более ровный участок, сопки вокруг тоже сгладились, показалось большое ровное пространство с парой построек прямо через дорогу. Паша внезапно очнулся от молчания.

— Смотрите, видите это поле? Валера видел.

— Ага. Ничего интересного он не замечал.

— Под землей в этом месте секретный завод. Он еще со времен СССР работает, только никто не знает, что там производится, — пояснил Паша. Они замолчали, Валера смотрел, как оставалось позади это поле, и думал: «Поле как поле, не поймешь даже, что там, под ним, такие дела творятся. И со спутников, наверное, не видно ничего».

Они продолжали путь, снова дорога стала петлять и проходить по перевалам. Снова шли фуры, и они их обгоняли. Солнце было уже так низко, что цепляло горизонт слева, где-то далеко, в лесу.

— Ну, еще час и будем подъезжать, — сказал Паша, и через 10 минут свернул с трассы на второстепенную дорогу. Проехали деревню, Валера не успел разобрать название, что-то «Нижний…», похожее название он уже видел недавно но не разглядел толком. По сторонам их обступил густой лес, подобравшийся прямо к обочине. Глядя сквозь деревья, Валера пытался увидеть лося, лисицу или зайца, но, в наступающем сумраке, среди частокола стволов, ничего было не разобрать.

Он включил личный клиент: было пол пятого. Запустил программу почты от нечего делать, хотя и знал, что вестей от него пока не ждут. Сеть передачи не работала. Тогда он сделал перезагрузку устройства, и снова сети не было. Паша, видимо, увидел в зеркало, что попутчик возится с бесполезным клиентом и сказал, усмехнувшись: «Мы в зоне действия Заглушки, никакой связи, кроме военной и спутниковой». Он поерзал и продолжил: «Здесь строго с этим, но, как приедете, внутри есть ограниченный доступ, хватит, чтобы отправить письмо на работу или семье». Валера покивал, думая: «Это естественно, здесь уже их территория. Интересно, что будет с туристом или местным, если он забредет в эти места?»

Они подъезжали, солнце уже зашло, включили дополнительные фары. Впереди показался блок-пост, с виду, гражданский, по типу лесничьей заимки, навстречу им вышел одетый в белую военную куртку мужчина. Они поговорили с Пашей, потом он посмотрел на Валеру, снова поболтал с Пашей.

Впереди высилась Гора: не очень высокая и такая же пологая, как и видимые ранее сопки, хотя ее размер был колоссальным. Машину пропустили, и они, пробираясь на сниженной скорости по укатанной дорожке, стали приближаться к ней. Можно было разобрать, что на склонах горы рос лес, на крутых местах был только снег, а кое-где было пусто, хотя и полого — там были километры курумника, потока булыжников и камней, застывшего после ледникового периода.

Показался второй блокпост и на этот раз он был укреплен: стояли припаркованные военные внедорожники, два были точь в точь как их машина, а третий на шести колесах и торчащим поверх крыши пулеметом. В темноту уходил забор из колючки, натянутой между бетонными столбами. Они притормозили перед шлагбаумом и их попросили выйти. Паша обернулся, подмигнул и сказал: «Это формальность, сверка документов», — и выскочил наружу. У Валеры попросили карту личности, провели по считывающему терминалу, потом второй военный попросил вложить пальцы в еще одну машинку, что-то мяукнуло, и он отступил со словами: «Все в порядке, Валерий Константинович, рады вас видеть». Паша уже забирался на свое место.

Поехали дальше, дорога после этой точки была освещена, снег убран, то и дело от нее отходили дорожки и тропинки, а в лесу местами открывались освещенные прогалины с постройками. Один раз на обочине стоял одетый по форме и в бронежилете мужик с автоматической винтовкой наперевес.

Подъем ощущался сильнее, впереди вверху была темень, сердце Валеры билось сильнее, он подумывал закурить. Вдруг они одолели круть, выехали на большую, размером со стадион, площадку, всю освещенную софитами, а в дальнем ее конце, прямо там, где гора начинала резкий крутой подъем, зияли открытые ворота высотой метров 10, вмурованные в бетонный ангар прямо у подножия горы. Их машина припарковалась недалеко от ворот на вычищенную стоянку, Паша выключил двигатель, погасил фары и, обернувшись, сказал: «Вот, и приехали».

 

Прибытие.

 

Валера выбрался из машины, захлопнул дверь и поправил рюкзак за спиной. Он огляделся: они остановились на площадке, заставленной машинами разных видов и хорошо освещенной ярким светом, вдалеке стояли большие грузовики и автобусы, вездеходы на гусеницах, а на окраине, на утоптанном снеге было несколько быстроходных снегоходов. Пока Паша открывал багажник, вытаскивал ящик с бутылками и что-то хозяйственно прибирал внутри, Валера заметил, что в воздухе появился снег: снежинки были крупными, падали они медленно. Задравши голову, он увидел только серую темноту. Похоже, надвигался обильный снегопад, ветер дул порывами.

— Валерий, поможете донести? — Паша закрыл багажник и показал на стоявший на земле ящик, — донесем до входа?

Валера кивнул, они взялись за края ящика. Пашина рука была крепкой и цапкой, Валера почувствовал, как 10 кг оттягивают его замерзающую кисть.

Медленно и стараясь попадать шаг в шаг, они пошли ко входу в ангар. Снег уже летел плотной стеной, искрясь в лучах прожекторов и устилая землю чистым покровом. Вверху, где должна была быть гора, весел белесый туман, только и было видно, что уходящую ввысь скалу метрах в 50 над головами. Впереди зияли ворота приемника, освещенные изнутри, они походили на пасть левиафана увеличенную в 10 раз. Осторожно подходя ближе, кряхтя от нарастающего напряжения в руке, Валера увидел, что у ворот ходят люди: одни убирают снег, другие что-то везут на тележке. Около самих ворот стояли 4 военных с оружием и о чем-то разговаривали.

Пройдя створ ворот, они оказались в помещении, напоминавшем огромный гараж: стены были бетонные, на полу разметка из полос, потолок уходил вверх метров на 7. Справа, около баков с чем-то, стояли местные сотрудники: два парня и три девушки, одеты они были вполне по-граждански, курили и что-то рассказывали. Паша качнул головой в их сторону: «Туда», — и они пошли к ним.

Приблизившись, Валера рассмотрел людей, один из парней стоял с кружкой то-ли чая, то-ли кофе, отхлебывал из нее и слушал товарища. Он рассказывал девушкам какую-то историю, и те то и дело смеялись. Все курили.

— Вася, кто у вас сегодня дежурный по приемнику? — спросил Паша, и они поставили ящик метрах в двух от компании, — Нам бы сдать провизию на кухню, привезли, вот, из части.

Говоривший молодой человек обернулся, сказал: «О, Паша вернулся», — и затушил сигарету. «Ну, ладно, потом расскажу» — обратился он к своим, а затем подошел, поздоровался с приехавшими и поднял ящик без особых усилий. «Давай, закину», — сказал он и пошел к двери в стене, над которой светила лампа дневного света.

Валера дышал после переноски и осматривался. Снег не мог попасть в ангар, и здесь было теплее, чем снаружи. Огромная пещера.

— Я покурю? — Он посмотрел на Пашу.

— Да, конечно, а я пока организую вам гида по объекту, он вас проводит до жилой зоны. Валера достал сигарету, закурил. Девушки и их спутник посматривали на него, да заговорить не решались. После нескольких затяжек он достал клиент связи, посмотрел на экран: 17:07. Связи не было.

«Слава Богу — добрались», — затянулся он с удовольствием. После поездки в одной позе ноги и спина еще были затекшими, а мысли — вялыми. Тут мимо них медленно проехала легковая машина, она была военной, судя по окрасу и номерному знаку «СО 34754».

«Так, Силы обороны привезли кого-то», — с любопытством наблюдал за ней Валера. Машина проехала вглубь ангара и припарковалась к левой стене, где была размечена зона для парковки. Из машины вышла женщина в зимней куртке и с изящным чемоданчиком, дверь ей помог открыть водитель. В этот момент порыв ветра задул внутрь помещения и потревожил темные волосы женщины. Она удержала их руками и проследовала за водителем к еще одной двери в стене.

Выбросив сигарету в урну, Валера поискал взглядом Пашу: того не было видно. Девушки уже ушли и он остался один. За пределами ангара уже была настоящая метель — снег плотной завесой падал наискосок в свете ламп, больше снаружи ничего видно не было. В этот момент он увидел Пашу, идущего к нему из дальней части ангара с женщиной, одетой в пуховик и теплую шапочку.

— Это Настя, — он с улыбкой представил женщину, — а это Валерий. Настя улыбнулась и стояла, ожидая продолжения.

— Она проводит вас с жилую зону, покажет ваш номер, располагайтесь, отдыхайте. Паша задумался: «А, еще Настя расскажет про то, как дойти до приемного зала и даст общую ориентировку по объекту, чтобы вы не заблудились», — они с Настей усмехнулись.

— Да, тут такое бывает, — сказала она, — лабиринты настоящие, в прошлом году один гость заблудился, а связи же нет, вот и искали его повсюду.

Они направились к той двери, куда зашла брюнетка пару минут назад. Подошли к двери. Паша протянул руку Валере: «До встречи, я буду всю неделю здесь, если захотите сделать пробежку по лесу, попросите проводить вас в Центр физкультуры». Валера крепко пожал руку: «Спасибо, очень рад был познакомиться. Завтра попробую дойти до вас. Спасибо за безопасную дорогу». Оба улыбнулись, и Паша пошел к выходу.

Настя уже подошла к двери и ждала его: «Заходите, мы сейчас проследуем до Гостиницы, — там хорошие номера, для вас выделили Особый: с личной связью, ванной и кабинетом. Они прошли в дверь, которая открылась с металлическим щелчком магнитного замка после прикладывания местной карточки прохода. И вступили на лестницу. Лестница поднималась вверх на один пролет и напоминала часть обычного подъезда в жилом доме. Там, на площадке перед дверью, они остановились, Настя снова протянула карточку, висевшую на ремешке, и они ступили внутрь служебного помещения.

— Мы с вами должны добраться до Жилой зоны, путь близкий, запоминать его не обязательно, потому что заседание и ресторан расположены недалеко оттуда, — Настя пошла по широкому коридору с рядом дверей по сторонам. Вокруг было пустынно, только где-то впереди человек в комбинезоне техника возился у замка двери, а у его ног стоял чемоданчик с инструментом.

— Сейчас прокатимся в «вагончике», — она сделала в воздухе движение рукой, как бы разматывая что-то невидимое, — это местный общественный транспорт, тут все им пользуются. Дело в том, что наш городок довольно большой, протяженность рельсового пути 10 километров, есть станции, прямо как в обычном городе, — она улыбнулась.

— Мы сейчас у Приемника, это куда вас привезли, он идет вглубь еще долго, там машины на ремонте, кое-какая техника на консервации и все такое.

Они продолжали идти по коридору, который завернул налево.

— На вагончике доедем до «Жилой» без пересадок. Они вышли в небольшой зал с тремя ответвлениями, рядом с которыми были установлены знаки, сообщающие, что там скрывается: «Линия транспорта», «Канцелярия», «Внешний контроль». Они направились налево, к Канцелярии.

— Сейчас только возьмем для вас карточку. Она будет открывать все двери и позволит пользоваться транспортом.

Дойдя до двери с табличкой «Картотека», Настя постучалась и открыла дверь. За ней оказался вполне обычный кабинет: несколько столов, за одним из них сидела женщина перед компьютером. Стены были отделаны деревянными или похожими на них панелям, на полу — линолеум. Стояли цветы в углу, довольно большие, с раскинувшимися во все стороны темно-зелеными мясистыми листьями. А рядом с цветами стояла лампа дневного света, ярко светившая на растения. Окон в кабинете не было.

Поздоровавшись, Валера представился, женщина достала толстый журнал, нашла строку с его фамилией, дала ручку и попросила расписаться. После она выдала ему карточку на ремешке, которую можно было удобно носить на шее. На карточке даже была напечатана его фотография. — Все, можете пользоваться местными благами цивилизации, — улыбнулась она и отложила журнал в сторону.

Вернувшись на распутье, они направились к Линии транспорта.

— У нас здесь постоянно живет почти 5000 человек, нужно поддерживать большую инфраструктуру, за порядком следить, — Настя снова играла роль гида и рассказывала с удовольствием, — конечно, в секретную часть вас не пустят, впрочем, как и меня, но, в остальном, вы можете гулять, где хотите.

Они спустились по широкой лестнице и вышли на платформу. Она напоминала московскую подземку, только была поуже и аскетичнее: стандартные гофрированные стены, серый пол, круглый тоннель, отделанный бетонными секциями. Людей здесь стояла кучка-мала.

— Вагон ходит каждые 15 минут, здесь конечная, — она посмотрела на цифровой дисплей, показывающий время под потолком, — через 3 минуты прибывает — как раз успели.

Среди ожидающих поезда Валера с удивлением увидел несколько детей в возрасте лет 8-10, они начали играть, видимо, вновь встретившись после недолгой разлуки, гоняясь друг за другом и, на удивление, не кричали, а шептали что-то смеющимися голосами. Мамы смотрели на них но не торопились позвать. Все взрослые были одеты по-граждански, некоторые переговаривались не спеша, другие — стояли поодиночке в ожидании прибытия поезда.

— Анастасия, они здесь работают постоянно?

— Даа, есть штат «Приемника», то есть, этой части базы, а кое-кто вернулся из увольнения, это вроде небольшого отпуска, оформляется под подписку, все просто и этим часто пользуются.

Подходил поезд, состоящий из локомотива, формой напоминающий булку хлеба с двумя старомодными круглыми фарами спереди, и одного вагона. Раздался голос дежурной по станции: «Внимание, поезд прибывает, просьба не заходить за линию ограждения». Стоящие на платформе, казалось, наоборот собрались в кучки поближе к краю перрона как раз напротив открывшихся дверей. Настя нашла место и позвала Валеру присесть рядом. А потом, уже внутри поезда, голос мужчины по радио произнес: «Следующая остановка «Жилая»», и поезд тронулся, скрипнув тормозами.

— Честно говоря, не верится, что еду под землей в поезде, да еще и в гостиницу, — Валера почувствовал как непроизвольно сел поближе, повернулся и начал говорить с провожатой, — вы бывали на всех точках этого маршрута? — Ну, в одной части горы засекреченная зона, поезд там останавливается но уйти с платформы уже нельзя. Там несут дежурство военные, для которых все это и построено. Другие станции открыты. Кстати, есть еще параллельная ветка, — Валера удивился, — станции этой ветки иногда видно, когда едем по туннелю, вот в этих шахтах не была. Там все режимное.

Настя замолчала. Потом она посмотрела в окно: там мелькали серые стены, а, иногда, как ракета, пролетал свет фонаря. Темнота и вспышки света, холод и огонь — сознание все фиксирует, только мысли в затишке, чувство ожидания нового, совсем не тесного и не темного, росло каждую минуту.

«Это внутренняя командировка в страну внутри страны, в самую сердцевину нашей земли. Почему я всегда думал, что новое приходит извне? Оно внутри. Скрыто под слоем обыденности, земной суеты. Эта шахта под горой: глубокая, черная, глухая, сырая — то, чего хочется все время избегать, потому что мы научены избегать опасных лазов в темноту – обучены эволюцией нашей долгой жизни на земле. И ходим мимо каждый день, забыв даже об этой возможности, затолкав ее поглубже, в область неосознанного. Наш покой — под солнцем и небом. Это миф, это желание, сросшееся с инстинктом, утешение без объяснений. Почему мы так любим ясное небо и свет? Мы, что, так лучше выживаем?»

Валера перевел взгляд на людей, сидящих в вагоне: под светом теплой лампы они, казалось, дремлют. Его ощущения стали трансформироваться, земля и камень уступали обычным лицам, рукам, детским гримаскам.  Комфорт ситуации начал ощущаться во всем, даже в резиновом коврике, чистом и сухом. Но все было как бумажным, казалось, реальность мира обошла стороной быт подземного царства.

«Здесь тихо и спокойно, все, кажется, идет по хорошо налаженному расписанию, поддерживаемому согласными передвижениями людей от работы до дома, от одного света к другому — от казенного и холодного, заключенного в стандартные плафоны, к теплому и родному, приносящему уют. Вот в этих передвижениях и рождается ощущение времени, здесь также как и наверху можно ощутить свою малость, суетность, — Валера поежился, — хватит этих мыслей, устал…». 

Вокруг вагона приносилась темная прожилка провода и электрические светляки. Поезд начал замедление и он автоматически приготовился на выход. Настя сказала: «Наша!» и они встали.

Выходя на платформу с другими людьми, слегка замешкавшись и затерявшись среди спин, Валера снова перестал думать осознанно и начал соображать. Казалось, это продолжение его будничных микро-путешествий в метро большого города, когда поток сам несет, нужно лишь иногда делать корректировку своего движения. И здесь народ вел его — выход с платформы был один, небольшой подъем по каменным ступеням и широкий коридор с приятной, немного пружинящей плиткой под ногами, и стенами, выкрашенными в теплый цвет. Скоро вышли на небольшую площадь, если можно было так назвать помещение метров 10 шириной, от которой отходило три хода поменьше с надписями на пластинках, которые выглядели как в доме отдыха где-нибудь в бору, на берегу озера. «Гостиница», «Квартиры», «Хозяйственный блок». Настя направила его в сторону гостиницы, в то время как поток людей уходил квартироваться.

Не успев задуматься, он уже вышел к фойе, от которого в две стороны отходили два крыла. Перед ним появилась стойка регистрации, и все уже было отделано в новом стиле — с деревянными панелями на стенах и ковром цвета опавших листьев на полу. 

«Здравствуйте и добро пожаловать в Гостиницу «Гранит», можно ваш пропуск?» Валера подал. Женщина в изящном синем костюмчике проверила что-то в своей машинке, постучала по клавишам и вернула пропуск: «Ваш номер называется «Байкал», он справа по коридору, третья дверь». 

Настя улыбнулась: «Хорошо вам устроиться! Сейчас 6, — она взглянула на часы над стойкой, — в 8 будет ужин. Чтобы дойти до ресторана, нужно будет вернуться к метро, сесть на поезд в сторону «Северного привала» и проехать одну остановку до «Зала приемов». Вы не должны заблудиться, но, в случае чего, вот мой номер и вы можете позвонить отсюда. На ужине я тоже буду, так что надолго не прощаемся». 

— Спасибо, постараюсь быть вовремя, — Валера хотел пожать ей руку, передумал, и, попрощавшись, зашагал к двери номера.

Открыв дверь своей новой карточкой, он осмотрелся и нажал на все выключатели: появилось освещение, не очень яркое, сразу в прихожей, спальне и кабинете. Он сразу отметил, что окон нет: «Ну, естественно, за стеной гранитная толща, интересно, сколько здесь до поверхности?»

Он разулся, снял и поставил на пол рюкзак, повесил куртку и зашел в кабинет. Диван, кресло, камин, деревянный стол и стул. «Неплохо». Над столом была картина шириной как минимум метр, но, подойдя ближе, он понял, что это экран, показывающий анимированную сцену: высокий берег над озером, вокруг сосны в снегу, сугробы, внизу большое озеро, его берег теряется в белой ледяной дымке. «Да, это же Байкал», — сообразил он. Он видел зимнюю панораму озера, снимаемую камерой. 

Потом он прошел в спальню, здесь было хорошо. Большая кровать, по сторонам от нее тумбочки, на стене довольно изящные светильники, а напротив телевизор, стол с зеркалом на стене, небольшой холодильник и еще одна «картина» и в этот раз она показывала Байкал летом и все было полно зелени и голубой воды. Он лег на кровать как был и закрыл глаза.

Наверное, он уснул, так как, когда вновь открыл глаза, его тело было полностью расслабленным, а дыхание и ритм сердца спокойными, а еще в голове стоял образ длинного темного туннеля, по которому он как-бы летел, и в самый момент пробуждения успел увидеть точку света в конце. «Пора привести себя в порядок», — и он разобрал рюкзак, приготовил свежее белье и принял горячий душ.

После этого он зажил новой жизнью, все тело дышало, волосы были зачесаны, а ноги отдыхали в прохладе. Завершив ванные дела, Валера решил сделать ревизию холодильника и обнаружил, весьма обрадовавшись, полный бар, ни много ни мало содержавший: три бутылочки хорошего коньяка, две бутылочки водки, чачу, красное и белое вино, пару пива и целых пять различных минеральных вод. 

Также в холодильнике были фрукты. «Ну, что же, витамин С у меня есть», — он взял водку, отрезал от лимона кружок и, соорудив простой коктейль, снова прилег на кровать. Пару раз отпил, закусил лимоном и включил телевизор. Там показывали передачу, где несколько людей что-то обсуждали, по их разговору он понял, что предмет обсуждения не бытовой: «… философ, всем нам известный, выпустил только что книгу, называющуюся «Сколько стоит человек?», где противопоставил всем бедам мораль…».

«Еще одна выстраданная попытка избавить себя от боли сущего, — он выпил. — Можно окружить себя не только вещами и деньгами ради иллюзии безопасности, можно выстроить чрезвычайно устойчивую конструкцию из моральных элементов, ну, типа как заклинание такое очень сложное, даже бесконечное. Я не делаю плохо другим и не жду плохого от них. Если мне делают плохое я прощаю. Да, от них жду того же, как еще? — Снова глоток. — Чем фундаментальнее и устойчивее такая конструкция противостоит неисчислимому разнообразию возможных неприятных осознаний в нашей жизни, тем проще ее правила. Кажется, самая надежная система уже есть, мы же все в первую очередь начинаем думать о религии».

«…Дурак не охватывает себя ментальным взором …», — слышались новые идеи с экрана. «Интересно, а насколько достоверно охватывает себя верующий человек? Или человек настолько твердых моральных основ, что мир вокруг него даже слегка прогибается, как свет вокруг звезды. Не об этом ли мы часто думаем, смотря на других, сравнивая с собой по глубине самосозерцания? — Еще один, и уже последний, глоток и лимон. — Моральная защита, бронежилет класса А, — держит удар, вот, только, так тяжело носить, что хочешь-не хочешь, а выработаешь правила для облегчения его носки. А иногда и скинуть не грех, в бане, хотя бы, или за столом. Пора, кажется, собираться».

Будильник в форме совы показывал левым глазом «19», а правым — «30».

Брюки, конечно, слегка помялись но фабрика «Эстет» последнее время стала выпускать специальные, не требующие глажения. Пару раз ладонью пройдешься — и хоть на свадьбу. Свежая сорочка и пиджак сели хорошо, а, может, критически оценивать свой наряд уже не позволял аперитив. «Мама бы не одобрила, конечно, такое разгильдяйство, — он осмотрелся в зеркале. — Сколько стоит человек? После пары порций местного коктейля цена у кого-то подскочит: вот это будет интересно». Он взял сигареты и пошел к выходу.

 

Ужин.

 

Стоять на платформе в ожидании поезда в пиджаке и навеселе было приятно, мирок станции ожил новыми приключениями, их предвкушение волновало. Ему впервые за последние часы дали побыть одному и он наслаждался легкостью прогулки. «Во истину: свобода в несвободе». Даже один перегон на поезде был привлекательнее путешествия на Таймыр, о чем он уже давно подумывал. Никто больше не вышел к поезду, и он ощущал самой кожей покой, самодостаточное одиночество. Без пригляда.

Вагончик пришел точно по расписанию — он даже не успел как следует разглядеть незамысловатую мозаику в отделке стен станции: природа Урала, было там, точно, раскидистое дерево и медведь.

«Следующая станция «Зал приемов», осторожно — двери закрываются». Локомотив подтолкнул вагон и с гулом покатился в темноту.

Выйдя на следующей остановке, он огляделся. Дизайну здесь уделили больше внимания: мрамор и лепнина смотрелись гротескно и величественно. Люстры с большим количеством ярких ламп завершали композицию, а на одной из стен была выложена красным орнаментом большая пятиконечная звезда.

Пройдя по проходу и миновав похожую на уже виденную ранее площадку посреди лабиринта с тремя ответвлениями: «Зал приемов», «Начальник» и «Пищеблок», не долго раздумывая, он повернул к Залу, немного прошел и уперся почти в точную копию стойки регистрации, как и в гостинице. На этот раз его встретил, поднявшись со своего места, молодой человек, с ловкостью иллюзионера проверил пропуск и отправил налево, где был короткий коридор с открытой дверью в конце. Оттуда доносились негромкие голоса и мелодичные аккорды.

Пройдя внутрь, Валера увидел большой зал, отделанный, по виду, дубовыми вставками, с шикарным толстым ковром, по центру стоял длинный стол полностью уже сервированный для ужина, особенно привлекало внимание блестящее столовое серебро и хрусталь. Напротив стола была большая панель, которая выдавала некую телевизионную заставку с видами заснеженной Москвы, и вид ее был не менее завораживающим, нежели Байкал, а в углу зала стоял рояль, за которым девушка в нарядном платье наигрывала спокойную мелодию из классики, кажется, из Рахманинова.

Немного задержавшись на пороге комнаты, Валера направился к столу, к нему подошел мужчина за 50, одетый в мягкую кофту и рубашку, его заметно тронутые сединой волосы были безукоризненно уложены. Он протянул руку с улыбкой: «Ааа, вот и вы, Валерий, очень рад, что доехали до нас. Я Петр Игнатьевич». Валера пожал руку и тоже улыбнулся: «Очень рад познакомиться. Устроился хорошо, спасибо». Петр Игнатьевич слегка взял его за плечо и предложил: «Присаживайтесь, где угодно, мы потихоньку собираемся, скоро начнем ужинать, а пока можно что-нибудь выпить и закусить». Его глаза были умиротворенными, а движения — плавными. И они пошли к столу. Валера задержался у ряда стульев и решил немного осмотреться, пока гости готовились к приему. Хозяин же прошел к дальнему концу стола и остановился у двух мужчин, с которыми беседовал.

Сделав несколько шагов в одну сторону, потом в другую, он засмотрелся на видео-заставку. Ее свет был ярким и серебрил бокалы и вилки на скатерти. Съемка велась с воздуха, видимо, устройство с камерой подняли метров на 100, и среди темной воды реки и убеленных набережных выдавались стены и купола построек Кремля, и даже было видно, как темная машина медленно плывет по дорожке в сторону кремлевской стены, ныряя под покрытые снегом кроны деревьев. Подняв голову, он рассмотрел люстру, в которой сочетались множество золотистых раскинувшихся веточек, оканчивающихся лампами.

Постояв минут пять, иногда переводя взгляд на группу людей в компании с Петром Игнатьевичем, и видя, что больше никто не проявляет к нему явного интереса, было решено рассмотреть, чем сегодня будут угощать.

Только он сел, как сразу и среди стоявших гостей обнаружилось оживление и все они, по приглашению хозяина, стали выбирать себе места за столом. Засмотревшись на вазочку с черной икрой, Валера не сразу понял, что оба человека сели рядом с ним: по соседству пристроился мужчина в коричневом костюме, рубашке в синюю звездочку, с пышной, почти черной шевелюрой, и в очках. Он немного поворочался на стуле и протянул Валере руку: «Добрый вечер!», — Валера пожал и представился. Человек наклонил голову слегка на бок и сказал: «Тут мы знакомимся почти со всеми впервые, меня зовут Эврик Исаакович, можно просто Эврик. Сколько бы не ездил по этим собраниям, а всегда поражаюсь тому, что новое знакомство, неизменно, приносит мне интересную беседу, это как закон!» Он засмеялся, достал чистейший платок из нагрудного кармана и протер очки.

Тут же Валера увидел, как второй мужчина, присевший сразу за Эвриком, привстал и умудрился протянуть свою правую руку через макушку Эврика, чтобы дотянуться до Валеры, вставшего на ноги с вытянутой рукой. «Я Дима, нажимаю кнопки, чтобы ГОПОтА работала». Валера улыбнулся и произнес: «Гопота?» Дима пояснил: «Ну, это то, зачем здесь, под лесом, собрали всю тусовку: Генератор Осмысленного Потока Ответов Автономный, версия 1.10». 

Дима присел и еще раз глянул на него с улыбкой. «Да уж, спецы могут удивить», — подумал Валера. Он потянул к себе белоснежную салфетку и пристроил ее на коленях.

— А, как же три закона робототехники? В ней это заложено?

— В ней все есть, — ответил Дима и налил себе стакан сока, — будет и философствовать и материться, — он выпил пол стакана. Эврик легко засмеялся и заметил: «deus ex machina, главное, чтобы оператор не ту команду не ввел», — и оба они засмеялись. «Профессор Роузвуд много нас консультировал, так что, можно быть спокойным», — он с приятностью посмотрел на Эврика.

Тем временем Петр Игнатьевич встречал новых гостей и рассаживал их за стол. Вошла Настя, ненадолго подошла к Петру Игнатьевичу и прошла мимо Валеры, пожелав доброго вечера. Вошел человек в военной форме, козырнул, потом пожал руку хозяину и направился к свободному стулу. Затем почти вбежал энергичный, как показалось Валере, клерк, одетый официально но слегка небрежно, затем все поздоровались с женщиной-брюнеткой, кажется, ее он видел в «Приемнике». Еще явились: батюшка в рясе, человек в неброском костюме с какой-то незапоминающейся внешностью и неопределимого возраста, и еще двое молодых мужчин, по пути что-то обсуждающие между собой.

Когда Валера потянулся к вазочке с икрой и уже протянул нож, чтобы взять себе порцию, справа от него воздух произвел движение и появился рукав пиджака темно-синего цвета, это был тот энергичный офисный сотрудник. Нож вернулся к тарелке с горкой деликатесной закуски и Валера был снова вынужден здороваться.

— Иван Погожин, Минхоз, — человек в очками в роговой оправе и с обширной лысиной уже тряс его руку, — рад знакомству, видно, дело наше табак, раз столько экспертов свезли… Не привыкать. Что ж, будем соседствовать.

Он уже накладывал салат с раковыми шейками и брал гренок из белого хлеба. Где-то в отдаленной части стола присел офицер в форме Сил Союза, а рядом с ним пристроился батюшка. Все гости расселись, в центре стола монументально занял место Петр Игнатьевич.

Валера решил, наконец, осмотреть стол как следует. Потчевали знатно: кроме разных пород икры перед ними были блюда с разносолами, розетки с ягодным муссом, раковые шейки, моченые свиные ушки, три вида холодного пирога, с красной рыбой, мясом, и грибами, расстегай с чем-то аппетитным, картофель с селедкой, украшенный луковыми кольцами. Были и блюдца с нарезкой различной рыбы, полупрозрачной, красной, белой, брюшка то-ли нельмы, то-ли омуля. Вроде бы, лежал и суджук, а может, бастурма. А в одной глубокой тарелке был густейший  застывший холодец. Рядом с ним стояла чашечки с хреном и горчицей. Довершали ассорти закусок расставленные с аккуратной очередностью графинчики с водкой. «Есть, что отведать после всех мытарств», — заключил он.

Начался мягкий гомон, гости оживились, справа его задели локтем — Иван тянулся одной рукой к графину. Он поглядел на Валеру, тот кивнул. Налили. Слева, Эврик, похоже, сомневался, но, увидев, что все «за», протянул свою рюмку поближе к Диме, который также разливал направо и налево. Уже был готов бутерброд с икрой, на тарелке появились грузди в сметане. Осталось дело за тостом. И только об этом подумалось, как встал Петр Игнатьевич.

«Коллеги! Собралось нас здесь дюже, чему я очень рад, благо, что мое нынешнее положение, обязывающее меня, в основном, вести жизнь уединенную и далекую от светских свиданий, дарит мне такие встречи. Случаются такие оказии, как нынешняя, и тогда я и мое руководство организуем собрания различных чинов правительства, экспертов и других представителей ответственных организаций для принятия коллективного решения по насущному вопросу. Поэтому, мы снова здесь и я рад вас всех видеть в этом зале, — он чуть помолчал. — Мы все будем работать сплоченно но это будет завтра, а сегодня познакомимся поближе. Устройство страны очень непростое, умов разных много в госаппарате, так давайте мирить межведомственные разногласия и чинить дружбу». Петр Игнатьевич поднял бокал.

Все уже стояли, и, как только речь подошла к концу, тут и там начали чокаться.

Гости, как по команде, стали смелее накладывать себе полюбившиеся кушания, да и попробовать в новинку было что. Лишь в тарелке Эврика Исааковича была чистота, он брал помаленьку и закусывал с чувством и мерой. Иван справа, напротив, налегал на явства с ядреной настойчивостью, и, вскоре, потянулась его рука к пиале с черной икрой уже в третий раз. «Извините, вы, я вижу, больше икры не будете?», — обратился он к Валере. Тот кивнул и смотрел, как было подчищено все, до икринки, а колоритный бутерброд с масляной подстилкой уже летел в рот Ивана.

Снова встал Петр Игнатьевич. «Коллеги, в моем традиционном втором тосте я хотел бы отдать должное этому месту, которое умеет тепло встречать старых друзей и новых, — он поднял рюмку. — За звездное небо над головой и пир под горой».

Когда все сели после второй, в зал вошли повара. Не успел Валера подчистить последствия куска пирога с рыбой на тарелке, как была предложена тройная уха, а на чистую посуду выложен заяц с картофелем.

Эврик сказал: «Чудные встречи организует Совет. Вот, в прошлый раз мы так были увлечены ужином, что потеряли Василия из казначейства, он, бедолага, не на той остановке вышел, попал к военному КПП, просидел там, пока все не проверили, поехал назад, заблудился. Насилу вернули его». Иван, тыча вилкой в пустоту, подтвердил со смехом: «Да-с, был курьез».

— А можно здесь, разве, заблудиться? — поинтересовался Валера.

— Ну, не без этого, — заметил Эврик, — вообще-то можно от станции к станции пройти и пешком, только двери знать надо.

— А, вот, какая, интересно, над нами толщина скалы? — продолжал Валера.

— Вполне может быть километр, — ответил Эврик.

… 1000 метров гранита над головой. Однако крепкая крыша. Высшая степень защищенности.

— То есть, нас тут никто не достанет, — вслух пробормотал он.

— Пожалуй, никто и никогда, — посмеиваясь, подтвердил Эврик, — даже если несколько ядерных боеголовок с заглублением шандарахнут, в этом комплексе разве что штукатурка обсыпется по углам.

— Валера, а вы ведь из Управления? — раздался голос Дмитрия, который слегка наклонил голову, чтобы было удобнее видеть собеседника.

— Да, я там аналитик, иногда выезжаю на места проводить экспертизу но такая командировка на секретную точку впервые. 

— Ну, все когда-то случается. А вам поведали о сути секретности?

— На то и секретность, что рассказали только полумерами.

— Ну, а что мы тестировать-то собираемся, знаете?

— Сказали, информационную систему, а слово «ГОПОтА» я уже от вас услышал. Пока еще не вполне понимаю суть.

— Скажу вам по секрету, здесь никто не понимает. Разве что я и профессор. Дело ведь в том, что машина, умеющая общаться вполне по-человечески это непривычный, ммм, феномен, для всего человечества, я уж не говорю о нашем государстве.

И в третий раз встал Петр Игнатьевич: «Коллеги, мой традиционный последний тост за нашу страну, а точнее, за наш героический народ!»

Немного притихнув, застольный народ выпил и снова стало  шумно и весело. Все уже переговаривались, найдя себе товарища, перенося прием пищи в сферу комфортного мыслеизъявления.

— Так вот, вещь, которую мы, в Университете новых технологий, делаем, пока непонятна почти никому, просто, есть заказ ее принять и, так сказать, оприходовать.

— А вы, я понимаю, как раз и есть поставщик? 

— Совершенно верно, я главный программист и архитектор. Моя задача была — контролировать ядро решения и качество на выходе.

Все пожевали, выпили, покивали головами. Иван справа переключился на брюнетку, сидевшую рядом с ним, она внимательно слушала его, иногда смеясь, и послышалось: «Да, что вы, Вань, какие там планы, у нас своя программа, кто-то назвал ее культурное воспитание, а мы ее применяем на воспитуемом материале с разной степенью успеха, цинично но правда…».

— Дмитрий, а какая, вообще, может быть количественная характеристика у нечто, что общается как человек но суть машина? Что это за стоимость, в каких метрах измеряется?

— Мы говорим «перплексия», — он чуть заплетался языком и прозвучало как «пиплексия», или это слух уже обманывал, — в сути своей так: машина должна выдавать текст, в котором и логика есть, и грамматика в норме, и юмор. Это у человека фиг померишь, — он кинул в рот остатки из рюмки, а затем налил всем трем, — у машины померить можно все. Скажем, то, насколько хорошо она продолжает предложение, которое было ей показано при обучении, — Дмитрий откинулся на стуле и перекинул руку через спинку, — вот, то, насколько меньше вариантов она рассматривает, составляя продолжение, и есть мера ее обученности.

— То есть, она, в идеале, должна точно воспроизводить конец, видя начало?

— Именно так. А дальше начинается интересное.

Тут Эврик протер губы и руки салфеткой, отодвинул подчищенную тарелку и включился в разговор.

— Дмитрий, вы позволите вклиниться?

Дима, положил локоть на стол и самым решительным образом закивал.

— Так, вот, не можем мы обучать такую машину работать с идеальной точностью: каждое изреченное человеком предложение это, как мы, математики, говорим функция от многих параметров. Может быть, настроение, самочувствие, а чаще даже — багаж накопленных знаний и сиюминутное интеллектуальное настроение. Более фундаментально, как возбудились нейроны в мозге, так и будет на бумаге. А нейроны у каждого еще и по-разному связаны. Получается, каждый человек в произвольный момент времени будет по-своему писать предложение и делать умозаключения.

Иван, наконец, отстал от женщины рядом и стал слушать их.

— Поэтому, машина видит совершенно различные развилки мысли, если можно в этой форме представить творчество в ее математических глубинах. Она все время перед дилеммой, какую развилку ей выбрать, а на миллионах записей она нами, ее создателями, вынуждается делать определенные усреднения, ну, как по больнице, мы, разве что, выдумали для этого еще одно понятие — обобщение.

— А, ну-ка, за обобщения, — Дима поднимал руку с граненой рюмочкой, — за интеллект усреднения!

Все поддержали, а Иван, по привычке, искал икру, а, не найдя, обернул копченое рыбье брюшко в лист салата и все это съел, хрустя и жмурясь.

— Вот я и говорю, машина учится обобщать, ей ничего более не остается, ведь ее учат на противоречиях… 

— Так, что же, когда мы будем ее испытывать, она сможет выдавать среднюю линию какую-то, серединка на половинку? — Это выдал Ваня.

— Формально, да, только, мы это можем и не понять, так как заданный ей для «осмысления» фрагмент текста также может быть совершенно уникальным. Получается, он сначала делает обобщения посыла текста на входе, а затем обобщения развития этой мысли на выходе, и, что еще важно, делает это каждый раз по-иному.

— Эврик Исаакович, это, вроде, и есть подобие разума, нет?

— В том то и дело, что только подобие. Мы, человеки, — он распахнул руки, как будто приветствуя всех в зале, — сначала видим образы, потом формируем мысли словами, и если наши образы кажутся нам завершенными, осмеливаемся говорить. А она видит только слова, которые, в ее собственном мире, идут друг за другом с различной вероятностью. Смысла она не видит, и отличить марксизм-ленинизм от кропоткинства она не ведает как, в принципе.

— Поэтому…, — проявился Дима.

— Поэтому, мы вполне можем столкнуться со скрещиванием этих идей или их полным отчуждением, — это будем зависеть от внутреннего состояния системы.

— Кажется, вы изобрели формальную форму, тьфу, формализм творчества.

— Как и вся наука работает с упрощениями, это тоже простое видение сложного но из-за этого именно наше представление идеи творчества подходит для анализа. Формальный анализ мы с УНТом уже завершили, осталось сделать качественный. Проинтервьюировать ее.

Эврик налил себе морсу. А Валера понял, что уже забыл, что он говорил, один лишь отголосок чувства понимания остался. Но что такое это чувство он сказать тоже уже не мог. Внезапно изменилась обстановка, прекратилась музыка. Девушка выскользнула за дверь, а рояль остался стоять в одиночестве. И навалились разговоры других гостей. Два человека, вошедшие последними, спорили, поддакивая или эмоционально крутя головой, при этом делали это, казалось, хаотически. Он прислушался.

— Русская тема, говоришь? Кто-то еще не попытался сломать об эту мельницу свое копье? Ты же понимаешь, Володя, что вопрос можно так абсолютизировать, что никто и никогда не сможет даже подойти к подножию этой горы. Можно упростить так, что и пьяный работник котельной сообразит, что надо делать. Мы тут переливаем жидкость из одного бесконечного сосуда в другой, конечный, и оба, заметь, остаемся недовольны.

— Ничего не надо абсолютизировать, Гриша, вспомни Школу: мы оба говорим про государственность. Только кто-то из нас, — он потряс пальцем, — этого слова стесняется, а другой без этого не может вести диалог.

— Если твоя государственность способна дать ход инакомыслию, то и государство такое обречено на развитие.

— Есть оно, инакомыслие, есть. Ты же не думаешь, что у нас выстригли все творческие синапсы. Социализация, понимаешь. Кто не захотел вступать на путь изменений даст более конформистское потомство, а кого накрыло волшебством бесконечного накопления знаний — тот вырастит гения, или иного, как угодно, — главное, способного смотреть на мир критически.

— У всех мозг же разный, многие даже и не задумаются никогда об инаковости. Особенно, если сверху им не напоминают. Логично?

— Абсолютно. Но ты что предлагаешь, чтобы государственный институт их специально перестраивал с раннего детства на то, чтобы стать инородным телом внутри самого себя? Это, вообще, было в истории?

— Бывало такое… идет это от конкретных личностей внутри аппарата управления, которые точечно создают университеты, школы специальные, может быть, с одобрения государства, реформируют церковь. Но, как закономерность, ни одно государство, если там не поселились вдруг одни гении, на такое не пойдет, не запустит социальный процесс слабо контролируемого сверху взращивания индивидов, которые повзрослеют и станут отнекиваться от предлагаемых им стандартных социальных ролей.

— Вот тут и проблема. Мы о чем говорим? Как выразить русскую идею в устроении общества? Нужны патриоты, нужны согласные? Нужен прогресс и смена парадигм мышления? Да! Кто будет делать это? 

— Не возражаю, это противоречит основам социального устройства, где новые члены общества обобщаются, если думать как наши математики, — он глянул в сторону компании Эврика, — согласно ценностям и нормам. Бывало, и не раз, что внедрение новых технологий разделяло общество. А уж как коллективный член общества туго их принимает, про это давно в учебниках пишут антропологи, нежелание пить кипяченую воду, к слову.

Оба замолчали. 

— Я же не стараюсь тебя убедить, что эту функцию надо делегировать государству, — сказал Володя более спокойным голосом. Пожалуйста, пользуйтесь воспитательными и образовательными учреждениями. Они же суть форма, а содержание там может быть любым, это зависит от таланта педагога. Тот же абстрактный чукча уже давно знает не только русский язык но и принципы ремонта и эксплуатации вездехода. 

— У них, в смысле, у чукчей, ценности сильнее, чем у развращенной цивилизованной урбанистической общности. Они будут делать, как встарь повелось, когда голый только человек, без технологических условностей.

— У нас тоже ценности есть: разбогатев, не становимся богаче. Мытарства имущественные и денежные…

— В общем, я понял твою мысль про ограниченность государства и порок общества как его сущность. Что тогда делать?

— Жить на противоречии должного и сулящегося. Кто в одной стихии перестарается, тот обречен. Ну, и процесс этот не быстрый, как ты понимаешь. Институты созданы для обеспечения возможности реализовывать все разнообразие общественной деятельности, а ее совокупную полезность абсорбирует исторический прогресс, или его отсутствие.

Тут заговорил Петр Игнатьевич: «Товарищи, вы уж слишком углубились в вашу эту любимую тему, опять сплошной структурный функционализм, вы бы лучше завтра такие вопросы задали. А то, создается впечатление, что дегуманизируется ваша теория. Одни функции создают структуры, других их разрушают, и оба лагеря создают бифуркации. Есть еще и вполне конкретная осуществленность этих построений, например, Руководитель Страны.

— Нуу, дошли, протянул Володя. 

— А что, он человек прОстый. Он вынужден быть таким, ибо народ наш прост и упрям, как говаривал классик. Народу до этих сущностей социально-нормативных, извините, как нам пешком до звезд. Вы бы лучше помнили, что народ за шапку хватается, когда голову снимут. А если она, в смысле, голова, на месте, то и ладное дело его: живи, учись, работай, да детишек рожай. Мы все на них и держимся.

 

— Айдате, покурим, — сказал вдруг Дмитрий и встал.

— А есть, где? — откликнулся Валера.

— Да, тут вытяжка организована.

И они вышли из-за стола. За дверью, в темном уголке зала, действительно, была дверца, за ней комната для курения с работавшей вытяжной вентиляцией, вдоль стены стояли кресла и столики с пепельницами, освещение было приглушенным. Закурили.

— Дмитрий, я примерно понял ваши объяснения про перплексию но вот что пропустил. Если, допустим, система доведет ее до разумного минимума, то станет более шаблонной, значит, система будет менее креативна?

— В определенном смысле, да, — Дима пускал струйки дыма к потолку. Но и когда она недообучена, то похожа на душевнобольного.

— Как это?

— Мы наблюдали, долго же шел эксперимент — пару лет. Сначала не могли ее толком научить, и тогда она выдавала такие перлы, что мы прозвали ее «42», — Валера выдохнул дым.

— Почему?

— Да, в том смысле, что думала долго, а отвечала абсурдно. Ну, как тот «думатель». Затем научились, Эврик стал помогать, подняли качество обучения. И тогда ощущение шизы прошло, стало интересно, жаль, не всегда понятно. А если бы довели до предела, то получали бы прямые цитаты из абзацев, которые она видела. Тоже провал.

— Это состояние равновесия, что ли? Зазубрила — не интересно, недовыучилась — бессмысленно. Между двумя состояниями — творческий интеллект? 

Дима кашлянул: «Точно схвачено».

Вернулись к свету. Теперь притяжение умов исходило с другой стороны, где рядом столовались военный и батюшка.

— Леонид Евгеньевич, — обращался к военному Отец, — вы же никогда не противились такой простой лемме, что коли безумию войны мы подвержены, то и разумны мы в специальном смысле всего лишь.

— Это вы про Россию или вообще, Отец Алексей?

— Да, я о всех детях Господа говорю.

— К этой лемме и доказательство прилагается основательное: мы же не можем и десяти лет прожить, что кровь братьев и сестер не пролить. Это я тоже про всех людей, кстати.

— К сожалению, испытание это тяжкое. Но живый в помощи Вышнего.

— Путь открытия нового, гуманного миропорядка лежит на поверхности, не все его видят, а те, кто видят, чураются его навязчивой простоты: мы — от Бога, я — от дьявола. В нашем обществе смогли приблизиться к такой максиме, в России армия и народ едины, а церковь давно часть народной жизни.

— Правильно, Евгений Евгеньевич. Но припомни, пожалуйста, ты, когда шел в армию, сделал это по зову душевному или эта деятельность была тебе общественно предсказана?

— Думал о многом, вера подсказывала обращаться к Творцу, искал, как же развить интеграл духовного до бесконечности. А пришел к службе под знаками отличия.

— Ну, а я в молодости видел чудо в бытовом, так сказать, имманентном, уже после школы готовился к служению под знаменем Сил обороны. Там и послужил. Но однажды батюшка меня отправил в храм и имел я там разговор с одним стареньким священнослужителем, он мне приоткрыл значимость веры и стал на земле ощущать Его, жизнь моя изменилась с тех пор. В этом мы разошлись с тобой Евгений.

— Отец Алексей, думается мне: всегда лучше искать общее в разрозненном, а не наоборот. Давайте за это.

Они чокнулись и выпили.

— Наши коллеги давно знают друг-друга, оба учились богословию и получали военное воспитание но в разной очередности, — рассудил Иван, обращаясь к Валере, — теперь они при встречах наших как два тяготеющих тела начинают следовать друг за другом. Я всегда их слушаю, и всегда поражаюсь: как одно вообще может быть без другого — церковь и армия. Никаких ложных логических наслоений, одна гармония.

— Да, это интересный феномен, не устаю наблюдать за их диалогом, — Эврик Исаакович посматривал на батюшку с военным. — А, вы, Ваня, что нового разрабатываете в Минхозе? Давно у вас не был в гостях.

— О, профессор, вам всегда рады и все вас любят, — он что-то дожевал и продолжил, — у нас все то же, основные силы брошены на ускорение известных вам оптимизационных задач. Мы на Дальнем Востоке взяли экономический кластер под обсчет матричными методами, ну, применяли там разреженные, параллельные вычисления.

— Знакомая тема, — сказал Валера, — как раз был там, а сколько там яблок!

Иван начал смеяться: «Да, да, да. Вы знаете, это же был вывод из наших моделей. Представляете, яблок там, оказывается исторически не хватало но никто об этом не мог догадаться, ну, нет яблок, не производим, делов-то».

Теперь и Эврик оживился: «Это чудесно и неожиданно. Появились яблоки, сразу несколько областей экономики расцвели, один за другим, по графу волна пошла… Скоро еще лучше будет, начальные коэффициенты для решения СЛАУ подбираются машиной на основе прошлых решений, и сокращается обсчет по времени в разы».

Иван сиял: «Это будет маленькая революция. Всякие нововведения регулирования рынка теперь выглядят как лепет младенца. Правильно сказано: «Не надо лучше, сделайте, как было раньше…»».

— …Но лучше, — добавил Эврик, хитро улыбаясь.

— Что же, получается, скоро ананасы и на Таймыре зацветут? — присоединилась к ним дама.

Тут засмеялись уже все.

— Это вряд ли но будем продолжать эксперимент, — ответил Иван, — давайте, что ли, за науку выпьем?

Все подняли и осушили.

— Это, конечно, шутка была, — продолжила женщина, — но вот что меня заинтересовало: вы сказали, Эврик Исаакович, что эта система, которая будет завтра с нами, обучалась на текстах. Любопытно, какой там набор знаний, все, что накоплено со времен Гутенберга?

— Хороший вопрос, — ответил профессор, — Дима и его группа делали отбор, например, пошлые анекдоты и настенную живопись исключали по простым правилам. С остальным посложнее: хотелось вычистить явные панегирики различным девиантным политическим и идеологическим режимам, веяниям. Всякие эрзац-демократии, в том числе. Однако, в целом, весь набор конфессиональных и социально значимых работ и культурных произведений там остался.

— Культурное осмысление происходящего будет, значит? — уточнила собеседница.

— Мария Владимировна, не волнуйтесь, все будет, — Иван рубанул рукой воздух.

— Да, не волнуюсь я, Минкульт волнуется. Просто, было интересно: вопросы истории, культуры пропускает она через смыслы Шпенглера, Тойнби, Сорокина? Маркса, естественно. Это было бы полезно.

— Будем посмотреть, — подвел черту Эврик.

В этом время в зал снова вошла музыкант, Петр Игнатьевич встал и прошел с ней к роялю. Что-то обговорил и вернулся на место. Музыка плавно вторглась в общий гул разговоров.

Петр Игнатьевич заговорил: «Мы, друзья, здесь пользуемся привилегией уединенного мыслетворчества. Когда создавался этот комплекс — наши геополитические соседи дали ему прозвище «Колпак» — думали лишь об обороне, и здесь у нас, под землей, много такого, о чем не принято спрашивать и обсуждать».

«Когда пробили первые штольни, стало ясно, что места здесь будет больше, чем предполагал план, ведь сложно было километр с лишним гранита зондировать с хорошей точностью. Оказались полости довольно большие. И пошла работа. Через 20 лет у нас все это в распоряжении — он обвел взглядом зал. Я уж молчу о выгодности залегания объекта для обеспечения стратегической безопасности».

«Однако мало кто задумывается, как только сюда попадает, на такие вот собрания, что нам дается все это с очень определенной целью. Мы фильтруем новое: не всегда объективно, конечно, иногда заблуждаемся но без нас было бы больше хаоса в мире».

— Это когда два года назад электронный помощник Федот на орбите вдруг зашел в цикл и запел песню? — кто-то перебил с запалом.

— Да, вот такое. Ну, проглядели, — Петр Игнатьевич не рассердился, что его перебили, и принял вызов.

— Кхм, кхм, — прокашлялся тот же голос.

— Наш квантовоз вперед летит!

— У Лиры остановка.

— Отбросим тару — и вперед!

— В руках у нас «кротовка»!

Засмеялись все, причем, громче всех — Петр Игнатьевич.

— Да, было дело. Замкнуло беднягу, а программисты тоже молодцы — оставили триггер на уменьшение массы и никому не сказали, — Петр Игнатьевич стер слезинку и продолжил.

«Ладно, к сути. Решили наши командиры, что главное, это не мешать. А помогать, как я вижу, кто-бы не брался — всех критикует народ. Любой закон — новые волнения в умах и иногда бражится это очень долго. Люди, наши граждане, или ругают, или жалуются. Все никогда не бывают довольными, как бы хорошо ни старались в верхах.

Остается — не мешать. Следуя этому принципу, мы и думаем, как бы не навредить, а улучшить – тут как получится.

Но важно еще, чтобы нам самим не мешали это делать. Все же знаете, как в учреждениях постоянно бывает: слухи, домыслы, интриги, интересы. Работаешь, устаешь, критическое мышление притупляется. А здесь, под броней скал, в лесу, окруженные всеми возможными глушителями излучений, мы, наконец-то, думаем… Случись война — мы будем думать, здесь нет других правил, кроме тех, что мы сами установили. Такая вот игра в умы».

«Это занятие может показаться деланным, ложным. Спросите кого угодно про нашу задачу: на улице, в кабинете, в курилке, — нет такого запроса у обывателя, все думают о себе. А мы — обо всех, есть такое право».

Все внимательно слушали, батюшка перекрестился и мотнул головой.

«Давайте и в этот раз подумаем хорошенько».

Гости приняли это как команду «вольно» и с новым воодушевлением подняли бокалы.

Валера сидел тихо, он перестал слушать. Его преследовала мысль, крадущаяся по кромке сознания с момента погружения под Колпак но не находившая выхода в словах: «Хорошо ли это все, сидеть здесь, пить, абстракции строить, обложиться скалами для защиты от всего мирского? Чертовски непривычно слышать о новых планах, проектах размером со страну. Вот, взять этих философов. Они же завтра забудут все свои слова. Ну, напрягли извилины, развлекли общественность и шасть в свою норку. Или отец Алексей в вечном экзистенциальном споре с полковником. Они друг друга хвалят, им это в удовольствие. Да, вообще, что они здесь все ищут? Петр Игнатьевич, с ним понятнее: общество, музыка, весь свет государственной мысли в подчинении на пару дней. А остальные? А я? Выход за рамки быта, уход от обязанностей ежедневных? Что еще? Голос мой будет тут для галочки, я чувствую.

А, может, ничего они и не хотят, а просто выполняют командировочное задание. А если что-то и поймут, то не расскажут никогда».

А покуда шли эти мысли, часть гостей уже стояла на ногах, кое-кто пошел покурить. Дима держал в одной руке морс, а в другой — пульт от экрана и пытался сменить картинку. Ему это удалось, и стали показывать морское побережье с набегающими темно-синими волнами, широкий песчаный пляж, усыпанный снегом и дорожку следов.

Валера тоже встал, попрощался с новыми знакомыми — Иван не хотел его отпускать и пришлось с ним выпить настойки на ягодах на посошок — и пошел к себе. Настя догнала его у двери, вся улыбающаяся и раскрасневшаяся, и сказала, что завтра в 9 завтрак и потом начало официальной части собрания. Он поблагодарил и вышел.

Было 11 вечера, Валера вдруг захотел подышать свежим воздухом: «Выпустят ли в такой час? — он походил по перрону, подумал, но усталость взяла свое. — Еще простужусь на холоде», — и сел в поезд. В номере он разделся, выпил целую бутылку минеральной воды, поставил будильник на 8:30, лег в постель и быстро уснул.

 

Заседание.

 

Пробуждение было быстрым, этой ночью он спал без снов и хорошо выспался. Голова была на удивление свежей и он все забыл о вчерашнем вечере. Немного покрутившись в кровати, он решил встать — на будильнике было 8:29 утра, наступил новый день под горой.

После душа и зарядки он оделся, прихватил рюкзак с компьютером и направился завтракать. На перроне стояли знакомые: Иван и Дмитрий. Все вместе они сели в подошедший поезд и покатили по туннелю.

В зале собраний стол был покрыт свежей скатертью и сервирован под 12 человек. Повара привезли тележки с горячими блюдами и чайниками. Уже была небольшая очередь за яичницей. Положив кое-какую снедь на тарелку, Валера присел за стол и снова оказался в компании с вчерашними товарищами, Эврик поприветствовал его, он был одет безукоризненно и выглядел как будто только что вернулся из спа-отеля на горнолыжном курорте, как будто и не было никаких застолий и споров. Все стали завтракать.

— Ну, что, товарищи, как вам спалось, — это Петр Игнатьевич всех поприветствовал, войдя в зал. Он послушал гостей и произнес, — хорошо, это хорошо. Сегодня мы будем работать, а пока ешьте на здоровье, я тоже пойду подкреплюсь.

Иван доел все с тарелки, заглянул к Валере, потом пошел за второй порцией чая со сладкими блинчиками.

— Вы, знаете, друзья, пришла ночью мысль, что все это не просто так. Уж очень хорошо нас потчуют, я чувствую, что руководство хочет, чтобы мы были поблагодушнее, — он улыбнулся, откусил блинчик и закончил так, — дело, похоже, деликатное, поэтому без чашечки кофе не обойтись, — и он пошел за кофе.

Дима был более сосредоточен на чем-то своем, он только покивал в ответ на слова Ивана и допивал чай, что-то просматривая в своем клиенте связи, а, завершив это занятие, пожелал всем приятного аппетита.

— Пора мне машину заводить, — он встал и направился к двери в одной из стен зала, где висела табличка с надписью «Техническое помещение».

Стол прибрали и началось заседание.

 

*** Procedure begins ***

 

Форма протокола: 30А.

Объект: «Урал-1».

Дата: 15 декабря … года.

Повестка: осмотр возможностей системы «Генератор осмысленного Потока Ответов Автономный (ГОПОтА), версия 1.10».

Секретарь заседания: Волошина Анастасия Витальевна.

Состав заседания:

         Веселов Петр Игнатьевич — Директор объекта

Горелов Дмитрий Михайлович — ведущий программист проекта ГОПОтА

Роузвуд Эврик Исаакович — Профессор математики Единого института математических наук. Доктор математических наук

Ташлев Валерий Константинович — Старший аналитик Аппарата Совета

Сколкова Мария Владимировна — Директор по связям с общественностью Министерства культуры. Доктор философии

Погожин Иван Васильевич — Главный экономист Министерства хозяйства. Доктор экономических наук

Благов Леонид Евгеньевич — Полковник Сил обороны

Семионов Алексей Петрович — Иерей, священник

Колющев Николай Владимирович — Отдел безопасности

Докторов Григорий Андреевич — Эксперт Министерства образования. Кандидат социологических наук

Тихонов Владимир Александрович — Секретарь ученого совета Министерства образования. Кандидат социологических наук.

 

Петр Игнатьевич: «Начнем, пожалуй. Дима, выведите интерфейс нам, пожалуйста».

На панели появился рабочий стол операционной системы. Дмитрий отложил пульт и в своем компьютере запустил программу, на экране появилось белое поле и кнопка «ответ». Дмитрий повернулся ко всем.

Дмитрий Михайлович: «Все готово, система ждет ваших вопросов».

Все устремили взгляды на экран.

Петр Игнатьевич: «Кто хочет начать? Ага, Мария Владимировна, пожалуйста. Передайте Диме носитель, он будет руководить вводом данных».

Дима принял от представителя минкульта щепочку носителя, вставил в компьютер, Мария наклонилась и начала вводить пароль. Затем Дмитрий также напечатал свою последовательность и улыбнулся.

 

Дмитрий Михайлович: «Есть доступ, вводим первый вопрос».

На экране появился абзац текста, затем указатель нажал на кнопку «ответ», все молча наблюдали и ждали.

Вопрос: «Что такое культура и какова ее роль в обществе?»

Ответ: «Культура — это то, как мы воспринимаем окружающий нас мир. Она может быть позитивной или негативной (в зависимости от нашего отношения к этому миру), она может быть положительной или отрицательной (от этого зависит наше отношение к окружающему миру). Культура формирует наши представления о добре и зле, любви и ненависти, красоте и уродстве, доброте и злобе, милосердии, и т.д».

Мария Владимировна: «Так, значит, поехали. Интересный ответ, довольно общий, как будто она понимает культуру и как способ познания мира и как способ мира сформировать наше восприятие. В целом, это корректно, как мы обычно считаем. Давайте дальше».

Вопрос: «Почему во всех известных обществах стали развиваться элементы искусства, религии, это общая черта человечества?»

Ответ: «Во-первых, потому что в обществе всегда есть люди, которые не могут жить без того, чтобы их чему-то научили. Во-вторых, искусство является одним из способов самовыражения человека. В-третьих, оно помогает людям лучше понять самих себя. И, наконец, в-четвертых, благодаря искусству у людей появляется возможность общаться с другими людьми на понятном для них языке. Таким образом, можно сказать, что культура оказывает влияние на все сферы человеческой жизни: духовную, интеллектуальную, эмоциональную…».

Мария Владимировна: «Очень интересно, это звучит как ответ прилежного студента, когда я преподавала, за такой ответ можно было поставить зачет. Замечание про людей, которые подвержены обучению — это довольно точно, мне кажется. Давайте попробуем вопрос с подковыркой».

Вопрос: «О кризисе современной западной культуры было много исследований, целые теоретические направления, вспомним Шпенглера, Сорокина, типы цивилизаций Тойнби. В каком измерении и на какой стадии живет культура в России?»

Ответ: «На мой взгляд, современная западная культура переживает глубокий кризис. Это видно хотя бы по тому факту, что за последние 20—30 лет появилось огромное количество книг, фильмов, телепередач, посвященных различным аспектам современного западного образа жизни. Но при этом нет ни одного исследования, которое бы указывало на какую-либо связь между этими двумя явлениями. Я думаю, что проблема заключается в том, что западные ученые до сих пор не пришли к единому мнению относительно того, каким должен быть современный западный образ жизни. Они считают, что он должен основываться на ценностях гуманизма, толерантности, мультикультурализма…».

Мария Владимировна: «Отказалась раскрыть русский вопрос». 

Улыбается и смотрит на социологов.

Мария Владимировна: «А про Запад тоже неплохо но поверхностно. Мой вывод такой, что кое-какие островки знаний продемонстрированы, даже примеры приводятся, только уж больно суховато звучит, не по-человечески».

Петр Игнатьевич: «Мария Владимировна, спасибо, это просто замечательно. В конце заседания ваш голос будет важен. Кто хочет быть следующим?»

Эврик Исаакович передает информацию Дмитрию и возвращается на место.

Эврик Исаакович: «Мы видели хороший пример, я бы отметил, что он был довольно академическим. Я попробую копнуть с другой стороны».

Вопрос: «Если бы вам дали задачу создать интеллектуальное существо, вы бы начали с логики, чувств или здравого смысла?»

Ответ: «Я считаю, что логическое мышление должно присутствовать в любом мыслящем существе. Например, если я спрошу вас, кто такой Иисус Христос, ответ будет таким: «Это тот человек, который создал Вселенную». Логика должна присутствовать даже в тех случаях, когда речь идет о каких-то абстрактных понятиях вроде добра и зла. Если же говорить о конкретных людях, то мне кажется, что они должны иметь четкое представление о том, какие качества им присущи, а какие нет. Иначе говоря, логика играет очень важную роль в формировании мировоззрения любого разумного существа».

Эврик Исаакович: «Однако. За меня и ответ дает. Но про логику точка зрения, хотя и порядочно затрапезная но твердая. Пойдем дальше».

Вопрос: «Гёдель доказал невозможность обоснования непротиворечивости формальной арифметики с помощью её собственных средств. Почему же лишь эти системы и двигают прогресс?»

Ответ: «Мне кажется, Гёдель исходил из того, что математикам необходимо опираться только на свои собственные методы решения задач. Он считал, что математика сама по себе представляет собой нечто большее, чем просто набор формул. Математика призвана решать те задачи, которые ставит перед ней жизнь. Именно поэтому математики так часто прибегают к помощи алгебраических выражений. Алгебраические выражения представляют собой своего рода ключ к решению той или иной задачи. Кроме того, существует еще один важный фактор, оказывающий непосредственное влияние на развитие математики. Речь идет об интуиции. Интуиция позволяет нам видеть вещи такими, какими они являются на самом деле. Иными словами, интуитивное постижение мира происходит гораздо быстрее, чем какое-либо другое научное познание. Поэтому неудивительно, что именно интуиция стала движущей силой развития математики».

Эврик Исаакович: «Интуиция как самое универсальное средство решения всех сложнейших задач. Это заявление не ново, а почему выбран именно этот путь ответа на вопрос — не понятно. А про свои собственные методы — вполне глубокомысленно».

 

Вопрос: «Как вы понимаете смерть?»

Ответ: «Смерть — это переход от одной формы существования к другой. Мы умираем тогда, когда перестаем существовать как индивидуумы. Когда мы становимся частью чего-то большего, у нас появляется больше возможностей для реализации своих творческих способностей. Таким образом, можно сказать, что каждый раз, когда мы умираем, мы рождаемся заново. Смерть является одним из самых важных событий в нашей жизни. Она дает нам возможность реализовать все наши творческие способности».

Эврик Исаакович: «Вполне индивидуальна точка зрения, что важно. Мне кажется, чисто статистически, ответы на мои вопросы были длиннее. Интересно, больше ли в них смысла? Этот собеседник много говорит, я лично не люблю болтунов. Но и назвать это трепом с барменом не могу, так как в каждом ответе есть хотя бы рамочное знание предмета. Но чувствуется этакий душок формализма, диалог в таком ключе уходит в никуда. А в целом? В целом, уд».

Петр Игнатьевич: «Так-с, замечательно. Есть у кого что добавить, может быть?»

Руку поднял полковник.

Леонид Евгеньевич: «Коллеги, прошу простить. Кто мне объяснит, это разумное или притворяется? Я внимательно следил за ходом этого, ммм, собеседования и понял, что я уже давно ни с кем не говорил на такие сложные темы. Даже с Отцом Алексеем у нас беседа легче, душевнее. Про Штаб и вовсе молчу, а уж на учениях мы обычно о тушенке и снарядах беседуем. Тут, что, победитель «умников-разумников» сидит за стеной?»

Алексей Петрович: «Леонид, это неживой разум, он без души. Твои чаяния вполне понятны, он маскируется под чадо божие но ничего не чувствует».

Леонид Евгеньевич: «Хорошо. Но все-таки, оно может что-то задумать и осуществить, например, дезу организовать или политзанятия саботировать?»

Поднялся безопасник.

Николай Владимирович: «Леня, это вопрос не праздный. Присоединяюсь. Я тут послушал-послушал и у меня желание появилось с ним, тьфу, с ней побеседовать в другом месте и на другие темы. Особенно, про смерть».

Петр Игнатьевич: «Коллеги, ну, что вы. Это же компьютер и думать он не умеет, хотя, признаю, пытается».

Леонид Евгеньевич: «Нам нужны исполнители приказов, Петр Игнатьевич, тут широкомыслие может дать осечку. Давайте я с ним побеседую».

Вопрос: «Как следует обращаться к старшему по званию?»

Ответ: «Я бы хотел обратиться к вам со следующими словами: «Благодарю вас за то, что вы сделали меня тем, кем я являюсь сейчас». Я очень ценю вашу заботу о том, чтобы сделать меня таким, какой я есть. Мне хотелось бы пожелать вам всего самого наилучшего во всех ваших начинаниях. Надеюсь, что наше сотрудничество будет плодотворным!»

Леонид Евгеньевич: «Ты посмотри! Вот это подхалим, да еще и неуч. Давай дальше».

Вопрос: «Кто такой русский офицер?»

Ответ: «Русский офицер — это человек, который служит своему Отечеству верой и правдой. Русский офицер всегда готов прийти на помощь своим соотечественникам. Для него нет ничего невозможного. Офицер никогда не предаст свою страну ни при каких обстоятельствах. В своей работе он руководствуется самыми высокими моральными принципами. Его отличительная черта заключается в умении находить общий язык даже с самыми непримиримыми противниками».

Леонид Евгеньевич: «Косит под отличника теоретической и политической подготовки. Наверное, испугался, что я его завалю. Продолжим».

Вопрос: «Праздность — корень всему злу, особливо военному человеку. Как ты это понимаешь?»

Ответ: «Военный человек должен постоянно находиться в боевой готовности. Это означает, что ему необходимо быть готовым к любым непредвиденным ситуациям. Кроме того, военный человек должен уметь мобилизоваться так, чтобы выполнить поставленную перед ним задачу любой ценой. Он должен понимать, что любое его действие или бездействие может привести к самым печальным последствиям. Именно поэтому военные люди должны обладать такими качествами, как твердость характера, решительность, умение быстро принимать правильные решения и т. д. Все эти качества присущи русским офицерам. Они являются настоящими профессионалами своего дела. Если же говорить об их недостатках, то они заключаются в излишней самоуверенности, высокомерии, а также в чрезмерной требовательности к подчиненным».

Леонид Евгеньевич: «Он теперь издевается. Коллеги, я ничего еще ему не сделал, а он вот так. Такие и развращают дисциплину. Даже не знаю, что и сказать. Разговорчики такие в армии будут трактоваться как нарушение субординации и склонность к самоволке. Правда, учитывая, что товарищ далеко не убежит, мой вердикт: ограниченно годен с рекомендацией к службе в штабной библиотеке».

Петр Игнатьевич: «Вы молодец, Леонид Евгеньевич, ваша выдержка поистине не ведает границ».

В зале слышался смех, многие переговаривались.

Григорий Андреевич: «Вам досталось, Леонид Евгеньевич. Подопечный-то огрызается. Вырастили…».

Эврик Исаакович: «Что выросло, то выросло. Вы знаете, коллеги, это же феномен достойный доски почета. Техническая интеллигенция и ваш покорный слуга нам всем подложила реформатора-остряка. Это кто-то еще заметил?»

Петр Игнатьевич: «Заметили, заметили. Таких людей, если бы это был человек, держат на расстоянии, они сбиваются в коллективы из своих но и жить без них нельзя. А если эта программа будет одновременно во всех часовых поясах нашей страны и круглосуточно анализировать и отвечать, все творческие коллективы только ойкнут».

Кашлянул представитель Отдела безопасности.

Николай Владимирович: «Коллеги, у меня трех вопросов к подопытному нет но заранее прошу учесть, что мой голос — «против». У меня есть тысяча вопросов к нему, задам я их не здесь и не сейчас».

Петр Игнатьевич: «Принято. Коллеги, давайте еще одну сессию и обедать будем. Валерий?»

Валерий передал вопросы инженеру и приготовился записывать.

Вопрос: «Что, по‑Вашему мнению, можно считать «мерилом» любви гражданина к своему государству и что — «мерилом» любви государства к своему гражданину?»

Ответ: «Мерилом может быть только любовь человека к самому себе. Если человек не любит самого себя, то он никогда не полюбит ни государство, ни других людей. А если у него есть какие‑то претензии к кому‑либо из своих сограждан, то это значит, что в глубине души он считает их несправедливыми или даже преступными. И чем больше таких претензий, тем выше будет его чувство собственного достоинства».

Валерий Константинович: «Давайте все сразу обработаем».

Вопрос: «Какую национальную идею, способную объединить россиян, Вы могли бы предложить?»

Ответ: «Национальную идею я вижу в том, чтобы каждый человек имел право на достойную жизнь. Я считаю, что у каждого человека должна быть возможность заниматься любимым делом и получать за это достойное вознаграждение. И для этого не обязательно иметь какие-то особые заслуги перед страной или народом. Человек может делать то, что ему нравится, но, при этом, он должен понимать, что его труд будет оценен по достоинству только после того, как он выполнит свою основную задачу — принесет пользу обществу».

Вопрос: «Мне нечего есть, не осталось лекарств, до пенсии еще неделя, государство обо мне думает?»

Ответ: «Вам нужно обратиться к депутатам с тем, чтобы они внесли изменения в закон «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации». В соответствии с этим законом все граждане имеют право на бесплатное получение жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов, включая лекарственные препараты из группы опиоидных анальгетиков. Кроме того, каждому гражданину гарантируется бесплатный проезд на всех видах городского пассажирского транспорта общего пользования федерального значения, а также бесплатное санаторно-курортное лечение согласно перечню заболеваний, включенных в Перечень утвержденный соответствующим приказом. Для получения информации о льготном лекарственном обеспечении необходимо обратиться в территориальный орган Федеральной службы по надзору в сфере защиты прав потребителей и благополучия человека по месту жительства либо в органы исполнительной власти субъектов, осуществляющие функции по выработке государственной политики и нормативно-правовому регулированию в области обеспечения санитарно-эпидемиологического благополучия населения».

Валерий Константинович: «Не кажется ли вам, что, раздавая такие советы населению, мы рискуем заработать больше проблем? Не делаю из этого секрета, в нашей компетенции обращения граждан, вот мы и подумали, что система может частично закрыть этот поток. Но среди миллионов ответов точно попадутся такие отписки, и что тогда делать? Мы не уследим за всем. Мой вердикт пока не сформировался, я вижу возможные трудности с практической реализацией».

Петр Игнатьевич: «Спасибо. Подумайте еще, время есть. Давайте сделаем перерыв на обед».

 

*** Procedure ends ***

 

И они стали ждать, пока подадут обед. Валера обратил внимание, что уже нет того легкого настроения, как вчера. Люди меньше шутили, и больше говорили в полголоса. Появилось ощущение недосказанности, даже обмана. Кто может в принципе сделать внятную оценку этого черного ящика? 

Сели за стол, подготовленный для принятия пищи. Все деловито накладывали и наливали. Валера ел без особого аппетита и старался настроить себя на положительный лад но выходило мало.

— Придумали же: генератор ответов населению. Да спустя год таких ответов наше население решит, что власть захвачена западными оккупантами, а вместо Главного двойник с навыками шулера, — звучал голос социолога, — может, сделаем репетитора или советника на улице поставим, за пятачок будет поучать!

— А, что, идея. Надо спросить Отца Алексея, как он относится к автоматической исповеди.

— Бери выше — сделаем его профессором, он, вон, как лихо Эврику оппонировал.

— Machina contra societatem — это ожидаемый результат, мы боимся нового, — это сказал Отец Алексей, — мы еще не привыкли к тому, что отбирать у человека его призвание это норма. Я предлагаю все еще раз осмыслить, а Церковь свой консилиум соберет по этому вопросу.

— Да, сделать из него бармена и конец дискуссиям: будет болтать на произвольные темы с усталыми и алкающими, — и упрекнуть не в чем, и с кулаками не полезет, — отвечали с другой стороны.

Обед завершался, гости чаепитничали. Петр Игнатьевич успокаивал: «Это первый в своем роде эксперимент, мы не обязаны все понять, с нашими выводами будут знакомиться комитеты ответственные. Вот, если большинство скажет «нет», то будет сигнал на закрытие проекта», — он поглядывал на всех, словно пытался угадать мысли.

«Хорошо, осталось уже немного и мы перейдем к голосованию, — Петр Игнатьевич подождал, когда со стола уберут трапезу, — прошу, кто доброволец?»

Валера обдумывал свое положение. Ответы машины ставили перед ним неразрешимые задачи, ответственность легла грузом. Он уже не обращал внимания на окончание тестирования но некоторые фразы проникали в голову самостоятельно.

«Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо отныне будете сынами Отца вашего Небесного».

«Писание знает, недоразумение рукотворное».

Особенное неудобство доставляло осознание необходимости выбора: как подсказывает рассудок, как просило начальство, как складывается консенсус здесь, под Колпаком. Но как вообще можно выпускать такое в мир? Люди умеют управлять людьми, на этом все и зиждется. А здесь? Какой-то недоучка, он же переучка. Запятая без души, голем словотворчества. Нет, я против. Мне все это, вообще, не по душе. Подгорные вечера словоблудия, мастерская смыслов.

Когда все получили ответы, Петр Игнатьевич пригласил проголосовать, сперва, «за». Руки подняли 5 человек; немного помедлив, Валера присоединился.

 

Послесловие.

 

В Центре физкультуры Паша, довольный и бодрый, натягивал теплую куртку, шапку, перчатки.

— Ждал вас, ну, айда, — они вышли из комплекса и дошли до опушки леса. День был погожий, солнечный, мороз умеренный. Лес искрил снеговыми шапками, тропинка тянулась вглубь. 

Валера оглянулся и увидел красивейшую ель с объемной, как борода Деда мороза, кроной, укрытой толстым слоем снега. Не замечая, что делает, он сошел с тропинки и протянул руку к ветви. В этот момент он шагнул и провалился в сугроб почти по пояс. Рассудок моментально просветлел. Паша вытягивал его, смеялся, помогал отряхнуться. 

— Утоп так утоп, — он добродушно захохотал.

— Да, утонул, надо же, — Валера тоже посмеивался, приводя себя в порядок. Но в глубине сознания появился текст: «Утонул и остался на дне навсегда». И они побежали, наслаждаясь воздухом и небом.