Довлатова в Союзе не публиковали и он на это крепко обиделся. И обиду эту он пронес через всю жизнь, а может еще дальше за ее порог. Писательское мастерство его крепло целых 18 лет и когда пришла пора публиковаться уже в США, тот выдавал по вещи в год на протяжении 12 лет и какие это были книги! Может и не Чехов, но уж Зощенко уже точно присвистнул бы в знак уважения к мастеру!
Однако обида отразилась на фактической стороне дела. Многие из перечисленных фактов о Советском Союзе в сборнике рассказов «Чемодан» были правдой, но хватало здесь и откровенной «непложивости», что не удивительно.
—Я знаю, что эти выборы — сплошная профанация. Но что же я могу сделать? Я должна привести вас на избирательный участок. Иначе меня не отпустят домой.
— Ясно, — говорю, — только будьте поосторожнее. Вас за такие разговоры не похвалят.
— Вам можно доверять. Я это сразу поняла. Как только увидела портрет Солженицына.
— Это Достоевский. Но и Солженицына я уважаю…
Из рассказа «Поплиновая рубашка».
Когда-то в Ленинграде было много знаменитостей. Например, Чуковский, Олейников, Зощенко, Хармс, и так далее. После войны их стало гораздо меньше. Одних за что-то расстреляли, другие переехали в Москву…
Из рассказа «Поплиновая рубашка».
По стилю письма Довлатов, конечно, был реалистом, но реалистом не социалистическим, не номенклатурным и не романтическим, а реалистом саркастическим, желчным и горьким, как бутылка «Столичной».
Солидная наблюдательность и любовь к колюще-режущим деталям сочеталась в нем, как это уже пошло говорить, — «с силой и ясностью мысли». Но как пошлостью не звени, а по другому и не скажешь — сила и ясность были.
Если есть на свете злой двойник Зощенко, то это непременно Довлатов. И тут лежит главная проблема сборника рассказов «Чемодан» и, по совместительству, его же основная мысль: в Союзе не было ничего хорошего. Одни дрянные события! И сам себя автор признает лентяем и равнодушным человеком, будто под стать царившей атмосфере. И заодно таковой признает свою жену.
Вижу их как ту пару номенклатурных ботинок: каждый непохож и не уживчив друг с другом по своему, но вместе роднит их инаковость, вдумчивость, индивидуальность пути, хмурая грусть от зажатого примирения с действительностью. В общем, бунтари, насколько это было возможно.
Целый лист занимала глянцевая школьная карточка. Четыре ряда испуганных, напряженных, замерших физиономий. Ни одного веселого детского лица.
В центре — группа учителей. Двое из них с орденами, возможно — бывшие фронтовики. Среди других — классная руководительница. Ее легко узнать. Старуха обнимает за плечи двух натянуто улыбающихся школьниц.
Слева, в третьем ряду — моя жена. Единственная не смотрит в аппарат.
Из рассказа «Поплиновая рубашка».
Тут вам и острая, детальная событийность, и четко очерченные истории, и брутальный реализм, и бытовой юмор. Формирование комичных образов заключено в истории, которые очень реальны. Во всяком случае выглядят они таковыми.
Пишет Довлатов мастерски. Знает как собрать ситуацию наилучшим образом, но он — негативист, жуткий циник. На негативных коннотациях и сарказме, чеканящим языком, катает он читателя от смеха к задумчивости.
В сравнении с ним Буковски — просто добряк (впрочем он, итак, был добряком).
Моя жена всегда раскрывала ту книгу, что лежала ближе. И начинала читать с любого места. Сначала меня это злило. Затем я убедился, что книги ей всегда попадаются хорошие. Не то, что мне. Уж если я раскрою случайную книгу, то это непременно будет «Поднятая целина»…
Из рассказа «Поплиновая рубашка».
Довлатов много пил и ненавидел питие. Это было яркой чертой не понятой, русской интеллигенции, которую они несли как крест. И рано умер, как бы заставив себя умереть пораньше, будучи запойным алкоголиком. Пишут, что со страшной силой борол он свой недуг, но чем дольше находился в завязке, тем чаще думал о водке. Что там говорят про русскую тоску? Убраться отовсюду? Набрался и убрался. В 49 лет.
Умер Леже коммунистом, раз и навсегда поверив величайшему, беспрецедентному шарлатанству. Не исключено, что, как многие художники, он был глуп.
Из рассказа «Куртка Фернана Леже»
