Почти четыре года назад я пообещал написать для DTF статью о «Бесконечной шутке». За это время я перечитал книгу дважды, все понял и теперь могу рассказать вам, о чем она и зачем в ней столько букв. На самом деле, все не так уж страшно.
- ЖЖ-паста
- Бесконечный культ «Шутки», т. 1: Доверие в ипотеку
- Бесконечный культ «Шутки», т. 2: Марафон на месте
- К слову о бесконечности «Шутки»
- План «Бесконечной шутки»
- Не(?)законченная шутка
- Наконец, без шуток
- БШ как АА
- Фрактальная штука
- Неироничная шутка
- Анонимные Постмодернисты
- После бесконечности
ЖЖ-паста
Лучшую стартовую статью о большом американском романе «Бесконечная шутка» Дэвида Фостера Уоллеса написал аж девять лет назад участник его перевода Алексей Поляринов. Он рассказал обо всем, что стоит знать на подходе к книге – и об авторе, и об успехе его opus magnum, и о композиции, и о приемах, и о смыслах БШ. Поэтому, осознавая вторичность моей работы, я начну ее с пасты первопроходца:
На протяжении 14 дней я носил в небольшой сумке 1,4 кг слов – у этой пары 0,7-литровых есть название: Infinite Jest. Конечно, у меня была электронная версия в оригинале, и управляться с ней было очень удобно: выделил непонятное слово и сразу прогуглил, нажал на ссылку – прочитал концевую сноску. Бумажный вариант приобрел, потому что люблю мертвое дерево и синий цвет. Я никогда ничего не помечаю разноцветными закладками и не гуляю с собаками в темноте без поводка, не порчу страницы выписками на полях и уж тем более не швыряю книги в стены всякий раз, когда теряю связь с текстом. Да и не теряю ее.
На протяжении 14 дней я носил в небольшой сумке 1,4 кг слов. Это вообще не тяжело, учитывая, что в сумке только зонт, еда и документы. Легкие вещи, а слова – еще легче. Они всегда легче, особенно если речь идет о книге, которую читаешь в третий раз. Как там говорят? Первая колом, вторая соколом, третья мелкими пташечками. Правильно говорят. Но я перефразирую: я стоял на плечах у гигантов с больными спинами, а потому сберег свою.
Вот, собственно, поляриновский ликбез. Конечно (и шутки в сторону), мне есть чем его дополнить. Начну с успокоительных, чтобы снять напряжение, существующее вокруг «Бесконечной шутки» и ее чтения.
Бесконечный культ «Шутки», т. 1: Доверие в ипотеку
Первое, что как правило узнает читатель о книге Дэвида Фостера Уоллеса «Бесконечная шутка» – что это потрясающий роман легендарного мыслителя, неприподъемный шлакоблок чистого гения, который всем надо обязательно прочесть и преисполниться. Астрель-СПб, выпуская книгу на русском, даже создала для нее серию «Великие романы». У опытного любителя усложненной художки к подобной подаче сразу возникнет вопрос: а что тут такого особенного? БШ – не единственный 1000+страничный текст в американской литературе, не говоря о мировой, не единственное сочинение университетского интеллектуала и уж тем более не единственная книга, где вес и ум сочетаются с (пост)модернистскими нарративными изысками. Например, Women & Men Джозефа Макэлроя еще толще, еще умнее и еще сложнее. Что же помогло именно БШ выделиться из общей среды замороченных текстов и получить статус чрезвычайной значимой книги?
Обычно прорыв «Бесконечной шутки» из академического гетто в масс-маркет – а она стала хитом на старте продаж в 1996 году и превратила Уоллеса в неугасающую литературную звезду – объясняют маркетингом. Многие истории успеха принято объяснять маркетингом, мол, вот это пошло в народ, потому что ловко прорекламировали, а вот это провалилось, потому что пиар был спустя рукава. Такой подход трудно назвать верным, поскольку бизнесу безразлично, что продавать, лишь бы продавалось, все товары получают то или иное продвижение, и особая ставка на какой-то продукт делается только из-за неслучайно высоких ожиданий. Поэтому, когда мы говорим о хорошем маркетинге у чего-то, необходимо понять, почему его получил именно этот товар и, главное, почему он сработал.
Успех стоит анализировать по двум позициям: премьера, когда покупатели еще не успели употребить товар и знают лишь то, что рассказали в рекламе, и период «сарафанного радио», когда на продажи работают позитивные отклики покупателей. До первых прочтений о «Бесконечной шутке» было известно три вещи: она очень большая, она очень умная и, на мой взгляд, наиболее важный момент – она написана представителем нового поколения. Почему это важно: до БШ поле переусложненных книг целиком занимали старики из Великого и Молчаливого поколений, которым в середине 90-х было по 55-75 лет, в то время как интеллектуальный сегмент книжного рынка искал выход к самой читающей аудитории, то есть молодежи – поздним бумерам и Поколению X. В других сегментах молодых авторов было предостаточно, некоторые, как Брет Истон Эллис, задавали новые направления в литературе, а вот тяжеловесный умняк все больше походил на дом престарелых.
Деды около 1996-го, разумеется, писали о своем, о дедовском. Посмотрите на восхитительный по исполнению роман Уильяма Гэсса «Тоннель», опубликованный за год до «Бесконечной шутки»: стареющий профессор вспоминает молодые годы и тоскливо роет тоннель в подвале, потому что жизнь его зашла в тупик. Возьмите долгострой Гарольда Бродки Runaway Soul – там тоже воспоминания о молодых годах. Томас Пинчон дописывает роман Mason & Dixon про XVIII век на языке XVIII века, Джон Барт издал ремикс своей книги аж 1956 года Once upon a Time: A Floating Opera, новая книга Уолтера Абиша Eclipse Fever не взлетела, Александр Теру ушел в нонфик и защищается от обвинений в плагиате. Часть дедов по-прежнему тащат, Кормак Маккарти заканчивает «Пограничную трилогию», Уильям Гэддис продолжает прожарку американского идиотизма в A Frolic of His Own, Дон Делилло вот-вот разродится Underworld. Однако и они тоже пусть уважаемое, но старичье. А что же молодежь, где Recognitionsы и «Радуги тяготения» новых 30-летних?
Вот тут-то на рынок и выходит Дэвид Фостер Уоллес. Ему еще нет 34 лет, он специалист по литературе и философии, он закончил престижнейший Амхерстский колледж с отличием, у него есть неплохой дебютный роман, интересный сборник рассказов и пачка крутых эссе об американской культуре, он няшка и, что немаловажно, он очень критически относится к постмодернистскому наследию Отцов. Уоллес – буквально «наш человек» в стане интеллектуальных пенсионеров, поколенческий ответ внуков дедам. Вырос на всем самом сложном и умном, все прочитал, все понял, почти ни с чем не согласился и вот теперь в форме романа устроил грандиозный разбор по фактам.
По моему мнению, такое позиционирование и обеспечило стартовые продажи «Бесконечной штуки»: не просто очередной непроходимый кирпич от постмодернистской профессуры, а непроходимый кирпич от молодого критика постмодернистской профессуры. Поэтому рекламный вызов «Попробуй-ка прочти ЭТО!» сработал: читателю пообещали нечто новенькое, не похожее на предыдущие кирпичи и близкое ему, несмотря на размеры и сложность, а потому по-настоящему ценное в отличие от выхолощенных упражнений увядших талантов прошлого.
Бесконечный культ «Шутки», т. 2: Марафон на месте
Когда же люди прочитали «Бесконечную шутку» целиком, оказалось, что эта книга с полки литературного хардкора даже лучше, чем ее расхваливали маркетологи. Текст БШ, конечно, огромный (длиннее «Войны и мира» Льва Толстого, между прочим), усложненный мозаичной композицией, навороченными предложениями в многостраничных абзацах и кучей узкоспециальных терминов – но! – понятный и посвященный животрепещущим темам. Наследный принц постмодернистских королей 60-80-х годов написал молодежную версию экспериментального романа, то есть а) о современных проблемах американского общества, но б) о проблемах школьников, студентов и рабочей молодежи и в) из позиции вчерашнего студента, а не многомудрого бати, в том числе с точки зрения языка, причем г) с обвинением в этих проблемах старших поколений и предложением им пойти куда подальше, а также д) с серьезным поиском решения этих проблем.
Дело, конечно, не только в тематике. Целевой аудитории «Бесконечная шутка» дала то, что она очень редко получала от избыточно интеллектуальной литературы – вознаграждение за минимальную работу с усложненным текстом. Уоллес известен, с одной стороны, выражением «что не требует усилий, не заслуживает усилий», а с другой стороны, боязнью остаться непонятым. Поэтому в БШ он постарался, чтобы книга заслужила усилия, которых автор требует от читателя, но усилия эти были не чрезмерны. В самом деле, все, что нужно для успешного прочтения романа – терпение:
- чтобы прочитать начальные 100 страниц знакомства с персонажами и сюжетными линиями, пока повествование хаотично перескакивает из одних места+времени действия в другие;
- чтобы читать довольно длинные предложения и еще более долгие абзацы;
- чтобы постоянно перелистывать книгу на последние страницы, где читать все концевые сноски;
- чтобы дочитать 1000+ страниц внешне увеличенного формата до конца.
В случае «Бесконечной шутки» читательские усилия равны усидчивости. Книга не оставит читателя в недоумении, что это он такое прочитал, так как у нее есть четкий центральный посыл, проговариваемый много раз прямым текстом. В ней почти до самого финала отсутствуют ненадежные рассказчики и другие приемы неопределенности повествования, а галлюцинации и сны не смешиваются с явью, поэтому не надо разбирать, что скорее всего было, а чего скорее всего не было. Нет действительно сложных пассажей ни по синтаксису, ни по мысли. Ни игр с версткой, ни баловства с пунктуацией, ни борща метафор, ни рагу языковых инноваций. Действие конкретно, персонажи четко различимы (и центральных совсем немного), диалоги ясны, основная идея вообще одна. Да, «Бесконечная шутка» – это марафон, но Уоллес сделал максимум для того, чтобы бежать его было комфортно.
Это, с моей точки зрения, определило долговременную популярность книги. Ввязываясь в длиннющее путешествие по бостонскому лабиринту из тенниса, телевидения и Анонимных Алкоголиков, читатель обнаруживал, что кроме словесной дистанции других значительных затруднений на его пути нет. Книга только выглядит переусложненной, и то скорее на первых ста страницах, после которых перестает маскироваться под экспериментальщину и раскрывается как добротный мейнстрим о школьных, семейных и личностных неурядицах. Вот он, рецепт успеха: настраиваете массовую аудиторию на решение сложнейших читательских задач, а затем даете ей задачи средние и легкие – аудитория, напуганная на старте неприподъемностью романа, получает удовольствие от преодоления простых препятствий и закрывает книгу с приятным ощущением большого достижения. Ровно то, чего хочет ЦА.
Если вы беспокоитесь, что «Бесконечная шутка» окажется для вас слишком мудреным текстом, знайте, что ваша тревога напрасна. Вы можете не уловить какие-то детали внешнего сюжета (я, например, за три прочтения так и не смог заметить упоминания о судьбе Джона Уэйна в год «Радости»), но идеи, заложенные в историю, вы в любом случае увидите и поймете. Целью Уоллеса в БШ было гарантированное понимание, и уж выложился он на все 100%, чтобы этой цели достиг каждый. Это не книга-загадка, как «Радуга тяготения» Томаса Пинчона, а книга-программа: вы ее читаете – она внедряет в вас полезные по мнению автора алгоритмы. Роман предельно, до банальности ясный, несмотря на все постмодернистские приемчики, поэтому не верьте тем, кто пытается убедить вас в его мозгодробительности. Ну разве что самим изданием можно при известной ловкости крушить черепа.
К слову о бесконечности «Шутки»
Раз уж я взялся ниспровергать представления о БШ, может быть, стоит еще попробовать доказать, что она не такая длинная, как кажется? Нет, не стоит. Книга огромна намеренно, смиритесь: ее размер является частью истории, ну и заодно следствием авторского стремления быть предельно понятным. Подвиг усидчивости для прочтения романа вам в любом случае придется на себя принять, иначе лучше даже не открывать первую страницу. Однако у меня есть пара замечаний о том, как перестать беспокоиться из-за 80 авторских листов и преодолеть бостонский марафон с еще большим комфортом, чем задумывалось.
Во-первых, замечание по технической части: не нужно пугаться физических размеров романа. Они мотивированы не столько объемом текста, сколько дизайном русского издания. Первый тираж «Бесконечной шутки» на русском языке подогнан по размерам под первопресс Infinite Jest 1996 года – примерно те же 6.55 x 2.25 x 9.55 дюймов или 16,7 х 5,7 х 24,1 мм. Нам подобные длина-ширина кажутся непривычно большими, но в США это вполне стандартный формат для премьерных изданий в твердой обложке (см. фото). Такими здоровыми там печатают и обычные книги, выбирая для 300-400-страничных романов бумагу попухлее.
При желании книга могла бы быть локализована в привычном для нашего рынка формате, например, как у серии «Большие книги» «Азбуки» – и, что интересно, вышли бы те же 1180 страниц, что и в БШ-кирпиче у вас на полке. Дело в том, что Астрель-СПб, определившись с ориентиром по сантиметрам, решило упростить жизнь российским читателям, для которых американский формат в новинку, и раздуло верстку. На странице русской «Бесконечной шутки» умещается примерно столько же знаков, сколько, скажем, на странице азбучного издания «Улисса», но шрифт крупнее и межстрочный интервал шире. Именно поэтому в отечественном издании на 90 страниц больше, чем в первопрессе (длина оригинала и перевода почти совсем одинаковая, я сверял) – в США людей не жалеют и не стесняются вырвиглазно мелких шрифтов, а у нас издательство пошло по пути автора и проявило дополнительную заботу о читателе. В итоге одна страница БШ прочитывается довольно быстро, что успокаивает нервы.
В-последних, замечание по восприятию текста. На мой взгляд, в общем случае Очень-Длинные-Книги лучше читать, не отвлекаясь ни на другие тексты, ни на прочие времязатратные развлечения – сериалы, игры, думскроллинг новостей, драки в комментариях, you name it. Так вы с большей гарантией дочитываете книгу до конца и больше ее запоминаете, а следовательно, больше понимаете, поскольку ваше внимание не рассеивается по разным источникам информации, а остается сфокусированным на одной – обширной, тягостной, даже скучной, но одной – задаче. Вроде восхождения на высокую гору: можно с соблюдением всех мер безопасности подняться, сфотографироваться на вершине, спуститься и спокойно заниматься дальше своими делами, а можно после каждой сотни метров возвращаться в базовый лагерь отдохнуть, в процессе заболеть, травмироваться или увлечься шахматами и в итоге не добраться даже до семикилометровой отметки.
«Бесконечная шутка» для плана «читать, ни на что не отвлекаясь 2-3-4 недели» безупречно подходит с точки зрения современного человека, привыкшего постоянно отвлекаться, хоть в первом приближении и кажется, что 1000+ страниц многословных предложений – не то, что нужно эпохе ТикТока и шортсов на ЮТубе. Дело в том, что БШ является не столько единым текстом, сколько тремя отдельными романами под одной обложкой. У них есть пересекающиеся персонажи и общая тематика, но с самого начала они четко отделены друг от друга и соприкасаются только ближе к финалу (а сливаются в промежутке между финалом и открывающей сценой). Условно их можно назвать «Хэл Инканденца и теннис», «Дон Гейтли и Анонимные Алкоголики» и «»Бесконечная шутка» и ОНАН». Все три о Зависимости: роман о Хэле рассказывает о погружении в Зависимость, роман о Гейтли – об успешной борьбе с Зависимостью, роман об ОНАН – об эсхатологии Зависимости.
Отправляясь в «Бесконечную шутку», просто представьте, что вы читаете три разных романа одновременно. Бывает же, что несколько книг оказываются в чтении параллельно, а БШ буквально так и устроена. Скажем, за игрой в теннисную ядерную войну следует заседание АА, за заседанием АА – очередной диалог Марата и Стипли. Словно вы то одну книгу откроете, то другую. Или чуть иначе: представьте, что читаете цикл произведений, трилогию о Зависимости, только не по порядку, а вперемешку. Линии Хэла, Гейтли и ОНАН примерно равны по объему, так что перед вами три обычных романа по 390 страниц, а не один огромный в 1171 страницу. Как-бы-омнибус. Никого же не пугают 1000+страничные издания «Властелина колец» Джона Толкина в одном томе? Вот и «Бесконечная шутка» пугать не должна, ровно то же самое.
План «Бесконечной шутки»
Последнее, что я могу сделать, чтобы настроить вас на чтение «Бесконечной шутки» без спойлеров – дать оглавление романа и примерный план первого чтения. Оглавление можно распечатать и вложить в книгу, а по плану удобно разделить текст на ежедневные нормы разноцветными стикерами.
Оглавление «Бесконечной шутки»
План чтений «Бесконечной шутки» на 25 дней
Теперь пора поговорить о смыслах «Бесконечной шутки» с теми, кто уже прочитал, кто не собирается читать или кто не боится спойлеров. Хватит успокоительных, время принять наркан.
Не(?)законченная шутка
Для начала суммируем центральные события книги.
(НЕПРИЕМЛЕМЫЕ СПОЙЛЕРЫ В ЧЕТЫРЕХ АБЗАЦАХ)
В Энфилдской теннисной академии (Бостон, Массачусетс, США) в ноябре Года Впитывающего Белья для Взрослых «Депенд» после драки младшекурсников в ходе игры «Эсхатон», произошедшей на глазах обкуренных кураторов-старшекурсников, всплывают на поверхность нежелательные для ЭТА факты о повальной наркомании учеников. Руководство академии убеждает теннисную федерацию отложить проверку спортсменов на месяц, и в течение месяца всем эташным торчкам (в том числе около 100% выпускников) приходится жить без Веществ. Одним из несчастных, оказавшихся в Отмене, является первый главный герой Хэл Инканденца, юный интеллектуал и восходящая теннисная звезда – сначала он просто страдает без марихуаны, а затем внезапно и очень далеко съезжает с катушек из-за приема тяжелого наркотика ДМЗ, так что в стартовой сцене романа мы видим его совершенно невменяемым с точки зрения внешних наблюдателей.
В соседствующем с ЭТА «доме на полпути» Эннет-Хаус примерно в то же время происходит криминальный инцидент: один из жильцов спровоцировал агрессию канадских националистов, и те устроили драку со стрельбой, во время которой второй главный герой, навеки завязавший с Веществами уголовник Дон Гейтли, измочалив пару канадцев, получает тяжелое пулевое ранение. Попав в больницу, он вынужден отказываться от опиоидных обезболивающих в страхе, что Зависимость вернется, и без всяких Веществ переживает череду ярких галлюцинаций.
Полугодом ранее в США появляются картриджи смертельно опасной «Бесконечной шутки VI» – последней кинокартины апрегардного режиссера Джеймса Инканденцы, отца Хэла, основателя ЭТА, изобретателя холодного кольцевого синтеза и вообще во многих отношениях гениального человека, несколько лет назад покончившего с собой с помощью микроволновки. Зрители «Бесконечной шутки VI» не могут перестать ее смотреть и теряют разум. За мастер-копией фильма начинают охоту две организации – американские спецслужбы (чтобы уничтожить) и канадские террористы-колясочники из наиболее радикальной сепаратистской группировки Квебека (чтобы использовать как оружие). И те, и другие подбираются к семье Инканденц как вероятным обладателям мастер-копии, и в том же ноябре ГВБВД успех оказывается на стороне террористов.
Все остальное в романе – это огромная пушистая ризома побочных историй о буднях учебы в Энфилдской теннисной академии, буднях проживания в Эннет-Хаусе, буднях собраний Клуба Анонимных Алкоголиков и предысторий главных, второстепенных и эпизодических персонажей, а также различных эссе Уоллеса о перспективах американского общества. Вот изнурительная утренняя тренировка, вот Гейтли моет ночлежку для алкашей, вот Джоэль ван Дайн кончает с собой передозом на киношной вечеринке, вот у Бедного Тони отмена в библиотечном туалете, вот дайджест краха телевидения, вот доклад о провале видеофонии, вот диалоги Марата и Стипли о свободе выбора и удовольствии, вот Рэнди Ленц убивает кошку, вот радиопередача «Мадам Психоз», вот Марио Инканденца бродит по району, вот череда ужасающих историй членов АА, вот «игра в следующий поезд», вот пьяный монолог дедушки Хэла, вот задорновский анекдот про мужика, спускавшего кирпичи в бочке, вот Орин нашел себя в американском футболе и так далее. Все они стягиваются к трем центральным событиям, а после ноября ГВБВД происходит всего одна сцена – открывающее роман собеседование Хэла в Аризонском университете.
(КОНЕЦ НЕПРИЕМЛЕМЫХ СПОЙЛЕРОВ)
Роман потому и называются чрезвычайно растянутым и водянистым, что внешний, развлекательный сюжет у него довольно короткий, рассыпанный по страницам очень-очень маленькими щепоточками и происходящий по большей части на заднем плане будничных событий в ЭТА и Эннет-Хаусе. Причем ни одна из интриг не получает явной концовки, из-за чего читатели обычно остаются остро разочарованными финалом. Так почему у Хэла поехала крыша? У кого была мастер-копия «Бесконечной шутки»? Как связаны Хэл и Гейтли? Почему покончил с собой Джеймс Инканденца? Чем закончилось противостояние американских спецслужб и террористов-колясочников? Все три основных линии брошены в самый напряженный момент, очевидно недописаны, в то время как множество необязательных третьестепенных линий получают от автора бездну внимания, в итоге в романе вроде и 1200 страниц, а вроде он и не закончен.
Но нет, роман закончен и целостен, все линии дописаны, водянистость и растянутость устроены специально и вовсе не оттого, что Уоллес никак не мог заткнуть фонтан. Внешний, развлекательный сюжет введен в «Бесконечную шутку» лишь как фансервис, чтобы впечатлившимся книгой читателям было что пораскапывать в деталях историй, а так-то она о другом. Она о банальных вещах – о том, как сложно не попасть в Зависимость, как тяжело осознать себя Зависимым и как трудно выбираться из Зависимости. На создание общей картины Зависимых Штатов Америки работают и продолжительность романа, и мозаичность его композиции, и обилие побочных историй. Тем, кто открыл книгу, Дэвид Фостер Уоллес уже в дисклеймере предлагает побывать в шкуре добросовестного участника Клуба Анонимных Алкоголиков (или Наркоманов).
Наконец, без шуток
«Бесконечная шутка» – это терапевтическая книга. На первом смысловом уровне она посвящена болезненным пристрастиям к потреблению различных вещей, в основном наркотиков, но также телевидения, секса, политической борьбы и прочих Развлечений. Есть еще тема психических заболеваний, показанная преимущественно в связи с центральной: больному человеку легко впасть в Зависимость, ну а здорового Зависимость быстро превращает в больного. Уоллес подходит к теме Болезни энциклопедически, создавая на каждый вид наркотиков и/или вызываемых ими проблем с головой несколько персонажей и подробно изображая все стадии – как человек попадает в Болезнь, как живет в ней и как пытается с ней справиться (если пытается). Ассоциации с энциклопедией возникают постоянно, поскольку автор рассказывает буквально обо всем, что только можно сказать об ОКР, клинической депрессии, курении крэка или героиновых ломках.
При этом главное в романе – нацеленность на терапевтический эффект чтения. Уоллес не просто проводит читателя экскурсией по наркоманскому/психиатрическому дну США, чего и до него было написано немало, а обращается к страдающим от той или иной Болезни, во-первых, с признанием, что их проблемы имеют значение, во-вторых, с успокоением, что они не одиноки и излечимы, в-третьих, со вполне конкретной инструкцией, что им делать. Автор страдал от целого букета расстройств и Зависимостей, постоянно лечился и решил свой жизненный опыт, дополненный наблюдениями за Анонимными Алкоголиками, направить на пользу людям. Идея лечить книгой, конечно, утопическая, самого Уоллеса озвученные в ней правила все-таки не спасли от самоубийства после отмены антидепрессантов, но намерения у «Бесконечной шутки» я вижу именно такими.
Возможно, поэтому многих книга отталкивает не сложностью (которая, как было сказано выше, лишь в толщине), а самим содержанием. Относительно здоровым на голову и без особых Зависимостей людям роман должен казаться попросту скучным и затянутым, поскольку проблемы персонажей их не трогают, поведение героев выглядит странным, а изложение подробностей Болезней – излишним. Впечатлительных могут травмировать макабрические сцены из жизни наркоманов и алкоголиков, в особенности если впечатлительность сочетается с горьким опытом Болезней, своим или в ближайшем окружении. При этом во многих и многих людях с проблемами «Бесконечная шутка» найдет благодарную публику, так как они узнают в персонажах себя, зачастую в гротескном отражении, и речь не только об алкоголиках/наркоманах, но и о читателях с повышенной тревожностью, перфекционизмом, легкой биполярочкой или, скажем, заниженной самооценкой.
Знаю человека с синдромом Корсакова, который, в очередной раз лежа в больнице, с большим удовольствием прочитал «Бесконечную шутку» и веселился на каждой главе. Брюсли, дорогой, здоровья тебе! Казалось бы, огромная книга с кучей персонажей, мозаичным сюжетом, не связанными явно историями и регулярно длиннющими прогонами на отвлеченные темы совсем не подходит для чтения человеком, который в принципе не запоминает новую информацию. Но секрет «Бесконечной шутки» в том, что для ее чтения вовсе не требуется запоминание всей-всей-всей информации, что в ней содержится, достаточно понимания того, что рассказывается на странице, которую вы держите перед глазами (ну или хотя бы на каждой третьей странице), а уж по отдельности сцены в БШ понятны почти все. Воспринимая роман как громадный паззл, требующий сборки, вы читаете его неправильно. Читать его надо по-другому, а как конкретно – объясняется в самом тексте, причем несколько раз.
БШ как АА
«Бесконечная шутка» – это собрание Клуба Анонимных Алкоголиков. Персонажи появляются в романе для того, чтобы Делиться грустными историями Болезни и героическими историями борьбы с Болезнью, а читателю предлагается Идентифицироваться с ними. Идентификация – одна из важнейших задач участника АА, поскольку она поддерживает выступающего в его борьбе, помогает слушающим осознать, что они не одиноки в своих страданиях, и увидеть, что их личные беды решаемы. Идентификация – лучший метод снятия Отрицания, одной из опаснейших уловок Болезни, когда человек полагает, что у него нет проблем с головой/Развлечениями, что уж он-то держит все под контролем, что его образование / интеллект / здоровье / везение / мистическая аура защитят от превращения в полнейшего психа или опустившегося Зависимого. Никакие внутренние силы не могут ни удержать вас от падения в Болезнь, ни вытащить в одиночку из этой бездны, подчеркивает Уоллес, спасает только выход из собственной Клетки к другим таким же больным, но ищущим выздоровления людям.
Человек ступает на путь излечения только тогда, когда ему удается Осознать проблему, Смириться с тем, что один он не справится, и Прийти в Клуб Анонимных Алкоголиков. Автор абсолютно откровенен с читателем, он признает, что членство в АА – банальность, и предупреждает, что борьба с Болезнью бесконечна без всяких шуток, но такова жизнь. Мир переполнен соблазнами, некоторые настолько мощны, что противиться им невозможно – отсюда идея фильма «Бесконечная шутка VI», создающего мгновенную Зависимость у любого – и единственным способом выживания в таком мире является ежедневное, ежесекундное сопротивление Развлечениям самыми банальными, то есть надежными, проверенными тысячами ваших предшественников методами. О да, «Бесконечная шутка» – это чуть ли не религиозная книга об искушении, покаянии и пути праведника, только речь не о душе и метафизике, а о мозге и физиологии.
Религиозность лежит в основе стандартной Программы 12 шагов АА, поэтому в таких ассоциациях нет ничего удивительного. Уоллес, однако, старательно уходит от вопросов веры, подчеркивая, что 12 шагов рассчитаны на любого человека, и для этого в центре истории об Эннет-Хаусе ставит уголовника Дона Гейтли, который не способен даже представить себе, как может выглядеть та Высшая Силой, кому член АА должен препоручить свою судьбу. Среди прочих жильцов «дома на полпути» вера тоже в большом дефиците, независимо от того, откуда они – из обеспеченных образованных верхов или диких нищих низов американского общества, и тем не менее, 12 шагов помогают всем благодаря практикам АА. Так Уоллес подчеркивает, что теория не важна, важно неукоснительное исполнение правил Клуба. Не Отрицай, Служи, Доверься Высшей Силе, Идентифицируйся, Живи Один День За Раз и так далее – и Болезнь начнет уходить.
«Бесконечная шутка» настолько бесконечная именно потому, что она передает трудный опыт добросовестного членства в АА. Как бы ни было тяжело, после учебы/работы надо обязательно притащить свою задницу на собрание, в каком угодно убитом состоянии сидеть и слушать чужие истории, стараться Идентифицироваться с каждым выступающим, ничего не Отрицать, при наличии сил выступить самому, участвовать во всех активностях, обниматься на прощание и убирать мусор после. Почти каждый день и на протяжении неопределенно долгого времени, поскольку Болезнь проигрывает только одному – терпению. С книгой то же самое: как бы ни было тяжело, после учебы/работы вы открываете «Бесконечную шутку» и читаете очередную порцию историй разной степени безумия о психически нездоровых и зависимых людях, стараетесь Идентифицироваться с каждым и ничего не Отрицать. День за днем, пока не доберетесь до последней страницы. Тот самый подвиг усидчивости.
Но точно так же, как собрания АА, роман не требует от вас ничего, кроме терпеливого присутствия в тексте. Не нужно запоминать персонажей. Не нужно держать в голове хитросплетения внешнего сюжета. Не нужно врубаться в редкие теоретические рассуждения. Просто Читайте Одну Страницу За Раз. Совершенно неважно, почему Хэл сошел с ума, а Джеймс покончил с собой, у кого была мастер-копия «Бесконечной шутки VI», чем закончилось противостояние спецслужб и террористов и как связаны Хэл и Гейтли. Они связаны членством в книге-группе АА «Бесконечная шутка» и время от времени рассказывают, как один попал в Зависимость от марихуаны и вынужденно завязал на месяц, а другой прошелся по почти всему репертуару опиатов и завязал навсегда. В диапазоне между Хэлом и Гейтли о своих Болезнях повествует еще около пятидесяти персонажей, и не важно, кто среди них второстепенный, третьестепенный или эпизодический – все истории равны по значимости, заслуживают Идентификации и благодарности.
Разумеется, мои слова не означают запрета или осуждения чтения «Бесконечной шутки» как книги-загадки. Там есть в чем порыться, Уоллес ловко рассовывает по случайным местам в тексте сюжетные закладки, и какое-то подобие опыта расшифровки тайных посланий, как в «Бледном огне» Владимира Набокова, из БШ можно извлечь. Я только говорю, что это факультативная активность для тех любителей книжных паззлов, кто совсем заскучал на очередном собрании Анонимных Алкоголиков.
Фрактальная штука
Одно из общих мест в разговоре о «Бесконечной шутке» состоит в том, что она организована как фрактал. Долгое время я это отрицал, поскольку не мог найти в тексте самоподобных элементов. Работа с «Планом D накануне» Ноама Веневетинова помогла мне понять, что такое «фрактальность» в художке: каждый значимый участок такого текста должен в равной степени передавать общую идею, причем не только содержанием, но и формой; из этого следует, что книга должна иметь одну идею, быть монотонной по стилю и содержать самоописания. В «Плане D накануне» фрактальность очевидна: весь роман посвящен сокрытию информации путем переусложнения кода, и каждый абзац/диалог/список именно этим и занимается – разными способами прячет от читателя подлинные события большой истории Новых Замков; также он наполнен описаниями зашифрованных документов и сложноустроенных механизмов, подобных всему тексту.
Фрактальность «Бесконечной шутки» (одна идея, монотонность, самоописания) открылась мне, только когда я вышел на понимание романа как череды собраний Клуба Анонимных Алкоголиков с девизом «Скажи наркотикам нет, да?». В самом деле, каждый абзац или диалог в книге написан в режиме сбивчивого рассказа Зависимого на той или иной стадии завязки, то есть полнится отступлениями, теряет основную мысль, напирает на ужасы Болезни, дает пищу для Идентификации, регулярно не договаривается до конца. Тут все понятно: в жизни у начинающего участника АА бардак, в голове бардак, в речи бардак – значит, и в книге тоже. Самоописание в БШ ярчайшее – средняя треть романа буквально начинается с длинного эпизода собрания АА, и затем эпизоды собраний появляются в книге не раз.
Единственное, что не складывалось в этой версии – треугольник Серпинского. Дэвид Фостер Уоллес, рассказывая о книге замечательному литературному критику и журналисту Майклу Сильверблатту, сообщил, что в основе структуры «Бесконечной шутки» лежит именно треугольник Серпинского. Таким образом, в целом текст – это большой треугольник, он делится на три треугольника поменьше, те делятся на треугольники еще меньше, и так вплоть до слов и букв, то же самое касается идей, сюжетных линий, персонажной системы и прочего. Действительно, роман делится на вполне четкие три части: экспозиция от начала до «Эсхатона» включительно (знакомство с новичками на собрании АА), основные события от первого собрания АА до диалога Марата и Стипли о сериале «МЭШ» (выступления на собрании АА) и череда «развязок» от проникновения Стипли в ЭТА до галлюцинаций Дона Гейтли (вечерние активности, обнимашки, уборка после собрания АА).
Сюжетных линий в романе, как было сказано ранее, тоже три: Хэл и теннис, Гейтли и трезвость, Спецслужбы и террористы. Персонажи легко разбиваются по треугольникам, например, у Джеймса Инканденцы три сына – Орин, Марио, Хэл; у Хэла трое воспитателей – Джеймс, Аврил и Чарльз Тэвис; у Джоэль был любовный треугольник с Орином и Джеймсом; у Хэла три лучших друга – Марио, Майкл Пемулис и Боб Хоуп; в ЭТА трое канадских агентов – Аврил, Джон Уэйн и Тьерри Путринкур; у сепаратистов трое лидеров – Дюплесси, Фортье, Лурия; в Эннет-Хаусе трое торчков-интеллектуалов – Кен Эрдеди, Джоффри Дэй, Крошка Юэлл; в первой сцене с героинщиками их трое – Бедный Тони, Бобби Си и Эмиль Минти, дальше сами. В ОНАН состоят три государства – США, Канада, Мексика. Технология кольцевания подразумевает три стадии. Треугольники можно очень долго выкапывать из текста, но их поиск не отвечает на главный вопрос: как они связаны с собраниями АА? Ведь для подлинной фрактальности требуется, чтобы форма и содержание были подобны.
Так вот, они подобны, и объяснение этого подобия также есть в романе – в эпизоде беседы Реми Марата с Пэт Монтесян в Эннет-Хаусе, где мелькает незнакомый канадскому террористу символ – треугольник в круге. Добавление круга к треугольнику в структуре «Бесконечной шутке» напрашивается еще как, ведь и композиция книги кольцевая (в начале показан исход событий ноября ГВБВД), и изобретенная Джеймсом Инканденцей энергетика является прогоном материи по замкнутому кругу, и история с годами спонсирования, как и история ОНАН, проходит полный круг от возникновения до гибели, и тому подобные вещи с возвращением какого-либо сюжетного движения к начальной точке. То есть «Бесконечная шутка» потому и бесконечная, что при видимой треугольности она движется по кругу и нельзя выбрать точно, где у нее должно быть начало, а где конец. Хорошо, но с Анонимными Алкоголиками-то связь где?
Я погуглил треугольник в круге как символ, и выяснилось, что:
это и есть эмблема Клуба Анонимных Алкоголиков!!! Дэвид Фостер Уоллес выбрал в качестве фрактала именно треугольник Серпинского не потому, что так сильно уважает Канторово множество, а потому, что он заложен в эмблематику АА!!! [бегает по потолку] Только благодаря этой находке написан предыдущий параграф «БШ как АА», поскольку я, будучи любителем потайных историй в книгах, все не мог поверить собственным наблюдениям о незначительности внешнего сюжета и приоритета прямых высказываний над скрытыми событиями. Глядя на треугольник в круге, внутри которого недвусмысленно написано «АА», я понял, что все так и есть. Клуб Анонимных Алкоголиков и, как следствие, его программа 12 шагов символически вписаны в каждый фрагмент «Бесконечной шутки». БШ – это текстовый фрактал АА.
Неироничная шутка
А что же ожидания разбора творчества Отцов-постмодернистов по фактам? Он есть, причем вписан в специфику романа – и в монотонную фрактальность, и в терапевтический пафос, и в стратегию к любой Зависимости прикладывать подорожник программу 12 шагов АА. Маркетинг не обманул: Дэвид Фостер Уоллес объявил постмодернизм устаревшим и бесполезным, а вместо него предложил нечто модное-молодежное, что в дальнейшем станут называть то «новой искренностью», то вообще «метамодернизмом». Что интересно, вместе со стариками он предложил осудить и некоторую часть молодых писателей – тех, что слишком хорошо унаследовали идеи Отцов и развили их в ошибочную сторону.
Список претензий Уоллеса к постмодернизму подробно изложен в эссе «E Unibus Pluram: Телевидение и американская литература» 1993 года, а проистекает еще из студенческих исследований позднего Людвига Витгенштейна. В основе лежит неудовлетворенность писателя постмодернистской «ловушкой» для разума, что человек живет исключительно в тексте и за рамки текста в дотекстовую реальность выйти не может, поскольку нечем и некуда. С особенной силой его раздражает, что в американской культуре 80-90-х эта «ловушка» вышла за пределы академических концептуализаций и стала базисом для масскульта, и прежде всего для телевидения. ТВ находится в фокусе внимания и тревог Уоллеса из-за его суггестивной силы, автор обвиняет передачи, сериалы и рекламные паузы в том, что они в буквальном смысле воплощают постмодернистскую «ловушку», заменяя людям реальную жизнь – в том числе писателям, которые теперь повально сочиняют книги об увиденном по ящику, а не о потроганной траве.
Для себя Уоллес выбрал два основных фронта борьбы с гидрой постмодернизма в масскульте – против иронии и против цинизма. Ирония, поясняет писатель, является одним из ключевых средств заточения разума в клетке текста: восприятие и понимание иронического высказывания сосредотачиваются не на его содержании, а на форме. Понять ироническое высказывание значит понять, что оно ироническое и только, и именно в этом, в обращенности на себя, состоит его ценность, а есть ли смысл или смысла и не было изначально, совершенно неважно. Ирония – это инструмент саботажа коммуникации (слова лишаются своих значений), из-за чего у текста остается одна только эстетическая функция. «Посмотрите, как ловко я расставил знаки, как неуловимо мерцают смыслами их сочетания!» В умеренных дозах это хорошо и красиво, но, подчеркивает Уоллес, когда вся культура строится на иронии, мир начинает сползать к катастрофе.
На мой взгляд, фундаментом антииронизма автора является страх непонимания, заставлявший Уоллеса в интервью по несколько раз переспрашивать у журналистов, врубаются ли они в то, что он сказал, достаточно ли ясны его слова. В самом деле, повсеместность иронии делает невозможной эффективную коммуникацию, поскольку требует сначала определить, сказал ли собеседник очередную фразу серьезно или сыронизировал. И собеседнику тоже приходится предварительно тестировать ваши слова на иронию. В итоге у диалога из четырех сообщений с каждой стороны получается 2^8=256 трактовок, что очень неудобно для тех, кому правда надо что-то сообщить, а не просто убить немного времени вслух. Трагедией масскульта, по мнению Уоллеса, является то, что он в принципе перестал быть способным на серьезный разговор о проблемах американского общества и дегенерировал до генерации «ловушечных» постмодернистских Развлечений, спасибо иронии.
К цинизму у писателя сходная претензия – он несерьзен. По Уоллесу, цинизм – это только маска серьезного отношения к жизни, надетая на абсолютную пустоту, то есть он так же саботирует коммуникацию, как и ирония. Инфантильная имитация зрелых взглядов, а не по-настоящему зрелые взгляды. Просто констатировать проблемы недостаточно, а замена их анализа нагнетанием натурализма никакой прибавочной стоимости не имеет, поскольку это все та же констатация, но только с попыткой отвлечь внимание наблюдателя уродливыми красотами насилия от дыры на месте смысла. В этом плане цинизм ничем не отличается от наивности, кроме позерства. Собственно, для Уоллеса цинизм и есть напуганная реальностью наивность, которая не имеет ни малейшего понятия, что делать, и хочет лишь защититься от страшного мира якобы все понимающей ухмылкой.
Дэвид Фостер Уоллес провозглашает борьбу за возвращение в культуру смысла и делает «Бесконечную шутку» площадкой для обкатывания методов этого возвращения. Во-первых, он делает ставку на максимальный документализм, включая воспроизведение в книге реальных практик Клуба Анонимных Алкоголиков, вставки в текст справочных материалов о Веществах и инкорпорацию в истории персонажей собственного опыта Зависимости и психических проблем. С повышением доли непридуманной, минимальной обработанной информации в романе сужается пространство для трактовки «это только буквы на бумаге». Во-вторых, он выбирает в качестве смыслового фундамента житейские банальности, надежные и проверенные временем истины, обесценить которые невозможно. В-третьих, он не только живописует горе Зависимых, но и показывает путь к спасению от Болезни через программу 12 шагов АА, предлагая восстановить в правах принцип «критикуя, предлагай». А в-четвертых, и это наиболее интересно, он с оттягом расправляется с иронией и цинизмом брутальными финалами ироничных и циничных эпизодов.
Анонимные Постмодернисты
С цинизмом Уоллес разбирается по-простому, лишая циничных персонажей безнаказанности. Больше всего досталось проститутке-героинщику Бедному Тони и мошеннику-кокаинщику Рэнди Ленцу. Рэнди Ленц, по моим ощущениям, является вариацией Патрика Бейтмана, главного героя романа «Американский психопат» Брета Истона Эллиса. Уоллес воспринимал Эллиса как литературного антагониста именно из-за циничности прозы, и самый популярный эллисовский персонаж-садист, насиловавший, пытавший и расчленявший женщин, превращается в «Бесконечной шутке» в вертлявого хитрюгу, мучающего и убивающего домашних животных. У Эллиса Рэнди Ленц ушел бы в закат в галстуке из кошачьих кишок, а Уоллес скармливает его и Бедного Тони террористам-колясочникам, будто бы воплощающим жертв постмодернистской деконструкции субъекта, и те ставят на них эксперименты с «Бесконечной шуткой VI». Зло, указывает писатель, наказуемо – например, другим злом.
В критике иронии центральное место занимает эпизод «Эсхатона». «Эсхатон» как теннисная игра в мировую ядерную войну является пределом иронизирования над глобальными угрозами безопасности: моделирование сценариев обмена ядерными ударами низведено до детского Развлечения, где даже есть победители, определяемые сложным подсчетом очков за причинение смерти, разрушения и выведение из строя, а цели, попадание в которые приводят к миллионным жертвам, обозначаются носками, футболками, ведрами и прочей ерундой. «Эсхатон» – это ироническая насмешка над настоящими проблемами без какого-либо смысла, детишки просто развлекаются после занятий. И что же делает Уоллес? Он сокрушает иронию реальностью.
Сначала реальность вносит помехи в игру: на игровом поле начинает идти снег, и погруженные в «Эсхатон» теннисисты не могут определить, считать ли это снегопадом только на карте, или и на территории ядерно-апокалиптического мира тоже. Щелью в постмодернистской «ловушке» разума «все вокруг лишь текст» тут же пользуется один из отстающих игроков, запуская в совещание потенциальных победителей мячик-ракету и настаивая, что теперь лидеры всех мировых держав мертвы. Так реальность и игра перемешиваются до равновесного состояния: из того, что игроки собрались в центре карты, чтобы обсудить снег, не следует, что изображаемые ими главы государств слетелись на некий саммит, куда упала ядерная боеголовка, и в то же время в «Эсхатоне» они не ученики ЭТА, а именно политики, значит, все-таки слетелись и все-таки погибли. И всего одной маленькой капли личной неприязни между спортсменами хватает для того, чтобы ироническая атмосфера игры оказалась окончательно разрушенной, а веселый отыгрыш ядерной войны перерос в драку с тяжкими телесными повреждениями.
Данным сюжетно значимым эпизодом, запускающим двигатель всех дальнейших злоключений Хэла и его приятелей, Уоллес показывает, насколько хрупки иронические прутья клетки постмодернизма – они не выдерживают слабейшего соприкосновения с действительностью. Поэтому ирония так опасна: неспособность увидеть мир всерьез заводит человека в пропасть, но не смягчает падения и не помогает выбраться. Линия «Хэл и теннис» делится «Эсхатоном» пополам: до – существование в уютной постмодернистской иллюзии, и после – травмирующее столкновение с реальностью. Далеко не все теннисисты это выпадение из клетки переживают. В общем, выходя из текста, гасите иронию.
С другой стороны, в слоях иронии можно заблудиться настолько, что выход к реальности будет уже не найти. Этому посвящен еще один значимый эпизод романа – о сумасшествии отца агента Стипли, потерявшего разум в ловушке комедийного сериала MASH. Иронические высказывания лишены конкретного смысла, но суггестивность телевидения побуждает зрителя эти смыслы находить, и есть риск увлечься этим чрезмерно, до патологии. Отец Стипли сначала просто смотрит сериал, затем что-то его цепляет, и он начинает искать тайные послания в диалогах персонажей, пересматривает повторы сезонов, собирает все маргиналии и в конце концов полностью замыкается в MASH, утрачивая связь с действительностью. Тут Уоллес предлагает задуматься о том, насколько постмодернизм в неумеренных дозах вреден для здоровья, ведь от него тоже возникает Зависимость, и он тоже приводит к Болезни и проблемам с головой.
«Бесконечная шутка» – это еще и Клуб Анонимных Постмодернистов, ее имеет смысл воспринимать как призыв к отрезвлению экспериментальной литературы. Автор призывает писателей, Зависимых от иронии и цинизма, прочесть его терапевтическую книгу и хоть немного протрезвиться. Именно об этом – отрезвлении как конечной цели романа – повествует финал, где дилаудидщик Факельман, еще один циник, получает наркан перед казнью, а Дон Гейтли просыпается на пляже после лошадиной дозы опиатов. Или вы начнете бороться с постмодернистскими иллюзиями по своей воле, или жизнь вас догонит и заставит смотреть на мир, как он есть, пришив ваши веки к бровям, резюмирует Дэвид Фостер Уоллес свое 1000+страничное сочинение. Выбирать вам.
После бесконечности
Поскольку «Бесконечная шутка» – это затянувшееся собрание Анонимных Алкоголиков, Идентифицировавшемуся читателю логично Делиться своим опытом чтения с другими. Поэтому вокруг БШ вполне естественно формируется сообщество, так сказать, Анонимных Читателей Бесконечной Шутки. Одна из групп АЧБШ возникла в июне 2020 года в России, превратившись затем в литературный онлайн-клуб Infinite Read, а тот породил целую семью онлайн-клубов по разным видам искусства (включая компьютерные игры) под маркой Infinite. Сейчас Infinite Read довольно далеко ушел от замаскированного под постмодерн мейнстрима, которым и является «Бесконечная шутка» Дэвида Фостера Уоллеса, но зародился он именно благодаря этой замечательной, дерзкой и необычайно человечной книге.
Данная статья – мое личное Служение для поклонников «Бесконечной шутки» и присматривающихся к ней читателей, в память об авторе. Я рассказал не обо всем, что есть в книге, а только о том, что затронуло меня на третьем прочтении больше всего. Надеюсь на ваше понимание.
