Не-пирамида Маслоу

28.10.2022

Недавние исследования эндоканнабиноидной и дофаминергической систем реабилитируют/легитимизируют представления Абрахама Маслоу о мотивации человека.

К моему разочарованию, русскоязычные научные публикации, науч. поп материалы и пособия по маркетингу трактуют работу Маслоу, искажая суть настолько, что порой противоречат оригиналу.

Складывается впечатление, что оригинальную публикацию автора, как в поговорке, никто «не читал, но осуждаю». И действительно, я не смог найти полного перевода статьи. Что в соавторстве со своим студентом Афанасьевой Екатериной и спешим исправить. Ибо предстоит еще много работы по переоценке традиционных ценностей в современном обществе и приданию ей научного базиса.

По этой причине данная публикация почти дословный перевод, без сокращений, личностных трактовок и интерпретаций.

Теория человеческой мотивации. А. Х. Маслоу / 1943

I. Введение

Ранее ⁽¹³⁾ были обозначены положения, которые должны быть включены в любую теорию мотивации человека, претендующую на то, чтобы быть окончательной. Резюмируем их:

Комплексная целостность организма — краеугольный камней теории мотивации.
Физиологические стимулы, как голод, должны быть отвергнуты в качестве центральной модели. Соматические стимулы и стимулы поддающееся локализации, является скорее нетипичным, чем типичным для человеческой мотивации.
Теория должна базироваться на конечных или основных целях, а не на частичных и поверхностных. На целях, а не на средствах их достижения. Такой фокус определяет центральное место для бессознательных мотиваций, чем для сознательных.
Существуют культурные различия в достижении одной и той же цели. Поэтому сознательные, специфические, локально-культурные потребности не являются столь фундаментальными, как бессознательные цели.
Любое мотивированное поведение, как подготовительное, так и консуматорное, следует понимать как средство/способ, через которое базовые потребности могут быть одновременно выражены, так и удовлетворены. Как правило, действие имеет более одной мотивации.
Практически все состояния организма следует понимать как мотивированные и как мотивирующие.
Человеческие потребности выстроены в иерархическую модель с доминированием одних над другими. Появление новой потребности обусловлено предварительным удовлетворением другой преобладающей потребностью. Человек – это вечно желающее животное. Ни к одной потребности нельзя относиться так, как если бы она была изолированной или дискретной; каждое влечение связано с состоянием удовлетворения или не удовлетворения других влечений.
Попытки создать номенклатуру стимулов ни к чему не приведут. Кроме того, любая классификация стимулов столкнется с проблемой глубины конкретизации и обобщения.
Классификация мотиваций должна основываться на целях, а не на побуждающих стимулах или мотивированном поведении.
Теория мотивации ориентирована на человеке, а не на животных.
Необходимо учитывать контекст, в который помещен человек, но сам контекст не может служить исключительным объяснением поведения. Контекст должен интерпретироваться в терминах организма. Теория контекста не может заменить теорию мотивации.
Необходимо рассматривать не только организм в комплексе, но и специфические, частные или сегментарные реакций. Ввиду этого необходимо добавить еще одно утверждение
Теория мотивации не является синонимом теории поведения. Мотивы — это только один класс факторов поведения. Хотя поведение почти всегда мотивировано и определяется биологическими, культурными и ситуативными факторами.

Это статья — попытка сформулировать теорию мотивации, которая удовлетворит этим теоретическим требованиям и в то же время согласуется с известными клиническими экспериментами. Но в первую очередь, она основана на клиническом опыте. Эта теория, вторит традициям Джеймса и Дьюи и близка к холизму Вертгеймера ⁽¹⁹⁾, Гольдштейна ⁽⁰⁸⁾ и гештальт-психологии, а также с динамикой переноса Фрейда ⁽⁰⁴⁾ и Адлера ⁽⁰¹⁾. Это слияние или синтез можно условно назвать «общединамической» теорией.

Аспекты теории мотивации легче критиковать, чем дорабатывать. Это связано с нехваткой открытых данных в этой области. Отсутствие достоверных фактов связано в первую очередь с отсутствием обоснованной теории мотивации. Таким образом, настоящая теория должна рассматриваться как предлагаемая программа для будущих исследований. Она должна состояться или быть опровергнутой не столько на основании уже имеющихся фактов, сколько на исследованиях, которые необходимо провести, на предположениях и вопросах, поднятых в этой статье.

II. Базовые потребности

Физиологические потребности

«Физиологические» потребности / стимулы — обычно берутся за отправную точку теории мотивации. Два направления исследований заставляют пересмотреть представления об этих потребностях: концепция гомеостаза и обнаружение того, что аппетиты, предпочтение продуктов, являются ярким индикатором реальных потребностей — нехватки веществ в теле.

Гомеостаз относится к автоматическим усилиям организма по поддержанию нормального состояния кровотока. Кэннон ⁽⁰²⁾ описал процесс для ⁽⁰¹⁾ содержания воды в крови ⁽⁰²⁾, соли⁽⁰³⁾, сахара ⁽⁰⁴⁾, белка ⁽⁰⁵⁾, жира ⁽⁰⁶⁾, кальция ⁽⁰⁷⁾, кислорода ⁽⁰⁸⁾, поддержания уровня ионов водорода ⁽⁰⁹⁾ и постоянной температуры. Этот список можно расширить, включив в него другие минералы, гормоны, витамины и т. д.

Янг ⁽²¹⁾ резюмировал работу по изучению аппетита и его связи с потребностями тела. Если в организме не хватает какого-либо химического вещества, у человека будет развиваться специфический аппетит или частичный голод по этому элементу в пищи.

Бессмысленно составлять номенклатуру основных физиологических потребностей, поскольку их может быть почти любое количество в зависимости от степени детализации описания. Но, мы не можем идентифицировать все физиологические потребности как гомеостатические. То, что половое влечение, сонливость, чистая активность sheer activity и материнское поведение у животных являются гомеостатическими, еще не доказано. Кроме того, в этот список не вошли бы различные сенсорные удовольствия (вкусы, запахи, щекотка, поглаживание), которые, вероятно, являются физиологическими и могут стать целями мотивированного поведения.

В предыдущей статье ⁽¹³⁾ указывалось, что физиологические стимулы и потребности не следует считать типичными, потому что они соматически локализуются. Они относительно независимы друг от друга, других мотиваций и организма в целом. Это верно в меньшей степени, чем считалось ранее (исключениями являются усталость, сонливость, материнские реакции), но все же верно в классических случаях голода, секса и жажды.

Физиологические потребности и связанное с ними консуматорное поведение служат каналами для всех остальных потребностей. Человек, который думает, что он голоден, может на самом деле искать больше комфорта или удовлетворить зависимости, чем витаминов или белков. И наоборот, можно частично удовлетворить потребность в голоде за счет других действий, выпить воды или выкурить сигарету. Хоть эти физиологические потребности относительно изолированы, они не являются таковыми полностью.

Физиологические потребности являются наиболее сильными из всех. Поэтому, для человека, который ограничен во всем, основной мотивацией будут их удовлетворение. Человек, которому не хватает еды, безопасности, любви и уважения, будет жаждать еды сильнее всего остального.

Если все потребности не удовлетворены, а в организме преобладают физиологические, то остальные перестанут существовать или отодвинуться на второй план. Тогда будет справедливо охарактеризовать весь организм, сказав, что он голоден, ибо сознание почти полностью вытесняется голодом. Все ресурсы задействованы для утоления голода, и организация этих способностей целиком определяется единственной целью — утоления голода.

Рецепторы и эффекторы, интеллект, память, привычки — инструменты для удовлетворения голода. Непригодные для этой цели способности/ресурсы отодвигаются на второй план. Стремление писать стихи, желание приобрести автомобиль, интерес к американской истории, желание приобрести новую пару туфель в крайнем случае забываются. Для человека, который опасно голоден, не существует других интересов, кроме еды. Ему снится еда, он помнит еду, он думает о еде, он испытывает эмоции только по поводу еды, он воспринимает только еду и хочет только еды. Более тонкие детерминанты, которые обычно сливаются с физиологическими стимулами в организации даже кормления, питья или сексуального поведения, теперь могут быть настолько подавлены, что позволяют нам говорить в настоящее время (но только в это время) о чистом драйвере голода и поведении связанном с единственной целью — облегчения.

Другая особенность человеческого организма — когда в нем доминирует определенная потребность, состоит в том, что вся модель будущих тенденций будет подвержена изменениям. Для нашего хронически и чрезвычайно голодного человека Утопией будет место, где есть много еды. Он склонен полагать, что как только ему будет гарантирована еда на всю оставшуюся жизнь, он будет счастлив и больше никогда ничего не захочет. Сама жизнь, определяется с точки зрения еды. Все остальное будет определено как неважное. Свобода, любовь, чувство общности, уважение, философия — все это может быть отброшено в сторону как бесполезные пустяки, поскольку не могут наполнить желудок. О таком человеке справедливо можно сказать, что он живет одним хлебом.

Нельзя отрицать, что такие вещи верны, но можно отрицать их общность. Чрезвычайные ситуации по определению редки. То, что этот трюизм можно забыть, объясняется двумя причинами: во-первых у крыс мало мотиваций, кроме физиологических, и, поскольку на этих животных было проведено так много исследований мотивации, легко перенести крысиную картину на человека. Во-вторых, слишком часто не осознается, что культура сама по себе является адаптивным инструментом, одна из основных функций которого состоит в том, чтобы физиологические чрезвычайные ситуации возникали все реже и реже. В большинстве известных обществ хронический голод встречается скорее редко, чем часто. Во всяком случае, это все еще верно в Соединенных Штатах. Средний американский гражданин испытывает скорее аппетит, чем голод, когда говорит: «Я голоден». Он склонен испытывать явную жажду жизни и смерти только случайно, да и то всего несколько раз за всю свою жизнь.

Хороший способ скрыть «высшие» мотивы и получить одностороннее представление о человеческих способностях и природе — заставить организм постоянно испытывать голод или жажду. Тот, кто пытается превратить аварийную картину в типичную, и кто будет измерять все цели и желания человека его поведением во время крайней физиологической депривации, будет слеп ко многим вещам. Хлебом единым живет человек, когда хлеба нет, но что происходит с желаниями человека, когда хлеб в избытке и его желудок хронически сыт?

Тут возникают другие, более «высшие» потребности и они доминируют в организме. А когда они, в свою очередь, удовлетворяются, вновь возникают новые и еще «высшие» потребности и т.д. Именно это означает, что основные человеческие потребности выстроены в иерархию относительного доминирования/преобладания.

Таким образом «удовлетворение» становится таким же важным понятием, как и депривация в теории мотивации. Оно освобождает организм от доминирования физиологических потребностей, способствуя возникновению «более» социальных целей. Физиологические потребности вместе с их частичными целями, когда они хронически удовлетворяются, перестают существовать как активные факторы или организаторы/драйверы/стимулы поведения. Теперь они существуют только в потенциальном виде. Они могут снова появиться, чтобы доминировать над организмом, если их удовлетворение будет нарушено. Но удовлетворенная потребность уже не является потребностью. Поведение организма определяется только неудовлетворенными потребностями. Если голод удовлетворен, он становится неважным в текущей динамике индивидуума.

Это утверждение уточняется гипотезой, что индивидуумы, в которых всегда удовлетворялась определенная потребность, лучше подготовлены к тому, чтобы терпеть лишение этой потребности в будущем. А те, кто был обделен в прошлом, будет иначе реагировать на нынешние удовлетворения, чем тот, кто никогда не был обделен.

Потребность в безопасности

Когда физиологические потребности удовлетворены относительно хорошо, возникает новый набор потребностей — потребности в безопасности. Все, что было сказано о физиологических потребностях, в равной степени верно и в отношении этих желаний. Они могут полностью доминировать в организме. Они могут выступать почти исключительными стимулами поведения, задействуя все ресурсы организма. И тогда можно описать весь организм как механизм, стремящийся к безопасности. Рецепторы, эффекторы, интеллект и другие способности будут являются инструментами поиска безопасности. Как и в случае с голодным человеком, доминирующая цель является сильной детерминантой не только его текущего мировоззрения, но и его философии будущего. Практически все выглядит менее важным, чем безопасность. Даже физиологические потребности, которые удовлетворяются, теперь обесцениваются. Человека в таком хроническом состоянии состоянии, можно охарактеризовать как живущего исключительно в целях безопасности.

К пониманию потребностей в безопасности взрослого человека, можно прийти через наблюдение за младенцами и детьми, у которых эти потребности проще и очевиднее. Одна из причин яркого проявления реакции на опасность у младенцев заключается в том, что они не подавляют эту реакцию. Когда взрослые чувствуют, что их безопасность находится под угрозой, можно не заметить этого. Младенцы будут реагировать ярко, как если бы им угрожала реальная опасность, если их потревожить или внезапно уронить, напугать громкими звуками, мигающим светом или другой необычной сенсорной стимуляцией, грубым обращением, ощущением потери опоры в руках матери, или чрезмерной заботой ^[01].

У младенцев реакция на различные телесные болезни более непосредственная. Иногда эти болезни кажутся немедленными и угрожающими сами по себе и заставляют ребенка чувствовать себя в опасности. Рвота, колики и другие острые боли заставляют ребенка по-другому смотреть на весь мир. Для ребенка внешний вид всего мира меняется с солнечного на темный и становится местом, в котором может произойти что угодно, в котором стабильное вещи вдруг стали непредсказуемыми. У ребенка, с отравлением, могут на день или два развиться страх, кошмары и потребность в защите и утешении, которых он никогда не видел до болезни.

Еще одним признаком потребности ребенка в безопасности является его предпочтение какого-либо режима. Ему нужен предсказуемый, упорядоченный мир. Несправедливость или непоследовательность родителей, заставляют ребенка чувствовать тревогу и опасность. Такое отношение может быть вызвано не столько несправедливостью как таковой, сколько тем, что оно грозит представить мир ненадежным. Маленькие дети, лучше развиваются в системе, которая имеет хотя бы скелетные очертания жесткости, в которой есть расписание и рутина, то, на что можно рассчитывать не только в настоящее время, но и в будущем. Ребенку нужен организованный мир, а не неорганизованный или неструктурированный.

Центральная роль родителей и нормальный семейный уклад непоколебимы. Ссоры, насилие, разлука, развод или смерть в семье могут быть особенно ужасающими. Родительские вспышки гнева, угрозы наказания, оскорбление, грубое обращение, тряска или физическое наказание иногда вызывает у ребенка такую тотальную панику и ужас, что можно предположить, что речь идет не только о физической боли. У некоторых детей этот ужас может представлять собой страх потери родительской любви. Он также может проявляться у полностью отвергнутых детей, которые цепляются за не любящих родителей больше из-за безопасности и защиты, чем из-за надежды на любовь.

Столкновение ребенка с незнакомыми и неуправляемыми ситуациями часто вызывает реакцию на опасность или ужас, как, например, заблудиться или разлучиться с родителями на короткое время, столкнуться с новыми людьми, задачами, вид странных, незнакомых или неуправляемых объектов, болезнь или смерть. В такие периоды отчаянное цепляние ребенка за своих родителей свидетельствует об их роли защитников, совершенно независимо от их роли добытчиков пищи и любви.

Ребенок предпочитает безопасный и предсказуемый мир, на который он может рассчитывать и в котором не происходят неожиданных вещей, в котором у него есть всесильные родители, оберегающие его и ограждающие от бед.

То, что эти реакции так явно наблюдаются у детей, свидетельствует о том, что дети в нашем обществе чувствуют себя слишком небезопасно (одним словом, плохо воспитаны). Дети, выросшие в спокойной, любящей семье, обычно не реагируют так ⁽¹⁷⁾. У таких детей реакции на опасность проявляются в отношении объектов или ситуаций, которые взрослые тоже сочли бы опасными ^[02].

Здоровый, нормальный взрослый в нашей культуре в значительной степени удовлетворяет свои потребности в безопасности. Мирное, размеренное, «хорошее» общество обычно заставляет своих членов чувствовать себя в безопасности от диких животных, преступников, нападений и убийств, тирании и т. д. Как сытый человек больше не чувствует голода, благополучный человек больше не чувствует себя в опасности. Чтобы увидеть эти потребности ясно, стоит обратиться к невротическим личностям, а также к экономическим и социальным неудачникам. В обычных условиях удовлетворение потребности в безопасности вырожается в предпочтение стабильной работы, желание иметь сберегательный счет и различные виды страхования.

Другие аспекты стремления к безопасности и стабильности в мире проявляются в предпочтении знакомых вещей незнакомым или известных мест. Тенденция иметь религию или идеологию, которая объединяет вселенную и людей в ней, также отчасти мотивируется стремлением к безопасности. Сюда относится наука и философия в целом как частично мотивированные потребностями безопасности (однако, существуют и другие мотивы научной, философской или религиозной деятельности).

В противном случае потребность в безопасности рассматривается как доминирующий стимул ресурсов организма только в экстренных случаях: война, болезнь, стихийные бедствия, волны преступности, социальная дезорганизация, невроз, черепно-мозговая травма, хронически плохая ситуация.

Невротики уподобляются ребенку в своем стремлении к безопасности, хотя у первых оно приобретает несколько особый вид. Они реагируют на неизвестные психологические опасности в мире, который воспринимается как враждебные, подавляющие и угрожающие. Такой человек ведет себя так, как будто почти всегда надвигается большая катастрофа, реакция на чрезвычайную ситуацию. Его потребности в безопасности находят специфические выражения в поисках защитника или более сильного человека, от которого он может зависеть, или фюрера.

Невротического индивид — это взрослый человек, сохраняющий свое детское отношение к миру. Взрослый невротик ведет себя «так, как если бы» он на самом деле боялся шлепков, неодобрения матери, того, что его бросят родители или отнимут еду. Как если бы его детское отношение страха и реакции на угрозу к опасному миру ушло в подполье и, не затронутое процессами взросления и обучения, теперь было готово быть вызвано любым стимулом, который заставит ребенка почувствовать опасность и угрозу ^[03].

Невроз, в котором поиск безопасности принимает свою наиболее яркую форму — это компульсивно-обсессивный невроз. Такие люди отчаянно пытаются упорядочить и стабилизировать мир так, чтобы никогда не появлялись неуправляемые ситуации ⁽¹⁴⁾. Они ограждают себя церемониями и правилами, чтобы можно было предусмотреть все возможные случайности. Они похожи на описанных Гольдштейном ⁽⁰⁶⁾ пациентов с повреждениями головного мозга, которым удается сохранять равновесие, избегая всего незнакомого и странного и упорядочивая свой ограниченный мир таким аккуратным образом, что все было просчитано. Они пытаются устроить мир так, чтобы не могло произойти ничего неожиданного (опасности). Если не по их вине происходит что-то неожиданное, они впадают в панику, как будто это происшествие представляет собой серьезную опасность. То, что мы наблюдаем как не явно выраженные предпочтение у здорового человека (предпочтение знакомого), у таких людей становится вопросом жизни и смерти.

Потребности в любви

Когда физиологические потребности и потребности в безопасности удовлетворены, появятся потребность в любви, привязанности и принадлежности. И весь описанный цикл с этим новым центром. Теперь человек как никогда будет остро ощущать отсутствие друзей, возлюбленной или детей. Он будет жаждать нежных отношений с людьми и места в своей группе. Человек захочет достичь этого больше всего на свете и может забыть, что когда был голоден, насмехался над любовью.

В нашем обществе пересечение этих потребностей является наиболее часто встречающимся причиной дезадаптации и более тяжелой психопатологии. На любовь, привязанность и выражение сексуальности обычно смотрят амбивалентно и ограждают множеством ограничений и запретов. Теоретики психопатологии подчеркивали, что воспрепятствование потребности в любви является основным в картине дезадаптации. Было проведено множество клинических исследований этой потребности, и мы знаем о ней больше, чем о любой другой, кроме физиологических ⁽¹⁴⁾.

Любовь не является синонимом секса. Секс можно изучать как чисто физиологическую потребность. Но сексуальное поведение многодетерминировано, т. е. определяется не только сексуальными, но и другими потребностями, главными из которых являются потребности в любви и привязанности. Также нельзя упускать из виду тот факт, что потребности в любви включают в себя как дарение, так и получение любви ^[04].

Потребность в признании

За немногими патологическими исключениями, у людей есть потребность к устойчивой и обоснованной оценке себя, к самоуважению и признанию другими. Твердая самооценка, та, что основана на реальных способностях, достижениях и уважении со стороны других. Эти потребности можно разделить на две вспомогательные группы. Во-первых, стремление к силе, достижениям, уверенности перед лицом мира, независимости и свободе ^[05]. Во-вторых, стремление к репутации или престижу (определяя его как уважение или уважение со стороны других людей), признание, внимание, важность или признательность ^[06]. Эти потребности были особенно подчеркнуты Альфредом Адлером и его последователями, и ими пренебрегали Фрейд и психоаналитики. Однако, сегодня их центральное значение все больше и больше получает широкое признание.

Удовлетворение потребности в самоуважении приводит к уверенности в себе, ощущению ценности, силы, возможности быть полезным миру. Пресечение этих потребностей порождает чувство неполноценности, слабости и беспомощности. Эти чувства приводят к разочарованию, компенсаторным поведенческим тенденциям и невротическим расстройствам. Исследования травматического невроза ^{[07] (08)} наглядно демонстрируют ценность самооценки и понимание того, насколько беспомощны люди без нее.

Потребность в самореализации

Даже если все эти потребности удовлетворены, можно ожидать, что скоро разовьется новая неудовлетворенность, если только индивидуум не делает то, к чему он приспособлен. Музыкант должен создавать музыку, художник — рисовать, поэт — писать, если он хочет быть в конечном счете счастливым. Каким человек может быть, таким он и должен быть. Это потребность в самореализации. Этот термин, впервые введенный Куртом Гольдштейном, используется в этой статье более конкретно и ограниченно. Он относится к склонности человека актуализироваться в том, чем он является потенциально. Эту склонность можно сформулировать как желание становиться все более и более тем, кто ты есть, стать всем, чем ты способен стать.

Форма, которую примут эти потребности, будет различаться от человека к человеку. У одного человека оно может принимать форму желания быть идеальной матерью, у другого оно может выражаться атлетически, у третьего — в создании картин или изобретений. Это не обязательно творческое побуждение, хотя у людей, обладающих способностями к творчеству, оно принимает такую форму.

Возникновение этих потребностей основывается на предварительном удовлетворении физиологических потребностей, потребностей в безопасности, любви и уважении. Это люди удовлетворенные «базово». Именно от них можно ожидать наиболее полного и здорового творчества ^[08]. Поскольку удовлетворенные люди являются исключением, мы мало знаем о самоактуализации. Это остается основной проблемой для исследования.

Предпосылки удовлетворения базовых потребностей

Существуют условия, которые являются непосредственными предпосылками для удовлетворения основных потребностей. На их безопасность реагируют почти также, как если бы это была прямая угроза для самих основных потребностей. Примерами таких условий являются: свобода слова, свобода делать то, что хочется не причиняя другим вреда, свобода самовыражения, свобода исследовать и искать информацию, свобода защищать себя, справедливость, честность, упорядоченность в группе — это примеры предпосылок для удовлетворения основных потребностей. Нарушение этих свобод будет сопровождаться угрозой или экстренным реагированием. Эти условия не являются самоцелью, но почти. Поскольку они сильно связаны с основными потребностями, которые, по-видимому, являются единственными самоцелями. Эти условия защищаются, потому что без них основные удовлетворения совершенно невозможны или находятся под серьезной угрозой.

Если мы вспомним, что когнитивные способности (перцептивные, интеллектуальные, обучающие) представляют собой набор вспомогательных инструментов, которые, среди прочего, выполняют функцию удовлетворения наших основных потребностей, тогда ясно, что любая опасность для них, любое лишение или блокирование их свободного использования, также должны быть косвенной угрозой к самим основным потребностям. Такое утверждение является частичным решением общих проблем любопытства, поиска знаний, истины и мудрости, а также постоянного стремления разгадать космические тайны.

Поэтому мы должны ввести другую гипотезу и говорить о степени близости к базовым потребностям, поскольку мы уже указывали, что любые сознательные желания (частичные цели) более или менее важны, поскольку они более или менее близки к базовым потребностям. Одно и то же утверждение может быть сделано для различных поведенческих актов. Поступок психологически важен, если он непосредственно способствует удовлетворению основных потребностей. Чем менее непосредственно это способствует или чем слабее этот вклад, тем менее важным должен быть этот акт с точки зрения динамической психологии. Аналогичное утверждение может быть сделано для различных механизмов защиты или преодоления. Некоторые из них имеют самое непосредственное отношение к защите или удовлетворению основных потребностей, другие связаны лишь слабо и отдаленно. Действительно, если бы мы захотели, мы могли бы говорить о более базовых и менее базовых защитных механизмах, а затем утверждать, что опасность для более базовых защитных механизмов более угрожающая, чем опасность для менее базовых защитных механизмов (всегда помня, что это так только из-за их связи с основными потребностями).

Желание знать и понимать

До сих пор мы упоминали о когнитивных потребностях лишь вскользь. Приобретение знаний и систематизация Вселенной рассматривались, в частности, как методы достижения элементарной безопасности в мире или, для разумного человека, выражения самореализации. Также обсуждалась свобода исследования и выражения мнений в качестве предварительных условий удовлетворения основных потребностей. Какими бы верными ни были эти формулировки, они не дают окончательного ответа на вопрос о мотивирующей роли любопытства, обучения, философствования, экспериментов и т.д. В лучшем случае это не более чем частичные ответы.

Этот вопрос особенно сложен, потому что мы так мало знаем о фактах. Любопытство, исследование, стремление к фактам, желание знать, безусловно, можно наблюдать достаточно легко. Тот факт, что они часто преследуются даже с большими затратами на безопасность человека, свидетельствует о частичном характере нашего предыдущего обсуждения. Кроме того, автор должен признать, что, хотя у него есть достаточно клинических доказательств, чтобы постулировать желание знать как очень сильное побуждение у умных людей, по неразумным людям таких данных нет. Тогда это может быть в значительной степени функцией относительно высокого интеллекта. Итак, довольно осторожно и в основном в надежде стимулировать дискуссии и исследования, мы постулируем базовое желание знать, осознавать реальность, получать факты, удовлетворять любопытство, или, как выражается Вертхаймер, видеть, а не быть слепым.

Однако этого постулата недостаточно. Даже после того, как мы получаем знание, мы вынуждены знать все более и более подробно и тщательно, с одной стороны, а с другой, все более и более широко в направлении мировой философии, религии и т.д. Факты, которые мы получаем, если они изолированы или атомарны (раздроблены), неизбежно теоретизируются и анализируются, либо систематизируются, либо и то, и другое. Этот процесс был сформулирован некоторыми как поиск «смысла». Затем мы постулируем желание понять, систематизировать, организовать, проанализировать, искать связи и значения.

Как только эти желания принимаются для обсуждения, мы видим, что они тоже формируются в небольшую иерархию, в которой желание знать преобладает над желанием понять. Все характеристики иерархии доминантности, которые мы описали выше, по-видимому, справедливы и для этого случая.

Мы должны остерегаться слишком простой тенденции отделять эти желания от основных потребностей, которые мы обсуждали выше, то есть проводить резкую дихотомию между «когнитивными» и «конативными» потребностями. Желание знать и понимать сами по себе являются творческими, то есть имеют стремительный характер, и являются такими же личностными потребностями, как и «базовые потребности», которые мы уже обсуждали ⁽¹⁹⁾.

III. Дополнительные характеристики основных потребностей

Степень постоянства иерархии базовых потребностей

До сих пор мы говорили так, как если бы эта иерархия была фиксированным порядком, но на самом деле она далеко не такая жесткая. Это правда, что у большинства людей, с которыми мы работали, казалось, были эти основные потребности примерно в том порядке, который был указан. Однако был и ряд исключений.

Есть люди, для которых, самоуважение кажется более важным, чем любовь. Это наиболее распространенное изменение иерархии обычно происходит из-за развития представления о том, что человек, которого, скорее всего, будут любить, является сильным или влиятельным человеком, тем, кто внушает уважение или страх, и кто уверен в себе или агрессивен. Поэтому такие люди, которым не хватает любви и которые ищут ее, могут изо всех сил стараться изображать агрессивное, уверенное поведение. Но, по сути, они стремятся к высокой самооценке и ее проявлениям в поведении скорее как к средству достижения цели, чем ради нее самой, они стремятся к самоутверждению ради любви, а не ради самоуважения.
Есть, по-видимому, люди «творческие с рождения», в которых стремление к творчеству кажется более важным, чем к любой другой контрдетерминанте. Их творчество может проявляться не как самоактуализация, высвобождаемая базовым удовлетворением, а вопреки отсутствию базового удовлетворения.
У некоторых людей уровень стремления может быть постоянно подавлен или понижен. Другими словами, менее важные цели могут быть просто потеряны и могут исчезнуть навсегда, таким образом, человек, который прожил жизнь на очень низком уровне, например, постоянно безработный, может продолжать быть удовлетворенным до конца своей жизни, допустим, если он сможет получить всего лишь достаточное количество еды.
Так называемая «психопатическая личность» — еще один пример постоянной потери потребностей в любви. Это люди, которые, изголодались по любви в первые месяцы своей жизни ⁽⁰⁹⁾ и просто навсегда потеряли желание и способность дарить и получать ласку (как животные теряют сосательные или клюющие рефлексы, которые не проявляются достаточно скоро после рождения).
Другая причина изменения иерархии заключается в том, что, когда потребность удовлетворялась в течение длительного времени, эта потребность может быть недооценена. Люди, которые никогда не испытывали хронического голода, склонны недооценивать его последствия и смотреть на еду как на нечто довольно незначительное. Если в них доминирует более высокая потребность, то эта более высокая потребность будет казаться самой важной из всех. Тогда становится возможным, и это действительно происходит на самом деле, что они могут ради этой более высокой потребности поставить себя в положение лишенных более элементарной потребности. Мы можем ожидать, что после длительного лишения более базовой потребности появится тенденция к переоценке обеих потребностей, так что более сильная потребность фактически станет сознательно доминирующей для индивида, который, возможно, отказался от нее очень легко. Таким образом, человек, который бросил свою работу, чтобы не потерять самоуважение, и который затем голодает в течение шести месяцев или около того, может быть готов вернуть свою работу даже ценой потери самоуважения.
Другое частичное объяснение очевидных отклонений видится в том факте, что мы говорили об иерархии доминирования с точки зрения сознательно ощущаемых потребностей или желаний, а не поведения. Рассмотрение самого поведения может создать у нас неверное впечатление. То, что мы утверждали, заключается в том, что человек будет хотеть более основных из двух потребностей, когда он лишен обеих. Здесь нет необходимого намека на то, что он будет действовать в соответствии со своими желаниями. Еще раз повторим, что существует множество факторов, определяющих поведение, помимо потребностей и желаний.
Возможно, более важными, чем все эти исключения, являются те, которые связаны с идеалами, высокими социальными стандартами, высокими ценностями и тому подобным. С такими ценностями люди становятся мучениками, они отказываются от всего ради определенного идеала или ценности. Этих людей можно понять, по крайней мере частично, со ссылкой на одну базовую концепцию (или гипотезу), которую можно назвать «повышенная толерантность к фрустрации за счет раннего удовлетворения». Люди, которые были удовлетворены в своих основных потребностях на протяжении всей своей жизни, особенно в ранние годы, по-видимому, развивают исключительную способность противостоять нынешним или будущим препятствиям в удовлетворении этих потребностей просто потому, что у них сильная, [стр. 388] здоровая структура характера в результате базового удовлетворения. Это «сильные» люди, которые легко переносят разногласия или оппозицию, которые могут плыть против течения общественного мнения и которые могут отстаивать правду большой личной ценой. Только те, кто любил и был любим, и у кого было много глубоких дружеских отношений, могут противостоять ненависти, отвержению или преследованиям.

Я говорю все это, несмотря на тот факт, что существует определенная доля чистого привыкания, которое также присутствует в любом полном обсуждении толерантности к фрустрации. Например, вполне вероятно, что те люди, которые долгое время привыкли к относительному голоданию, благодаря этому частично могут противостоять лишению пищи. Какой баланс должен быть достигнут между этими двумя тенденциями, привыканием, с одной стороны, и прошлым удовлетворением и нынешней терпимостью к разочарованиям, с другой стороны, это предстоит выяснить в ходе дальнейших исследований. Между тем, мы можем предположить, что они оба действуют бок о бок, поскольку они не противоречат друг другу, В отношении этого феномена повышенной толерантности к фрустрации представляется вероятным, что наиболее важные удовольствия приходят в первые два года жизни. Иными словами, люди, которые были защищены и сильны в первые годы, как правило, остаются защищенными и сильными впоследствии перед лицом любых угроз.

Степень относительного удовлетворения

До сих пор наше теоретическое обсуждение, возможно, создавало впечатление, что эти пять наборов потребностей каким-то образом находятся в пошаговых отношениях «все или ничего» друг с другом. Мы говорили в таких выражениях, например как: «Если удовлетворяется одна потребность, то возникает другая». Это утверждение может создать ложное впечатление, что потребность должна быть удовлетворена на 100%, прежде чем возникнет следующая потребность. На самом деле, большинство нормальных членов нашего общества частично удовлетворены во всех своих основных потребностях и вместе с тем частично неудовлетворены во всех своих основных потребностях. Более реалистичным описанием иерархии было бы уменьшение процента удовлетворенности по мере продвижения вверх по иерархии доминирования, например, если я могу привести произвольные цифры для иллюстрации, это похоже на то, как если бы средний гражданин был удовлетворен, возможно, на 85% в его физиологических потребностях, 70% — в потребностях в безопасности, 50% — в любви, 40% — в самоуважении и 10% — в потребностях в самореализации.

Что касается концепции возникновения новой потребности после удовлетворения доминирующей потребности, то это возникновение не является внезапным, неожиданным явлением, а скорее постепенным и последовательным возникновением из ничего. Например, если доминирующая потребность А удовлетворена только на 10%, то потребность В может вообще не проявляться. Однако, когда эта потребность А удовлетворяется на 25%, потребность В может возникнуть на 5%, когда потребность А удовлетворяется на 75%, потребность В может возникнуть на 10% и так далее.

Бессознательный характер потребностей

Эти потребности не обязательно являются ни сознательными, ни бессознательными. Однако, у обычного человека они чаще бессознательны, чем сознательны. На данном этапе нет необходимости пересматривать огромную массу свидетельств, указывающих на решающее значение бессознательной мотивации. К настоящему времени можно было бы ожидать, исходя только из априорных оснований, что бессознательные мотивы в целом будут гораздо важнее сознательных мотиваций. То, что мы назвали базовыми потребностями, очень часто в значительной степени бессознательны, хотя при использовании подходящих техник и у опытных людей они могут стать осознанными.

Культурная специфика и общность потребностей

Эта классификация основных потребностей делает некоторую попытку учесть относительное единство, стоящее за поверхностными различиями в конкретных желаниях от одной культуры к другой. Конечно, в любой конкретной культуре сознательное мотивационное содержание индивида обычно будет сильно отличаться от сознательного мотивационного содержания индивида в другом обществе. Тем не менее, общий опыт антропологов заключается в том, что люди, даже в разных обществах, гораздо более похожи, чем мы могли бы подумать при первом контакте с ними. И что по мере того, как мы узнаем их лучше, мы, кажется, обнаруживаем все больше и больше этой общности. Затем мы признаем, что самые поразительные различия скорее поверхностны, чем фундаментальны, например, различия в стиле причесок, одежды, вкусов в еде и т.д. Наша классификация основных потребностей отчасти является попыткой объяснить это единство за кажущимся разнообразием от культуры к культуре. Никто не утверждает, что она является окончательной или универсальной для всех культур. Утверждается только то, что это относительно более окончательное, более универсальное, более базовое, чем поверхностные сознательные желания от культуры к культуре, и несколько ближе подходит к общечеловеческим характеристикам. Базовые потребности более общечеловеческие, чем поверхностные желания или поведение.

Множественные мотивации поведения

Следует понимать, что эти потребности не являются исключительными или единственными факторами, определяющими определенные виды поведения. Пример можно найти в любом поведении, которое кажется физиологически мотивированным, например, в еде, сексуальной игре или тому подобном. Клинические психологи уже давно обнаружили, что любое поведение может быть каналом, по которому протекают различные детерминанты. Или, говоря иначе, большая часть поведения имеет много мотиваций. В сфере мотивационных детерминант любое поведение, как правило, определяется несколькими или всеми базовыми потребностями одновременно, а не только одной из них. Последнее было бы скорее исключением, чем первое. Прием пищи может быть частично ради наполнения желудка, а частично ради комфорта и удовлетворения других потребностей. Человек может заниматься любовью не только для чистого сексуального удовлетворения, но и для того, чтобы убедить себя в своей мужественности, или для того, чтобы добиться победы, почувствовать себя сильным или завоевать более базовую привязанность. В качестве иллюстрации я могу указать, что было бы возможно (теоретически, если не практически) проанализировать отдельный акт индивида и увидеть в нем выражение его физиологических потребностей, его потребностей в безопасности, его потребностей в любви, его потребностей в уважении и самоактуализации. Это резко контрастирует с более наивной разновидностью психологии черт, в которой одна черта или один мотив объясняют определенный вид поступка, то есть агрессивный поступок объясняется исключительно чертой агрессивности.

Множественные детерминанты поведения

Не все поведение определяется базовыми потребностями. Мы могли бы даже сказать, что не все поведение мотивировано. Существует множество факторов, определяющих поведение, помимо мотивов ^[09]. Например, еще одним важным классом детерминант являются так называемые «областные» детерминанты. Теоретически, по крайней мере, поведение может полностью определяться областью или даже конкретными изолированными внешними стимулами, как в случае ассоциации идей или определенных условных рефлексов. Если в ответ на слово-стимул «стол» я немедленно воспринимаю образ стола в памяти, эта реакция, безусловно, не имеет ничего общего с моими основными потребностями.

Во-вторых, мы можем снова привлечь внимание к концепции «степени близости к основным потребностям» или «степени мотивации». Какое-то поведение высоко мотивировано, другое поведение мотивировано слабо. Некоторые вообще не мотивированы (но все поведение детерминировано).

Еще один важный момент ^[10] заключается в том, что существует основное различие между экспрессивным поведением и совладающим поведением, позволяющим справиться с ситуацией (функциональное стремление, целенаправленный поиск цели). Экспрессивное поведение не пытается что-либо сделать, это просто отражение личности. Глупый человек ведет себя глупо не потому, что он этого хочет, или пытается, или мотивирован, а просто потому, что он такой, какой он есть. Случайные движения здорового ребенка, улыбка на лице счастливого человека, даже когда он один, упругость походки здорового человека и прямота его осанки — это другие примеры экспрессивного, нефункционального поведения. Кроме того, стиль, в котором человек осуществляет почти все свое поведение, как мотивированное, так и немотивированное, часто бывает экспрессивным.

Тогда мы можем спросить, все ли поведение выражает или отражает структуру характера? Ответ «Нет». Заученное, привычное, автоматизированное или традиционное поведение может быть или не быть экспрессивным. То же самое верно и для большинства видов поведения, связанных со стимулами. Наконец, необходимо подчеркнуть, что выразительность поведения и целенаправленность поведения не являются взаимоисключающими категориями. Среднее поведение обычно и то, и другое.

Цели как центрирующий принцип в теории мотивации

Следует отметить, что основным принципом в нашей классификации было не подстрекательство или мотивированное поведение, а скорее функции, эффекты, намерения или цели поведения. Уже достаточно доказано, что это наиболее подходящая точка для ориентира в любой теории мотивации ^[11].

Человекоцентричность

Эта теория начинается с человека, а не с какого-либо низшего и предположительно «более простого» животного. Слишком многие открытия, сделанные на животных, оказались верными только для животных, но не для человека. Нет никаких причин, по которым мы должны начинать с животных, чтобы изучить человеческую мотивацию. Логика или, скорее, нелогичность, стоящая за этим общим заблуждением о «псевдопростоте», достаточно часто разоблачалась философами и логиками, а также учеными в каждой из различных областей. Изучать животных, прежде чем изучать человека, не более необходимо, чем изучать математику, прежде чем изучать геологию, психологию или биологию.

Мы также можем отвергнуть старый, наивный бихевиоризм, который предполагал, что каким-то образом необходимо или, по крайней мере, более «научно» судить о людях по стандартам животных. Одним из следствий этого убеждения было то, что само понятие намерения и цели было исключено из мотивационной психологии просто потому, что нельзя было спросить белую крысу о ее целях. Толман ⁽¹⁸⁾ доказал в самих исследованиях на животных, что это исключение не было необходимым.

Мотивация и теория психопатогенеза

Сознательное мотивационное содержание повседневной жизни, согласно вышеизложенному, считалось относительно важным или неважным соответственно, поскольку оно более или менее тесно связано с основными целями. Желание съесть рожок мороженого на самом деле может быть косвенным выражением желания любви. Если это так, то это желание получить рожок мороженого становится чрезвычайно важной мотивацией. Однако если мороженое — это просто что-то, чем можно охладить рот или случайная реакция проснувшегося аппетита, то желание относительно неважное. Повседневные осознанные желания следует рассматривать как симптомы, как поверхностные индикаторы более базовых потребностей. Если бы мы приняли эти поверхностные желания за чистую монету, мы оказались бы в состоянии полного замешательства, которое никогда не могло бы разрешиться, поскольку мы имели бы дело скорее с симптомами, чем с тем, что скрывается за симптомами.

Подавление неважных желаний не приводит к психопатологическим результатам, подавление принципиально важной потребности действительно приводит к таким результатам. Следовательно, любая теория психопатогенеза должна основываться на обоснованной теории мотивации. Конфликт или фрустрация не обязательно являются патогенными. Это становится таковым только тогда, когда это угрожает или препятствует основным потребностям или частичным потребностям, которые тесно связаны с основными потребностями ⁽¹⁰⁾.

Роль удовлетворенных потребностей

Выше уже несколько раз указывалось, что наши потребности обычно возникают только тогда, когда удовлетворены более доминирующие потребности. Таким образом, удовлетворение играет важную роль в теории мотивации. Однако, помимо этого, потребности перестают играть активную определяющую или организующую роль, как только они удовлетворяются.

Это означает, что, например, единственный смысл, в котором можно сказать, что они у него есть, — это почти метафизический смысл, в котором у сытого человека есть голод, или в наполненной бутылки есть пустота. Если нас интересует то, что на самом деле мотивирует нас, а не то, что есть, будет или может мотивировать нас, тогда удовлетворенная потребность не является мотиватором. Для всех практических целей его следует считать просто не существующим, исчезнувшим. Этот момент следует подчеркнуть, потому что он был либо упущен из виду, либо опровергнут во всех известных мне теориях мотивации ^[12]. У совершенно здорового, нормального, удачливого человека нет сексуальных потребностей или потребностей в голоде, или потребностей в безопасности, или в любви, или в престиже, или в самоуважении, за исключением случайных моментов быстро проходящей угрозы. Если бы мы сказали иначе, нам также пришлось бы утверждать, что у каждого человека были все патологические рефлексы, например, Бабинского и т.д., потому что, если бы его нервная система была повреждена, они бы проявились.

Именно соображения, подобные этим, наводят на смелый постулат о том, что человека, которому препятствуют в какой-либо из его основных потребностей, можно справедливо рассматривать просто как больного человека. Это справедливая параллель с тем, что мы называем «больным» человеком, которому не хватает витаминов или минералов. Кто сказал, что недостаток любви менее важен, чем недостаток витаминов? Поскольку мы знаем патогенные последствия любовного голодания, кто может сказать, что мы ставим ценностные вопросы ненаучным или незаконным образом, не больше, чем это делает врач, который диагностирует и лечит пеллагру или цингу? Если бы мне было разрешено это использование, я бы тогда просто сказал, что здоровый человек в первую очередь мотивирован своими потребностями в развитии и реализации своих самых максимальных возможностей и способностей. Если у человека есть какие-либо другие базовые потребности в каком-либо активном, хроническом смысле, то он просто нездоровый человек. Он так же наверняка болен, как если бы у него внезапно развился сильный солевой или кальциевый голод ^[13].

Если это утверждение кажется необычным или парадоксальным, читатель может быть уверен, что это только один из многих подобных парадоксов, которые появятся, когда мы пересмотрим наши взгляды на более глубокие мотивации человека. Когда мы спрашиваем, чего человек хочет от жизни, мы имеем дело с самой его сущностью.

IV. Резюме

Существует по крайней мере пять наборов целей, которые мы можем назвать базовыми потребностями. Вкратце, это физиология, безопасность, любовь, самоуважение и самореализация. Кроме того, нами движет желание достичь или поддерживать различные условия, на которых зиждется это базовое удовлетворение, а также конкретные более интеллектуальные желания.
Эти основные цели связаны друг с другом и расположены в иерархии преобладания. Это означает, что наиболее доминирующая цель будет монополизировать сознание и сама по себе будет стремиться организовать набор различных способностей организма. Менее доминирующие потребности сводятся к минимуму, даже забываются или отрицаются. Но когда потребность удовлетворена достаточно хорошо, возникает следующая доминирующая / «высшая» потребность, которая, в свою очередь, доминирует в сознательной жизни и служит центром организации поведения, поскольку удовлетворенные потребности не являются активными мотиваторами.
Таким образом, человек — это постоянно нуждающееся животное. Обычно удовлетворение этих потребностей не является полностью взаимоисключающим, а только имеет тенденцию быть. Среднестатистический субъект нашего общества чаще всего частично удовлетворен и частично неудовлетворен во всех своих желаниях. Принцип иерархии обычно эмпирически соблюдается с точки зрения увеличения процента неудовлетворенности по мере продвижения по иерархии. Иногда наблюдаются изменения среднего порядка иерархии. Также было замечено, что индивид может навсегда потерять высшие потребности в иерархии при особых условиях. Обычно существует не только множество мотиваций для обычного поведения, но и множество других детерминант, помимо мотивов.
Любое препятствие или угроза срыва основных человеческих целей или опасность для средств защиты, которые их защищают, или для условий, на которых они основаны, рассматриваются как психологическая угроза. За некоторыми исключениями, вся психопатология может быть частично связана с такими угрозами. По сути, сломленный человек на самом деле может быть определен как »больной» человек, если мы захотим.
Именно такие основные угрозы вызывают общие чрезвычайные реакции.
Вопросы, которые остались без внимания:

проблема ценностей в любой окончательной теории мотивации,
связь между аппетитами, желаниями, потребностями и тем, что «хорошо» для организма,
этиология основных потребностей и их возможное происхождение. в раннем детстве
переопределение мотивационных понятий, т.е. д., побуждение, желание, желание, потребность, цель,
значение нашей теории для гедонистической теории,
природа незавершенного действия, успеха и неудачи, а также уровень устремления,
роль ассоциации, привычки и обусловленности,
отношение к теория межличностных отношений,
значение для психотерапии,
значение для теории общества,
теория эгоизма,
связь между потребностями и культурными моделями,
связь между эта теория и теория функциональной автономии Альпорта.

Примечания

По мере того, как ребенок растет, само знание и знакомство, а также лучшее развитие моторики делают эти «опасности» все менее и менее опасными и все более и более управляемыми. На протяжении всей жизни можно сказать, что одной из главных позитивных функций познания является нейтрализация очевидных опасностей с помощью знаний, например, я не боюсь грома, потому что я кое-что о нем знаю.
«Тестовый аккумулятор» для обеспечения безопасности может быть столкновение ребенка с маленькой взрывающейся петардой или с лицом, покрытым щетиной, заставить мать выйти из комнаты, посадить его на высокую лестницу, сделать подкожную инъекцию, позволить мыши подползти к нему и т.д. Конечно, я не могу всерьез рекомендовать преднамеренное использование таких «тестов», поскольку они вполне могут нанести вред тестируемому ребенку. Но эти и подобные ситуации часто возникают в обычной повседневной жизни ребенка, которые можно наблюдать.Нет никаких причин, по которым эти раздражители не следует использовать, например, с молодыми шимпанзе.
Не все невротические личности чувствуют себя не безопасно. В основе невроза может лежать подавление потребностей в привязанности и уважении у человека, который в целом находится в безопасности.
Для получения дополнительной информации ^{(12) (16)}.
Является ли это конкретное желание универсальным или нет, мы не знаем. Ключевой вопрос, особенно важный сегодня, звучит так: «Будут ли люди, находящиеся в рабстве и подчинении, неизбежно чувствовать неудовлетворенность и бунтарство?» На основе общеизвестных клинических данных мы можем предположить, что человек, познавший истинную свободу (не ценой отказа от безопасности и защищенности, а скорее построенную на основе адекватной безопасности и защищенности), не позволит добровольно или легко отнять у него эту свободу. Но мы не знаем, верно ли это для человека, рожденного в рабстве. События следующего десятилетия должны дать нам этот ответ ⁽⁰⁵⁾.
Возможно, стремление к престижу и уважению со стороны других является вспомогательным по отношению к стремлению к самоуважению или уверенности в себе. Наблюдения за детьми, по-видимому, указывают на то, что это так, но клинические данные не дают четкого подтверждения такого вывода.
Более подробное обсуждение нормальной самооценки, а также отчеты о различных исследованиях ⁽¹¹⁾.
Очевидно, что творческое поведение, такое как рисование, подобно любому другому поведению, имеет множество детерминант. Это можно увидеть у «творческих от рождения» людей независимо от того, удовлетворены они или нет, счастливы или несчастливы, голодны или сыты. Также ясно, что творческая деятельность может быть компенсационной, мелиоративной или чисто экономической. У меня сложилось впечатление (пока неподтвержденное), что художественные и интеллектуальные продукты в основном удовлетворенных людей можно отличить от продуктов в основном неудовлетворенных людей только путем осмотра. В любом случае, и здесь мы должны динамично отличать само открытое поведение от его различных мотиваций или целей.
Я знаю, что многие психологи и психоаналитики используют термины «мотивированный» и «решительный» как синонимы. Но я считаю это запутывающим использованием. Четкие различия необходимы для ясности мышления и точности в экспериментах.
Будет полностью обсуждаться в последующей публикации.
Заинтересованный читатель отсылается к очень прекрасному обсуждению этого вопроса в книге Мюррея «Исследования личности» ⁽¹⁵⁾.
Обратите внимание, что принятие этой теории требует фундаментального пересмотра теории Фрейда.
Если бы мы использовали слово «больной» таким образом, нам также пришлось бы прямо взглянуть в лицо отношениям человека к своему обществу. Одним из четких следствий нашего определения было бы то, что ⁽⁰¹⁾ поскольку больным следует называть человека, которому в основном препятствуют, и ⁽⁰²⁾ поскольку такое базовое препятствие становится возможным в конечном счете только силами, находящимися вне индивида, тогда ⁽⁰³⁾ болезнь в индивиде должна в конечном счете исходить от болезни в обществе. «Хорошее» или здоровое общество тогда было бы определено как такое, которое позволило бы высшим целям человека проявиться путем удовлетворения всех его преобладающих базовых потребностей.

Референсы

ADLER, A. Social interest. London: Faber & Faber, 1938.
CANNON, W. B. Wisdom of the body. New York: Norton, 1932.
FREUD, A. The ego and the mechanisms of defense. London: Hogarth, 1937.
FREUD, S. New introductory lectures on psychoanalysis. New York: Norton, 1933.
FROMM, E. Escape from freedom. New York: Farrar and Rinehart, 1941.
GOLDSTEIN, K. The organism. New York: American Book Co., 1939.
HORNEY, K. The neurotic personality of our time. New York: Norton, 1937.
KARDINER, A. The traumatic neuroses of war. New York: Hoeber, 1941.
LEVY, D. M. Primary affect hunger. Amer. J. Psychiat., 1937, 94, 643-652.
MASLOW, A. H. Conflict, frustration, and the theory of threat. J. abnorm. (soc.) Psychol., 1943, 38, 81-86.
Dominance, personality and social behavior in women. J. soc. Psychol., 1939, 10, 3-39.
The dynamics of psychological security-insecurity. Character & Pers., 1942, 10, 331-344.
A preface to motivation theory. Psychosomatic Med., 1943, 5, 85-92.
& MITTLEMANN, B. Principles of abnormal psychology. New York: Harper & Bros., 1941.
MURRAY, H. A., et al. Explorations in Personality. New York: Oxford University Press, 1938.
PLANT, J. Personality and the cultural pattern. New York: Commonwealth Fund, 1937.
SHIRLEY, M. Children’s adjustments to a strange situation. J. abrnorm. (soc.) Psychol., 1942, 37, 201-217.
TOLMAN, E. C. Purposive behavior in animals and men. New York: Century, 1932.
WERTHEIMER, M. Unpublished lectures at the New School for Social Research.
YOUNG, P. T. Motivation of behavior. New York: John Wiley & Sons, 1936.
The experimental analysis of appetite. Psychol. Bull., 1941, 38, 129-164.

Источник