Специалист в области поведенческой нейробиологии из Университета Бакнелла (Пенсильвания, США), автор книги «Всегда мало: нейронауки и личный опыт зависимости» Джудит Гризел (Judith Grisel) утверждает: злоупотребление психоактивными веществами — это не просто проблема химии мозга. Самые мощные влияния приходят извне.
Я думала, что причина зависимости кроется в нескольких разболтанных молекулах в мозге, и что вылечить ее удастся с помощью нейронаук. Изучать принципы работы мозга я начала после того, как в середине 1980-х оказалась в реабилитационном центре из-за своей наркотической зависимости. В то время надежды на то, что лекарство от зависимости удастся найти благодаря нейронаукам, были такими же преувеличенными и вычурными, как и прически.
Нейронауки — междисциплинарная область знаний, занимающаяся изучением нейронных процессов. Традиционно, изучением нервной системы занималась нейробиология, однако сейчас нейронауки включают в себя целый ряд областей, таких как когнитивная наука, химия, информатика, инженерия, лингвистика, медицина, физика, философия и психология. Развитие нейронаук повлекло за собой создание новых дисциплин, в частности, нейроэтики, нейрокоммуникаций, нейроархитектуры и нейромаркетинга.
Как и многие другие люди в то время, я воображала, что мозг — это режиссер эпической драмы, несущий единоличную ответственность за общую картину того, что я делаю, чувствую и о чем думаю. Моя цель в получении научной степени в области поведенческой нейробиологии заключалась в том, чтобы найти нейронное объяснение иррациональным выборам, которые я делала в отношении веществ, изменяющих сознание. Где находится тот самый сломанный нейронный переключатель, который заставлял меня забыть об искренних обещаниях и твердых убеждениях в угоду практически любой возможности изменить реальность? Я принимала все более рискованные и опрометчивые решения. Возможность испытать временное блаженство с помощью дозы кокаина, выпивки или каннабиса перевешивала мои обязательства или здравый смысл. Выпускные экзамены, «последние шансы» на работе, похороны близких — ничто не могло помешать мне «поймать попутку» интоксикации. К тому времени, как я достигла дна, выбора между принятием суровой реальности и употреблением наркотиков, чтобы от нее скрыться, по большому счету, уже не стояло: кортикальная регуляция целиком и полностью уступила место субкортикальным импульсам и привычкам.
По оценкам экспертов, 35 миллионов человек во всем мире страдают расстройствами, связанными с употреблением наркотиков. Причины этой катастрофы в области общественного здравоохранения сложны, но общепризнанная точка зрения такова: примерно половина вклада (в развитие зависимости) приходится на генетические факторы, остальное — это неудачное стечение факторов среды, накладывающееся на ту самую биологическую уязвимость.
Как бы то ни было, зависимость рассматривается как дилемма отдельно взятого человека, подкрепленная «запущенной» нервной системой. Оптимисты считают, что проблемы с людьми вроде меня можно аккуратно разложить по полочкам — больной или здоровый, нормальный или ненормальный. Это словно освобождает людей, которые не затронуты этой эпидемией, от ответственности. Мы отыщем разболтавшиеся белки или нейронные пути, связанные с поведением, отклоняющимся от нормы, переведем это знание в биомедицинские интервенции — и вуаля! Человек вылечился.
Аристотель думал, что мозг нужен для охлаждения крови. Научные прорывы анатомов эпохи Возрождения, включая да Винчи и Везалия, а также работы Брока и Рамона-и-Кахаля, выполненные в 19 веке, помогли связать структуры мозга с функциями, за которые они отвечают. Однако прогресс был крайне медленным из-за умопомрачительного разнообразия 100 миллиардов клеток мозга и их сложного взаимодействия. Когда я была студенткой, меня учили тому, что мозг — это такой же орган, как и все остальные, и что объяснить его работу в целом можно, разобравшись в функционировании нескольких клеток. Сегодня от этого упрощенного взгляда практически ничего не осталось.
Группа вышедших из-под контроля клеток может привести к развитию рака груди или яичек, но расстройства, связанные с употреблением психоактивных веществ, включают обширные участки нейронной «недвижимости» и такие процессы, как мотивация и обучение. Удаление клеток мозга или химических веществ, отвечающих за такого рода глобальные функции, не представляется возможным. Шанс наткнуться на конкретный ген или химическое вещество, отвечающие за аддиктивное поведение, равен нулю.
Мое собственное выздоровление от разрушительного цикла зависимости началось с факторов, которые находились за пределами моего мозга, а не с прямого биологического вмешательства. Когда я начала видеть ужасные последствия своей зависимости и решила дать шанс трезвости, то использовала любые доступные инструменты. Мне помогли клинические подходы, понимающие работодатели, прогулки по лесу, совместные чаепития, смех и слезы с новыми друзьями, которые оказались со мной в одной лодке. Я подключила свой обсессивно-компульсивный мозг к работе над карточками, с помощью которых учила биопсихологию, и полагалась на целительную силу времени. Каждый подобный опыт влиял на структуру и функционирование моего мозга. В этом и заключается моя мысль. Возникает вопрос: стали бы очередные препараты, стимулирование мозга электротоком или редактирование генома более эффективными методиками?
Сегодня биомедицинские исследования более агрессивны, чем когда-либо, однако я настроена скептически. Со своим наивным идеализмом я расставалась постепенно, но недавно мои представления, как и эмпирические данные, значительно расширились. Очевидно, что психическое здоровье — это, помимо прочего, продукт более широких связей и взаимодействий. Восстановление или поддержание здорового функционирования мозга — это долгосрочное социальное мероприятие. Принимая во внимание непрестанный и безграничный танец мозга со всем, что его окружает, можно смело делать ставки на то, что мы найдем более эффективные вмешательства для лечения расстройств, связанных с употреблением психоактивных веществ, через его связи, а не в прямом модифицировании мозговой активности отдельно взятого индивида.
Урок, который я выучила за более чем 30 лет работы нейробиологом, таков: мозг и поведение — это продукты множества взаимосвязанных влияний. Самые мощные из них находятся за пределами мозга и, соответственно, не поддаются индивидуальному контролю. Мозг — это проводник подобных влияний, формирующих нашу личность, но он не является их источником. Значит, зависимость — это симптом болезни, а не ее причина.
Оригинал статьи: «I studied neuroscience to understand my addictions. Now I know it’s not the cure«.
Перевод: Алексей Лахов. В 1999-2000 годы был клиентом благотворительного фонда «Гуманитарное действие», который помогает наркозависимым и людям с ВИЧ. Теперь он работает заместителем директора этого фонда.
