Помимо их главного редактора.
Во «Французском вестнике» Уэс Андерсон (вместе со своими соавторами, конечно) придумал наиболее сложную структуру сюжета в карьере. Основу фильма составляют три новеллы: «Железобетонный шедевр» про гениального художника-мученика, «Поправки в манифест» про выдающегося лидера студенческого движения, «Приватная столовая комиссара полиции» про легендарного шеф-повара. На этом фоне может ускользнуть обрамление репортажей: история людей, которые их создают.
Остановлюсь на фигурах Дж. К. Л. Беренсен (Тильда Суинтон), Люсинды Кременц (Фрэнсис Макдормэнд) и Робака Райт (Джеффри Райт) – чтобы выловить единый мотив, который мог ускользнуть во время просмотра.
Что же объединяет авторов журнала?
Одиночество и тоска
Все персонажи обладают болью утраты. Беренсен 20 лет назад крутила роман с художником Розенталером (Бенисио дель Торо). Кременц не любит долгие отношения и осознанно живет одна, но связывается с Дзеффирелли (Тимоти Шаламе), который к концу сюжета погибает. Райт живет иностранцем и чувствует себя чужаком.
Каждый тоскует по тому, чего уже давно нет, и пытается каким-то образом восполнить пустоту. Беренсен пишет статью в отеле на пляже североатлантического побережья, где когда-то была не одна. Кременц спит со студентом, который на ее глазах творит историю и меняет мир. Райт пишет в рубрику «Вкусы и запахи» и подобно шефу Нескафье ищет в кулинарии «утешение и силу».
Журналистский нейтралитет
Точнее его отсутствие. Все герои участвуют в историях и влияют на них. Беренсен выступает посредником при покупке фресок в стенах тюрьмы, выполняя волю коллекционера − миссис Клампетт. Кременц, как минимум, собственноручно правит и дописывает манифест. Райт участвует в погоне и помогает вернуть Джиджи его отцу.
Журналисты наравне с действующими лицами творят сюжеты.
Стремление ухватить дух города
В «Железобетонном шедевре» мы попадаем в прямом смысле на закрытую территорию искусства. Мозес Розенталер — «великий художник авангарда». Его история осталась не только в сюжете любовницы, галерее местного коллекционера, но и в мировой культуре. В его биографии нет надобности, однако Беренсен получается ухватить ключевую характеристику жизни гения – отсутствие любви. Вероятно, она сама разделяет ее, поскольку с очевидной ностальгией вспоминает о далеком романе. Впрочем, есть здесь и другое: образ тюрьмы можно прочитать как метафору города-чистилища (недаром Аннуи-сюр-Блазе можно перевести как «Тоска-на-Скуке»).
В «Поправках в манифест» мы проникаем в общественно-политическую сферу города. Главный персонаж истории — студент — устраивает «шахматную революцию», чтобы попасть в женское общежитие. Дзеффирелли и остальные участники движения испытывают «желание, биологическую потребность в свободе». Высокие цели перемешиваются с физиологическими нуждами и успех первого зависит от второго. Учебники забудут об этой дуальности, но она останется на страницах журнала как напоминание о том, что историю пишут обычные люди.
В «Приватной столовой» мы заходим в кулинарную сферу, хоть основная линия и рассказывает о семье. Героями сюжета становятся Райт и Нескафье – два иностранца, чьи образы параллельны друг другу. По словам автора «в этом городе нас таких полно». Его репортаж получился не про кухню Аннуи, потому что Райт вместе с семейной драмой запечатлел и общую тоску иммигрантов по потерянному дому.
Журналисты издания, одинокие и самостоятельные, становятся не просто рассказчиками своих сюжетов: они создают их. Авторы вскрывают фасад Аннуи, где количество трупов в воде всегда постоянно, и по кусочкам составляют его историю. Вручную, без сокращений. Каждый выпуск журнала оказывается своеобразным некрологом, поскольку авторами движет тоска и ностальгия.
«Французский вестник» – это сборник завораживающих сюжетов, в которых Аннуи раскрывается по-настоящему. В них отражаются не только ключевые события городка, но и его теневая сторона, где не находится места настоящей любви, молодые люди погибают за свои идеи (некоторые случайно – некоторые намеренно), а по его улицам слоняются неприкаянные ценители хорошей кухни. В какой-то степени это правда чистилище, в котором даже некрологи писать больше некому.
