В городе Сан-Франциско живут два друга. Монт – начинающий драматург и художник. Славы он еще не сыскал, и пока работает в универмаге продавцом рыбы.
У Монта временно живет его лучший друг Джимми Фэйлс. Джимми одержим одним из старинных домов в историческом районе Филлмор. Все думают, что здание построили японцы в начале XIX века. Только Джимми знает правду: коттедж в викторианском стиле на самом деле возвел его дед в 1946-м году.
Мечта Джимми – вернуть семейный особняк. Но есть одна загвоздка. Джимми чернорабочий, а дом оценивается в четыре миллиона. Так что бедняк ограничивается тем, что мягко терроризирует проживающую в особняке пожилую пару: то подоконник без спроса покрасит, то сорняки в саду выполет.
«Последний черный в Сан-Франциско» – кинодебют обеспеченного белого парня Джо Талбота и сказочная история успеха. Похождения экранного Джимми Фэйлса частично основаны на реальных событиях. Более того, Джимми играет сам себя (и делает это превосходно). Друзья задумали картину в 2015-м году. Началось все с краудфандинга, а закончилось финансовой поддержкой компании Брэда Питта и триумфом на фестивале в Сандэнсе.
«Последний черный в Сан-Франциско» выглядит, как и положено дебюту – свежо и дерзко. Этот фильм – настоящая визуальная ода городу и его коренным жителям, которая находит оригинальные ракурсы для улиц, до этого успевших сотни раз появиться в кино.
Вот Джимми с Монтом едут вдвоем на одном скейтборде, а навстречу им летит огромный сиящий мир. В кадре воздух, пространство, упоительное море света. Крупные планы напоминают шероховатые фотопортреты из дорогих журналов, а затейливая образность и почти игрушечная цветовая гамма отсылают к клипам рэпера-затейника Tyler, The Creator.
Перед глазами проносится калейдоскоп пестрых деталей: тут и одноглазые гопники, и голые прохожие, и радиоактивная четырехглазая рыба. От картинки и вдохновенного саундтрека, синтезирующего мелодии разных эпох, напрочь захватывает дух. Но что еще важнее – фантастический визуал соединяется с нежной и пронзительной историей, в которой джентрификация становится всего лишь одним из проявлений несправедливости вселенского масштаба.
В изображении своих героев «Последний черный в Сан-Франциско» неожиданным образом смыкается с творчеством Василия Шукшина. Монт с Джимми – те самые шукшинские чудики со своими дивными закидонами, совершенно непонятными миру. Закадычные приятели – чужаки не только на улицах белого Сан-Франциско, но и в родном квартале, где смиренных терпил принято чморить.
Впрочем, чудик – существо страдающее, но не всегда безобидное. Вот и Джимми в своей одержимости семейным имуществом выглядит одновременно жалко и зловеще. Будучи люмпеном, в душе он остается частным собственником, готовым заживо похоронить себя в отчем доме среди старинных шкафов и стульев. У него есть даже импровизированный склеп – тайная каморка, где он любил уединяться в детстве.
Безусловно, «Последний черный в Сан-Франциско» – элегия уходящему прошлому. Местная культура испаряется под напором джентри от мира технологий, а старые дома исчезают в дыму пожаров. Фильм напоминает, что это история грустная, но не новая. Когда-то на том же месте жили японцы и евреи, до них – мексиканцы, а еще раньше – племена Олони.
Борьба с переменами – тяжелая и бессмысленная затея, порождение вышедшей из-под контроля ностальгии. В координатах ленты болезненная привязанность к вещам и абстракциям губительна в любом виде – будь то прирастание районных пацанчиков к своду уличных понятий или же зависимость Джимми от семейного гнезда.
Однако по-настоящему осудить чудика Фэйлса невозможно. Ведь в каждом кадре фильма – жадная, жгучая любовь его создателей к родному городу, и сводящее с ума чувство разочарования. В конечном счете, камень всегда остается камнем, а дерево деревом. Нет ничего дурного в нежных чувствах к многоуважаемому шкафу. Вот только взаимности от него не дождешься.
