29 апреля в прокат РФ вышел «Девятаев» — экранизация реальной истории о лётчике, которому успешно удалось угнать немецкий бомбардировщик и сбежать на нём из немецкого плена.
Чтобы разобраться в том, зачем Тимуру Бекмамбетову, сделавшему себе успешную продюсерскую карьеру в Голливуде, понадобилось снимать очередной фильм про войну к 9 мая, мы поговорили с ним тет-а-тет.
Обсудили и необычные съёмки картины с помощью разработчиков War Thunder, и кассовые сборы «Майора Грома», и релиз «Никто», и нестандартный сюжет «Девятаева», где немцы уходят на второй план, а злодеями выступают исключительно русские.
Наши впечатления от фильма можно узнать в отдельном материале.
Я заметил, что в новостях по «России 1» ведущие, рассказывая про «Девятаева», делают большой акцент на вашем сотрудничестве с разработчиками War Thunder. Насколько это маркетинг, а насколько – реальный инструмент для съёмок? Так ли нужно было с этим возиться?
Здесь нет никакой хитрости. Это абсолютная правда. Фильм было бы невозможно снять без War Thunder. У нас зритель 40 минут сражается в небе с врагом, и иначе мы бы это никак не смогли показать.
Обычно воздушные бои снимаются следующим образом: у них там есть какое-то количество настоящих самолётов для реализма, но всё в итоге сводится к тому, что сидит аниматор и двигает их в кадре, чтобы это выглядело более-менее правдоподобно. Получаются очень короткие планы и очень искусственные — как в мультфильмах.
А сам я люблю играть в симуляторы и знаю это ощущение, когда события разворачиваются невероятно быстро, и ты не можешь сообразить, что происходит вокруг. Это ощущение спонтанности происходящего почти невозможно создать традиционными способами кинопроцесса.
Красиво отрендерить облака и самолёты сегодня — не проблема. Главная сложность в том, чтобы их достоверно анимировать, показать их взаимодействия и передать динамику, хореографию боя. Это всё невероятно трудно.
Эту проблему мы решили с помощью игры. Самолёты у нас — они как актёры. У нас было шесть игроков. Они запускали War Thunder вместе с [исполнителем главной роли] Павлом Прилучным и выполняли написанные мной задания — такой-то самолёт атаковать, пролететь над водой, поймать на скорости и сбить, ведомый прикрывает командира и так далее. Всё это реальные тактики ведения боя.
Что ещё уникально: у нас операторы, Елена Иванова и Алексей Солодов, тоже находились «в небе». Они перемещались в виртуальном пространстве на скорости самолётов и пытались выхватить моменты боя. Они знали, что будет происходить, но лишь примерно, так как во всём этом был элемент импровизации. Получались кадры очень спонтанные — такие, которые нельзя было показать на раскадровках.
После «съёмок» это всё попало на монтажный стол. Разработчики выгрузили данные о скорости и положении объектов и передали их нашим партнёрам, которые перенесли эту информацию уже в традиционные редакторы 3D-графики. До нас такого никто не делал. Можете, конечно, проверить, но я не нашёл информации.
Ну а дальше модели самолётов заменили на более качественные, добавили правильный шейдинг, освещение и заменили игровой бэкграунд на 360-градусную съёмку неба, которую мы делали с настоящего самолёта — это возможно, потому что дальние планы не имеют параллакса. Ну и добавили в кадр объёмные облака, которые дают ощущение скорости. Это всё позволило нам смонтировать фильм, как будто он был реально снят в небе.
С виртуальными лётчиками у нас была только одна большая проблема. Дело в том, что геймеры летают гораздо лучше, чем пилоты Второй мировой — у них и налёт часов в десятки или даже сотни раз больше, и нет ни риска для жизни, ни перегрузок. Иногда их движения смотрелись нереалистично для исторического фильма, поэтому мы их придерживали и выбирали более правдоподобные дубли.
В прошлом году The Guardian достаточно подробно писали про наш процесс. Прилучный сидел в кабине, которую окружали экраны с реально запущенной игрой. Он находился в игровом пространстве и сидел с джойстиком вместо штурвала, которого не было видно в кадре. А физику его тела мы обеспечили, сделав всю установку, этот кусок самолёта, подвижной и синхронизировав её с игрой.
Я не буду врать о том, что этот эксперимент решил все наши проблемы и мы сняли так все сцены. В некоторых случаях нам было выгоднее работать с хромакеем. Но если кто-то вдруг сомневается, то весь съёмочный процесс в Петербурге был детально зафиксирован.
Уникальности происходящего добавляло и то, что я руководил удалённо — из своего кабинета в Казани. Это был разгар пандемии, так что мы старались минимизировать количество контактов, и, к счастью, на съёмках никто не заболел.
Я считаю, что мы провели уникальный эксперимент. Мы сейчас его описываем подробно и скоро со всеми техническими параметрами выложим в публичный доступ, чтобы и другие могли пользоваться.
Получается, что Прилучный в фильме летал с настоящими асами. Он же наверняка намного хуже справлялся, чем остальные пилоты?
Да, это правда. Они быстро подбивали его, и это была для нас одна из проблем. Мне очень часто приходилось просить ребят: «Подождите! Поберегите его! Дайте ему хоть немного полетать!» Хотя постепенно он набрался опыта.
Главу нашей полётной группы звали Женя — это совершенно замечательный человек. А за Павла в большинстве сцен летала девушка то ли из Украины, то ли из Беларуси, с которой мы работали удалённо и даже ни разу не виделись нигде за пределами видеозвонков. Как и положено, Павла подменяли и цифровые каскадёры.
Я правильно понимаю, что у вас процесс был отчасти построен как в «Мандалорце», и экраны в том числе давали более реалистичное освещение?
И освещение, и актёрскую игру. Одно дело, когда ты делаешь вид, что участвуешь в бою, а другое — когда реально видишь его. Прилучному реально надо было понимать, кто откуда летит и стреляет. Как положено пилоту, он сидит и крутит головой.
Знаете, им нужно постоянно делать глазами «восьмёрку» – постоянно осматривать все направления. У многих пилотов даже была такая проблема — шея стиралась в кровь. Так зачастую можно было узнать лётчика.
Перед просмотром фильма я, честно говоря, готовился к худшему. Потому что все эти блокбастеры про войну, приготовленные к девятому мая, уже стали моветоном — в том числе стараниями BadComedian. И тут вы меня приятно удивили тем, что в «Девятаеве» вместо карикатурных немцев все злодеи русские. Почему вы выбрали такой подход?
Ну это было и сознательно, и бессознательно. В наших фильмах про войну у немцев нет истории. Они как стихийное бедствие — весеннее наводнение или эпидемия. Про них рассказывать неинтересно. Интересно рассказывать про нас — про наши внутренние конфликты. Потому что если у нас нет своих противоречий, нас невозможно победить, мы справимся с любой ситуацией.
Я не помню точных цифр, но за первые же годы войны в плену оказалось больше 3 миллионов советских солдат, включая тысячи пилотов, которые попадали в лагеря вербовки и переподготовки. Лётчики оказались в этой мясорубке, и немалая часть из них перешла на сторону немцев. Были целые полки, которые подчинялись вражескому командованию. Они не участвовали в боях на Восточном фронте, их держали в тылу для тренировок немецких пилотов и операций на западном фронте. Но им не доверяли полноценно воевать, потому что они могли не вернуться обратно.
Но был один бой легендарный, уже после 9 мая, когда где-то в районе Праги советские лётчики столкнулись друг с другом, и, по словам очевидцев, мат тогда стоял страшный. Но это чудовищная трагедия, конечно.
Как я смотрю на эту ситуацию… Конечно, предательство — это страшный грех, это страшная вина этих людей, но наш фильм всё-таки делает из них жертв. Наш герой всегда готов биться с ними до последнего, но ощущения мести он не испытывает. Это его друзья, которые оступились и совершили неблаговидный поступок. Мы за них болеем. Нам жалко, что с ними такое произошло.
Мы акцентируем внимание на приказе 270, который одним росчерком пера из миллионов людей сделал предателей. Это были люди, многие из которых, как наш герой, не сдались и вырвались из плена, а часть из них дала слабину.
Вы говорили, что придумали злодея Ларина как этакую альтернативную версию Девятаева, который принял предложение немцев и перешёл на их сторону. Во время просмотра фильма мне показалось, что вы намекаете на то, что они на самом деле один человек. Вот эта сцена, где они в комнате с красным светом говорят, чем-то похожа на лимб, а потом Ларин к Девятаеву и во сне является. Это намеренно или нет?
Честно скажу, я это для себя в такой форме никогда не формулировал, но теперь считаю, что это было подсознательно сделано. Как начал разговаривать со зрителями и критиками, получился как этакий сеанс психоанализа.
Я создал альтер-эго главного героя, его внутреннего демона, который наверняка был. Я и Прилучного не просто так позвал на роль Девятаева, поскольку он неоднозначно воспринимается зрителем. Он всегда играл двусмысленных персонажей — со светлым и тёмным началом.
Я сейчас объясню логику. Мы все знаем, что Девятаев спасся. Люди, которые пойдут в кино, уже понимают исход. Следить за тем, погибнет он или нет, в общем-то неинтересно. При просмотре фильма ты, конечно, сопереживаешь. Люди у нас на всех показах, где я был, хлопали, когда самолёт взлетал. Но для меня было интереснее всего, станет Девятаев предателем или нет. Это главный челлендж фильма и героя.
Тема предательства — ключевая. За этим интересно наблюдать. А всё остальное — акробатика самолётов в воздухе, экшен-сцены, которые заставляют хвататься за соседа — они лишь проявления этой истории и помогают её понять, но не являются её сутью.
Я во время просмотра пытался понять, зачем вы сделали из Девятаева суперегроя. Сам по себе он слишком идеальный и бесконфликтный.
Я тебе так скажу. Это был реальный человек. Он написал книгу «Побег из ада», он дал много интервью, и я не имею права изменять его историю. Я не могу приписывать ему слова, которых он не говорил, и фантазировать. Не до буквы, конечно, но я не могу менять смысл, не могу перепридумывать героя. Поэтому я сделал его таким, каким он сам себя нам оставил.
Но чтобы рассказать, какие сложные были у пилотов, попавших в плен, выборы, я просто создал другого персонажа. А Девятаев в фильме такой, каким он сам хотел остаться в памяти. Единственное, что я мог тут сделать — это выбрать Прилучного на роль, который заведомо не Данила Козловский [смеётся]. «Мажор» стал героем Советского союза — вот арка развития образа, которую я себе представлял.
Потому что я думаю, что и Девятаев, как и другие герои, которые бросались на амбразуры, они были хулиганами, скорее всего. Были беспредельщиками по жизни. Иначе не может быть. Послушный отличник, добропорядочный гражданин реже мог сделать нечто подобное.
Я хотел породить у зрителя сомнение, оступится Девятаев или нет. А дальше провести его по всей истории так, чтобы он выстоял.
А почему вы так мало времени уделили жизни героя после возвращения? В фильме есть длинный полностью вымышленный эпизод про разминирование бомбы, а про первые 12 лет после плена всего несколько минут.
Ещё раз повторюсь, я пытался экранизировать его воспоминания. Он про эти 12 лет почти не рассказывал никогда. Он, как мужик, не жаловался и обидку не держал, хотя в душе, я уверяю вас, он очень переживал. Его 12 лет водили на допросы, о чём уже потом рассказали его дети и знакомые, воспоминания которых я нашёл.
Никто ему не верил, что он угнал немецкий самолёт, не умея им управлять. Все считали, что то ли его тренировали специально, то ли ещё что. Любой пилот вам скажет, что угнать самолёт, которым ты никогда не управлял раньше, нереально. Девятаев летал на истребителях, а это был бомбардировщик. И спецслужбы ему естественно не верили, а он 12 лет ходил на допросы и рассказывал одну и ту же историю.
Но это всё отдельный фильм. Я надеюсь, он будет сделан и станет следующей главой этого романа. Надеюсь, мы всё-таки это снимем. И его самый главный подвиг, как мне кажется, в жизни — то, что он не поддался унынию, которое страшнее этих фашистов.
У нас фильм посвящён самому побегу, но в нём есть контекст — то факт, что Девятаеву не верили. Этим фильм и начинается, и заканчивается — той самой сценой в трамвае, где его называют предателем.
А вертикальная версия картины для смартфонов всё ещё планируется? Как она будет сделана? Вы используете те же кадры?
Вертикальная версия выйдет и на русском, и на английском языке. У нас партнёр МТС, и у них 40 миллионов клиентов, которые потребляют сотни тысяч часов контента на смартфонах. Мы для них монтируем отдельную версию фильма, которая будет отличаться от того, что есть в кинотеатрах.
Это будет другой ритм повествования, а история — разбита на эпизоды по 7-10 минут. Сам по себе горизонтальный формат экрана — он нужен для масштаба и для контекста, а вертикаль — это портрет. Поэтому мобильная версия будет больше про диалоги, про характер, про драму, про ощущения человека, про глаза, а не про самолёты.
Девятаев на своём пути много раз падал, но всё равно поднимался. Так что эта вертикальность для нас метафорична. Это не только кроп кадра с акцентом на лица, но и сама временная структура. Это будут короткие истории, которые можно смотреть по одной, в любой момент имея возможность прерваться.
Хочется теперь ваш фильм вписать в контекст. Вот в России вышел «Майор Гром» и собрал плохо, а потом «Чернобыль» — и та же история. Вам сейчас может быть легче, потому что «Девятаев» выходит на длинных выходных и почти без конкурентов, но всё же. Хочу вас как продюсера спросить, что происходит, когда твой фильм стоит 700 миллионов рублей, а собирает 300 миллионов?
Залечивание ран, растерянность. [смеётся] Я не знаю режиссёров и продюсеров, которые не попадали бы в такое положение. Тут как Девятаев нужно просто подняться и идти дальше.
У всех есть всегда свои гипотезы, но никто до конца не понимает, как это происходит. Бывает, что ты просто нерелевантен аудитории. Бывают просчёты маркетинга, когда фильм просто не смогли продать. Люди посмотрят твою работу и говорят «Вообще супер!», а зрителя в залах нет.
Фильм и рекламная кампания — это две разные сущности. Например, замечательный фильм Ильи Найшуллера, моего партнёра по «Хардкору», заслуживает намного больше внимания, чем то, которое он получил. Я уверен в этом. Мне кажется, рекламная кампания не смогла продать его.
В России её и не было почти.
Речь не только об объёмах, но и о креативе. Это надо очень правильную вещь людям сказать — не ту, которая тебе нужна. Режиссёр говорит то, что он хочет сказать, а создатели рекламы говорят то, что люди хотят услышать. И это часто разные вещи. Не принципиально, но разные.
Поэтому про «Девятаева» я говорю то, что считаю нужным — это фильм о прощении друзей. С ними можно бороться, если они встанут на твоём пути, но с честью, как в самурайских фильмах. Я ни в коем случае не призываю к непротивлению злу, но считаю, что нужно уметь прощать оступившихся — не держать на них обиды.
Например Девятаев, будучи уже героем Советского союза, приехал в Германию и встретился с тем самым немецким лётчиком, который его преследовал. Мне рассказал это его сын. Они вместе долго вспоминали прошлое. Выпили, обнялись, и Девятаев простил врага. И в этом величие героя.
Величие героя не в том, чтобы жать на гашетку — это то, что мы все должны делать. Это обязательная программа. А вот то, как поступают настоящие сильные герои — простить поверженного врага и протянуть ему руку. Это человек, не ты ему судья. Дай ему возможность измениться и не жить во зле, потому что месть и нетерпимость ко всему чужому деструктивны. Они не делают нас сильными.
Уже после выхода интервью «Девятаев» показал слабый старт в РФ. За первый уик-энд и два последующих дня фильм с бюджетом более 600 миллионов долларов собрал около 143 миллионов. Однако у картины всё ещё есть шансы наверстать упущенное на больших майских выходных.
