Статья о «Радуге тяготения» Томаса Пинчона застопорилась о жизнь, поэтому я решил сделать паузу и написать о моем детище, недавно вышедшем в издательстве Kongress W press, – сложнейшем сюжетном романе анонимного автора, который я редактировал и корректировал (и четырежды прочитал) на протяжении полутора лет. По сути, это статья редактора.
Сегодня говорить буду обо всем.
Пролог о малозависимом книгоиздании
Издательство Kongress W press возникло благодаря воодушевляющему примеру издательства Pollen press, выпустившего в свет такие легендарные книги, как «Плюс» Джозефа Макэлроя и «Плотницкая готика» Уильяма Гэддиса. Труд «Пыльцы» и ее лидера Владимира Вертинского действительно не может не вдохновлять, с одной стороны, тем, что в принципе можно самостоятельно издавать хорошие тексты, не дожидаясь, пока к ним рискнут подступиться акулы книжного бизнес; с другой стороны – четкой моделью, как это делать с комфортом для всех (от однократной покупки прав только на бумажное издание, чтобы не мучиться с выплатой роялти, до фокуса на качество издания, чтобы читатель получал удовольствие еще до чтения), с третьей стороны – успешностью, ведь тиражи обоих романов распроданы и стали редкостью на вторичном рынке.
В океане хороших иностранных текстов есть целые пласты непереведенных жемчужин, за которые неинтересно браться большим издательствам, поскольку гигантам нужны высокие продажи при потоковом сбыте и у них нет ресурсов на то, чтобы доводить до покупателя книги, предназначенные не самой широкой целевой аудитории. Один из таких пластов – сложные для перевода и чтения книги. Читателей, готовых работать с текстами-загадками, немного, большой тираж таким изданиям не поставишь, медийный выхлоп минимален, ведь популярные бук-блогеры и критики предпочитают избегать хардкор, в результате у мейджоров такие издания получаются дорогими и неокупаемыми. Выходов к русскоязычным читателям у подобных книг три – либо через издания по грантам, как «Отростки сердца» Волльшлегера и «Романески» Роб-Грийе, либо через пиратские микротиражки, как издаются десятки романов зарубежных фантастов, либо через работу издательств, мало зависящих от коммерческих результатов: вышли в ноль и ладно. Как книги Pollen press.
Добавлю, что в читательской культуре есть такое явление, как книга-челлендж, которую человек берется читать, чтобы проверить, на какой странице он сломается. Полка книг-челленджей, увы, очень короткая, и в русском сегменте на ней уже стоят «Улисс» Джойса, «Радуга тяготения» Пинчона, «В поисках утраченного времени» Пруста, «Волшебная гора» Манна, «Шум и ярость» Фолкнера, недавно добавились «Дом листьев» Данилевски, «Бесконечная шутка» Уоллеса и «Иерусалим» Мура. Места для чего-то другого на ней просто нет, ведь жизнь человека, не посвятившего себя хардкорному чтению, не так длинна, чтобы успеть устроить себе более 6-7 заплывов в тяжелые воды нетривиальной художки. Поэтому не приходится ждать, что в пару к «Улиссу» на эту полку когда-нибудь встанет «Кантос» Паунда, «Радуга тяготения» подвинется ради выходящего в обозримой перспективе перевода Against the Day Пинчона, «Реку без берегов» Янна станут рассматривать как альтернативу семикнижию Пруста, а «Тоннель» Гэсса затмит «Бесконечную шутку». Я уж не говорю о многочисленных менее монструозных работах, как «Ничейного отца дети» Шмидта, «Любовница Витгенштейна» Марксона, «Три грустных тигра» Инфанте и те же «Плюс» Макэлроя и «Плотницкая готика» Гэддиса. Но если так, у акул совсем нет причин выкапывать жемчужины.
Поэтому по вдохновению Вертинского Kongress W press возник как еще один ответ на запрос узкой, но стабильной читательской аудитории о разработке жемчужного пласта трудных книг. Дебютом издательства должен был стать знаменитый роман анонимного автора Эвана Дары «Потерянный альбом» (Evan Dara, The Lost Scrapbook, перевод Сергея Карпова) 1995 года, выигравший 12-й конкурс авангардного издательства fc2, книга о замалчивании экологических проблем американской глубинки, написанная всем арсеналом (пост)модернистских приемов усложнения – она немного застряла в производстве и приедет из типографии в октябре. Поскольку в «Парето-Принт» в сентябре были хорошие условия, решили дебютировать «Планом D накануне», хотя его хотели вторым. Готов и редактируется перевод дебютного романа еще одного авангардиста Джорджа Салиса «Море вверху, солнце внизу» (George Salis, Sea Above, Sun Below, перевод Андрея Мирошниченко и Максима Нестелеева), начата кампания по изданию гиганта американской литературы «Распознавания» Уильяма Гэддиса (The Recognitions, William Gaddis, переводит Сергей Карпов). В общем, старт неплохой.
Больше всего в истории Kongress W press мне нравится то, что она показывает, как любой желающий при серьезном трезвом подходе может заняться не очень коммерчески успешным, но полезным для ноосферы изданием интересной литературы. Всего-то и нужно, что отобрать перспективные книги, оплатить услуги переводчика, редактора, верстальщика, корректора, художника и типографии, провести минимальную рекламную кампанию и доставить книги в магазины. Книги надо делать красиво и не разгоняться с тиражами, чтобы надежно выходить в небольшой, как роман Макэлроя, плюс. Спрос в России на умную художку есть, непереведенной умной художки все еще очень много, и я не удивлюсь, если вслед за «Конгрессом» примеру «Пыльцы» последуют другие методичные энтузиасты.
Пролог обо мне
Руководитель Kongress W press Сергей Коновалов предложил мне прочитать и отрецензировать роман анонимного автора Ноама Веневетинова «План D накануне» 27 августа 2020 года. С Серегой мы были знакомы по старому чату «Пыльцы». Незадолго до этого я проредактировал замечательный фантастический роман Виктора Хурбатова «Вовне, т. 1. «Нея»» и был в восторге от опыта редакторской работы в художке, поэтому сразу сказал, что если книга мне понравится, то я ее не только прочитаю, но и проредачу по-братски. Знал бы я в тот момент, во что ввязываюсь [ввязался бы с еще большей охотой].
Надо сказать, что файл «План D накануне» еще в начале лета появился в старом чате «Пыльцы» как некий загадочный глобальный роман, который надо бы показать Алексею Поляринову, в то время рассказывавшему о глобальных романах в мировой литературе (не уверен, смотрел ли его Поляринов или нет). Прекрасно помню, как открыл его на совершенно безумном пассаже о неком чудовище Цверге, попытался бегло его прочитать и не смог. Мы весело пошутили о том, что текст написан как будто нейросетью, и забыли о нем. На самом деле с того трудночитаемого портрета Цверга, не попавшего в печатную версию, начинается моя любимая третья часть романа «Преданным – за так» о московском расследовании литературной диверсии в 1867 году, сюжетно ясная и не такая усложненная по языку, как первые две. Тогда я этого знать не мог и, пожав плечами, закрыл файл с «безбрежными копытами» и «телескопическим хвостом», требовавший «быть готовым к настоящей боли».
Возможно, я бы и от просьбы Сергея отказался в конце августа, у меня ведь были большой список чтения, намерение завершить вторую часть цикла «Дейкуменограмматика» и план статьи для DTF о пользе чтения художественной литературы, но именно в этот момент меня заинтересовало повторение редакторского опыта после «Вовне». У Хурбатова роман был непростой по сюжету – множество рассказчиков, большая часть из них являются де-юре одним человеком – но простой по языку, и предложение «Плана D накануне» выглядело как следующая ступень: текст усложненный и по сюжету, и по языку. Поэтому я согласился прочитать книгу медленно и внимательно.
А, ну да, сам я – просто человек. Люблю понимание. См. мои статьи на DTF о литературе.
О Ноаме Веневетинове
Я не знаю, кто это.
Полтора года я редактировал и корректировал роман в постоянном контакте с автором, много с ним общался и о тексте, и о литературе в целом, не зная о собеседнике почти ничего. Ему между 30 и 40, вероятно, мужчина. Роман он писал с 17 лет, в районе 2016 года кардинально его переписал и упростил. Почему он прячется, я так и не понял, на мой взгляд, с подобным литературным трудом надо наоборот постоянно светиться в медиа и всем рассказывать, что за книга и зачем ее читать. Возможно, его скрытность – часть истории «Плана D накануне».
Это точно не какая-то известная личность под псевдонимом. Во-первых, роман слишком монументальный, чтобы медийная персона захотела утаить авторство, а не прорекламировать его собой, а себя – им. Во-вторых, мне сложно представить, чтобы кто-то из сложившихся литераторов стал терпеть мои редакторские скандалы (а я парень заводной, как косяк увижу, остановиться не могу, пока не прожму правку). У Ноама Веневетинова я определенно был первым редактором, а «План D накануне» стал первой публикацией.
И это точно не я, хотя в телеграм-чате Infinite Read меня активно подозревают, мол, единственное публичное лицо издания и год активно пиарил книгу. Во-первых, мне настолько трудоемкое дело просто не по силам. Я, конечно, и сам мастер трудоемких сочинений, что рассказ «Омнигенезис» и роман Exodus Dei, что статья о русском переводе Finnegans Wake, что вышеупомянутая статья «Польза чтения художественной литературы», но «План D накануне» – это совершенно иной уровень. Понимаю, почему книгу подозревают в нейросетевом авторстве: проще представить, как настолько детализированное повествование создает машина, чем как его год за годом по крупицам собирает живой человек. Мне просто терпения не хватило бы. Во-вторых, я все-таки люблю понимание и все свои тексты стараюсь делать понятными, даже если не всегда получается этого добиться, а роман Веневетинова является воплощением эйдосов загадочности и энтропии. Я слишком логичен для него.
Да, в-третьих, можете быть уверены, напиши я такое огромное, невероятное и поразительное – я бы скрываться под псевдонимами не стал. Я Андрей Н. И. Петров, и других имен мне не нужно.
Надеюсь, на этом вопрос авторства книги исчерпан. Ее кто-то написал. Предлагаю принять в качестве рабочей версии, что Ноам Веневетинов – снежный человек, это многое объясняет.
«План D накануне» в первом приближении
У романа «План D накануне» Ноама Веневетинова нет первого приближения.
Его невозможно «пролистать» или пробежать глазами по диагонали из-за многоступенчатого синтаксиса: поверхностный взгляд просто не найдет в массиве слов грамматические основы предложений. Впрочем, будь синтаксис менее заковыристым, а описания людей, событий, предметов и пейзажей – не столь детальными, значительного упрощения чтения все равно не произошло бы, поскольку повествование переполнено действием и персонажами, состоит из множества неочевидно переплетенных сюжетных линий. Кто все эти люди и что за дела они творят? Это явно не та книга, которую берешь почитать в отпуск, а та книга, ради изучения которой берешь отпуск: ее или читать медленно и внимательно, или не открывать вовсе.
Если задаться целью придумать красивое маркетинговое название «Плану D накануне», то лучше всего подойдет, на мой взгляд, название «big data роман». Он состоит из огромного количества перемешанных на разных уровнях истории фактов, упорядочивать которые в непротиворечивую картину надлежит читателю. При этом данные в романе все-таки организованы в большие кластеры – части, главы, сюжеты – и расставлены в не вполне случайном порядке. Книга полнится описаниями разных хитроумных механизмов и сама таковым является, нужно лишь понять, как соединяются элементы текстового устройства и запустить его у себя в разуме. Цифровые нейросети и правда приходят на ум при рассмотрении дебюта Веневетинова но не в плане его сочинения, а в плане прочтения: быстро воспринять и понять роман под силу только компьютеру. Big data как она есть.
«Плана D накануне» во втором приближении: форма
При медленном и внимательном чтении «Плана D накануне» первой становится понятна его форма:
а) текст построен как ризома Делеза и Гваттари: в повествовании нет какого-то единого направления истории, а всякая относительно большая сюжетная линия постоянно, но непредсказуемо разлетается в стороны мелкими деталями или же прерывается другими линиями. Вскользь брошенное замечание может вырасти в долгий поясняющий пассаж, внутри которого легко способно возникнуть не менее долгое пояснение второго уровня;
б) текст построен как фрактал, причем не как «Бесконечная шутка» Уоллеса, где это скорее красивое маркетинговое название, а фрактал на самом деле: все его разнообразные элементы имеют одинаковое устройство, каждое предложение, абзац, параграф, глава, часть и весь роман в целом построены по закону уклонения от прямого повествования. Разве что уровень отдельных слов автор (почти) пощадил и не стал вставлять в них другие слова, как Джойс в «На помине Финнеганов».
Насколько я понимаю, ризома и фрактал – противоположности, поскольку первая непредсказуема, а второй предсказуем полностью. Однако синтезировать их в фрактал-ризому в рамках художественного текста вполне можно, достаточно добиться подобия каждой относительно крупной части целому и составить из таких элементов свободную композицию. С одной стороны, читатель будет постоянно погружаться в неизвестное и неожиданное, не следующее из рассказанного на предыдущей странице, с другой стороны, несмотря на разнообразие сюжетов, все они будут построены сходным образом.
Если позволить себе еще немного импозантных книжных слов, то «План D накануне» – это самоподобный хаос, где в одинаковой степени усложнены и запутаны все составляющие. При этом речь идет не о полной непроглядности, как в уже упомянутых «Финнеганах», напротив, усложнения и запутывания организованы с расчетом, чтобы читатель мог с ними работать, анализировать детали и воссоздавать историю, постепенно приходя к ее пониманию. Хотя выглядит книга как очередной (пост)модернистский монолит имени невозможности понимания, на самом деле она обращена именно к читателю, а не к себе любимому автору, филологам-мазохистам, ноосфере или никому. История романа такова, что требует ровно этой, ризомно-фрактальной, организованно-хаотической формы, но авторская интенция все же состояла в том, чтобы текст был прочитан до конца и как-либо понят.
Закон уклонения от прямого повествования реализован в следующих приемах:
а) сокрытие имен в духе традиций французского нового романа. Имена персонажей встречаются крайне редко, чаще они сокращены до первого инициала, регулярно действующее лицо попросту никак не называется. Автор как бы не дает читателю взглянуть в глаза герою, показывает лишь его поступки, учит различать персонажей по их поведению. В многофигурных сценах из-за этого регулярно возникает неразбериха. К примеру, в первой главе «Выбор пилотов» основные участники – авантюрист Готлиб Салем, циркач Гавриил Вуковар и агент тайных сил Герардина Неубау – одинаково обозначаются как Г.;
б) диалоги из недомолвок. Одни персонажи как будто боятся, что их подслушают, и выражаются так, чтобы понял лишь собеседник. У других оригинальность речи передает оригинальность мышления. Третьи донельзя ироничны и без сарказма слова сказать не могут. Четвертые просто ботают по фене. С одной стороны, таким образом автор скрывает не только лица, но и намерения героев, с другой стороны, дополнительно раскрывает историю через постоянные провалы коммуникации (если не между персонажами, то между персонажем и читателем);
в) стремительные скачки действия. Повествование чрезвычайно раздроблено, редкие эпизоды в главах занимают более 10 страниц, а в среднем через каждые три-четыре страницы происходит новый скачок в другое время и место. Крупные скачки хотя бы обозначены пустой строкой между эпизодами, но даже внутри абзаца может произойти монтажная склейка. Так автор скрывает время и место действия истории. В сочетании с а) зачастую трудно установить с ходу, тот же персонаж действует в следующем предложении, или это какая-то совсем другая история;
г) неточное употребление малоизвестной лексики. Вместо каламбуров Джойса на уровне слов Веневетинов предлагает фонтан узкоспециальных терминов, архаизмов, экзотизмов и прочих редкостей, которые в одних случаях употреблены верно, в других не вполне верно, в третьих – вовсе ошибочно. А это уже сокрытие непосредственно текста романа, где часть слов непонятно что обозначают, а часть использованы не в тех значениях, и их нужно восстанавливать читателю. Также это еще один из инструментов раскрытия истории через форму;
д) перегруженный синтаксис. Предложениями-страницами и предложениями-списками сейчас мало кого можно удивить, но в «Плане D накануне» у необузданных потоков второстепенных членов и ветвистых схем придаточных есть своя специфика. Они являются наиболее ярким формальным средством раскрытия истории, текстовым воплощением сверхплотного потока информации, в котором живут герои, и прежде всего центральный среди них – гениальный сыщик Л. К. Циклопические синтаксические структуры, скрывая основное действие, передают восприятие реальности персонажами, очень непростыми людьми, и саму реальность романа, заполненную под завязку лицами, событиями и заговорами (скрываемыми от читателя приемами а-г).
В романе используются и другие приемы, которые к закону уклонения от прямого повествования не относятся, простите за тавтологию, прямо. Во-первых, это вставки иностранных слов и диалоги на оригинальных языках. Скажем, если идет допрос на немецком языке, весь диалог написан по-немецки. Это скорее украшение текста, поскольку почти вся иностранщина переведена в сносках. Во-вторых, это анкеты. Персонажам время от времени приходится заполнять списки ассоциаций ради проверки их состояния ума тайными силами. Анкеты являются наиболее темными и открытыми для интерпретаций участками текста. В-третьих, это переиначенные обширные цитаты известных произведений XIX века, предупреждающих, что действительность «Плана D накануне» хоть и близка нашей во многом, но совпадает не вполне. В-четвертых, это загадочная вставная пьеса, раскрывающая ряд тайн основной истории, но и задающая к ней дополнительные вопросы.
И в-пятых, мой любимый прием романа – самоописание, в котором наиболее очевидно проявляется его фрактальность. Каждая подробная изложенная схема какого-нибудь механизма, каждый план чьей-то работы, будь то сыщики или налетчики, каждый список документов и каждый изображенный в книге документ – это буквально отражение всего «Плана D накануне»: множество деталей, которые каким-то очень хитрым способом друг с другом сцеплены, хотя с первого взгляда не разобрать, как это работает. Сюда же идут важнейшие из предложений-страниц, в которых максимально кратко, обезличенно и мнимо беспорядочно перечисляются события романа. Поначалу они выглядят как очередные калейдоскопические мелькания тел в фокусе повествователя, но затем, когда персонажи становятся узнаваемыми и без имен, вдруг обнаруживается, что мелькали-то вполне конкретные люди, и становится чуть понятнее (или наоборот, запутаннее), чем они занимались в том или ином эпизоде.
При редактуре я ставил себе цель отполировать все это богатство приемов усложнения, но не уменьшить его. Роман захватил меня не сразу, а где-то с сотой страницы, с главы «Пляж – это спуск», когда я понял, что начал врубаться в происходящее и как будто научился читать текст Веневетинова. На этом моменте мне удалось определиться с концепцией редактуры: сохранить и даже усилить хардкорность формы, прояснив содержание. И мне ни капельки не стыдно. Переписать эту книгу тривиальным языком невозможно, часть истории попросту исчезнет, поэтому выход был только в бережном допиливании хаоса до идеально завихренного состояния. Мы с автором проработали каждое предложение на предмет (не)точности синтаксиса, каждое редкое слово – на меру его (не)уместности, каждую темную сцену – на степень ее (не)просветляемости. Не менее 99,9% текста в печатной версии выглядит так, как задумывалось.
Как ни странно, Ноам Веневетинов при подготовке рукописи к изданию оказался куда большим борцом за упрощение книги, чем я. Он вырезал из нее около 200 страниц распыляющих внимание читателя посторонних эпизодов (как тот самый ростовой портрет Цверга) и наиболее сюрреалистических сцен, стараясь сбалансировать основную историю и ее постоянную расфокусировку, а также дописал по моим вопросам к тексту ряд эпизодов, проливающих свет на слишком туманные сюжетные линии. Я был против сокращений – усложнять так усложнять, лишь бы каждая буква в верстке стояла не просто так, – но автор, еще до меня радикально упростив роман, настоял на максимальном приближении текста к читателю. Да, эта книга очень старается ничего вам не рассказать и все от вас спрятать, однако с надеждой и даже жаждой, что вы найдете спрятанное и выудите из нее правду. Воистину, проза снежного человека, которому очень хочется жить среди людей.
«Плана D накануне» в третьем приближении: содержание
В 1899 году стареющий авантюрист и антиквар Готлиб Салем предлагает стареющему циркачу Гавриилу Вуковару, одному из самых загадочных членов рода Новые Замки, экспедицию в Крым для поисков легендарной хартии Елисея Новоиорданского. С собой им приходится взять нынешнюю хозяйку карты, ведущей к хартии, нестареющую Герардину Неубау, с которой Готлиба связывает многое и почти ничего хорошего. В день, когда они отправляются из Солькурска на юг, на метафизическом уровне один из нордов солькурянской Фабрики, Норд1671 по воле бога Яровита запускает механизм судьбы, превращающий экспедицию Готлиба в триггер событий мировых масштабов, финалом которых станет План D. Или нет.
При медленном и внимательном чтении «Плана D накануне» вскоре после формы становится понятным общее направление истории. Уже по списку приемов усложнения можно догадаться, что роман рассказывает о неких совершенно секретных страницах Истории с большой буквы – это ведь буквально книга-шифровка, которую читателю необходимо расшифровывать предложение за предложением, причем доступны только какие-то разрозненные куски архивных документов, часто с вымаранными строками. И это действительно так. Персонажи и их действия в книге вращаются вокруг нескольких артефактов мистического, археотехнического и внеземного происхождения, породивших ряд тщательно законспирированных сект и псевдокультов. На разных способах применения каждого из этих артефактов построено множество мелких и крупных заговоров, а их синтез в итоге приводит к тому самому Плану D. По крайней мере, я так думаю.
Подобно стилю текста история книги стремится спрятать от читателя как можно больше, вываливая на него громадные потоки информации. Не так часто, как хотелось бы, можно с ходу установить, чем конкретно они собираются заниматься и зачем (и это если оставить в стороне вопросы кто?, где?, когда?). Закулисные авантюры мелькают перед глазами, центральные персонажи часто становятся их свидетелями и изредка – исполнителями, подлинная тайная история мира происходит где-то на периферии зрения, и когда прорывается на передний план тем или иным отростком, у ее исследователей появляется несколько новых крупиц ценного материала, с которыми решительно непонятно что делать. Это буквально книга-заговор – заговор, в который читатель при желании может вступить на равных правах с персонажами и автором.
Вместе с тем «План D накануне» является необычным вариантом семейно-бытового романа, так как клубок конспиративных сюжетов подается сквозь призму жизненных историй нескольких поколений рода Новые Замки, основанного средневековым ученым Готфридом Невшательским. Готфрид кое-что открыл, и это кое-что обрекло его потомков на постоянное попадание в тайные дела сильных мира сего, причем речь даже не о королях, а о тех, кто над королями, и тех, кто над теми, кто над королями, вплоть до земных богов и неведомой Утраты, витающей высоко в небе. Генеалогическое древо Новых Замков весьма обширно, и ввиду особой роли рода в жизни планеты с ним связаны довольно неожиданные исторические личности. Общая паранойяльность книги способствует тому, что после пары сотен страниц каждый новый персонаж начинает казаться скрытым Новым Замком, что превращает семейную сторону истории в конспиративное индийское кино, где все друг другу дальние родственники.
Также «План D накануне» стоит отнести к исторической прозе, только если стандартные исторические романы стремятся изобразить события прошлого в как можно более организованном и удобном для чтения виде, чтобы читатель не только развлекся, но и просветился, то работа Ноама Веневетинова, как было сказано выше, представляет собой сборник документов о роде Новых Замков и ризоме заговоров вокруг хартии Елисея Новоирданского, фейерверков Навуходоносора и тульских зеркал. То есть текст выдает читателю не беллетризованную научно-популярную литературу, где все уже разложено по полочкам, а квази-сырую фактуру, требующую тщательного изучения и раскладывания по этим самым полочкам. Роман предлагает читателю ощутить себя в роли ученого-историка, исследующего тему Плана D и предшествовавших ему событий (включая Планы A, B и C). Себя я при редактуре ощущал скорее археологом, но мы с Ноамом уже выкопали из песка эти таинственные руины, вам же нужно восстановить их до города.
Большая часть событий происходит в XIX веке – преимущественно в 1867-м, 1878-м и 1890-х годах, однако не менее важны эпизоды времен Великой Отечественной войны и Нюрнбергского процесса. Вокруг них рассыпаны десятки сцен от времен крестовых походов до Отечественной войны 1812 года, автор в основном фокусируется на российской и европейской истории, поскольку в них Новые Замки внесли наибольший вклад, но легко может забросить читателя и в годы строительства Великой Китайской стены, и в годы жизни Иисуса Христа. Исторические факты Веневетинов использует как подсказки в тексте-шифровке, указывающие, когда и где происходят приключения очередных Вуковаров и Иессеевых, что побуждает довольно много читать об этих фактах в справочной литературе. Так усиливается исследовательская составляющая чтения: читатель как настоящий ученый работает не только с архивом Плана D, но и с внешними источниками, чтобы уточнять детали, сверять данные, искать ошибки, иными словами, подходить к тексту романа критически.
В-четвертых, «План D накануне» – это роман о кино. Кинематографическая теория от «Монтажа аттракционов» Сергея Эйзенштейна до «Кино» Делеза и практика занимают центральное место в событиях, происходивших после приведения Плана D в исполнение. История движения мира к Плану D завершается, но память о нем остается. Большинство центральных персонажей или кончает жизнь самоубийством, или отправляется по пути Гофтрида Невшательского, но род Новых Замков продолжает жить, и с развитием кинематографа у него появляется еще один инструмент для воздействия на мировое закулисье, чьи многоуровневые заговоры не исчезли после Второй мировой войны, а только преобразились. Также приемы кино во многом повлияли на композицию и стиль романа: нарезка сцен воспроизводит не только испорченные документы, но и работу монтажера – только изображения мы не видим, поскольку «камера» снимает не сами события, а что-то рядом с ними.
Наконец, в-пятых, «План D накануне» – это роман о силе печатного слова, о всемогуществе литературы. Устная речь здесь эфемерна, сбивчива, туманна, персонажи то не могут, то не хотят говорить ясно и вынуждены скорее угадывать намерения друг друга, чем узнавать их в беседе. Письменная речь, напротив, обладает мистическими свойствами. Слишком смешная рукопись Николая Гоголя убивает людей. Сюрреалистические сочинения контрамотного Льва Толстого позволяют управлять массами. Синтез «Леди Макбет Мценского уезда» Николая Лескова, «Путешествия к центру Земли» Жюля Верна и «Алисы в стране чудес» Льюиса Кэролла грозит перевернуть Российскую Империю. Убийство Бруно Шульца подстроено ради похищения у него некой очень важной книги. Что уж говорить о пресловутой хартии Елисея Новоиорданского (до тех пор пока она не была скомпрометирована).
Сочетание пятого законного приема (скрывающий смыслы синтаксис), пятого внезаконного приема (самоописания) и пятой центральной темы (сила печатного слова) довольно прозрачно намекает, что «План D накануне» Ноама Веневетинова является магической книгой магических книг, изучение которой открывает человеку некие тайны бытия, конечно, если он приложит к этому должные усилия. На этот образ работают все обстоятельства издания – и полностью анонимный автор, о котором ничего не знает даже редактор, и возникшее ниоткуда издательство, и премиальное исполнение, и текст, с первого взгляда похожий на «Манускрипт Войнича», только без картинок. Книга-загадка о загадочных делах загадочных людей – пинчоноподобного аналитика Л. К., непростой немецкой девушки Доротеи Виманн, литературного террориста Серапиона Вуковара, короля криминальных авантюр Изамбарда, неудачника Готлиба Салема, хартофилакса Деукалайона, многоликого Венанция Иессеева и четверых его сыновей, а также секты тайлинов, инопланетян, богов Гуан-Ди и Яровита, рыцарей-хранителей зеркал, Фабрики нордов, десятков секретных организаций и сотен тайных агентов.
«План D накануне» в четвертом приближении: смыслы.
Прежде всего надо подчеркнуть, что роман, имея свободную форму и довольно темное содержание, открыт для интерпретаций. Хотя я как редактор знаю все его сюжетные секреты (если Ноам чего-то от меня не скрыл в процессе), мои выводы по идеям книги являются всего лишь личным мнением одного из читателей, равным любым другим. Мы договорились с автором, что ни называть «правильные ответы», ни даже подтверждать, что некие «правильные ответы» существуют, я не буду. Только мой взгляд на историю.
На мой взгляд, «План D накануне» – это одновременно очень смешная и очень грустная эпопея об очень странных людях, которые очень усложняют жизнь самим себе и окружающим. Я намеренно повторяю слово «очень» столько раз, поскольку меньшего для описания романа недостаточно. Это роман-очень. Он служит домом всем любителям теории и практики заговора, всем талантам апофении и паранойи, всем умельцам следить из подворотни, пробираться в закрытые помещения, составлять и вычитывать тайные послания. И Ноам Веневетинов показывает, как в конечном счете бестолкова их жизнь. Все они вполне счастливы своими мировым заговорами – одни их затевают, другие их подозревают – но каждый из этих бесконечных Планов X даже в случае полного успеха не дает того эффекта, ради которого он разрабатывался. План D едва ли что-то смог изменить.
Лучшим вариантом для всех является отмена заговора из-за срыва какого-то из начальных этапов, поскольку так заговорщики хотя бы остаются в живых. Исполнение планов регулярно заканчивается смертью участников независимо от того, пошло все по намеченному или вкривь и вкось. Поэтому роман и посвящен в большей степени событиям, которые происходят накануне Плана D, поскольку – как я это увидел – автор подчеркивает, что только путь к цели, предвкушение ее достижения имеет смысл в человеческой жизни, а за достижением цели ничего нет, исполненный план эквивалентен смерти. Неслучайно в книге есть отдельная глава с изображением десятков самоубийств Новых Замков, стоявших за разными историческими событиями: это харакири потерявших свою судьбу самураев. Выжить может лишь тот, кто откажется от участия в совершенно секретной истории Земли.
Человеку, говорит в моей голове посредством «Плана D накануне» Ноам Веневетинов, не нужны эти авантюры с могущественными артефактами, не нужны секты с псевдокультами, тем более не нужны «высшие» силы вроде богов и инопланетян. Одна из моих любимых сцен в романе – сцена явления бога Гуан-Ди в концлагерь тайлинов, которые этому Гуан-Ди поклоняются. Тайлины в ужасе от материализации их демиурга немедленно организуют ритуал его изгнания из реальности. Потому что воплощенный бог им только мешает. Боги – один из источников земных загадок, но они втягивают смертных в исторические катастрофы от скуки и для развлечения, так что лучше с ними просто не связываться.
И можно лишь сочувствовать тем, кто без заговоров, авантюр, планов, интриг и подковерной борьбы не может обойтись. Это несчастные люди, лишенные простых удовольствий обычной жизни. Им не сидится на месте, им все время куда-то бежится, а что печальнее всего, таких людей много, и вот уже они собираются сначала в небольшие группы, потом во все более и более сложные криптоструктуры, апофенят и параноят поколениями, порождают династии тайных агентов невесть чего, и однажды кому-то из них обязательно удается исполнить что-то грандиозное – но грандиозным оно является только в их собственных глазах, а в действительности это или пшик, или ужасное и безумное злодеяние. Ноам Веневетинов как бы желает нам: пусть у каждого Плана D будет только его «накануне», а самого Плана D никогда не случится. Таков мой финал понимания фрактальной криптоэпопеи о судьбе мировых заговоров.
В завершение раздела и статьи я хотел бы еще написать о наиболее важной лично для меня теме романа – теме семейных связей. «План D накануне» является глобальной, с размахом в 600 лет иллюстрацией того, как легко эти связи рвутся под влиянием малейших поворотов мировой истории. При этом, если начинать разбираться и копать свое прошлое, то вокруг может обнаружиться большое число дальних родственников, о которых вы не знали именно из-за слабости горизонтальных и вертикальных контактов между поколениями. Даже родные братья легко рассеиваются по странам, свести их вместе может разве что провидение, а внуки рассеянных и подозревать не будут, что где-то живут троюродные братья и сестры. Автор не дает никакого рецепта для соблюдения генеалогической целостности, кроме фантастического, хотя в этом он как раз абсолютно реалистичен: смерть – естественная преграда для обрыва семейных связей, и единственный вариант их сохранить – это Тасмания.
