С момента релиза одной из самых громких премьер минувшего года, за разбор которой не брался лишь самый ленивый зритель, под названием «Довод « прошло уже достаточно много времени. Однако на данный момент всё стремительнее развивается довольно-таки негативная точка зрения по отношению к основному усложненному концепту фильма Кристофера Нолана.
Более того, на сегодняшний день в общественной сфере любителей кинематографа всё сильнее распространяется субъективное отношение к необычному творчеству Нолана, именитому режиссеру-визионеру нынешнего поколения, гласящее, что этот человек является не более, чем умелым контентмейкерем, специализирующимся на красивых блокбастерах в обёртке лживой интеллектуальности, позволяющей зрителям ощущать себя гораздо умнее, чем они есть на самом деле. От того любую критику в его адрес принято рассматривать, как неуверенность в его поразительных способностях; фанаты в данном случае воспринимают подобные высказывания в штыки в виду того, что это оспаривает их мнимое эстетство и»высокий» вкус. Но, исходя из подобной точки зрения, хочется моментально задать следующий вопрос: почему же относительно логичный подход к проработке сценария принято считать очередным видом лжеискусства?
Кажется, на данный момент только этот постановщик имеет в своем огромном идейном запасе столько дерзких амбиций и огромного творческого авторитета, чтобы решиться объединить сразу несколько сложнейших сюжетных концепций своих предыдущих работ в одну цельную историю. Вся эта хитросплетённая схема создана ради одной конкретной задачи – создания по-настоящему непредсказуемого и максимально запутанного зрелища, выступающего в качестве громкого и в то же время достаточно своеобразного эксперимента с формированием обновленного вида развлекательного кино.
Примечательно, что использованный Ноланом жанровый шаблон — это шпионская тематика с мощным закосом под стиль классической бондианы. Только задумайтесь: роскошные европейские локации, диалоги-поединки с антагонистом русского происхождения и даже женская версия культового образа ученого Кью, обьясняющая главном герою принцип работы обратного времени. Только вот Нолан выкинул из хорошо знакомого всем значения те смысловые элементы, что пришлись ему не по душе, а именно любые попытки придать истории политический окрас с четко выраженными пропагандистскими лозунгами о противостоянии двух сверхдержав.
Эмоционально фильм в корне отличается от прошлых работ визионера, где в центре захватывающего приключения всегда присутствовали рассуждения над важными человеческими темами вроде любви, жажды славы и обыкновенного нравственного выбора, в то время как в «Доводе» главный герой (Джон Дэвид Вашингтон) настолько безлик, что не имеет как такового имени, все сторонние лица называют его Протагонистом; он — чистый лист, не имеющий прошлого и ведущий диалог с будущим. Что касается его мотивации остановить центрального антагониста в лице русского олигарха, истории героя Вашингтона словно не хватает как таковой личной заинтересованности в этом деле. Представьте, если в прологе картины Протагонист потерял бы близкого ему человека и вскоре нацелился на путь мести — кардинальное изменение игры в сценарии. Персонажи «Довода» не возьмут передышку для внутренних взысканий или разговора по душам. Они мчатся вперед за стремительно развивающимся сюжетом, наполненным многочисленными загадками.
Говоря о представленном здесь риске провала задания для главных героев, далеко не уйдешь. Жизнь издавна учит нас, что любая мера ценности того или иного желания человека прямо пропорциональна риску, который предполагает ее достижение. Иными, более простыми словами — чем больше ценность, тем выше риск. Мы наделяем максимальной ценностью нашу свободу, жизнь, душу — то, что требует предельного риска. Однако этот императив выходит за рамки эстетического принципа: он уходит корнями в самую суть искусства рассказа истории. Глупо было бы отрицать, что имей герои «Довода» личные мотивы в сторону срыва коварного плана злодея, сопереживать им стало гораздо легче. Но в действительности никакой психологической правды в их характерах и поступках так и не обнаружилось.
Проблема туманного метода повествования также вводит зрителей в тупик — пролог фильма демонстрирует нам штурм Киевской оперы силами спецназа, во время которого Протагонист отклоняется от следования группы ради встречи с одной конкретной целью. Почему Протагонист подставной? Кто этот человек, которого он так старательно пытается спасти? Что за устройство последний передает в руки главного героя? Почему, вернувшись к фургону со своими подельниками, те же сразу же замечают какую-то подставу? Поток вопросов не прекращается на протяжении всего фильма. Протагонист знает ответы на все представленные вопросы, но аудитория остается в полном неведении. Вспомнить, к примеру, экспозиционные диалоги «Начала» от того же Нолана, когда персонажи по несколько раз повторяют одну и ту же суть, лишь бы дать зрителям возможность установить логический контакст во всем происходящим на экране. Хотя о чем тут может идти речь, когда первая сцена фильма — это четкое разъяснение основного принципа погружения в чужие сновидения из уст Коба (Леонардо ДиКаприо).