Текст предназначен исключительно для читателей, достигших 18-летнего возраста.
В середине мая стало известно, что Леа Сейду сыграет главную роль в фильме «Эммануэль» Одри Диван — очередной экранизации популярного эротического романа Эммануэль Арсан. И это отличный повод вспомнить о другой знаковой эротической прозе. Не обязательно достойной экранизации (тем более, что многие из произведений уже адаптировали для кино), но здорово повлиявшей на жанр и культуру в целом.
В этой подборке мы подробно, со спойлерами и цитатами разберём несколько книгах, написанных в XVIII-XIX веках. Попытаемся выяснить, какие тенденции они отражали и какие цели преследовали авторы этих романов. Материал получился объёмным, поэтому XX веку, ещё более насыщенному, чем два столетия до него, мы посвятим отдельный текст, который выйдет позднее.
Немного истории
В поисках истоков эротической литературы можно закопаться очень глубоко в историю — люди писали о сексе более или менее всегда. Даже в «Сатириконе», который датируют I веком н. э. есть сцены оргий и прочих непотребств. Античную литературу вообще пуританской не назовёшь, и некоторые, например, автор «Дафниса и Хлои» Лонг, писали свои тексты «в дар Эроту, нимфам и Пану».
Но секс в тех произведениях был скорее чем-то чувственным, выражением любви или частью ритуальной культуры. В эпоху Возрождения всё стало гораздо веселее. Во-первых, появился «Декамерон» Джованни Боккаччо, где немало историй было о сексе. Но, опять-таки, в религиозном разрезе — о сексе, как о грехе, над которым можно и посмеяться.
Обняв и поцеловав её много раз, он взобрался на постель монаха и, взяв во внимание почтенный вес своего достоинства и юный возраст девушки, а может быть, боясь повредить ей излишней тяжестью, не возлег на нее, а возложил на себя и долгое время с нею забавлялся.
«Декамерон»
Джованни Боккаччо
Во-вторых, шуму наделал «Рассказ о двух любовниках», изданный в 1444 году. Автором весьма фривольного для своего времени произведения был Энеа Пикколомини, который в 1458 году стал Папой Римским Пийем II. Надо ли говорить, что текст с описаниями секса чуть попортил репутацию главы Католической церкви. А ведь «Рассказ о двух любовниках», судя по некоторым данным, был самой продаваемой книгой XV века.
Хотя в этом тексте мы расскажем о прозе, не упомянуть в историческом контексте Пьетро Аретино нельзя. Он родоначальник жанра «диалогов куртизанок», в которых секс рассматривался в частности и как явление общественной жизни. А ещё написал знаменитые «Любовные позы» (1527) — книгу с очень занимательной историей (хотя и непонятно, насколько правдивой) .
Итак, был такой живописец Джулио Романо, ученик Рафаэля, которому доверили расписывать зал Константина в Ватикане. Художник свою работу выполнил, но Папа Климент VII отчего-то отказался платить. Тогда Романо в отместку расписал зал всяческой непотребщиной, которую быстро, как оппозиционные граффити в современной России, замазали. Однако другой ученик Рафаэля, Маркантонио Раймонди, успел зарисовать всю похабщину, а потом, недолго думая, издал её в виде гравюр. Раймонди арестовали, но Пьетро Аретино помог ему выбраться из тюрьмы. А ещё, с благословения Романо, написал по сонету к каждой гравюре.
Ж: Я хочу его вот сюда, где туже!
М: Вы меня ввергаете в грех Гоморры
И в услады пап, а у этой своры
Вкуса меньше, чем у навозной лужи.
Ж: Ну, скорей же суй! М: Нет, не суну. — Ж: Ну же!
М: Вероломны женские уговоры!
Или лоно вышло сейчас из моды? — Ж: Муже,
Прекрати сейчас же пустые споры!
М: Ладно, ладно. Ваше последним слово
Остается. И уд мой вы в полном праве
Применить хоть для дела и столь дурного.
Ж: Так-то лучше! Вставляй его, к вящей славе.
Нет, поглубже! Поглубже засунь-ка снова…
О, товарищ мой, пастырь мой добрый, ave!
М: Вот он в вас целиком — ощущенье ново?
Ж: О, как сладость горька, рай подобен аду —
Целый год я, пожалуй, теперь не сяду.«Любовные позы»
Пьетро Аретино
По понятным причинам мы не можем показать гравюру, к которой написан этот сонет.
Протоэротическая литература Нового времени опиралась на сочинения авторов прошлого. Так, «Приятные ночи» (1556) Джованни Франческо Страпаролы и «Гептамерон» (1558) Маргариты Наваррской написаны под влиянием «Декамерона», заимствуют его структуру и элементы историй.
XVII век отметился работами Ферранте Паллавичино и Николы Шорье в жанре «диалогов куртизанок». Книги последнего, кстати, не лишены дидактики — в них нередко умудрённая плотскими утехами дама наставляет юную девушку.
Мы, итальянские и испанские женщины (без страха противопоставления), держим врата Венеры широко открытыми. Если мужчина не одарён сверх меры и не наделён огромным инструментом, он будет склонен полагать, что совершает не половой акт, а лишь упражняется в метании копья меж колонн просторной пьяццы. Лёгкий вход, который предлагают путнику, портит всё удовольствие. Приап ликует, когда его давят и сосут; он чувствует себя не в своей тарелке, когда ему позволяют разгуливать слишком свободно. В этом отношении задние врата более эффективны.
The Dialogues of Luisa Sigea
Никола Шорье
Всё это было здорово и волнующе, но боевое положение алый жезл эротической прозы занял только в XVIII веке, подарившем нам немало удивительных текстов. Например, именно в этом столетии появляется (и, в сущности, умирает) жанр «мэрилэнд», для которого характерны описания людских тел ландшафтными терминами — все эти «холмы [грудей]», «леса [волос]», «каньоны [ягодиц]».
А ещё в XVIII веке написано большинство классических эротических романов, которые до сих пор на слуху и, что важно для нас, переведены на русский язык. С них и начнём подборку.
«Фанни Хилл. Мемуары женщины для утех», Джон Клеланд (1748)
Англичанин Джон Клеланд начал писать свой самый известный роман, чтобы доказать другу, что можно рассказывать о проституции, не прибегая к похабщине. Дописывал «Фанни Хилл» автор уже в тюрьме — правда, сидел он не за описание разврата в текстах, а за долги.
Потом Клеланда арестовали ещё раз, в 1749-м, — уже за попрание морали. «Фанни Хилл» к тому моменту была достаточно известна, и решение английских властей о запрете на дальнейшую публикацию не помогло остановить распространение произведения. «Фанни Хилл» ушла, что называется в народ, хотя своему автору денег не принесла — Клеланд выручил с её продаж всего 20 фунтов (для сравнения, в первый раз писатель сидел в тюрьме, задолжав 840 фунтов). Книгу печатали подпольно и дополняли собственными историями. Ситуация схожая с какой-нибудь «Муркой» или «Лукой Мудищевым» в России.
Легально издавать «Фанни Хилл» стали лишь в 60-х годах XX века — без эпизода, в котором мужчины занимаются сексом друг с другом (он вернулся в изданиях 80-х) , но со скандалами и попытками вновь запретить книгу. И если суд Нью-Йорка быстро постановил, что «Фанни Хилл» «исторический роман, имеющий литературную ценность», то дело «Мемуары против штата Массачусетса», где издатели пытались доказать, что книгу нельзя считать непристойной, стало знаковым и в некотором роде положило конец пуританской цензуре в США.
Но «Фанни Хилл» примечательна не только способностью сеять раскол в обществе. Английский литературовед Дэвид Фоксон называет её «первым порнографическим романом» в Британии — ни одно из написанных ранее эротических произведений к этому жанру со всей уверенностью отнести невозможно. И хотя по шкале разврата книга Клеланда тянет, ну в лучшем случае, на 5 из 10 (в чём мы убедимся далее) , нельзя отрицать, что постельных сцен в этом тексте предостаточно.
Впрочем, в основе своей «Фанни Хилл» — это классический роман воспитания. Написанный в эпистолярной манере, он представляет собой два длинных письма, адресованных некой «Мадам». В этих посланиях уже пожилая Фанни Хилл вспоминает свою жизнь: как лишилась родителей в юности, как угодила в лондонский бордель, где местные проститутки учили ублажать мужчин и себя. Разумеется, Фанни рассказывает и о своей единственной любви, с которой воссоединяется ближе к финалу.
Учитывая профессию главной героини, нет ничего удивительного в том, что ей постоянно приходится трахаться. И тут, в этих эпизодах, талант Клеланда раскрывается на полную. Он действительно описывает секс, не используя грубых слов, остроумно.
«Нет! — слышалось бормотание Фоби, — нет, миленькая моя девочка, ты не прячь, не прячь от меня свои сокровища все! И глаза мне надо насытить так же, как насытились пальцы и руки мои… О, как сладостно глазам вкушать эту грудочку-весняночку! .. Дай я ее поцелую… Не могу наглядеться на нее… Дай я поцелую ее еще разок… Какая же она тверденькая, какая же гладенькая, какая беленькая! .. А какая нежная у нее форма! .. И тут, внизу, что за прелесть! О-о, дай я полюбуюсь на эту маленькую, хорошенькую, мягонькую щелку! .. О-о-о, я уже не могу, это невыносимо! .. Мне надо… Я должна…» Тут она схватила мою руку и направила ее… куда, Вы легко можете догадаться. Какая же разница между, казалось бы, одним и тем же! .. Обширные густые заросли волос отличали полностью созревшую женщину, а тот провал, куда она заталкивала мою руку, легко вместил её; как только Фоби почувствовала, что рука моя там, она стала двигаться взад и вперед с такой быстротой и сноровкой, что я опомнилась и вытащила руку, влажную и липкую, лишь после того, как Фоби уже подобралась и, издав два-три судорожных вздоха, словно из глубины сердца исторгла страстное: «О-о! О-о-о!» – и прижалась к моим губам поцелуем, в котором, казалось, с губ исходила душа её, а затем снова укрыла нас простынью.
«Фанни Хилл. Мемуары женщины для утех»
Джон Клеланд
И даже когда дело доходит до описания члена Дика-Добряка, парня с особенностями развития, Клеланд проводит необычные аналогии.
Я расстегнула Дику пояс, подобрала рубаху и выпростала наружу мужское отличие идиота во всей его красе и гордой вздыбленности возбуждения, но только… нет, каково! Размеры настолько невообразимые, что мы, настроенные увидеть нечто замечательное и необычное, не верили глазам своим: это безмерно превосходило все наши ожидания. Даже меня это поразило, а уж я-то в ремесле нашем на мелочи не разменивалась. В общем, попробуйте представьте потрясшую нас картину: громаднейшая головка окраской и размером смахивала на обыкновенное овечье сердце, на широченной спинке можно было спокойно бросать кости, ствол длины чрезвычайной, а завершал картину большой — под стать длине — и богатый придаток мешка для сокровищ, испещренный морщинами. Воочию увидели мы доказательство, что обладатель всего этого не попусту дитя естества: открывшаяся картина как нельзя лучше свидетельствовала, что он унаследовал — и в изобилии — достоинства величия, отличавшие это во всем другом обездоленное существо. На память тотчас приходит простонародная поговорка: «Дурака побрякушка для леди — игрушка».
«Фанни Хилл. Мемуары женщины для утех»
Джон Клеланд
Помимо прочего, пенис в книге становится «майским шестом», пенетрация — «вешанием на него венка», а анус — «розовая прорезь на белом атласе». В общем, эвфемизмов тут предостаточно. «Фанни Хилл» — это важная веха в истории эротической литературы, с которой определённо стоит ознакомиться.
«Тереза-философ», неизвестный автор (1748)
1748-й отметился не только выходом «Фанни Хилл» — в том же году французский философ Дени Дидро анонимно издаёт свой первый роман «Нескромные сокровища». Описаний секса в нём толком нет — просто волшебное кольцо заставляет вагины рассказывать самые сокровенные тайны своих владелиц. Ничего необычного.
Тогда же, в 1748-м, выходит и «Тереза-философ». Книгу опубликовали без указания автора, но её принято приписывать французскому просветителю Жану-Батисту Аржану. «Тереза» — такой же, как и «Фанни Хилл», роман воспитания, однако тут к истории взросления добавляются и философские рассуждения о материализме, и сатира над церковью.
— Вы должны остерегаться того куска плоти у мальчиков, которым вы забавлялись тогда, на чердаке: это змея, дочь моя, и она ввела во искушение нашу общую прародительницу Еву. Да не осквернит вас никогда взгляд или прикосновение к этому мерзкому зверю: иначе он рано или поздно непременно ужалит вас и проглотит.
— Как, возможно ли, святой отец, — в великом волнении вновь заговорила я, — чтобы это была змея и неужели она так опасна, как вы говорите? Ах, она показалась мне такой нежной! Она не укусила ни одну из моих подруг. Уверяю вас, что у нес был только маленький ротик и вовсе не было зубов, я хорошо видела…
— Постойте, дитя мое, — остановил меня исповедник, — и послушайте, что я вам скажу. Те змеи, которых вы столь безрассудно касались руками, были еще слишком молодыми и не столь опасными, зато потом они вытянутся, вырастут и бросятся на вас: вот тогда-то вы должны будете остерегаться действия яда, который они с яростью выбрасывают и который отравит ваше тело и душу.
«Тереза-философ»
Неизвестный автор
Сюжет таков: семилетняя Тереза, сама того не замечая, начинает мастурбировать во сне. Чуть позднее она проявляет отчаянное любопытство «к тому, что у мальчиков зовётся писькой». Мать не позволяет дочери долго придаваться «невинному разврату» и в одиннадцать лет ссылает ту в монастырь, где Тереза хиреет, не имея возможности унять плоть.
В 25 лет Терезу забирают из монастыря. Её новым духовником становится отец Дирраг, а самой близкой подругой — его воспитанница Эрадис. Последняя восхищённо отзывается о наставнике, но оказывается, что тот просто пользуется девушкой — порет и насилует её, называя это таинством.
Он прочёл ещё несколько молитв и приступил к церемонии. Она началась тремя ударами розгой, которые он не слишком сильно нанес ей по заду. За ударами последовала молитва, потом ещё три удара, уже более сильных.
Каково же было моё удивление, когда после пяти-шести молитв, перемежавшихся ударами розгой, я увидела, как отец Дирраг, расстегнув штаны, вытащил нечто, очень напоминавшее ту роковую змею, которая навлекла на меня упреки моего старого наставника. Чудовище выросло, став и толще, и крепче, как и предрекал капуцин; при виде этого я содрогнулась. Казалось, что красная голова этой змеи не на шутку угрожает попке Эрадис, ставшей прекрасного алого цвета под ударами розог; лицо священника тоже пылало.«Тереза-философ»
Неизвестный автор
Позднее злодеяния Диррага вскрываются, Тереза теряет девственность, отправляется в Париж вместе с матерью, где та умирает. В столице Франции главная героиня знакомится с пожилой проституткой Буа-Лорье. Парадоксально, но последняя, имея за плечами огромный сексуальный опыт, всё ещё девственница, потому что её «перепонка, преградившая внутренний ход, столь прочна, что способна выдержать усилие самого мощного приапа».
Истории Буа-Лорье, вынесенные в отдельную главу, — это очень смешная пародия на «диалоги куртизанок», о которых упоминалось выше. Мадам Буа-Лорье рассказывает о самых забавных клиентах, встреченных ею за долгую карьеру. Кого тут только нет: и мужик, у которого стоит под музыку; и мужик, который кончает, когда его партнёрше выдёргивают волосы с лобка; и троица безумных монахов. И даже куколд.
Вельможа подал знак, и в кабинет ступил бравый и весьма легко одетый молодец. Действуя ловко и бесшумно, молодой человек быстро раздел мою подругу и, велев ей лечь на спину, помог мне снять с себя все ниже пояса. Чувствовалось, что слуга проделывал эту церемонию много раз и всегда в одном и том же порядке. Заняв позицию в кресле, хозяин расстегнул штаны, вытащил свой любимый предмет, который своим вялым состоянием производил пока грустное впечатление. Слуга же, тем временем спустивший штаны, демонстрировал в центре комнаты такое мощное копье, которое не могло не вызывать восхищения. Он ждал сигнала и, как только оный последовал, не скрывая хищной радости, взгромоздился на мою подругу. Он ввел свой инструмент, но оставался недвижим, ожидая дальнейших указаний.
— Потрудитесь, мадемуазель, — обратился ко мне наш куртизан, — расположиться там (он указал пальцем — где), возьмите в ручки яички нашего славного лотарингца и пощекочите их… Теперь можно и начать с Богом!
«Тереза-философ»
Неизвестный автор
В финале Тереза, которая не хочет детей, а потому отказывается от секса в пользу мастурбации, влюбляется в безымянного графа и переезжает к нему в поместье. Здесь граф заключает с главной героиней хитрое пари, выигрывает его и, наконец, овладевает Терезой. Но на условиях, что она никогда не забеременеет.
«Тереза-философ» — это книга о том, что страсти, которыми обуреваем человек, тоже от Бога, поэтому стыдиться их не нужно. «У души нет воли, она зависит от ощущений, от материи. Разум нас просвещает, от души же не зависит ничего», — говорит Тереза, подводя итог своим мытарствам. За порнографическим фасадом скрывается рассуждение о природе человека. Философское и очень в духе своего времени.
Вот, что ещё интересно: в основу истории Диррага и Эрадис положен реальный случай, который был первопричиной одного из самых громких судебных процессов во Франции XVIII века. Его фигурантами стали Мари Кадьер и Жан-Баптист Жиррар (Дирраг и Эрадис — это анаграммы их фамилий).
В возрасте 18 лет Кадьер присоединилась к сообществу, образовавшемуся вокруг иезуита Жиррара. Тот убеждал девушку, что она святая, и регулярно насиловал её. Когда Жиррара арестовали, Кадьер стала символом прогнившей иезуитской церкви, так что её судили наравне с насильником. В итоге и того, и другую отпустили.
«Жюстина, или Несчастья добродетели», маркиз Де Сад (1791)
По-хорошему, в эту подборку можно включить и «120 дней Содома», и «Историю Жюльетты», и почти любую другую книгу маркиза де Сада — все они в равной степени важные и знаковые. Но мы остановимся на «Жюстине», как на первом романе автора, изданном при его жизни.
А жизнь у писателя была насыщенной — чего стоит одно только «Марсельское дело», возбуждённое 27 июня 1772-го. За полгода до этого де Сад носился по городу, кормил девушек шпанской мушкой и склонял к анальному сексу. Потерпевшие пожаловались в полицию, а та обвинила будущего писателя в «отравлении и содомии». Де Сад, которому грозила смертная казнь, до конца года был в бегах, трахнул сестру своей жены, был арестован, сбежал из тюрьмы, скрывался в родовом имении, где устраивал оргии, похитил двух девушек, чтобы изнасиловать, сгонял в Италию, и был арестован ещё раз. Уже окончательно.
До казни дело не дошло, но де Сад провёл в тюрьме почти 13 лет. Здесь же и начал писать. Фактически, «120 дней Содома» были созданы раньше, чем «Жюстина», однако вплоть до взятия Бастилии — где автор и сидел — рукопись считалась утерянной. Но и после обнаружения она не издавалась, а хранилась в частной коллекции. Опубликовали самый, наверное, скандальный роман автора только в XX веке.
Другое дело «Жюстина» — её желающие могли почитать уже в 1791-м. Это, правда, была не совсем та «Жюстина», которую де Сад написал в Бастилии. Изначально, в 1787 году, когда была закончена рукопись, она была небольшой и совсем невинной повестью, а всякими непотребствами обросла уже позже, к моменту первой публикации. Но автор не думал на этом останавливаться: в 1797-м он выпустил ещё более непристойную версию романа (с гравюрами), а к 1801 году завершил, наконец, работу над текстом, добавив к нему продолжение про сестру главной героини.
По сути, «Жюстина» — это ещё один роман воспитания, который рассказывает о трудной жизни девушки. Только в отличие от Терезы здешняя главная героиня не одержима пороком. Зато одержима её сестра, жестокая и сладострастная Жюльетта. После смерти богатого отца обеих девочек выкидывают из престижного монастыря, в котором те проживали. Пути сестёр расходятся: Жюльетта решает зарабатывать своим телом и искать плотских удовольствий, а Жюстина намерена сохранить добродетель и следовать нормам нравственности.
Злоключения главной героини — это череда встреч с отъявленными отморозками и извращенцами, проверяющими на прочность Жюстинину приверженность морали. При этом, чем ближе к финалу, тем в более страшные ситуации попадает девушка.
В начале она оказывается в лапах педофила, возбуждающегося от слёз маленьких девочек. Затем — в лапах развратной мадам Дельмонс, стремящейся сломить добродетель Жюстины.
В комнате тотчас появились две предупреждённые заранее служанки. Безропотные исполнительницы прихотей госпожи, они давно привыкли возбуждать и удовлетворять их. Почти обнажённые, как и сама хозяйка, с растрёпанными волосами, похожие на вакханок, они схватили Жюстину и раздели её, затем, пока они держали её, подставляя тело девочки грязным ласкам своей развратной госпожи, та, опустившись на колени перед алтарём наслаждений, принялась тиранить целомудрие, изгонять из него добродетельность, чтобы вдохнуть в это юное тело развращенность и самую изысканную похотливость… Вы не поверите, но бесстыдница начала содомировать девочку, засунув ей в заднее отверстие палец. Одной из женщин было поручено щекотать клитор, а другой — ласкать две маленькие, очаровательные, не успевшие распуститься груди. Однако природа ещё ничего не нашептала наивному сердечку нашей прелестной сироты: холодная, бесчувственная ко всем ухищрениям, она отвечала лишь тяжкими вздохами и горючими слезами на безостановочные усилия троих лесбиянок. Они сменили позы: развратная Дельмонс уселась верхом на грудь прелестной сироты и прижалась влагалищем к её губам, одна из служанок массировала её одновременно спереди и сзади, вторая продолжала возбуждать Жюстину, чье прелестное личико вскоре два раза подряд забрызгала обильная струя мерзкого семени Дельмонс, которая извергалась мощно, как мужчина.
«Жюстина, или Несчастья добродетели»
Маркиз Де Сад
Дальше героиня проводит время среди бандитов-содомитов, становится изнасилованной собственным дядей и свидетелем того, как сын совокупляется со своей матерью, пока тело последней грызут собаки.
Первое, что бросилось в глаза мадам де Брессак, была большая яма, очевидно готовая принять её, и четыре чудовищного вида пса, исходивших пеной ярости, которых специально не кормили по такому случаю с того дня, когда был обнаружен заговор несчастных. Брессак сам оголил свою мать, и его грязные руки похотливо ощупали худосочные прелести этой добропорядочной женщины. Грудь, вскормившая его, мгновенно привела злодея в ярость, и он вцепился в нее скрюченными пальцами.
— Взять! — крикнул он одному из псов, указывая на сосок. Собака бросилась вперед, и из ее пасти, вкусившей белую и мягкую плоть, тотчас брызнула кровь.
— Сюда! — повторил Брессак, ущипнув материнскую промежность, после чего последовал новый укус.
— Они разорвут её, надеюсь, они её сожрут, — продолжал негодяй. — Давайте привяжем её и полюбуемся спектаклем.
— Как! Ты не хочешь прочистить этот зад? — укоризненно заметил Жасмин. — Сунь туда свою колотушку, а я буду травить собаку, пока ты занимаешься содомией.
— Отличная мысль! — одобрил Брессак.
И не мешкая овладел матерью, в то время как Жасмин пощипывал ей ягодицы и поочередно предлагал их собаке, которая отхватывала от них окровавленные куски.
— Пусть пес откусит и груди, пока я сношаюсь, — сказал наперснику Брессак, — а Жозеф пусть займется моим задом и заодно потеребит Жюстину.
«Жюстина, или Несчастья добродетели»
Маркиз Де Сад
Сердобольность Жюстины, никогда не доводит до добра. Каждый встречный-поперечный, которому девушка решает помочь, пытается использовать её для удовлетворения своих извращённых сексуальных потребностей. Ближе к финалу, вырвавшись из плена монаха, насиловавшего людей, пока тем медленно отрубали головы, Жюстина сталкивается с Жюлеттой — богатой и успешной. Она тоже прошла через многое, но, благодаря врождённой тяге к пороку, всегда получала от жизни удовольствие и добивалась поставленных целей.
Таким образом, очень просто, но красноречиво, де Сад доносит до читателя идеи либертинизма — философии, строящейся на отрицании любых общественных норм. Ни раз и ни два за книгу автор вопрошает, как всемогущий и всевидящий Бог допускает, чтобы столь невинное создание как Жюстина так ужасно страдало. Мир — штука страшная, поэтому следует самому быть страшным. Добродетельные не получают ничего, кроме травм, в то время как порочные находят приятными даже удары судьбы. Следовать христианской или какой-то другой морали, считал де Сад, не нужно — и это отражено как в его текстах, так и в его биографии.
«Гамиани, или две ночи сладострастия», неизвестный автор (1833)
Ещё один анонимный текст, но на этот раз без признаков романа воспитания. Авторство «Гамиани» приписывают французскому поэту и писателю Альфреду де Мюссе, известному, в частности, по короткой и тяжёлой интрижке с Жорж Санд.
Де Мюссе, подобно многим современникам, в своих текстах осмыслял потрясения, которые выдались на его поколение. Великая французская революция, наполеоновские войны — всё это сильно изменило общественную и политическую жизнь в Европе. Людей, по выражению де Мюссе, охватила «чудовищная нравственная болезнь», сопряжённая с чувством глубочайшего разочарования и тоски, требующая рефлексии. Вот, как эту болезнь характеризовала Жорж Санд.
Это упорное, яростное, гневное, нечестивое страдание души, которая хочет осуществить своё предназначение, рассеивающееся как мечта. Это ярость сил, которые стремились всё постичь, всем обладать, но от которых всё ускользает, даже воля, угасая в бесплодной усталости и тщетных усилиях. Это опустошенность и мука неудовлетворённой страсти; коротко говоря — это болезнь тех, кто жил
Жорж Санд
Ответом на вызов времени стал так называемый «исповедальный роман» — жанр, призванный осмыслить новый мир, выделить нового героя. В этом жанре написано самое известное произведение де Мюссе «Исповедь сына века», и, в некотором роде, даже «Герой нашего времени» Лермонтова. Да и «Гамиани», если смотреть на неё через оптику «исповедального романа», вполне ему соответствует.
Главный герой произведения — некий Альсид, которого судьба занесла на бал в особняке прекрасной графини Гамиани. Она сражает всех своей красотой, но, почему-то, холодна с потенциальными любовниками. Судачат, что у хозяйки дома нет никакой сексуальной жизни, однако Альсид не верит слухам. Желая раскрыть тайну Гамиани, главный герой под шумок пробирается в будуар графини и видит, как та совращает юную Фанни.
Устав быть пассивным наблюдателем, возбудившись, Альсид выскакивает из своего укрытия и присоединяется к всеобщему веселью. Интересует героя, в первую очередь, Фанни, более молодая и невинная.
Лёжа в объятиях Фанни, совершенно обессиленный, я внезапно ощутил, как чьи-то руки вцепились в меня. Графиня, привлеченная нашими бурными вздохами, вонзившись пальцами в моё тело, кусала меня в припадке ревности, стараясь вырвать из объятий своей подруги. Этот яростный натиск пробудил вновь мои угаснувшие было желания. Между двух голых женских тел, пылающих страстной жаждой наслаждения, возбужденных, алчущих, я снова овладел Фанни и, властвуя над покорной девой, продолжал бороться с графиней, решив не уступать ей свою возлюбленную. Я оказался в самом центре сплетения трёх тел, мечущихся, сцепившихся одно с другим. Воспользовавшись моментом, когда бедра графини оказались рядом с моей головой, я крепко сжал их и жадно погрузил свой язык в воспаленную, влажную часть её тела. Фанни в это время в самозабвении любовно ласкала пышную грудь графини. В мгновение ока безумствующая Гамиани была побеждена и усмирена.
«Гамиани, или две ночи сладострастия»
Неизвестный автор
Эскапада, как ни странно, проходит для Альсида бесследно — никто не гонит непрошенного гостя взашеи. Напротив, вся троица придаётся утехам до изнеможения, а затем принимается травить байки о том, как дошли до жизни такой. Тут структура повествования ломается — на пару глав «Гамиани» превращается «шкатулочный роман» на манер «Декамерона».
Сам Альсид рассказывает о галлюцинации с адской вакханалией; Фанни — о том, как впервые мастурбировала. История Гамиани более занятная. Ещё будучи ребёнком графиня осиротела и попала под опеку своей тётки, которая сперва совратила племянницу, а после повезла на оргию. Не желая повторять этот опыт, девочка сбежала от тёти и укрылась в женском монастыре.
Между историями герои, разумеется, занимаются сексом, но как только Альсид заканчивает свой рассказ, с Гамиани случается припадок, «похожий на эпилепсию». Графиня вываливается из своего будуара и зовёт служанку.
Юлия не замедлила явиться на зов своей госпожи. Я невольно залюбовался её прекрасным нагим телом. Смуглая, гибкая, сильная, она наклонилась над беснующейся Гамиани и ловким движением связала ей руки и ноги. И это было очень своевременно. Страсть графини достигла в этот момент апогея. Она билась в мучительнейших конвульсиях, стонала, кричала. Сначала Юлия спокойно наблюдала за мучениями своей госпожи, но вскоре, возбужденная этим зрелищем, сама впала в экстаз и стала удовлетворять себя пальцами рук. Гамиани в это время жадным взором следила за её движениями, но собственное бессилие приводило её в ярость, причиняло огромную боль. Прометей, раздираемый тысячью коршунов, наверное, не испытывал таких страданий.
— Медор, возьми меня! — вдруг исступленно закричала графиня.
Тотчас же на её крик в комнату вбежала огромная собака, виляя хвостом и добродушно повизгивая. Она подошла к лежащей графине и усердно принялась лизать её воспаленный клитор, красный язычок которого высовывался наружу. Из груди Гамиани вырывались страстные стоны. Однако шершавый язык Медора ненадолго смог утолить жажду графини к наслаждению.
— Молока… молока… о-о… о-о-о! — простонала она.
«Гамиани, или две ночи сладострастия»
Неизвестный автор
Юлия возвращается с огромным гуттаперчевым членом, способным стрелять горячим молоком, и сношает им Гамиани, пока та, наконец, не успокаивается. Увиденное распаляет Альсида с Фанни, они снова занимаются сексом, но на утро, вспоминая события ночи, чувствуют к графине отвращение. Герои покидают особняк Гамиани, чтобы никогда больше не встречаться с его хозяйкой.
Позднее читатель застаёт Альсида в отношениях с Фанни. Пара, вроде бы, счастлива в любви, но девушка чахнет, так как главный герой не может удовлетворить её растущие сексуальные аппетиты. В конце концов, предвидя исход отношений, Альсид делает вид, что отправляется в рабочую поездку, а сам прячется в своём кабинете, где предусмотрительно проделал смотровое отверстие в спальню возлюбленной.
Гамиани не заставляет себя ждать. Она приходит к Фанни и пытается заняться с ней сексом. И после первого соития, графиня продолжает рассказ о детстве. Оказывается, монастырь, в который она угодила, был не так прост — местная настоятельница Иоанна не прочь покувыркаться с молоденькой послушницей, а после поведать о своей нелёгкой жизни. Повествование снова ломается: в историю Гамиани врезается история Иоанны.
Она была дочерью торговца, привозившего домой диковинные штуковины из Африки и Индии — ожерелье из акульих зубов, идол, веер из сандалового дерева, вот это вот всё. Однажды папа привёз орангутанга по имени Цезарь (совпадения с «Планетой обезьян» случайны), поразившего Иоанну своим огромным пенисом. Примат воспользовался дочерью торговца, буквально изнасиловал её через клетку, порвал платье, причинил боль. Но после такого Иоанна странным образом хотела снова ощутить «ласки животного».
Улучив момент, когда я осталась одна в доме, я, сильно волнуясь, вошла в гостиную. Едва увидев меня, Цезарь издал яростный вопль и бросился на прутья решетки, явив моим глазам свой великолепно напряженный фаллос. Желание сразу охватило меня, но теперь, наученная горьким опытом, я прежде, чем подойти к нему, сама подняла юбку, повернулась задом к решетке, только после этого позволила Цезарю овладеть собой. Боже, какое наслаждение я тогда испытала! Казалось, плоть орангутанга заполнила меня целиком. Животное было великолепно. Не знаю, сколько времени продолжалось это сладостное безумие, но я успела свыше десяти раз почувствовать невыразимое блаженство, прежде чем Цезарь, судорожно сжав моё возбужденное тело, не испустил фонтан горячей жидкости, которая разлилась во мне, заставив истомно трепетать каждую клетку моего тела. Как это было прекрасно!
«Гамиани, или две ночи сладострастия»
Неизвестный автор
Иоанна каждый день предавалась греху с обезьяной, даже обучила Цезаря куннилингусу. Но идиллия не продлилась долго — в какой-то момент девочку застукали родители и сослали в монастырь.
Повествование снова возвращается к рассказу Гамиани о жизни в этом монастыре. Выясняется, что монашки тут поклонялись Приапу — древнегреческому богу плодородия, которого изображали с огромным членом. В честь него послушницы устраивали оргии, и на одну из них привели живого осла. Этот зверь сильно взбудоражил молодую Гамиани.
В этот момент в зале появился осёл, встреченный криками восторга. Растолкав всех женщин, устремившихся к нему, я первой оказалась подле животного. Дрожащими от нетерпения руками я схватила его мощный член и, подведя его к заветному отверстию, попыталась ввести туда. Но ослиный снаряд оказался настолько велик, что все мои попытки оказались безрезультатны. Тогда я натёрла его мазью, которую мне протянула одна из монахинь. Это помогло, и мгновение спустя я, застонав от боли и страсти, стремительно задвигала бедрами. Мне хотелось, чтобы орудие наслаждения как можно дальше проникло в мое тело, и, несмотря на сильную боль, я все глубже и глубже заталкивала его в себя. Мое наслаждение достигло предела, когда я почувствовала, как густая и горячая жидкость огненной лавой захлестнула меня и обожгла мое чрево. Будто сквозь сон я ощущала, как горячий ручей капля за каплей проникает в глубь моего тела. Любовная нега истомно струилась по моим членам…
«Гамиани, или две ночи сладострастия»
Неизвестный автор
Секс с ослом надолго отпечатался в памяти Гамиани. Покинув монастырь, она стала искать тех же ощущений, однако ни один мужчина не мог подарить их ей. В итоге графиня пришла к выводу, что самые сильные сексуальные потрясения человек испытывает, находясь на грани смерти. Гамиани травит Фанни во время ласк, чтобы дать ей почувствовать это. Но подоспевший вовремя Альсид рушит коварные планы злодейки.
Через неудовлетворённость сексом автор «Гамиани» показывает неудовлетворённость изменениями, которые произошли в мире в первой трети XIX века. Неприкаянная графиня на пару с такой же неприкаянной Фанни — это потерянные герои, пожираемые той самой «чудовищной нравственной болезнью». Так что, несмотря на вызывающую обёртку, «Гамиани» — вполне себе «исповедальный роман».
«Венера в мехах», Леопольд фон Захер-Мазох (1869)
«И покарал его Господь и отдал его в руки женщины» — с такого эпиграфа из ветхозаветной Книги Юдифь начинается роман австрийского писателя Леопольда фон Захер-Мазоха. Идея подчинения женщине стала если не доминирующей в европейской эротической литературе XIX века, то точно расхожей. Можно вспомнить, например, совершенно сумасшедшую «Гинекократию», рассказывающую о том, как автора пытали и насиловали гувернантки.
«Гинекократия», несмотря на свою скандальность, заметного следа в истории, к сожалению или к счастью, не оставила. Вообще, XIX столетие ознаменовалось бумом такой себе эротической — а, точнее, порнографической, — прозы. Её распространению во многом способствовали тематические журналы вроде «Жемчужины» или её правопреемника «Устрицы». Эти издания долго не существовали (культовая «Жемчужина» выходила всего полтора года), но пока жили, исправно снабжали читателей пикантными историями. Их авторы не стремились донести что-то — только возбудить, дать повод излить «густую и горячую жидкость».
«Венера в мехах» не такая. Да, в ней нет философского посыла и как таковых постельных сцен, зато есть психологизм, дотошное описание страданий мужчины, который желает быть униженным. «Венера в мехах» важна для понимания контекста времени и более глубокого осознания того, как изменилась парадигма в эротической литературе позднее.
Главный герой романа — Северин фон Кузимский, одержимый идеей подчинения едва ли не с самого детства. Героя пленит образ властной женщины, и, даже читая Книгу Юдифь, он завидует ассирийскому полководцу Олоферну, которого эта самая Юдифь обезглавила.
Однажды Северин знакомится с Вандой фон Дунаевой (имя героине Захер-Мазох выбрал не случайно — это псевдоним одной из жён автора), тут же принимается называть её своей Венерой и всячески подталкивать к доминированию.
Я был взволнован до истомы, до изнеможения. Близость прекрасной женщины зажигала во мне кровь — я сам не знал, что говорил, помню только, что я целовал её ноги и потом поднял се ногу и поставил на свой затылок.
Но она быстро отдёрнула её и поднялась почти гневно.
— Если вы меня любите, Северин, — быстро заговорила она, и голос её звучал резко и повелительно, — то никогда больше не говорите об этих вещах. Понимаете, никогда! Кончится тем, что я стану в самом деле… — она улыбнулась и снова села.
— Я говорю совершенно серьёзно! — воскликнул я в полузабытьи. — Я так боготворю вас, что готов переносить от вас всё, только бы иметь право оставаться всю жизнь вблизи вас.
— Северин… ещё раз предостерегаю вас…
— Вы напрасно меня предостерегаете. Делайте со мной что хотите, — только не отталкивайте меня совсем от себя!
— Северин, — сказала тем же тоном Ванда, — я молода и легкомысленна — вы серьёзно рискуете, отдаваясь до такой степени в мою власть. В конце концов, вы можете… вы можете в самом деле сделаться моей игрушкой. Кто поручится вам тогда, что я не злоупотреблю вашим безумием?
— Ваше благородное сердце.
— Власть портит, я могу стать заносчивой…
— И будь заносчивой, – воскликнул я, – топчи меня ногами…
«Венера в мехах»
Леопольд фон Захер-Мазох
Ванда, сперва нехотя, но всё же включается в эту странную игру — сама называет Северина рабом, требует подчинения и придумывает изощрённые способы унизить главного героя. Однажды она и вовсе лишает несчастного имени, нарекая Григорием.
Апофеоз их отношений — кабальный документ, отнимающий у Северина все права. Согласно договору, Ванда может делать с рабом всё, что вздумается. Может даже убить, если очень захочет — на этот случай девушка готовит для слуги короткую предсмертную записку. И до того жестокосердная Ванда, после подписания бумаг становится настоящей фурией.
— Теперь игра кончена, — сказала она тоном холодного бессердечия, — теперь это очень серьёзно — слышишь? Глупец, отдавшийся мне — высокомерной, своенравной женщине — как игрушка, в безумном ослеплении! Я смеюсь над тобой, презираю тебя! Ты больше не возлюбленный мой — мой раб, отданный мне на произвол, чья жизнь и смерть в моих руках. О, ты узнаешь меня!
Прежде всего ты у меня серьёзно отведаешь сейчас хлыста, без всякой вины своей,— для того, чтоб ты понял, что ждёт тебя, если ты окажешься неловок, непослушен или непокорен.
И, с дикой грацией засучив опушенные мехом рукава, она хлестнула меня по спине.
Я вздрогнул всем телом, хлыст врезался мне в тело, как нож.
– Нравится тебе это?
Я молчал.
– О, погоди, — ты ещё завизжишь у меня, как собака под кнутом! – и вслед за угрозой посыпались удары.
Удары сыпались мне на спину, на руки, на затылок, быстрые, частые и со страшной силой… я стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть. Вот она хлестнула меня по лицу, горячая кровь заструилась у меня по щекам, но она смеялась и продолжала наносить удары.
– Только теперь я понимаю тебя, — говорила она в промежутках между ударами. — Какое наслаждение иметь такую власть над человеком, и вдобавок над человеком, который любит… ведь ты меня любишь?.. О, погоди! — я ещё терзать тебя буду… с каждым ударом будет расти мое наслаждение! Ну, извивайся же, кричи, визжи! Не будет тебе от меня пощады!..
«Венера в мехах»
Леопольд фон Захер-Мазох
По прихоти Ванды, Северин словно скотина тащит плуг по полю; валяется в подвале; позволяет госпоже складывать на себя ноги, пока ту пишет художник, и бьёт живописца хлыстом на глазах у раба. В итоге Ванда влюбляется в Алексея Пападополиса, греческого, скажем так, кроссдрессера, и желает сама стать его рабыней.
Это обстоятельство так сильно беспокоит Северина, что он даже пытается свести счёты с жизнью. Ярость кипит внутри раба, он угрожает Ванде убить её и… Всё становится нормально. Госпожа, вдруг увидев, как бывший слуга показывает характер, соглашается прекратить жестокие игры. На какое-то время между Северином и Вандой воцаряется гармония. Но через несколько месяцев «Венера в мехах» снова берётся за старое, заставляя своего возлюбленного терпеть удары хлыста уже не от неё самой, но от Пападополиса.
У него сверкнули зубы, и лицо его приняло то кровожадное выражение, которое испугало меня в нем при первой же встрече.
И он начал наносить мне удар за ударом. Так беспощадно, так ужасно, что я съёживался под каждым ударом и от боли начинал дрожать всем телом… даже слёзы ручьями текли у меня по щекам…
А Ванда лежала в своей меховой кофточке на оттоманке, опираясь на руку, глядя на меня с жестоким любопытством и катаясь от смеха.
Нет сил, нет слов описать это чувство унижения, мучения от руки счастливого соперника…
Я изнемогал от стыда и отчаяния.
И что самое позорное, вначале я находил какую-то фантастическую, сверхчувствительную прелесть в своём жалком положении — под хлыстом Аполлона и под жестокий смех моей Венеры.
Но Аполлон вышиб удар за ударом всю эту дикую поэзию — и я наконец, стиснув в бессильной ярости зубы, проклял и сладострастную фантасмагорию, и женщину, и любовь.
Теперь только я вмиг увидел с ужасающей ясностью, куда заводит мужчину – от Олоферна и Агамемнона слепая страсть, разнузданное сладострастие – в мешок, в сети предательницы-женщины… горе, рабство и смерть она несёт ему.
Мне казалось, что я пробудился от сна.
«Венера в мехах»
Леопольд фон Захер-Мазох
Ванда, понятное дело, не первая доминатрикс в истории литературы, а Северин — не первый сабмиссив. Да и флагелляция встречалась в искусстве задолго до «Венеры в мехах». Однако Захер-Мазох — один из пионеров исследования психологических причин перверсии. Его роман, автобиографический отчасти, призван объяснить, что руководит людьми, желающими подчиняться, но также он показывает, как власть над слабым может развращать.
«Жизнеописание блохи», неизвестный автор (1887)
В 1882 году военная академия в Вест-Поинте напечатала на самой дорогой бумаге книгу «1601: разговор у камина во времена Тюдоров». Герои этой маленькой, написанной на староанглийском истории: королева Елизавета I, Уильям Шекспир, Фрэнсис Бэкон, Уолтер Рэли, а также несколько вымышленных дам. Они сидят, собственно, у камина, и вдруг кто-то оглушительно пускает газы. Никто из присутствующих не хочет брать вину на себя, а Рэли так и вовсе делом доказывает, что пердит обычно куда громче.
Слово за слово, беседа становится всё более пикантной: герои делятся друг с другом байками о сексе, людях, наделённых двумя парами яичек и всем таким прочим. Примечательно в этом рассказе — помимо забавной завязки — имя автора. «Разговор у камина» написал Марк Твен и до самого 1906 года отказывался признаваться в этом официально, хотя все вокруг знали. Прямо как с пусканием газов.
Эротическая литература всегда шла бок о бок с сатирической. Посмеяться над письками и жопами любили во все времена, а если к похабным шуточкам добавлялся какой-никакой социальный комментарий — так вообще здорово. «Жизнеописание блохи», автором которого считается лондонский юрист Станислас де Родес, мог и возбудить особенно извращённого читателя из XIX века, и насмешить его. Ну или ошарашить.
Перво-наперво: всё повествование ведётся от лица лобковой вши, поселившейся на ноге 16-летней Беллы. Правда, перспектива в этой истории — штука довольно зыбкая. Блоха каким-то чудом, то ли по задумке автора, то ли по недосмотру, всегда точно знает, что чувствуют люди, за которыми ей приходится наблюдать. Ну да не суть.
В общем, в начале книги юная Белла придаётся пороку со своим ухажёром Чарльзом на скамейке в парке, как вдруг из кустов появляется отец Амвросий, которому такое непотребство претит. Священник сперва угрожает всё рассказать родителям подростков, но потом всё-таки решает не доносить на влюблённых, если Белла посетит святого отца резнице на следующий день. Надо ли говорить, зачем Амвросий позвал девушку к себе?
Священник убеждает Беллу, что она избранная и что только удовлетворяя похоть монахов она сможет искупить свои грехи. Удивительно, но речи Амвросия подросток встречает с восторгом, представляя, как с помощью церкви она удовлетворит все «жаркие и распутные желания». Несчастная блоха, в свою очередь, сокрушается, что столь нежное и невинное на вид создание оказалось столь распутным.
Через неделю после первого секса с Амвросием, Белла снова приходит в резницу, где её ожидают ещё двое монахов. И член каждого следующего — больше члена предыдущего.
Пред её глазами были огромные пропорции его тела и огромный твердый член, который размерами превосходил даже орган Амвросия.
Глядя на него, Белла ощутила, как кровь забурлила у нее в жилах. Несмотря на свою относительную неопытность, она поняла, что ей предстоит неравная битва.
Он торчал, как кол, из облака рыжих волос, и на вершине его располагалась круглая головка с почти незаметным отверстием. Незаметное, но грозное, оно всем своим видом показывало, что в любой момент жидкость может выплеснуться наружу. У основания члена находились два огромных, покрытых волосами шара.
— О! Как же я вынесу это? — засомневалась Белла. — Разве я смогу принять в себя такую штуковину?
— Я войду как можно медленнее, дочь моя, я буду соблюдать осторожность. И, думаю, ты уже достаточно подготовлена теми дарами, которые получила до меня.
«Жизнеописание блохи»
Неизвестный автор
Амвросию, впрочем, не нравится быть третьим, поэтому он вступает в сговор с дядей Беллы, Вербуком. Вместе они насилуют девушку, после чего та, как отмечает блоха, окончательно превращается «в женщину, полную сладострастия и похоти».
Время идёт, Белла, её дядя и Амвросий продолжают греховничать. Но священнику мало одной Беллы — он желает совратить её подругу Джулию, чей отец, Дельмон, желает совратить Беллу (а она и не против). Такие вот нравы.
Амвросий придумывает хитроумный план: сперва Белла должна «вдохновить Джулию на сладкое пробуждение зова плоти», а затем Дельмона нужно вынудить заняться сексом с собственной дочерью. Это, считает священник, каким-то образом откроет заговорщикам «дорогу для удовлетворения своих похотей».
Спустя несколько утомительных и безыдейных постельных сцен, в которых Беллу к её вящей радости то и дело наполняют семенем, злодеи приступают к исполнению задуманного. Дельмон буквально покупает у дяди Беллы право воспользоваться ею, но при условии, что лицо девушки будет закрыто. Таким образом, Амвросий надеется подложить под Дельмона Джулию, предварительно накачав последнюю снотворным. Чтобы не кричала сверх меры.
План срабатывает, и вот уже Дельмон включается в этот фестиваль похоти, по своей воле повторно насилует собственную дочь, в то время как рядом дядя сношает племянницу. Но Дельмону не угнаться за матёрыми прелюбодеями, поэтому, оставив Джулию на растерзание развратникам, он засыпает.
Наконец все участники безобразной оргии угомонились. И тогда привлёк к себе внимание господин Дельмон.
Как я уже упоминала, этот достойнейший мужчина тихо сидел в углу. Его сморил сон, или вино, или то и другое.
— Он не шевелится, — сказал Вербук.
— Нечистая совесть — плохой друг, — заметил Амвросий, вытирая член.
— Дружище, твоя очередь! — продолжал Вербук, тряся перед бесчувственной Джулией своими интимными прелестями. — Иди и насладись подарком.
Он подошел к Дельмону.
— О Небеса! Милостивые Небеса! Что всё это значит? Почему? Как?
Вербук отскочил назад.
Отец Амвросий осмотрел несчастного Дельмона и пощупал пульс.
— Он мертв, — невозмутимо сказал священник и оказался прав.
«Жизнеописание блохи»
Неизвестный автор
После смерти Дельмона Джулия становится второй Беллой — такой же развратной и жадной до плотской любви. Она регулярно принимает участие в оргиях и в целом неплохо проводит время. Но вернёмся к Белле.
Не забыли о двух монахах, с которыми её познакомил Амвросий? Так вот один из них, Климент, обладатель самого большого члена в книге, как-то вечером пробирается в покои Беллы и — это цитата — выпускает ей в рот две чайных чашки семени. Весь этот эпизод сопровождается смешными в своей нелепости репликами героев.
— О, Матерь Божья, какой восторг! Залп! Залп! — завопила Белла. — Я чувствую! О, дайте мне его! Какой поток!
— Бери! — закричал Климент.
«Жизнеописание блохи»
Неизвестный автор
Наконец, Вербук умирает, а его жену отправляют в психиатрическую лечебницу. Оставшись без опекунов, Белла идёт в монахини. Джулия, с позволения матери, следует за подругой. В семинарии, куда девушки заявились после пострига, блоха наблюдает новые сцены разврата, до того противные её вкусу, что она решает просто покинуть Беллу. «Всё то юное очарование, которым я не переставала восхищаться, исчезло, раздавленное мощным сексуальным удовольствием», — сообщает рассказчица, завершая свои мемуары.
«Жизнеописание блохи», несмотря на несколько забавных моментов, книга в больше степени скучная и мерзкая. Её автору не хватает фантазии на действительно изобретательные сношения, а, скажем так, биологическая особенность рассказчика в романе никак не используется (лишь один раз насекомое кусает Амвросия в мошонку). С другой стороны, «Жизнеописание блохи» — яркий пример сатирической порногорафии. Возможно, такой глубокий след в истории, как прошлые книги, он не оставил, но и забывать о нём не надо.
Эротическая/порнографическая литература XVIII-XIX веков — богата и разнообразна. Мы можем вспомнить невероятно популярный «шкатулочный роман» «Ночи в мавританском гареме», в котором один мужчина и девять женщин рассказывают пикантные истории (в том числе, про коня). Или «Грехи городов равнины» Джека Саула — одно из первых гомоэротических произведений. Можно вспомнить ещё очень много текстов, но и те, которые мы рассмотрели в этой подборке, дают примерное представление о нравах двух веков.
Эротическая литература XX века, в основе своей, строится совсем на другом фундаменте, обращается к другим проблемам и пытается донести иные смыслы. Но об этом, а ещё об очень умной похотливой свинье, клипсах на половых губах, куриных яйцах и, конечно, «Эммануэль», мы поговорим во второй части подборки.
