Стремление быть причастным присуще всем людям. Поможет ли понимание этого стремления разобраться с одиночеством, и объяснить, почему упорные преследователи, массовые убийцы и джихадисты обращают свою боль на других людей?
Есть одна популярная шутка про еврейских мамочек. Вы её наверняка знаете. Вопрос: сколько еврейских мамочек нужно, чтобы заменить лампочку? Ответ: «Ничего страшного, я просто посижу в темноте, не беспокойся за меня». В первый раз она смешная, поскольку люди действительно ведут себя так. «Эй, слышите меня! – кричат они. – Игнорируйте меня! Игнорируйте меня!»
Все мы нуждаемся во внимании не меньше, чем в еде. Об этом бессмысленно спорить и это легко понять. Но эта идея, судя по всему, какая-то скользкая – ибо мы никак к ней не привыкнем. Если мы попробуем постоянно помнить о том, что люди нуждаются во внимании, это изменит наше отношение почти ко всему, что они делают – от искусств до преступлений, от романтических отношений до терроризма. Но мы должны это помнить. Только один лишь Facebook собирает и продаёт внимание 1,4 млрд людей ежедневно. Это пятая часть всего населения мира. Это беспокоит некоторых людей, и это – большая перемена. Но мы не будем знать, что с этим делать, пока не поймём, для чего людям нужно внимание.
Внимание означает, что другие люди думают о вас – и если когда-то и существовали люди, не нуждавшиеся в нём, они уже вымерли. «Внимание – один из наиболее ценных ресурсов, существующих у социальных животных», — говорит доктор Джефф Макдональд, психолог из Торонтского университета, изучающий межчеловеческие связи. «Это буквально было вопросом жизни и смерти. У людей, которые плохо себя чувствовали в обществе других, или не ощущали дискомфорта, будучи отделёнными от остальных, не было мотивации совершать действия, необходимые для передачи генов следующим поколениям».
В особенности люди демонстрируют потребность в таком типе внимания, которое психологи называют причастностью. Абрахам Маслов поместил причастность в свою знаменитую иерархию потребностей в 1943 году. В 1995 Рой Баумейстер и Марк Лири сделали в своей работе «Потребность к причастности» вывод, что исследования действительно показывают – у каждого человека есть «сильное желание формировать и поддерживать межличностные привязанности». В частности, они определили, что причастность означает получение положительного внимания от хорошо знакомых людей.
И это нетрудно понять. Если кто-то думает о вас в положительном ключе, он с большей вероятностью будет сотрудничать с вами. Или даже спариваться, если вам повезёт. Но его мнение имеет значение, только если он проводит с вами много времени, поскольку это делает его представление о вас более точным, а безопасным считается только точное одобрение. «Если вы считаете, что вас признают по ложным причинам, это может вызвать у вас беспокойство», — говорит Макдональд.
Люди, не ощущающие причастности, ужасно страдают и испытывают трудности со здоровьем, сравнимые с курением или ожирением. А это 18% взрослых британцев, из которых 4% сообщают, что ощущают себя одинокими всегда, а 14% — часто. Это вывод прошлогоднего исследования, проведённого Британским Красным Крестом. Количество одиноких людей Британии превышает всё население Лондона. Сейчас эта проблема стала достаточно очевидной для правительства, чтобы назначить так называемого «министра по одиночеству» Трэйси Крауч.
Слово «одиночество» хорошо описывает чувство, но не причину, которая на самом деле имеет мало общего с нахождением в одиночку. Согласно отчёту, лишь 22% людей, живущих в одиночку, чувствуют себя одинокими всё время или часто – а это не сильно больше общегосударственных 18%. Среди людей в возрасте от 16 до 24 лет, с другой стороны, эта доля составляет уже 32%. И это не должно вас удивлять. «Обычно одиночество зависит больше от отсутствия близких связей, чем от отсутствия социальных контактов», — писали Баумейстер и Лири. Одиноким людям, короче говоря, не хватает положительного и точного внимания.
Так почему бы им не попросить этого внимания? Потому, что внимание можно получать только в сознании других людей, а высококачественного внимания силой не получишь. «Говоря антропологическим языком, это экономика дарения», — говорит доктор Эмми Полард из Фонда психического здоровья (ФПЗ), благотворительной организации, проводящей кампании против одиночества. «Вы создаёте узы обоюдности, откуда и проистекает причастность». Это значит, что у вас будет лишь столько высококачественного внимания, сколько люди захотят вам дать. А если вы просите большего – требуете внимания к себе – это сигнал того, что они не хотят уделять вам много внимания. Это нечестно, и ненадёжно (люди могут неправильно оценить вас). Но идея того, что одинокие люди не заслуживают внимания, понятна нам инстинктивно – как в тех случаях, когда мы видим, как в одном ресторане пусто, а в другом, соседнем с ним – полно народу.
Некоторые одинокие люди сами приходят к выводу, что они недостойны внимания, и ещё больше отдаляются от мира. Другие ищут чувства причастности и не всегда наилучшим образом. Если слишком открыто стремиться к положительному вниманию, можно прослыть «нарциссом«. Если искать внимания ваших родственников, всем своим видом демонстрируя желание быть игнорируемым, попадёте в шутку про еврейских мамочек. Существует много способов спрашивать, не спрашивая, если вы готовы их видеть. Почему, к примеру, не принято говорит о том, что люди, вредящие себе, или страдающие анорексией, могут хотеть внимания? Разве этот источник боли недостоин серьёзного отношения?
Один из способов получения внимания – заниматься чем-то, что привлекает внимание: искусство, политика, преступления, возможно, журналистика – но цель у этого, судя по всему, другая. А цель имеет значение. Иначе вы рискуете заслужить презрительную славу людей, «известных своей известностью».
Когда Джэйми Джуит стал участником телешоу «Остров любви» на канале ITV2 в июле прошлого года, он страдал от депрессии. Он был успешной моделью в Нью-Йорке, а затем вернулся в Эссекс, чтобы жить с родителями, и несколько лет ничем не занимался. Его семья заставила его принять участие в шоу, когда ему было 27, надеясь, что это мероприятие выведет его из оцепенения.
В модельном бизнесе, как объясняет Джуит, попивая кофе, без Instagram никуда. «Не получите работу, — говорит он, — если у вас не будет фоловеров». На практике для модели это сделать довольно просто: подпитывайте аппетит публики тщательно срежиссированными фотографиями. Со временем Джуит набрал 13000 фоловеров. Он наслаждался их комплиментами и обменивался с некоторыми из них сообщениями. Это было похоже на дружбу. «Вы убеждаете себя, что это всё по-настоящему, — говорит он, — но разницу уловить так сложно». Он обнаружил, что мечется между всплесками активности и виноватым молчанием. «Я чувствовал себя лицемером, предателем. По большей части из-за этого я стал несчастным. Чувствуешь себя в изоляции, и не знаешь, почему».
По прибытию на «Остров любви» все участники должны сдать смартфоны. Внутри нет телевизоров, планшетов, никакого контакта с внешним миром. «Приходится разговаривать с людьми, — говорит Джуит. – Узнавать их, заводить друзей». Чего зрители шоу не видят, так это многих часов активного общения. «На наших с Камиллой свиданиях мы разговаривали только о книгах, — вспоминает Джуит, — и ничего этого в эфир не попало! Люди не хотят слушать эту ерунду, не так ли?»
Забавно, что для возобновления настоящей жизни Джуиту понадобилось телешоу. «Через пару дней я мог проснуться утром и почувствовать нереальное облегчение, — говорит он. – Это было невероятно. Старт с чистого листа. Грустно сознавать, что я мог сделать это в любой момент жизни, не приходя на шоу». Сегодня они с Камиллой всё ещё вместе, а участники шоу остаются близкими друзьями.
Теперь у Джуита 801000 фолореров в Instagram, и он в основном рекламирует что-то полезное. И эти посты не очень популярны. «Когда я пишу о чём-то важном для меня, я теряю порядка тысячи фоловеров», — говорит он. Пока что он потерял порядка 20000 от максимального количества, которое набралось во время его участия в шоу, и научился испытывать от этого процесса странное удовлетворение. «Ничего другого мне и не нужно, — говорит он, — потому что я хочу, чтобы мои фоловеры знали, кто я есть, и любили меня за то, что я такой. Я стараюсь показать более реальную версию самого себя».
Очарование соцсетей в том, что там, в отличие от реальной жизни, есть время на враньё. Возможности получения положительного влияния огромны, но за это приходится расплачиваться точностью. «Когда вы представляете миру отредактированную версию себя, любое получаемое вами одобрение не относится к вам целиком и полностью», — говорит Макдональд. Как обнаружил Джуит, это разъедает ваше чувство причастности.
Нам пока неизвестно, делают ли соцсети людей одинокими. Даже если и так, нужно помнить, что они подходят также и для поддержки существующей дружбы. Но в опросе, проведённом в прошлом месяце, ФПЗ обнаружил, что 30% молодых шотландцев считает, что соцсети вызывают у них чувство изоляции. В отчёте от 2015 года Международной программы по оценке образовательных достижений учащихся (англ. Programme for International Student Assessment, PISA) показано резкое падение в развитых странах с 2012 года количества детей, утверждающих, что они «легко заводят новых друзей в школе». Люди, больше всего использующие интернет, чаще всего говорят об ощущении одиночества – однако нам неизвестно, что тут причина, а что – следствие. Также нам неизвестно, какой процент времени они проводят в соцсетях.
Даже если время вне интернета и полезно для вас, оно тоже может приводить к стрессу, в результате чего люди решают спрятаться за своими экранами. «Я всегда говорю своим студентам, — говорит Макдональд, — жаль, что в реальной жизни у нас нет кнопки ‘backspace’. Но её нет. Однажды сказанного не воротишь. Такой контроль нам недоступен». Иначе говоря, до недавнего времени большинство людей были слишком неуклюжи в социальном плане, чтобы казаться кем-то другим.
Для некоторых людей, особенно тех, кто испытывал трудности при взрослении, этот стресс может оказаться невыносимым. Укоренившееся мнение о том, что они недостойны хорошего, создаёт одиночество и жажду внимания, которую они пытаются удовлетворить. В особенно отчаянных случаях они даже пытаются заставлять других людей замечать их, считая, что ненависть лучше безразличия. Эти люди несчастны и могут быть опасными. Они идут на преступления ради внимания.
В широком смысле упорных преследователей (сталкеров) бывает два вида. «Один из них находится в поисках интимных отношений, — говорит доктор Брайан Спитцберг, ведущий специалист по сталкингу в государственном университете Сан-Диего. – Они пытаются вернуть отвергнувшего их человека». Такие люди часто находились в отношениях со своей жертвой, и не могут принять их окончание. «Они пребывают в уверенности, что этот человек нужен именно им. Они чувствуют себя пострадавшими и отвергнутыми, но это всё происходит из-за жажды внимания, которого они, по их мнению, заслуживают».
Другой тип он называет «преследователями публичных персон». Они обычно незнакомы лично со своей жертвой, но докучают им с тем, чтобы достичь какой-то цели. «Им нужно, чтобы что-то произошло – то, что, по их мнению, публичные персоны не делают, — говорит Спитцберг. – Некоторым из них необходимо, чтобы кто-то влиятельный обратил на них внимание».
Сталкеры часто страдают от одиночества. Однако поиски внимания не часто считаются их главным побудительным мотивом. Желания сталкера кажутся очевидными: стать частью жизни жертвы. Их поведение иррационально; оно только отталкивает их жертву от них, но сталкер продолжает настаивать на том, чтобы женщина (а в трёх четвертях случаев жертва именно женщина) передумала, или продолжает свои попытке с целью отомстить. И он, разумеется, становится довольно большой частью жизни жертвы.
Кроме твёрдого отказа большая часть экспертов рекомендуют игнорировать сталкера. Они действуют на основании представления, которое Спитцберг описывает, как «любое внимание – это всё-таки внимание». Учитывая это, поведение сталкеров уже кажется наполовину рациональным для человека, отчаянно ищущего чувство причастности. Конечно же, большая часть сталкеров здорова психически – по крайней мере, по заключению психиатра. Согласно Спитцбергу, не более чем в 30-50% случаев сталкинга, закончившихся уголовными делами, можно было поставить какой-то клинический диагноз. А среди сталкеров, жаждущих интимных отношений, этот процент ещё меньше. «Большая часть случаев сталкинга, где люди добивались интимных отношений, не чужда практически никому из нас, — говорит Спитцберг, — если нами встретится не тот человек не в тех обстоятельствах».
К сожалению, некоторым людям кажется, что их не просто игнорирует их бывший партнёр, а изгнал целый мир. Для них жизнь практически без внимания – чистая пытка. Недавнее исследование рабочей обстановки в Канаде обнаружило, что к остракизму люди относятся хуже, чем к отрицательному вниманию или к агрессивному поведению. Работа профессора Кипа Уильямса из Университета Пердью в Индианаполисе показывает, как остракизм причиняет боль и может привести к асоциальному поведению. Ещё одно исследование Марка Лири показывает, что это – ключевой фактор, приводящий к стрельбе в школах.
Как и сталкинг, подобное преступление кажется совершенно иррациональным. Обычно достаточно охарактеризовать убийцу как обозлённого или безумного человека. Но они всегда одинокие. Массовые убийцы любят оставлять записки, объясняющие их чувства. Чо Сын Хи (массовый расстрел в Политехническом университете штата Виргиния 2007 года) заявлял, что сталкивался с агрессивным поведением, что удивило знавших его людей. Эллиот Роджер (Айла-Виста, 2014) писал: «Я чувствовал себя подавленным, поскольку мне хотелось секса, но я чувствовал, что недостоин этого». Между ними часто проявляется гротескное чувство причастности. Ли Вестер Флэнаган (Монита, 2015) был фанатом Чо. Матти Юхани Сари (Каухайоки, 2008) и Пекка-Эрик Аувинен (лицей Йокела, 2007) обменивались видеороликами на YouTube. Аувинен цитировал манифест «мучеников Эрика Харриса и Дилана Клиболда» (школа Колумбайн, 1999), которые также вдохновили Тодда Камерона-Смита (Альберта, 1999), Адама Питера Лэнзу (школа Сэнди-Хук, 2012) и всех остальных. Естественно, если бы они никого не убили, мы бы обратили меньше внимания на их чувства.
Было время, когда массовых убийств почти не было. Оружие было. Бомбы, ножи и фургоны были. Были и жестокие, больные люди. В сегодняшнем мире в среднем меньше насилия, чем было раньше. Однако массовых убийств становится всё больше. Исследование Гарвардской школы здравоохранении обнаружило, что в США массовые убийства с числом жертв не менее четырёх за период с 1982 по 2011 года происходили в среднем каждые 200 дней. Затем, в период с 2011 по 2014 – в среднем каждые 64 дня. Восемнадцать из тридцати убийств с наибольшим количеством жертв в США с 1949 года произошли за последние 10 лет, включая и пять наихудших.
Как ещё назвать эти преступления, кроме как преступлениями на почве отсутствия внимания? Их снимали на камеры, затем на телефоны. Смотрели вживую по всему миру. Они хранятся на Википедии и YouTube для потомков. Где можно было бы найти копию манифеста убийцы в 1990 году, кроме как на видео? Правда в том, что если вы достаточно сильно захотите, чтобы мир обратил на вас внимание, вы сможете добиться этого хоть завтра. Это легко. А до появления интернета это было сложнее.
Джихадисты тоже любят оставлять свои речи, но заявляют о более возвышенных мотивах. Их массовые убийства, по их словам, являются частью плана по достижению рая и триумфа их верований. Но мало у кого из них жизнь была такой же благочестивой, как те цели, ради которых они умерли. Шезад Танвир, один из тех, кто взорвал бомбы в лондонской подземке в 2005 году, тайно встречался с девушкой. Амеди Кулибали, совершивший нападение на кошерный магазин в Париже, хранил на компьютере педофильские материалы. Судя по интервью аналитического центра Demos с 62 бывшими джихадистами в 2010 году, у них «было более упрощённое, неглубокое представление об Исламе, чем у радикалов, не прибегавших к насилию». Кажется ли вероятным, что к насилию они прибегли из-за своей приверженности к священным книгам? Или же более вероятно, что их насилие, которым одержим мир, питалось жаждой внимания, которую они выдавали за фанатизм?
Тяжело представить, как преступления на почве отсутствия внимания могут исчезнуть, но может помочь признание их природы. Возможно, тогда мы прекратим награждать поведение преступников таким количеством внимания, к которому они стремятся. Есть и другие простые решения кризиса внимания. Различные мероприятия, направленные на повышение социализации, могут улучшить доступ к качественному вниманию, помогая людям поближе познакомиться друг с другом. В итоге мы можем прийти к тому, чтобы от людей стали требовать выполнения минимальных еженедельных норм общения в офлайне. Если мы будем более свободно рассказывать о своих поисках внимания, то, возможно, мы, наконец, получим то внимание, которого добиваемся.
Источник
