Если у кого-то есть желание раздвинуть собственные читательские горизонты, испытать свой мозг на прочность или просто скоротать год до выхода новой книги главного русского постмодерниста, этот список для вас.
Ну, что же теперь, а?
Начнем с относительно простого.
Думаю, почти все что-то слышали о книге, а многие наверняка смотрели срежиссированную Стэнли Кубриком великолепную экранизацию «Заводного апельсина». Киноверсия вышла такой удачной, что практически затмила первоисточник за авторством англичанина Энтони Берджесса, за что с годами его первоначальная благосклонность к работе гениального режиссера постепенно сменилась все нарастающим презрением. Но, как это часто бывает с экранизациями, авторское видение авторскому видению рознь, и некоторые акценты действительно были расставлены иначе. А что же книга? Роман Берджесса – это невероятный, броский, запоминающийся tour de force, и, кажется, сейчас самое время стряхнуть с него пыль.
Наш рассказчик, Алекс — совершенно отмороженный и склонный к насилию подросток, в чьем желании поведать читателю обо всех своих изуверствах и бесчинствах можно даже не сомневаться. Он просто упивается своей безудержной вседозволенностью, но в какой-то момент удача подводит его, и он сначала оказывается в тюрьме, а затем проходит через экспериментальную процедуру по «корректировке поведения». Конечно, думать, что его злоключения на этом окончатся, было бы наивно.
Внутри невероятно динамичной конструкции из запредельного насилия и черного юмора Энтони Берджесс мастерски прячет глубокомысленную антиутопию об извечном конфликте между правящей элитой и молодыми, не знающими, куда направить свою бушующую энергию, бунтарями, а также, о концепции свободы выбора, в целом.
Само собой, невозможно оставить без внимания выдуманный автором для подростковых банд альтернативного будущего особой слэнг «надсад» – смесь русского и английского языка, приправленную щепоткой молодежного жаргона начала шестидесятых годов. Русскоязычный читатель, несомненно, имеет тут преимущество, потому что довольно быстро узнает большинство слов среди закорючек транслита. А вот для читателей со всех остальных сторон света, особенно смельчаков, не подсматривающих в заботливо составленные энтузиастами глоссарии, этот формалистский прием представляет отдельную трудность. (Но, возможно, и среди вас есть те, кто не ищет легких путей и хочет получить опыт, максимально приближенный к задумке автора? Специально на такой случай существует перевод Евгения Синельщикова, в котором он заботливо и старательно проделал «обратный перевод» надсада!)
И все же, несмотря на ряд весьма жестоких сцен, довольно глубокий посыл и языковые игры, книга читается на одном дыхании*, а ее мерзкий главный герой каким-то парадоксальным образом западает в читательскую душу, за счет одной только силы своей харизмы навсегда увековечив себя в пантеоне самых ярких персонажей мировой литературы.
* Всю динамику и бьющую, будто высоковольтный разряд, концовку напрочь убивает последняя, 21-ая глава. В изначальном американском издании ее не было. В английском – была. По крайнее мере, в части русских – ее очень ловко выделили в отдельную, четвертую часть романа. Берджесс то говорил, что и сам считал ее излишней и согласен с избавившимся от нее американским редактором, то – что она необходима для более четкого очерчивания посыла произведения тому читателю, кто воспринял «Заводной апельсин» исключительно, как аттракцион для взрослых. Правду мы вряд ли узнаем, и, как истинный комплитист, я не могу советовать совсем ее не читать. Но сделайте себе одолжение: достигнув апогея финальных строк предпоследней, двадцатой главы, прервитесь на симфонию Бетховена или хотя бы пару стаканов молока, отдышитесь – и прочитайте завершающую главу, как ни к чему не обязывающий эпилог.
Другой роман, повествующий, схожим образом, о сложной, но релевантной всегда и везде динамике между правительством, юными революционерами и самой идеей Свободы, переносит нас из Туманного Альбиона в вымышленную страну «Винляндию», штат Калифорния. Все верно, я был бы не я, если бы и теперь не воспользовался возможностью предложить вам почитать Томаса Пинчона.
Зойд Коллес более-менее тихонько живет себе в когда-то облюбованной последними идейными хиппи глуши на Западном побережье США. Главные его заботы – это как получить очередную выплату по недееспособности в связи с психическими проблемами, и как в одиночку воспитывать несовершеннолетнюю дочь. Но все кардинально изменится, когда в жизни Зойда вдруг объявится погрязший в самоуправстве, совершенно неконтролируемый федеральный обвинитель Бирк Вонд, к которому когда-то сбежала его жена. На этот раз, преследующий какие-то свои туманные цели Вонд решил лишить Зойда последнего дорогого, что у него осталось – его дочери. Герои, не теряя ни минуты, пускаются в бега, впереди их ждет множество запоминающихся локаций и десятки колоритных персонажей, а читателя — немало секретов из прошлого персонажей.
Как и его коллега из Великобритании, Пинчон, чьи предки когда-то приплыли оттуда покорять новые земли, под оберткой очень увлекательной, запутанной во времени, пространстве и сюжетных пластах истории о повзрослевших бунтарях из середины восьмидесятых задает крайне серьезный вопрос: где должна проходить граница дозволенного для жаждущих перемен протестующих; и где должна проходить эта граница для пытающихся сохранить текущий статус-кво силовых структур?
В книге также нашлось место сложным взаимоотношениям уходящих своими родословными на несколько поколений в прошлое американских семей, хиппарским тусовкам, экскурсу в чудесный мир проплаченного спецслужбами кинематографа, залихватским приключениям в предстающей здесь просто каким-то царством поп-культурных отсылок Японии, самому настоящему сверхъестественному в довольно нетривиальном для писателя ракурсе, само собой шпионажу и конспирологии, и даже наконец-то НЛО.
По меркам самого Пинчона, это не очень сложный роман, но, поминая вот этот прошлогодний гид, я бы рекомендовал читать его уже после «Радуги тяготения». Да, с одной стороны, это в каком-то смысле более упрощенный ремикс части ее идей и концепций (что, надо понимать, и является причиной довольно прохладного отношения многих поклонников писателя к этой книге), но внимательный читатель имеет шанс открыть для себя чрезвычайно любопытный дополнительный слой и даже отыскать кое-какие подсказки для толкования ключевой работы автора.
Думаю, самое время добавить масштаба. «Бесконечная шутка» — это кирпич на 1200 страниц за авторством Дэвида Фостера Уоллеса, к концу девяностых ставшего настоящей новой надеждой современной американской литературы. Забегая вперед, у этой истории, к сожалению, грустный конец – в 2008-м году сорокашестилетний писатель покончил с собой, не дописав свой следующий большой роман. Но «Шутка», в любом случае, уже стала классикой и совсем недавно была вновь переиздана на русском языке.
Роман написан просто потрясающе, и, несмотря на то, что Уоллес – графоман, его очень увлекательно читать и перечитывать (что, уверен, каждому читателю наверняка захочется сделать еще хотя бы раз). В основе этого произведения аж сразу три чисто оскарбэйтовских крючка: а) как тяжело живется профессиональным спортсменам (в данном случае, речь идет о теннисной академии, учеником которой является главный герой Хэл), б) уродство и физиологические отклонения, и в) вред наркомании, понятненько? Причем, автор, нисколько не стесняясь, взваливает, аки атлант, на свои плечи дидактическую задачу, начинает безостановочно вдалбливать ее в читателя, будто книга по саморазвитию, и тычет его носом в ключевые тезисы, пока кровь не польется. В свою очередь, крепчайший и очень увлекательный сюжет о поисках спецслужбами предположительно снятого отцом Хэла, лишающего каждого, кто его посмотрит, воли фильма, — сюжетный стержень, на который нанизывается все это просветительское безобразие, в какой-то момент вынимается из своих опор и применяется для того, чтобы со всей дури заехать читателю по коленям. ДФУ вообще большой приколист: он использует повествовательные средства постмодернизма, чтобы отменить постмодернизм, и использует развлекательную составляющую литературы, чтобы ее, развлекательную составляющую, девальвировать. И это все очень круто, как артистическо-идеологическое высказывание, но если вы не очень любите произведения искусства, жертвующие фабулой в угоду подобным экзерсисам, вас ждет суровое испытание. Но у всего этого есть неожиданная оборотная сторона: Уоллес создал удивительное саморазвивающееся полотно, и даже спустя месяцы после прочтения, прямо по заветам Дэвида Линча, с творчеством которого у «Бесконечной шутки» гораздо больше общего, чем может показаться на первый взгляд, роман продолжает жить и разрастаться в сознании читателя, постоянно раскрывая новые сюжетные вариации и смысловые толкования.
Хотя «Шутка» написана гораздо более простым языком, я вполне понимаю, почему ее часто упоминают в одном предложении с «Радугой Тяготения», и дело не только и не столько в схожей конструкции двух романов, сколько в том, что Уоллес пытается вступить в прямой диалог с Пинчоном. И не с ним одним. Книга также изобилует отсылками и заигрываниями с «Заводным апельсином». Все дело в том, что в своей работе Уоллес постулирует, что ирония и ультранасилие, тенденцию сначала к популяризации, а затем и к злоупотреблению которыми задали соответственно шедевры Пинчона и Берджесса, изжили себя и им на смену должно прийти что-то иное, более человечное и искреннее. За это его до сих пор пытаются превратить в своебразного пророка метамодернизма, но это тема для отдельного разговора. Гораздо любопытнее, что «Бесконечная шутка» позаимствовала очень многое и из «Винляндии». И, если, касаемо «Радуги», все это действительно очень походит на осознанный диалог, то в случае следующего романа Пинчона, вышедшего уже во время написания Уоллесом своего магнум опуса, больше похоже, что яркие образы и сюжетные элементы неосознанно перекочевали из новой книги так любимого Уоллесом автора в его собственную.
А теперь давайте перейдем к другому большому и важному роману, который вышел всего на год раньше «Шутки» и тоже не хотел иметь отношения к постмодернизму, при этом, гениально используя все его формалистские приемы.
«Тоннель» — это впервые изданный на русском языке в прошлом году роман менее известного широкой публике американского писателя второй половины ХХ века Уильяма Гэсса. Он повествует о том, как профессор истории Уильям Колер, написав, мягко говоря, весьма провокационную книгу о нацистской Германии, решил добавить к ней предисловие, но что-то пошло не так. Предисловие выходит длиной в еще одну книгу, ему не видно конца и края, автор начинает ехать крышей, а вместе с ним и читатель.
Книга «Тоннель» — и есть то самое предисловие. Замени на обложке фамилию Гэсс на фамилию Колер, и ничего не изменится. В этой книге есть все: рассуждения о философии, поэзии, истории и природе человека; воспоминания из детства и взаимоотношения с коллегами по университету; максимально откровенный взгляд на мужскую физиологию и кризис среднего возраста – и все это перемешано в нелинейном водовороте сумбурной человеческой памяти. А еще, Колер люто ненавидит жену и домогается своих студенток.
Да, Уильям Колер – чрезвычайно неприятный тип, а «Тоннель» — окно в его внутренний мир, заглянув в которое вам захочется поскорее все это развидеть, но будет уже поздно.
«Тоннель» местами невероятно тяжело читать, потому что это не просто написанный с доскональным пониманием темных сторон человеческой души портрет негодяя, какого-то злодея из голливудского блокбастера. Отнюдь. Гораздо страшнее то, что безумно талантливый Гэсс с почти академической точностью выписывает образ самого обычного, рядового мужика; тихони, которым запросто может оказаться ваш сосед или друг. А если уж вам не посчастливится узнать в Уильяме Колере какие-то свои черты… (и не торопитесь отмахиваться – как выяснилось, это гораздо проще, чем кажется).
За семьсот страниц читателю не один раз покажется, что его протаскивают через жернова настоящей психологической пытки, но это не значит, что книга на сто процентов состоит из чернухи. Есть тут и комичные, и глубокомысленные, и даже романтичные сегменты. Уильям Гэсс в своей способности контролировать форму произведения вплотную подбирается к Джойсу и Пинчону, и он прекрасно понимает, как нужно выдерживать баланс в художественном произведении.
Местами будет тяжело, но если вы не сломаетесь и дочитаете «Тоннель» до конца, вы имеете возможность приобрести совершенно уникальный читательский опыт, и, возможно, даже стать немного лучше. Лично мне, спустя всего несколько месяцев, уже хочется прочитать роман снова, но, на этот раз, беспорядочно перетасовав между собой его страницы, как этого изначально хотел автор.
Отдельно хочется отметить то, какое внимание уделяет Гэсс непосредственному расположению текста на странице. Формируя свою собственную методологию где-то на стыке комиксов и поэзии, ему удается превратить и без того сильнейший текст в настоящее произведение искусства, которое совершенно точно не оставит равнодушным никого.
В завершении нашего небольшого путешествия давайте вернемся на восточное полушарие и заглянем во Францию.
В 2005-м году на русском языке вышло замечательное издание «Романесок» талантливейшего писателя и гениального режиссера Алена Роб-Грийе. (Несмотря на то, что минуло уже семнадцать лет, на момент написания данной статьи, книгу все еще можно найти в продаже; ну, или взять в библиотеке.) Ален Роб-Грийе приобрел первую известность в пятидесятые годы прошлого столетия, когда параллельно с еще несколькими французскими писателями попытался переизобрести романную форму (а набор его эссе, так называемый манифест, на заданную тематику и вовсе был опубликован под названием «За новый роман»). Среди примеров того, как он подходил к этой непростой задаче – отказ от сюжета и персонажей в их традиционном понимании и помещение в центр повествования обычных предметов. Знаю, звучит не очень увлекательно, но это тот случай, когда мастерское умение складывать буквы в слова может сделать интересным что угодно.
Тем не менее, вдоволь наэкспериментировавшись, ближе к концу своей писательской карьеры он не то, чтобы совсем вернулся, но, скорее, повернулся лицом к более традиционной художественной форме и написал «Романески». Романесками Роб-Грийе назвал опубликованную с 1985-го по 1994-й год полуавтобиографическую трилогию, состоящую из произведений «Возвращение зеркала», «Анжелика, или Очарование» и «Последние дни Коринта».
По сути, это, как и «Тоннель», одна большая книга, в которой автор позволяет себе очень изящно говорить на совершенно любую интересующую его в эту минуту тему. But, как сказал другой гений, who is the dreamer?
Действительно, первая книга начинается, как вполне стандартная автобиография, но довольно быстро становится понятно, что все немного сложнее. Роб-Грийе начинает отвлекаться то на, очевидно, вымышленные вставки, то на философские размышления, рассказывать весьма провокационные подробности о своей личной жизни, ассоциировать себя с вроде бы реально существовавшим офицером Второй мировой войны, по совместительству являвшимся одним из персонажей его романа «Воспоминания золотого треугольника», и задваивать персонажей, в конечном счете, напрочь размыв границы между правдой и вымыслом.
На более чем четырехстах страницах порой печальной, порой ироничной, порой откровенно жуткой, но всегда очень искренней и безупречно написанной прозы читателю предоставляется уникальная возможность взглянуть на внутренний мир одного из самых значимых творцов ХХ века, по праву занявшего почетное место в истории мирового искусства.
Помимо самих «Романесок», в издание также вошли написанный Роб-Грийе сценарий великого и обязательного к просмотру фильма «В прошлом году в Мариенбаде» и сборник эссе «За новый роман». 18 августа этого года исполняется сто лет со дня рождения скандально известного француза, а книга, парадоксальным образом, является как замечательным подведением итогов всего творческого пути автора, так и отличной отправной точкой для знакомства с его работами. Ну чем не повод дать ей шанс?
Если вас заинтересовали эти или подобные книги, но вы опасаетесь, что не сможете сами в них разобраться, или просто хотите обсудить их в кругу единомышленников, милости просим в наш книжный чат infinite read, где мы читаем и обсуждаем сложносоставную литературу вместе.
15 августа мы как раз начинаем «Романески».
