Человек, подаривший нам грёзы о «консенсуальной галлюцинации».
Каждый фантаст, пишущий про будущее, однажды рискует получить ярлык: «провидец». Жюль Верну, например, такой достался за предсказание самолёта, вертолёта, телевидения и ещё нескольких важных устройств. Герберту Уэллсу его навесили за довольно точное описание быта людей будущего: платные автобаны, посудомоечные машины и центральное отопление. Но Уильям Гибсон, о котором мы поговорим сегодня, получил его за то, что первым описал мир, у которого есть второе цифровое измерение — киберпространство.
Свой ярлык Гибсон носить отказывается. Во-первых, потому что ему плевать, насколько точно фантастика описывает будущее. А, во-вторых, он просто не любит их — ярлыки, ведь они словно надгробный камень, подводят итог. А Гибсон слишком часто менялся, чтобы объявлять себя статичной субстанцией.
Из уважения к писателю, никаких итогов в этой статье мы подводить не будем, лишь посмотрим, как метаморфоза его жизни изменила фантастику, породив жанр «киберпанк».
В своих произведениях Гибсон описывает мрачное будущее. Но мало кто знает, что оно — не столько реальное беспокойство за судьбу планеты, сколько отражение безрадостного прошлого писателя. Он родился в Южной Каролине, в маленьком городке под названием Конуэй, куда его родители любили ездить в отпуск. Отец будущего писателя работал менеджером в крупной строительной компании.
Они строили что-то для атомной промышленности. У нас была коробка из-под сигар, наполненная странными идентификационными бейджами, которые отец носил, а истории о мерах безопасности научных комплексов, пропитанные паранойей, были частью нашей семьи.
Когда Уильяму исполнилось шесть лет, его отец скончался — подавился в закусочной. Никто из людей, бывших тогда рядом, не знал, что сделать, чтобы спасти его — метод Геймлиха изобрели лишь 20 годами позже. Это событие изменило жизнь мальчика. Вместе с матерью он переехал в маленький городок Уайтевилл на юго-западе Вирджинии, куда уходили корни его семьи. Место было тихое и немного отсталое. Про современные технологии жители слышали, но не доверяли им.
Я убеждён, что именно травма от гибели отца, а также ощущение ссылки в место, увязшее в прошлом, подтолкнули меня к знакомству с научной фантастикой. Я стал замкнутым ребёнком, типичным книжным червём — большинство американских писателей фантастов когда-то были такими. Я одержимо заполнял полки книгами в мягкой обложке и толстыми журналами-антологиями, мечтая, что и сам когда-нибудь стану писателем.
Можно только гадать, о чём Гибсон писал бы, иди жизнь своим чередом. Возможно, это была бы классическая фантастика. Но в 13 лет в поисках романов Эдгара Берроуза («Тарзан», «Принцесса Марса») он наткнулся на томик его однофамильца — Уильяма Берроуза. Так началось знакомство будущего писателя с литературой бит-поколения. Следом за Берроузом он открыл для себя Джека Керуака и Аллена Гинзберга.
Я читал это, ну или пытался читать, не имея ни малейшего понятия, о чём там вообще говорилось. Но эффект был. В течение нескольких последующих лет я стал, как говорят у нас дома в Вирджинии, «пациентом ноль» того, что позже назовут контркультурой. В то время я и не подозревал, что миллионы других детей проходят через ту же метаморфозу.
Мать Уильяма страдала от хронических приступов тревоги и депрессии и не знала, как повлиять на сына, чтобы он не закрывался в своей скорлупе. Поэтому, когда парню исполнилось 15 лет, она отправила его в частную школу для мальчиков в Аризоне. Там у него не было другого выбора, кроме как научиться общаться с людьми. Сам Гибсон позже оценивал это решение, как «нехарактерное для матери проявление здравого смысла в вопросах воспитания».
Но Уильяму было не суждено доучиться. Когда ему исполнилось 18 лет, его мать умерла. Потрясённый, Гибсон бросил школу и стал скитаться по Америке и Европе, всё больше погружаясь в контркультуру. В 19 лет он бежал от военного призыва в Канаду и с тех пор так там и живет.
Я пришёл на призывной участок и сказал, что моя единственная цель в жизни — принять каждое психотропное вещество, какое только есть. И мне разрешили уйти. Мне повезло со временем, потому что если бы я пришёл на призывной участок с той же идеей двумя годами позже, мне бы ответили: «Не волнуйся, сынок, мы сделаем из тебя человека». И меня бы после этого даже из здания не выпустили.
В Канаде Гибсон встретил свою будущую жену, там же он поступил в университет, когда понял, что быть студентом-отличником и получать стипендию в Канаде легче, чем работать. И там же в 1977 году он написал свой первый рассказ «Осколки голографической розы». Читая его, сложно удержаться от проведения параллелей с детством писателя.
Главный герой рассказа, живущий на развалинах старого мира, прячется от реальности в устройстве «Вероятностного сенсорного восприятия» (ВСВ), воспроизводящем ощущения другого человека: хочешь почувствовать себя йогом, разминающимся на пляже — просто вставь нужную кассету. И лишь перепады напряжения в сети ненадолго возвращают его в реальный мир.
Зависимость мира будущего от японских корпораций, человечество, растворяющееся в технологиях, классическая комбинация «high-tech, low-life» — всё, что однажды будет ассоциироваться с жанром «киберпанк», уже было в «Осколках голографической розы», пусть пока ещё и без киберпространства.
Для Гибсона это была разминка, набросок задуманной картины простым карандашом. Он мечтал сделать в литературе то, что до него не делал никто — изобразить мир будущего, люди которого объединены общей цифровой галлюцинацией (или «консенсуальной галлюцинацией», как говорит Гибсон).
Мне нужно было свое пространство в научной фантастике. Космические корабли уже набили оскомину и меня они не цепляли. Так что мне нужно было что-то, что бы заменило космос и звездолёты. Однажды, гуляя по Ванкуверу, я увидел салон игровых автоматов — новинку тех дней. Дети, игравшие в них, были так увлечены, что, казалось, они хотят попасть внутрь этих игр. Реальный мир для них исчез. Его место заняла машина.
Далее последовали другие рассказы, развивавшие тему. Вышел «Джонни-мнемоник», где дебютировала литературная вселенная будущего «Нейроманта». А затем появился «Сожжение Хром», в котором Гибсон впервые описал «консенсуальную галлюцинацию», использовав для этого слово «киберпространство». Главные герои проникали в него, чтобы похитить деньги со счетов криминального авторитета. Сейчас многие журналисты придают большое значение тому, что именно Гибсон изобрёл этот термин. Сам же он отмахивается от такой славы, как от очередного ярлыка.
Тогда мне это не казалось важным. Я составил список. Помню, в нём были варианты «dataspace» и «infospace». А потом появился вариант «cyberspace», и я подумал: «О, киберпространство! Звучит, как настоящее слово».
Между дебютом литературной вселенной в рассказе «Джонни-мнемоник» и выходом полноценного романа о ней — «Нейромант» — прошло всего три года. Гибсон спешил, так как считал, что ему наступают на пятки другие писатели. Да и киноиндустрия не стояла на месте. Так, в фильме «Трон» цифровой мир показали за два года до выхода «Нейроманта», хоть это было скорее стилизованное фэнтези про попаданца, нежели история о людях, объединённых «консенсуальной галлюцинацией». А за три года до «Нейроманта» вышел «Бегущий по лезвию» Ридли Скотта, который угадал с эстетикой киберпанка.
Мне было страшно смотреть «Бегущего по лезвию». Я боялся, что фильм окажется лучше, чем то, о чём я писал в тот момент. А позже я узнал, что фильм провалился в прокате. И я такой: «Ох! Они всё сделали как надо, и всем было плевать».
Сходство мира «Бегущего по лезвию» и мира, придуманного Гибсоном, объясняется просто. Оба произведения заимствовали элементы у французских комиксов для взрослых Metal Hurlant, которые выходили в США под названием Heavy Metal.
Но у Гибсона были и другие источники вдохновения. Могущественные японские корпорации — стандарт для жанра — появились в его книгах потому, что Гибсон собственными глазами видел, как культура Страны восходящего солнца проникает на Запад. Из-за лёгкости в получении визы, а также наличия прямых рейсов, в середине семидесятых Ванкувер был настоящим раем для туристов из Японии. Они постоянно приезжали туда отдыхать, вследствие чего повсюду висела реклама на японском языке, работали суши-бары и рестораны с восточной кухней. А эстетику умирающего японского города Тиба, в котором начинается действие «Нейроманта», Гибсон позаимствовал у Детройта. Об этом он рассказал в интервью журналу «Science Fiction Eye» в 1987 году.
Я даже не знал, что Тиба существует, так что мне пришлось создавать некую фантазию на тему Детройта. Детройтом ведь никто не гордится. Это просто грязная отвратительная окраина. Я начал использовать её, так как этот образ обладал ярко выраженной особенностью.
В документальном фильме «Территории, для которых нет карт» Гибсон признавался, что не рассчитывал на успех «Нейроманта». Для него это была просто попытка понять, как вообще пишутся книги. Он даже не хотел публиковать его. Переубедил его писатель Брюс Стерлинг, который одним из первых познакомился с рукописью и понял, что это прорыв для научной фантастики. «Нейромант» показывал, что развитие технологий может привести нас не к звёздам, а к новой форме существования человеческого общества, к социальной революции.
По сюжету, главный герой, хакер Кейс, когда-то обманул одного из клиентов и в наказание тот ввёл ему в нервную систему вещество, блокирующее доступ к киберпространству. А без этой способности Кейс — никто, просто наркоман с железками в теле. В надежде починить себя Кейс приезжает в Японию, но деньги у него заканчиваются быстрее, чем он находит нужного специалиста. Кейс опускается на самое дно, когда его вдруг находит загадочный человек, Армитидж. Он чинит ему нервную систему, а взамен просит помочь проникнуть в ядро могущественного ИскИна, именуемого Зимним Безмолвием.
Гибсон написал «Нейроманта» на старинной пишущей машинке, выпущенной в 1930-е. А о том, как работает компьютер, имел лишь общие представления, поэтому в книге много абстрактных образов. Например, система защиты информации в киберпространстве выглядит, как ледяная стена. А сама информация представлена разноцветными геометрическими фигурами.
Но именно «Нейромант» стал каноничным произведением в жанре, создав, по сути, образец — как надо делать, чтобы получился киберпанк. Хакеры-наркоманы, импланты, государства, ослабленные военным конфликтом, могущественные корпорации и, разумеется, бегство от реальности в цифровой мир. Книга быстро стала хитом, получила множество наград и породила целое ответвление в научной фантастике. А Гибсон стал «провидцем».
Я бы определённо назвал его провидцем. Если бы он не написал «Нейроманта» тогда, когда он это сделал, то мир, какой он есть, не существовал бы. У нас всё равно были бы компьютеры, интернет и киберпространство. Но всё это было бы другим, если бы люди, работавшие над всем этим, однажды не прочитали «Нейроманта» и не сказали: «Классная идея! Давайте попробуем воплотить её в жизнь.
О такой штуке, как устройство вероятносного сенсорного восприятия мы пока можем только мечтать. А между киберпространством и человеком до сих пор стоит посредник в виде монитора. Но опыты по подключению человека к компьютеру уже ведутся и давно. Например, в 2002 году учёные из Университета Брауна, пробовали считывать активность мозга, чтобы силой мысли человек мог двигать курсом на компьютере.
В 1986 году Гибсон выпустил «Граф Ноль» — продолжение «Нейроманта». После событий оригинала прошло семь лет. Главных героев теперь три, а история вертится вокруг неких богов, объявившихся в киберпространстве, а также способности одной из героинь входить в цифровую реальность без компьютера.
Ещё спустя два года вышел заключительный роман трилогии — «Мона Лиза Овердрайв». После событий, описанных в «Нейроманте», прошло 15 лет. Сюжет объединил персонажей первого и второго романов и ответил на многие вопросы. Продолжения не снискали такой славы, как первая книга. Об этом говорит хотя бы тот простой факт, что Гибсона всегда вспоминают как автора «Нейроманта», а не всей трилогии «Киберпространство». Тут как с Дэниелем Дэфо: все слышали о Робинзоне Крузо, но мало кто знает, что про этого персонажа у Дэфо было три книги, и только в одной из них он жил на острове.
Однако фанатам жанра новые книги нравились, и они ждали, что вскоре Гибсон напишет для них ещё несколько романов в полюбившемся сеттинге. Но Гибсон больше не возвращался к чистому киберпанку.
Многие молодые читатели находят «Нейроманта», он им очень нравится, а потом они читают мои более поздние работы и возмущаются: «Почему вы не можете делать что-то как раньше?». А я просто не могу. У меня уже нет доступа к тому материалу. Это было бы не естественно.
Одно время Гибсон пытался написать космическую оперу, которая бы называлась «Бортовой журнал Мустанга Салли», но бросил, когда поругался с заказавшим книгу издательством из-за оформления суперобложки для романа «Граф Ноль». Он также пытался написать сценарий для «Чужого 3», но не смог закончить его из-за забастовки сценаристов и своей занятости в съёмках экранизации «Джонни-мнемоника».
А в 1990 году вместе с писателем Брюсом Стерлингом Гибсон издал роман «Машина Различий», открывший жанр стимпанк. Сюжет рассказывал о том, как в Великобритании XIX века был изобретен механический компьютер. Скачок Гибсона из будущего в прошлое может показаться очень резким. Но на самом деле тема викторианской Англии всегда присутствовала в его творчестве.
В мире «Нейроманта» нет среднего класса. Только очень, очень богатые люди и отчаянно бедные, связанные с криминалом. Это очень викторианский мир.
Следом у Гибсона вышла «Трилогия моста», которая пусть и вернула действие в будущее, но уже не была киберпанком. Первый роман, «Виртуальный свет», рассказывал о девушке-курьере, в руки к которой попали очки дополненной реальности — этакий макгаффин, за которым все гоняются. Второй роман, «Идору», повествовал о следующей ступени развития индустрии развлечений — созданной на компьютере японской певице Рэи Тоэи, которая настраивалась под индивидуальные предпочтения каждого конкретного фаната.
Она не более чем мультимедийный конструкт. Женщиной там и не пахнет. Это нечто вроде группы Милли Ванилли (вызвала скандал, когда фанаты узнали, что вокальные партии в песнях исполнялись не участниками коллектива — DTF). Что-то такое есть в Японии. Я читал об этом в одном токийском журнале. Лицо одной девочки, голос другой, танцует вообще третья, а самой певицы как бы и не существует. Из этого и вырос сюжет «Идору»
Финальная книга трилогии, «Все вечеринки завтрашнего дня», объединяла сюжеты и героев первых двух романов. Ключевое отличие «Трилогии моста» от «Киберпространства» — Гибсон перестал употреблять приставку «кибер» (правда, в «Идору» всё-таки употребил один раз). Просто в этом уже не было смысла. В 90-е компьютер перестал быть диковинкой. Начал развиваться интернет, а приставка «кибер» стала таким же архаизмом как и приставка «электро».
Приставка «кибер» вышла из моды. Даже в Киберкафе уже никто не подает киберкофе. В меню теперь это просто «кофе», и я понимаю почему.
В новых героях Гибсона уже не было романтики. Хакер Кейс — антигерой, революционер, меняющий мир. Персонажи «Трилогии моста» куда более приземленные личности. У них нет власти над технологией, потому что теперь технология это сам мир. И главным героям остаётся только принимать его таким, какой он есть.
Кажется, что Гибсон-писатель делится на эпохи. И каждой эпохе соответствует своя трилогия. Неопытный автор, однажды увидевший, как дети хотят проникнуть внутрь игрового автомата, создал трилогию «Киберпространство» о социальной революции, последовавшей за развитием технологий. Состоявшийся Гибсон создал более приземлённую «Трилогию моста», в которой уже не было абсолютного зла в виде могущественных корпораций. В «нулевых» Гибсон окончательно свыкся с современными технологиями. Он даже начал вести блог в Твиттере, а при сборе материалов пользоваться информацией из интернета.
Во время написания своих последних книг я понял, что всякий современный роман окружает аура Гугла. Читатели запросто могут обнаружить, где я копался в поисках информации и сказать: ага, вот это он взял с этого сайта, а вот эту информацию с этого.
Его новейшая трилогия, «Голубой Муравей», уже больше про наше неоднозначное настоящее, чем про мрачное будущее. В «Распознавании образов» рассказывается о девушке, которая физически не переносит логотипы с плохим дизайном. В «Стране призраков», действие которой происходит в том же мире, главная героиня изучает феномен так называемого «локативного искусства» — своеобразной дополненной реальности, с помощью которой можно посмотреть на события прошлого, стоя в том месте, где они произошли. А в третьей книге цикла, «Нулевая история», Гибсон по привычке объединил героев первых двух произведений.
После книги «Все вечеринки завтрашнего дня» я чувствовал, что мир теперь настолько странен и непостоянен, что я уже не могу его измерить и распознать. Не имея возможности прочувствовать «уровень чудоковатости» настоящего, я не мог решить, насколько фантастичным надо сделать будущее. Поэтому последние три книги (трилогия «Голубой Муравей») и получились такими — мне нужен был эталон фантастичности, чтобы измерить последнее десятилетие.
В 2014 году Гибсон написал «Периферийные устройства». Её действие разворачивалось сразу в двух эпохах. Первая — это наше недалекое будущее, в котором не всё хорошо, но есть 3D-принтеры. Вторая — технологически-продвинутое далёкое будущее, в котором мало людей, но есть нано-роботы, с помощью которых можно создать что угодно, хоть живое существо. Две эпохи связаны «периферийным устройством», позволяющим перекидывать информацию из одной в другую.
В 2018 году у Гибсона выходит новая книга, «Агентство», которая продолжает «Периферийные устройства». Правда, теперь это скорее не про технологии, а про политику. Гибсон начал писать её ещё до выборов президента, а когда узнал, что победил Дональд Трамп, понял, что надо всё переписать.
Я хотел написать новую книгу о нынешней Кремниевой долине, о её потаённых уголках, в которых полно шарлатанов и сомнительных военных подрядчиков. Но я не был уверен, что это именно та отправная точка, с которой могло бы начаться будущее, описанное в «Периферийных устройствах». Но из-за избрания Трампа наша временная линия стала походить на прошлое для двух последовательных будущих из «Периферийных устройств». Что более важно, я решил, если бы оно не походило, то потеряло бы всю релевантность, исчез бы резонанс.
В «Агентстве» Гибсон описывает альтернативный мир, в котором на выборах президента США выиграла Хиллари Клинтон. В России пока эта книга не издавалась.
Творчество Уильяма Гибсона всегда было востребовано, однако, как бы он ни старался меняться, от ярлыка ему пока избавиться не удалось. Даже от двух ярлыков. Он «провидец», это во-первых, и он «автор «Нейроманта», это во-вторых.
Найдётся немало людей, кто скажет, что более зрелый Гибсон, тот, который пользуется Гуглом и Твиттером, пишет гораздо более серьёзные и актуальные вещи. Но все эти произведения — одни из многих. На этом поле потопталось уже немало писателей. А «Нейромант» со своей «консенсуальной галлюцинацией» был первым. Впрочем, ярлык это не так уж и плохо для писателя. По крайней мере, он не даст нам забыть с кого все начиналось — кто породил киберпанк.
Источник: DTF
