Начиная писать о Джоне Мадере, невольно вспоминаешь и его блоге Big Other, который перерос в нечто большее, в литературный журнал, поддерживающий островок современного авангарда. Неудивительно, что и проза самого Джона выходила в Conjunctions (ещё одном важнейшем журнале англоязычного экспериментального мира). Диапазон интересов автора поражает (поражало ещё, когда Big Other был групповым блогом). Без преувеличения его можно назвать одним из величайших читателей мира и поставить рядом со Стивеном Муром, Ларри Маккэффри и др. Чтоб появилось хоть некоторое представление об авторе и его интересах, можно познакомиться с ним в интервью.
Если с критическим и читательским кредо всё более-менее понятно, то с Мадерой-писателем ещё предстоит разобраться. Что же представляет из себя сборник? В книгу собраны истории людей, вышедших из зона комфорта, ищущих себя, как рассказчик, отправившийся в Варанаси и ставший свиделем взрывов на почве межконфессиональной розни, разорвавших отношения людей или на грани разрыва, имеющих физиологические (как у Сеймура — возрастная эректильная дисфункция) или психологические проблемы. Отсюда и название «Нервозности». Казалось бы, описание хтони и жизни безработных, маргиналов или людей с вполне устоявшейся, но шатающейся от кризиса среднего возраста жизнью и нестабильности, не такое уж редкое дело. Но для Мадеры это не самое главное. Его больше интересует язык и как он создает это драматические пространство вокруг. В одном рассказе он может привлечь Гертруду Стайн, в другом — Жака Деррида и/или Жоржа Перека, чтобы выразить невыразимое (как сказали в формулировке при вручении Нобелевской премии Юну Фоссе).
Зачастую герои рассказов Мадеры живут, барахтаются, чтобы не кануть в небытие перед лицом своей несостоятельности. Они «заперты в янтаре, тонут в грязи, потеряны, одержимы верой, смертью и любовью, их жизнь в руинах. Это ходячие руины». Что-то подобное можно было встретить у Денниса Джонсона в «Иисусове сыне», но Джон Мадера более изящен в построении словесных конструкций, с более богатым стилистическим арсеналом и с намётками на культурализм, присущий Хорхе Луису Борхесу.
Сами же персонажи, чьи истории рассказывает автор, не теряют надежды в сложных драматических (приводящих к нервозности) ситуациях, а иные продолжают ждать перемен. Нам же остается посочувствовать или поверить в их возможность.
