«The end of the F***ing world»: необходимое послесловие

Краткое размышление на тему.

«Некоторые люди — и я в их числе — не переносят счастливых концов. Нам кажется, что нас надувают. Беда происходит всегда. В деяньях рока нет места браку. Лавина, остановившаяся по пути вниз в нескольких футах над съежившейся деревушкой, поступает и неестественно, и неэтично» — пишет рассказчик романа «Пнин». Это как будто мимоходом брошенное замечание рассказчика в первой главе опровергается, а затем неподготовленному читателю выдается еще один «настоящий» финал. Прочность обоих «финалов» может быть оспорена: первый описывает ненадежный рассказчик романа, второй вариант финала ему же подкидывает злослов и насмешник персонажа Пнина. Пнин, как персонаж романа, вынужденно существует в обоих финалах, но читатель может сам выбрать себе концовку по душе.

Первый сезон сериала «The end of the F***ing world» заканчивается на пляже во время отлива со звуком выстрела. Оригинальный комикс тоже, хотя и прибавляет к этому пару незначительных событий, важных только внутри комикса. То, что ожидает всех героев за титрами, куда зритель заглянуть не может, его, зрителя, беспокоит скорее по импульсу. В действительности же сюжет, вложенный в сериал и комикс, завершен, а все следующее за ним малозначительно, даже сентиментально. Можно удовлетворить зрительский интерес показом, скажем, больничной палаты, похорон или комнатой в учреждении для беспризорников.

И как будто следуя этому сентиментальному желанию зрителя, и был выпущен второй сезон.

В деяньях рока нет места браку

Завязка «The end of the F***ing world» на первый взгляд вызывающа и сумбурна. Подросток Джеймс думает об убийстве новой знакомой, Алисы. По счастью, Алиса сама подбивает его скрыться от всех, постоянно отвлечена на что-то другое и мало что замечает. Перечисление последующих событий, будь оно здесь, это перечисление подростковых безрассудств в градации от безобидных до греховных. Когда герои расстаются в сером городе с серой погодой, зритель может заскучать: «что будет дальше, если убивать ее он не собирается? За чем тут теперь следить?». Герои воссоединяются с новой целью, а именно: добраться до отца Алисы, который до этого, казалось, отдаленно мерцал в зрительском сознании, но к которому тот никогда не относился всерьез. Так они преодолевают события, желания и расстояние до конечной точки маршрута — трейлер на колесах отца Алисы. После чего следует оглушительная концовка.

Таков поверхностный осмотр структуры и фабулы первого сезона; или примерный пересказ (а обсуждать, пересказывать и советовать этот сериал хочется) своим знакомым. Но так ли просто и бесхитростно устроено повествование в сериале на самом деле?

Талантливые произведения достаточно легко определить тем способом, который в литературе обозначается «перечитываньем». Перечитывая книгу, сюжет и события уже усвоены, и теперь читатель переходит к тем связям, которые намечают, скрепляют и раскрывают книгу. Теперь хороший читатель может удостовериться (или наоборот) в подлинном таланте и автора и произведения: в том как плотно и надежно пригнаны одна к другой детали литературного механизма, в искусности конструкции, припрятанных ходах и сияющих авторских находках. Проходная литература и та особая ее категория, которую читают ради повторения удовольствия от первого прочтения, такую проверку пройти не в силах: холодок новизны не повторяется дважды, трафарет декорации валится.

Заявленный на первой минуте первой серии мотив убийства цепляет внимание зрителя, но еще больше его цепляет — обещание убийства. Это иносказательное приглашение к зрителю заглянуть чуть дальше первых минут сериала, удержать его на время. И пока он увлечен мыслью «парень действительно это сделает?», скрытно от его внимания, но самом виду, развивается подлинный двигатель сюжета — мотив поиска. Пока что это еще отчаянный, безрассудный, совершенно поверхностный поиск Алисой своего отца, в которого та верит, как в волшебное спасение. Позже проясняется, что и Джеймс находится в состоянии поиска, прикрываясь для себя самого мнимым синдромом психопата. И сомнение в истинности такого суждения о себе появляется в нем задолго до посещения дома маньяка.

Ровно в середине сезона Джеймс замечает, что тишина оглушительна, едва нащупав то ценное, что ускользает от него.

«Конец мира» как метафора реализуется дважды, посезонно. Путь героев в оригинальном сериале, это путь, где все ими оставляется на поруки мраку вечности; они не оглядываются. Каждое их действие, это не попытки нарушить закон, рациональное мышление или поведенческую этику. Это сугубо эгоистическое преследование своих целей, когда нет ни наказания, ни надсмотрщика. Хотя, конечно, надсмотрщик в свое время явится и предъявит обвинение сродный с приговором. Разрушение всего, здесь является отражением того процесса поиска, проб и ошибок, которым оба подростка одержимы на самом деле. И постепенное накапливание не симпатии друг к другу, а доверия, наконец, приоткрывают для них обоих ту створку искомого, с чем придется расстаться в конце. От того финал и ощущается таким пронзительным, отчасти интуитивным: потеря дорогого сердцу случалась с каждым. Но нужно оговориться, что восприятие потери здесь не равно потери жизни. Жизнь может быть и осталась при обоих, но одержанная ими свобода над обстоятельствами и самими собой отнята. Это, можно сказать, метафорически ослепляет их в финале первого сезона и на весь второй.

И неестественно, и неэтично

Но можно ли рассказать одну и ту же историю дважды и так же увлекательно? Второй сезон начинается так, будто это необходимо.

Бонни — новая одиозная сюжетная сила, расширяющая канву другого одиозного персонажа — хороший сценарный ход, и единственно верный в общей композиции второго сезона. Беда в том, что дыхание сценаристов сбивается не дойдя даже до середины сезона, а второе дыхание первого так и не открывается. А потому мнимая новая сюжетная сила превращает сюжет в комедию положений: Бонни мешает главным героям, а ей мешают все остальные. Подспудно Бонни будто бы разделяет Джеймса и Алису: они становятся неразговорчивы в присутствии третьей стороны. Но это лишь иллюзорное препятствие, призванное именно это подавляющее молчание, а вернее полное взаимное непонимание друг друга, отрешенность, и скрыть.

Слабейшим местом продолжения ожидаемо становится художественный конфликт главных героев. Сами они безжизненны в собственных ролях. Навязанные им действия расплываются в сценарии чернильными пятнами. Да, можно уйти с собственной свадьбы; угнать машину с автостоянки; ехать вперед без цели, но персонажи и сами понимают всю бессмысленность попыток вернуть прошлое. Имитация бунта и прошлого очевидна своей безнадежностью и для зрителя. Единственный конфликт для них на весь сезон, это испытание выразить и понять свою любовь. В конце концов это сводится к страху признания, хотя, замечу, в первом сезоне все уже было озвучено. Здесь этому придается какая-то повторная важность, отчего бывшие сорвиголовы начинают неуютно хмыкать, смотреть в сторону и едва не рдеют под взглядом друг друга.

«Но мы были подростками» — оправдываются оба.

Чувствуя слабость основного корпуса повествования, сценаристы пытаются вытащить другую козырную карту из рукава, а именно — бунт. Другое дело, что в первом роль бунта скорее декоративная, обрамляющая, но не определяющая. И продолжение ломается именно на этом стыке: повествование с самого начала построено так, что в зрителе зреет уверенность: вот-вот грянет новый бунт. Но ничего не выходит, герои по-прежнему скучают. Зритель, как четвертый попутчик в бордовой Хонде Джеймса, и тот зевает. Бонни пытается подхалтуривать парой другой безрассудств, умывает руки кровью, но всем это шито белыми нитками. Пресыщаешься и бунтом.

Когда Алиса просит Джеймса дать «здоровую» руку; когда он слышит, как она тайком плачет в туалете; когда Джеймс ложится на пол рядом — вот, взятые наугад, истинные нервные окончания истории. Но истории, которая развивалась в первом сезоне. Авторы пытаются и здесь подпустить жизни. Но осторожно, а потому «немного», что справедливо вообще для всего второго сезона: здесь немного одиозности, здесь щепотку бунта, здесь виньетку чувственности. А потому сцена поцелуя, это нечто вроде издыхания первого сезона, остатки былого. Но в соседнем номере отеля напоминает о себе комедия положений с Бонни и навязчивым администратором и обман рассеивается.

И так, через новую силу третьего персонажа и навязанные сценарные ужимки для всех остальных, тянется с перебоями второй сезон до своей запоздалой, но истинной кульминации в седьмом эпизоде. Всего эпизодов, напомню, восемь.

Беда происходит всегда

У некоторых культовых и просто хороших фильмов существуют альтернативные концовки: более светлые или мрачные. «Побег из Шоушенка» заканчивается безрадостно: встреча Энди и Рэда, может, и предполагается, но в книге и в первоначальном сценарии отсутствует. И продюсеры вместе с первыми зрителями требуют свести героев под прозрачным небом на берегу океана. Космическая чернота Чужого окутывает не только обезглавленное тело Рипли.

Первый сезон заканчивается выстрелом и потерей героями достигнутого. Второй мог бы закончиться на столь же мощной ноте (хотя уже и вторичной внутри самого себя, как цельного произведения). В этой связи будет кстати упомянуть другой фильм Netflix со схожей концовкой, «Неограненные драгоценности». Одни зрители видят в ней, концовке, сценарную слабость; другие находят ее закономерной для главного героя, Говарда Ратнера. Вопрос, который ставят себе сценаристы «Неограненных драгоценностей», это не как закончить фильм, а как подвести к такому концу персонажа; как персонаж сам подведет себя к нему. Что интересно, состояние Говарда и зрителя за весь фильм едва ли совпадают: сравним возрастающие чувство тревожности зрителя против возбуждения Говарда, пока тот терпит поражение за поражением, теряет ставки, влезает в долги, и когда, наконец, Говард отвоевывает то малое, за что бьется весь фильм, то снова ставит все до последнего. Но нельзя постоянно ставить на кон все и, проигрывая, безнаказанно делать новую ставку. Запереть нескольких людей в итоге тоже стало ставкой.

В седьмой серии Бонни, наконец, удаётся задуманное: двое подростков прямо перед ней, ее руку тяжелит пистолет и вокруг очень кстати ни души. Месть свершается, друг за другом Джеймс и Алиса валятся назад на сиденья придорожной закусочной. Зритель заодно с Бонни с удивлением разглядывает две вдруг закончившиеся жизни: быть может, единственное о чем Джеймс жалеет: что не сказал ей напрямую, что любит ее; быть может, Алиса жалеет, что не сказала ему, что слышала его признание. Едва ли за все это время у них накопилось что-то большее. Оставшаяся, восьмая серия могла бы быть показом последующих событий без героев, как бы в вакууме — их упаковывают в мешки, готовят к похоронам, хоронят и жизнь продолжается без них. Для них наступает «Конец мира».

Но наваждение в разуме Бонни заканчивается и она, не в силах ослушаться осторожных создателей, видит перед собой героев: снова бессмысленно живыми. Пистолет и жажда мести оказываются бессильны перед сценарным пером. Далее следуют какие-то благонамеренные события, убаюкивающие зрителя, которому вдруг показали нечто неугодное; нечто, решительно им отвергаемое. Стоит признать, современный массовый кинематограф приучил современного массового зрителя видеть в конце фильма героя живым, а сам герой научился справляться со всем, кто бы и что бы ни стояло у него на пути.

Кадр с видом на солнечную долину с городком в глубине; с левой ее ягодички к нему лавиной сползает тень от облака. Герои берутся за руки и смущенно признаются друг другу в любви, чтобы еще раз осознать то, что чувствовали и видели весь второй сезон.

Нам, зрителям, достается «счастливая» концовка, счастья которой не знают и не понимают сами главные герои.

Хотя, быть может, и тянет назвать второй сезон элегическим завершением первого, эпизодом номер девять: безумно растянутым, рыхлым по своей структуре, но таким необходимым послесловием, которое только и хочет сказать, что все уже сказано. И ещё немного поскучать с милыми докучными Джеймсом и Алисой.

Френк Дарабонт уступил в «Шоушенке» в счастливом финале, но добродушно советовал зрителям выключать его фильм чуть-чуть раньше. Выключить второй сезон после смерти главных героев тоже в наших силах.