“Классика не стареет” — эта фраза работает во всех видах искусств кроме кино и видеоигр: слишком уж быстро меняются стандарты и привычки потребителя. Многим зрителям тяжело смотреть фильмы даже тридцатилетней давности, не говоря уже о “немой” эпохе.
Так стоит ли мучиться, прогоняя сон и отсчитывая секунды, дабы поставить в своём “ту-ду”-списке галочку? Действительно ли фильм, которому почти сто лет настолько хорош, чтобы смотреть его и сейчас?
За что фильм ценят искусствоведы и критики?
Списки “лучших” фильмов, а тем более — “всех времен и народов” — это, конечно, стыд. Тем не менее, “Броненосец” регулярно возглавляет такие подборки, иногда уступая первое место “Восьми с половиной” Феллини и “Гражданину Кейну” Орсона Уэллса.
Справедливее называть фильм Эйзенштейна не “лучшим” в истории, а самым влиятельным или важным — очень многое изменилось в мировом кино после того, как русский режиссёр показал свой фильм миру.
Монтаж как основное выразительное средство
До “Потёмкина” кино вообще не считали полноценным видом искусства. Синематографы были аттракционом, который крутил движущиеся картинки на большом экране, а зрители вздыхали от удовольствия или вскрикивали от испуга.
Дело в том, что кино нельзя было вынести в отдельный вид искусства — у него не было собственного художественного языка, — по сути, то был спектакль, снятый на плёнку, использовавший средства других видов искусств, но не предлагавший своих.
И только Эйзенштейн, используя теоретические наработки режиссёра Кулешова (см. “Эффект Кулешова”) смог сформулировать и очень эффектно представить собственный язык кино — монтаж. Как оказалось, расположение кадров, их продолжительность и ритм могут влиять на зрителя и вызывать у него “нужные” эмоции.
Художественное построение кадра
Когда на экраны вышел фильм Эйзенштейна, киноиндустрия уже работала на всех парах — в 1921-ом, например, Чаплин снял “Мылыша”, а с 1920-го начали показывать “Кабинет доктора Калигари” Вине.
Но если внимательно посмотреть фильмы того периода, можно заметить, что в них операторы вообще не парятся над тем, чтоб обратить внимание зрителя на конкретный предмет или сделать акцент на отдельной детали — снимали максимально общий план, как в театре — чтобы вся сцена помещалась в кадре.
А Эйзенштейн понял, что зрителю не нужно видеть сразу всё: нарратив можно строить на отдельных предметах, эмоциях конкретного персонажа. Драматургия “Броненосца” отличается от театральной: самое важное здесь — не сцена, а авторские акценты на её элементах.
Агитматериал может быть искусством
Современные искусствоведы сейчас брезгуют тем фактом, что “Броненосец” — очевидная политическая конъюнктура, — об этом стараются не говорить, и зря. Эйзенштейн доказал, что даже агитационный фильм можно снять талантливо — причем настолько, чтобы его называли “высоким искусством”.
Фильм получился очень мощным, из-за чего во многих странах — например, в Великобритании — он был запрещен на долгие годы. Британское правительство очень опасалось, что эта лента повлияет на мировозрение пролетариата и подтолкнёт его к революции.
Это чудесный фильм. С кинематографической точки зрения он бесподобен. Тот, кто нетвёрд в своих убеждениях, после его просмотра, пожалуй, даже мог бы стать большевиком. Это ещё раз доказывает, что в шедевр может быть успешно заложена некая тенденция. Даже самые плохие идеи могут пропагандироваться художественными средствами.
И зачем мне это смотреть сейчас?
Если говорить откровенно, се заслуги “Потёмкина” и его вклад в киноиндустрию вообще не должны волновать рядового зрителя, который просто ищет, что бы посмотреть под пивко вечером выходного дня. Может ли он всерьёз конкурировать с каким-нибудь бодрым современным фильмом, где люди бьют людей, взрываются дома и вот это всё? Чем современного зрителя может порадовать кинолента Эйзенштейна?
Экспрессия и эмоция
Для своего фильма Эйзенштейн очень долго и кропотливо отбирал актеров — даже на массовку. И не зря: персонажи (в основном колоритнейшие евреи) получились очень фактурными. Беззубые старухи с выпученными глазами, портовые бродяги с засаленными волосами и пожилые дамы в пенсне — лица в фильме прекраснейшие, и рассматривать их очень интересно.
Российского режиссёра часто сравнивают с художниками-экспрессионистами, а в кадре с кричащей женщиной в треснутых очках видят аллюзию на “Крик” Мунка. В своём фильме Эйзенштейн строит портретные кадры как художник: выбирает необычные ракурсы и перспективу, а герои часто смотрят прямо в камеру, усиливая впечатление от сцены.
Музыка вместо звуковой дорожки
Фильм немой, а потому роль аудиосопровождения выполняла музыка. Существует несколько её версий: для премьеры фильма Эйзенштейн использовал симфонии Бетховена, потом для широкого проката музыку написал австрийский композитор Эдмунд Майзель. Для первой ревизии в 1976-ом, были использованы сочинения Дмитрия Шостаковича. А последнюю версию звуковой дорожки в 2004-ом написали группы Pet Shop Boys и The Sun Kings совместно с американским музыкантом Del Rey и британским композитором-минималистом Майклом Найманом.
Называть звуковую дорожку “Броненосца” просто “музыкальным сопровождением” будет не очень честно — здесь не только музыка, но и шумовые эффекты, индустриальные шумы и прочие средства звукового пейзажа.
Скромный хронометраж
При всех перечисленных преимуществах, признаем: современного зрителя настолько старые фильмы быстро утомляют и сохранять концентрацию полтора, а то и два часа кряду — очень сложно.
А вот фильм Эйзенштейна надоесть не успевает и длится чуть больше часа — оптимальное время, чтобы получить от фильма всё, не начиная под конец заглядывать на часы.
Текст впервые был опубликован в телеграм-канале об искусстве и современной культуре «БИЧ»
