«Смерть Иисуса» — завершающий роман трилогии Кутзее об Иисусе. Начинается произведение с яркой сцены игры в футбол, где мальчик Давид мастерски отыгрывает с дворовыми. Его замечает некий Хулио Фабриканте, директор приюта «Лас Манос», а по совместительству и один из будущих последователей пророка нового мира.
Отмотаем всё же немного назад и посмотрим, что это за место, куда привел нас Кутзее. Эстрелла и Новилла – города нового утопичного мира, где люди не помнят своего прошлого (или не хотят помнить). Прибыв на корабле, людям присваивают имена и некоторые характеристики, например, Симону, отцу мальчика, поставили возраст сорок два года. К исключительным людям в этом мире относятся лояльно. И Давид – один из таких ярких, оригинальных, в себе, людей. Он любит числа, но с трудом обучается арифметике, любит читать, но только «Дон Кихота» Сервантеса. А всё самое важное, что он хочет сказать, выражает в завораживающем танце. Разговор о пределах нормальности и нормах Кутзее выводит через Давида и его отношения с Симоном, Инес, его родителями, детьми и Фабриканте из приюта, учителем Арройо, Дмитрием (одним из апостолов), персоналом больницы. Возможно, так бы и выглядел пророк нашего времени, отрешенная, в себе личность, притягивающая и вскрывающая пределы обыкновенности и серости.
Диалоги о фокусах Давида после его кончины отсылают нас к библейским чудесам Иисуса. А размышления о взаимоотношениях отца и сына, о старом и новом мирах, приводят к параллели с «Дорогой» Кормака Маккарти, который тоже не чужд к библейским отсылкам в своих произведениях. Симон и отец – это люди отживающего старого Старого света, Давид и сын – пророки Нового, его апологеты. Но разница, что герой Маккарти, знал зачем он здесь, или подозревал, а вот пророк произведения Кутзее – нет. Не зря он вопрошал на смертном одре:
Только на этот, главный вопрос в нашей жизни, я не видел ответа ни у одного философа. И каждый придумывает себе сам зачем он здесь, как писал когда-то Дмитрий Воденников, что если Бога нет, то стоит его выдумать.