С этой книгой я хотел познакомить сообщество еще в январе: очень уж созвучно ее настроение атмосфере праздничного воодушевления и подъема. Тогда мне это не удалось, поэтому рассказ о ней пришлось отложить на потом — на эти вот нежданно-негаданно выпавшие многим из нас внеочередные каникулы.
И это, пожалуй, даже к лучшему: что еще способно развеять наше тягостное ожидание в эти неспокойные, тревожные дни, как не замечательно рассказанная волшебная история?
Итак, давайте взглянем поближе: перед нами — повествование о школе волшебства, написанное современной русскоязычной писательницей и опубликованное на сайте «Самиздат.ру».
Действительно, что же может пойти не так?..
Полагаю, для большинства присутствующих вышенаписанное содержит сразу несколько очень веских поводов мгновенно вдавить Alt+F4 и побежать судорожно мыть глаза с мылом, но не торопитесь в выводах: уверяю, я в не меньшей степени, чем вы, не разделяю пламенной любви ни к фанфикам о волшебных школах, ни к современным русскоязычным писательницам, ни тем более к сайту «Самиздат.ру».
И тем не менее, перефразируя Ахматову, отмечу: «когда б вы знали, из какого сора растут цветы, не ведая стыда» — раз в миллион лет и Самиздатовские макабрические сумерки рассудка порождают подлинные бриллианты, и есть целый ряд причин, почему перед нами — один из них.
Но обо всем по порядку.
Первая причина — это автор
Не то чтобы Анну Коростелеву можно было с полной уверенностью назвать работником пера: трудясь на кафедре филологического факультета МГУ в должности преподавателя русского языка как иностранного, она существенно больше времени посвящает педагогической работе с улыбчивыми студентами из далекого Китая и Нигерии, обучая их премудростям наследия Пушкина и Толстого, и с гораздо большей охотою пишет в свой ЖЖ (да-да! Он до сих пор жив!), чем «вписывает себя в литературную вечность» — ее библиография насчитывает на сей день около полудюжины произведений, и отнюдь не все их можно в полной мере отнести к полновесным художественным романам.
Почему это важно? На мой взгляд, по трем причинам.
Во-первых, это показывает нам человека, который, в отличие от большинства завсегдатаев «Самиздата», не просто знает русский язык, но знает его на сверхвысоком уровне, на уровне профессиональном: как ни крути, но МГУ, а тем более, филфак — это высота. Это, что называется, знак качества, и на протяжении всей книги мы можем не бояться того, что автор не совладает с деепричастными оборотами, частицами «-то», ненароком напишет «вы» с заглавной буквы, или, чего доброго, пожелает кому-нибудь «доброго времени суток». Кто бы что ни говорил, а меня это утешает.
Во-вторых, такой человек не просто чувствует себя в языке как рыба в воде, но способен взглянуть на него под неожиданным углом, увидеть его глазами и сознанием китайского или нигерийского студента. Многое в русском языке, в его структуре и семантике из того, что для нас, носителей, столь очевидно, что даже не поддается осознанию, для людей, выросших в кардинально иной смысловой среде, может оказаться совершенно непреодолимым камнем преткновения. Кому, как не преподавателю, все это увидеть и отрефлексировать? Кто еще способен рассказать об этих трудностях нам, людям, для которых русский язык является столь естественным продолжением сознания, что даже не осмысляется?..
Ну и третье: общаясь с молодыми людьми из разных стран и культур, обучая их русскому языку и русской поведенческой культуре, волей-неволей проникаясь их образом мысли и изложения, преподаватель так или иначе напитывается самым широким спектром идей, мыслей и образов, становится в некоторой степени «гражданином мира» — в духовном, идейном и культурном смысле.
И книга, написанная таким человеком, обещает быть своего рода «беседой» с обладателем чрезвычайно гибкого мышления и широчайшего кругозора. И пусть таковая беседа в рамках книги возможна лишь в формате одностороннего монолога — так даже лучше.
Но полно петь дифирамбы автору — перейдем же, наконец, к его детищу.
А вторая — все его слова
Слог, которым написана «Школа в Кармартене», описать будет трудновато: виною тому моя гремучая смесь косноязычия, болтливости и нарочитой вычурности. Но я попробую.
Итак, авторский слог лаконичен. Он короток, емок и существеннен. Метафоры точны, сравнения уместны, а мелодический рисунок авторской речи тщательно выверен. Сама Анна Александровна, пожалуй, не простила бы мне этой грубой лести, но говоря о стиле, которым написана «Школа», я не могу не вспомнить Чехова: меткие, лапидарные и чрезвычайно элегантные словесные построения.
Ни одно из них не перекручено безумным узором лингвистических красивостей, многоуровневых сложноподчиненностей и прочего карательного языкознания, когда к концу предложения даже самый усидчивый из читателей забывает, с чего вообще все началось.
Нет, нет, и еще раз нет: никакого сумасшедшего словесного кунг-фу, призванного показать, что «я еще и вот так могу»: каждому слову — свое место, каждая фраза подогнана стык в стык к предыдущей.
Но не смейте думать, будто авторский стиль сух и стерилен: напротив, это очень живой, текучий и обильно расцвеченный метафорами нарратив, который звучит у вас голове певуче и легко, ни словом, ни запятой не цепляя вашего «внутреннего читателя», безмятежно плывущего сквозь страницы.
Вообще, легкость — краеугольный камень авторского слога: писатель как бы ведет с вами непринужденную беседу, рассказывая о героях и обстоятельствах в тоне жизнерадостной светской болтовни. Не утомляет, не делает тягучих пауз и отступлений, не ездит по бесконечному кругу на своем любимом коньке — словом, не занудствует и не гундит, а легко перепархивает с темы на тему: об эльфах и лепреконах, о тысячелетних магах и бессмертных полубогах, о ценах на жабью икру и правильной возгонке бражки из болотной смердянки. А как вы хотели — школа волшебства!
Наконец, вишенка на торте: юмор. Призрачная ирония, которой лишь слегка, как хорошим парфюмом, сдобрена рассказываемая история.
Нас ни в коем случае не пытаются рассмешить так натужно, чтобы сосуды в глазу полопались. Никакого кривляния и неуместной скоморошичьей буффонады, никакого желания схватить себя за лицо со стоном: «автор, боже, за что ты так со мной?..» (постарайтесь не хватать себя за лицо без особой нужды, кстати).
Ни в коем случае.
Рассказчик просто слегка не всерьез относится к тому, о чем нам рассказывает, и в этом «слегка» — совершенно особое очарование, неуловимое, как улыбка чеширского кота, висящая в пустоте. Серебристый смех, эхом доносящийся из-за угла и откуда-то сверху. Веселые искорки во взгляде из-под насупленных бровей пожилого бородача в звездном колпаке.
Это очень интеллигентный юмор, вот что. Никогда не «докрученный», никогда не «дожатый»: с неподражаемым тактом автор дает читателю возможность «дошутить» панч у себя в голове, ощутив тем самым совершенно особый эстетический кайф.
И юмор этот, кстати, очень контекстуален, он, как и подобает парфюму, нигде не сосредоточен сверх меры. Он равномерно и легко «нанесен» на всю ткань повествования, растекается по ней неуловимым облаком, а потому пересказать из «Школы» ни одну шутку решительно невозможно: пришлось бы цитировать целыми главами.
Третья причина — это «я гуманитарий»
Так о чем же, собственно говоря, сия великая нетленка, чьей мощноте и прекрасию я посвятил уже столько хвалебных букв?..
Говоря коротко и упрощенно — это история о школе волшебников. Таинственной лощине в тридевятом царстве — тридесятом государстве (а точнее — то ли в Ирландии, то ли в Уэльсе), в которой стоит, как полагается, древний и загадочный замок, обитают многотысячелетние архимаги, кипят колдовские варева и пыхают огнем величественные и опасные драконы.
Да что там говорить — примерно весь западноевропейский эпос, от «Песни о Нибелунгах» и «Песни о Роланде» до «Гарри Поттера» и «Хроник Нарнии», от «Беовульфа» и «Кентерберийских рассказов» до «Властелина колец» — все это сформировало вполне традиционный культурно-фольклорный контекст, полный условностей, традиций и атрибутов, с которыми каждый из нас в той или иной степени знаком.
Никому из нас не нужно рассказывать, кто такие эльфы — те, кто попрошаристей, вслепую отличат их от фейри и дриад, но даже очень случайный современный читатель более-менее нарисует у себя в воображении картинку ушастого лесного жителя в зеленом камзоле и с боевым луком — спасибо за это Питеру Джексону, Роберту Сальваторе и «Волшебникам с побережья», давно и прочно поставившим все это дело на конвейер.
Но я отвлекся.
«Школа в Кармартене» — это вот именно оно. Глубокое и уверенное погружение в западноевропейский фольклор. Нырок с головой в мифы о Старшей Эдде, в Песнь о Калевале, в труды сэра Томаса Мэлори.
«Школа в Кармартене» — это место, где премудростям колдовской науки молодых магов обучают потомки кельтских друидов и валлийских шаманов, германских воинов и исландских скальдов — и есть, кажется, даже один йотун (но это не точно).
В этот головокружительный коктейль умело вплетены и мотивы из иных культурных контекстов: есть здесь место и неспешным философствованиям Кон-Фу-Цзы и Чжуан Цзы, и даосскому «учению о гармонии», и классическим школам древнегреческой натурфилософии с ее забавным пренебрежением к «римской культурке»: «да разве вы, италийские варвары, способны проникнуться величием классического эллинского духа?!..»
И здесь важно отметить две вещи.
Во-первых, глубину и качество работы с фольклором.
Автор — гуманитарий. Но не в том ругательном смысле, который так любим современным интернетом и означает отсутствие технического склада мышления, а в смысле подлинном, уважительном и могучем.
Гуманитарий, в исходном значении — титул, носимый с честью. Гуманитарий — обладатель незаурядной эрудиции и широчайшего кругозора, человек невероятно гибкого ума, тонкой эмпатии и цепкой памяти. Свободно оперирующий массивами историко-социально-культурной информации, легко выискивающий закономерности и аналогии, он без запинки произносит слова «Йормунганд» и «Кецалькоатль», знает, что «Тула» — не только родина пряника и ружья, но также и форма аллитерационной поэзии и никогда не опростоволосится, назвав валлийца «уэльсцем».
Я, вероятно, слегка идеализирую сферический образ безукоризненного гуманитария в вакууме, но автор «Школы в Кармартене» производит именно такое впечатление: жонглируя временами и эпохами, личностями и событиями на совершенно головокружительной скорости и в умопомрачительной траектории, она являет взору читателя ярчайший фейерверк впечатлений, сплавленный из кельтско-шотландско-германско-восточнославянско-древнегреческо-конфуцианских и бог весть каких еще мотивов.
И во-вторых, если вышесказанное повергло вас в студенческое уныние, как на замудренной лекции, спешу утешить, и даже проговорю это полужирным: никакой дидактики! Никакого менторства, «езды по ушам» и чувства собственного превосходства!
Ни единой секунды автор не давит читателя интеллектом, ни на секунду не заставляет зевать и «клевать носом»: с первой и до последней строчки рассказ течет легко и непринужденно.
Четвертая причина — это атмосфера
«Школа в Кармартене» не была официально издана, а потому не имеет сколько-нибудь официальной обложки и каноничных артов — и лишь огромная армия фанатов вдыхает в эту историю визуальные аспекты.
Эта статья оформлена рисунками и коллажами милейшей Gelli с форума «Демиарт» — я выбрал ее работы потому, что на мой вкус, они как нельзя более точно отражают дух и дыхание этой книги: нечто таинственно-волшебное, загадочное и вдохновляющее — но не лишенное притом какого-то домашнего уюта, кофейно-карамельного дыхания родного очага.
Густую атмосферу этого произведения можно черпать как мед — и она будет струиться смолистым водопадом, причудливо извиваться и искрить пузырьками. Это парадоксальное сочетание дикого и домашнего, свиста вьюги и уютного пощелкивания дров в камине, лисьей колкости и щенячьего дружелюбия.
Попробуйте эту книгу так, как вы пробуете замороженную клюкву — злючую, колючую, кислючую — и сразу запиваете ее большим глотком теплого чая с чабрецом. Вдохните ее так, как вдыхали бы аромат глинтвейна — восхитительного сочетания гвоздики, корицы, вина и апельсина.
Это — Хогвартс, уютный и таинственный дом, заснеженные шапки посреди бушующего зимнего неистовства. Это — вязаные варежки из толстой шерстяной нити с простеньким орнаментом, на глупой резиночке перекинутые через рукава. Это — стеклянные шарики, сквозь которые ты в детстве часами разглядывал разноцветные солнечные блики, воображая таинственные пещеры Аладдина, полные рубинов, сапфиров и изумрудов.
Это целая россыпь маленьких историй — смешных и грустных, таинственных и простых, причудливых и хрестоматийных — но неизменно ироничных и увлекательных.
Пятая причина — вы ничего этой книге не должны
После всего этого славословия мне осталось не так уж много сказать об этом произведении.
«Школа в Кармартене» не имеет сюжета в традиционном понимании, вот что важно. Она не следует общепринятым законам литературной композиции, не придерживается трехчастной структуры и в принципе не апеллирует к таким вещам, как «завязка», «кульминация» и «развязка».
В ней нет внятно выраженного главного злодея, нет нарастающего напряжения и приближающегося «часа X», в который «все-все решится».
Напротив, это нечто вроде дневникового бытописательства — отвлеченных разговоров о причудливых буднях школы волшебства, день за днем, неделя за неделей. Осень сменяется зимой, вслед за ней приходит весна — студенты сдают зачеты и экзамены, пишут сочинения, учатся укрощать мантикор, купировать мандрагор и приручать василисков.
Здесь, можно сказать, ничего не происходит — если вы способны представить себе, скажем, Хогвартс или Незримый университет, в котором бы тоже «ничего не происходило».
И именно поэтому вы ничего не должны этой книге. Она не привязывает вас к себе, не становится тем «пэйдж-тернером», из-за которого вы потеряете покой и сон, проезжаете свою остановку в метро и не спите до трех часов ночи, надеясь узнать, а что же там дальше.
Нет. Эта книга работает с вами гораздо тоньше и интеллигентнее: она просто становится для вас чрезвычайно приятным собеседником. Умным и спокойным товарищем, который всегда готов вас развлечь — но который никогда не навяжет вам своей компании.
Вы можете сделать перерыв на неделю или месяц. Вы вольны забросить ее куда подальше и отвлечься на десяток-другой сезонов любимых сериалов. Вы можете вообще забыть о ней на середине страницы, выйти за сигаретами на шесть лет, уехать в другой город и стать совершенно другим человеком — и если вы однажды вернетесь к ней, вы мгновенно втянетесь обратно. Читайте ее с любого места, читайте ее кусками вперемешку, читайте ее хоть задом-наперед — эта книга всегда будет рада вас видеть и всегда развлечет вас замечательной маленькой историей.
Вы ничего ей не должны. Вам просто хочется.
* * *
Существование «Школы в Кармартене» в формате электронного самиздата — отнюдь не следствие какого-то «неформата» или «недобора» по уровню качества (что бы это ни значило): уверен, издательства с удовольствием взяли бы в работу это замечательное произведение.
Это решение самой Анны Александровны: будучи недовольной тем, как издательство обошлось с ее предыдущей книгой, «Цветы корицы, аромат сливы», автор волевым решением отправила «Школу» «в народ» — собственноручно опубликовала ее на свободных цифровых площадках.