Восьмисерийная драма HBO о грустной Эми Адамс под водкой и мертвых девочках.
Камилла Прикер (Адамс) — подозрительно непримечательная журналистка областной газетки, которой поступает редакционное задание: командироваться в провинциальный городишко Уинд-Гап и написать горячий материал о жестоком убийстве местной школьницы. Камилла в Уинд-Гапе провела детство, и всем своим видом сообщает, что оно было несчастливое, но все равно едет, предварительно затарившись в супермаркете мини-сайз водкой, чтобы удобно в сумочке прятать.
HBO продолжает привлекать к сотрудничеству кинозвезд и больших авторов. «Острые предметы» целиком поставил Жан-Марк Валле, известный «Далласким клубом покупателей» про отказавшегося умирать от СПИДа Мэттью Макконахи и Джареда Лето в образе жеманного трансвестита. Оба актера наиграли в том фильме на заслуженный «Оскар», но только сейчас и постепенно приходит понимание, что для самого Валле «Клуб» вершиной и близко не был. Валле неожиданно для всех нашел и раскрыл себя в сериалах.
За год до этого постановщик сделал с тем же HBO драму «Большая маленькая ложь» — блестяще сыгранную экранизацию очень женского романа-бестселлера с выдающимися актерскими работами (Риз Уизерспун, Николь Кидман, Лора Дерн, Александр Скарсгард, для Шейлин Вудли — вообще лучшая роль и невероятный рост вчерашней актрисы «Дивергента») и глубоким раскрытием сложных тем: отношения в паре, измены, домашнее насилие, дурное воспитание и образцовая, как по учебнику, картина клинической психопатии.
«Острые предметы» — снова экранизация бестселлера, снова из-под пера женщины и о женщинах. Автор первоисточника — Джиллиан Флинн, написавшая роман «Исчезнувшая», по которому Дэвид Финчер снял неочевидно эпохальный (всю его эпохальность оценят когда-нибудь наши славные потомки, как и эпохальность Финчера вообще) фильм с Беном Аффлеком и Розамунд Пайк. «Острые предметы» был для Флинн дебютом, но все ее излюбленные мотивы и приемы, наточенные в «Исчезнувшей» до состояния опасной бритвы, видны уже здесь.
Про Флинн нужно знать главным образом две вещи. Во-первых, она не пишет детективы, как бы читателю не казалось обратное. В ее неидеальных романах есть великая интрига и грандиозное преступление: убийство девочек в «Острых предметах», убийство целой семьи в «Темных тайнах» — еще одном романе писательницы, тоже экранизированном в формате фильма, но менее удачного, или исчезновение женщины — соответственно, в «Исчезнувшей».
Поначалу в сюжетах есть какая-то имитация расследования, формальные элементы детектива, но, сначала постепенно и вкрадчиво, читателя начинают водить, а потом и откровенно и больно таскать за нос, за волосы, за ноги через неожиданно брутальный и мрачный мир подсознания героев, выстраивая отталкивающую картинку из социальных обобщений и диагнозов обществу. И да, во-вторых — Флинн отлично разбирается в мрачных и неуютных закоулках подсознания. В том числе — читательского.
«Острые предметы» в первом приближении кажутся химерой из «Твин Пикса» и «Настоящего детектива». От первого здесь дуализм добра и зла в девичьем сердце: белые чулочки, бантики, гольфики и кукольный домик отлично соседствует с лесной хижиной, заклеенной картинками из порнухи.
Как основной и главный оммаж Линчу — многозначительные потолочные вентиляторы, зловеще рассекающие разогретый воздух. От второго — тягучая атмосфера южных штатов, сквозь которую добрые две трети хронометража медленно и задумчиво катается в автомобиле Эми Адамс под мухой, слушая до неприличия стильную музыку из айфона еще одной мертвой девочки.
Для восьмичасового хронометража в сериале и правда маловато действия, но во всех этих повторяющихся флэшбеках, зацикленных видениях и различного генеза трипах (за виртуозный монтаж сцен со всеми склейками, переходами, за мощную режиссуру, Вале и команда обязаны получить профессиональные награды в этом сезоне) — в них вся героиня.
Эми Адамс с Камиллой Прикер пошла на определенные репутационные риски. Камила — сложная, противоречивая и не всегда положительная барышня, самая неоднозначная роль в карьере артистки на сегодня. Адамс не постеснялась выглядеть плохо перед камерой: располневшей, замученной, с лицом цвета дрожжевого теста.
Камилла стесняется своего тела гораздо больше своего распутного прошлого, о котором шепчутся все вокруг (некоторые с нескрываемым восхищением), но не из-за каких-то естественных недостатков, а потому что ее тело хранит тайны. Кожа девушки испещрена сотнями шрамов-надписей, оставленных ею самой. Одни из них звучат угрожающими заклинаниями-проклятьями, а другие, если постараться немножко отвлечься от того, что это надписи на живой плоти, кажутся совсем безобидными. Позже зритель узнает, что скрытый символизм последних страшнее всего.
В культовом шеститомнике Клайва Баркера «Книги крови» есть заглавный рассказ, связывающий все повести сборников, о мальчике, которого наказали мертвецы, вырезав на коже свои жуткие истории. Камилла — одновременно такая «книга крови» и кричащий во всю глотку о своей боли живой мертвец.
Закутанная не по погоде в черные бесформенные балахоны и джинсы Адамс умудряется быть невероятно сексуальной и одновременно беззащитной, играя одними глазами все на свете: от сжигающей глубинной страсти до космического ужаса и паники. Беззащитность героини до последнего эпизода находится под сомнением и крайне обманчива, вся ее кажущаяся мягкость — это мягкость подушечки, в которую втыкают иголки.
У Камиллы в хребте сидит стальной лом, который не дает ей согнуться, а сюжету — обрасти лишней патетично-мелодраматичной пленкой близкого по затронутым темам большого и важного романа «Маленькая жизнь» Ханья Янагихары. Суперсила Камиллы — антихрупкость по Талебу.
Камилла оборачивается вызывающе не американской и не голливудской героиней, это образ женской тяжелой судьбы откуда-то из русской литературы и, может быть, советского кино. Герл-некст-дор, созревшая в тетку, в которой ничего вот абсолютно нет, но которую до смерти хочешь. Зачем — хоть убей, но не знаешь. Что-то, может быть, на дне огромных грустных глаз? У нас этот же образ успешно тянет на себе Елена Лядова.
И вот Камилла попадает в город детства, на эту улицу в три дома, где все просто (нет) и знакомо. В кукольно-пасторальном домике ждет пассивно-агрессивная стерва-мать (Патриша Кларксон), витающий в облаках безвольный отчим (своего рода продолжение аффлековского Ника Данна, дотерпи тот до старости с любимой супругой), отбившаяся от рук сводная сестра-тинэйджер с набоковской поволокой во взгляде и укоризненный призрак еще одной сестры, умершей в детстве при неназванных обстоятельствах.
Обитатели города делятся на «сумасшедших и злодеев» и состоят из знакомых Камиле вчерашних товарок-школьных чирлидерш, окуклившихся в овуляшек, бывших футбольных звезд с педофильским прищуром, стареющих матрон-алкоголичек, усатого ловеласа-шерифа, заливающих втихаря водку в спрайт подростков и приезжего офицера ФБР, которого расследование дела привлекает значительно меньше содержимого трусиков загадочной репортерши.
Из городских развлечений — дешевый бар, да ежегодная ярмарка с традиционной школьной самодеятельностью о героическом эпизоде из истории города с групповым изнасилованием в финале, организуемая матерью Камиллы. Как и положено романам Флинн, расследование мягко, но решительно отодвигается на второй-третий план, а сюжет все больше фокусируется на главной героине и ее семье. Тут-то сценарий расцветает пышным цветом на плодородной почве излюбленных писательницей тем.
«Исчезнувшая» изрядно прошлась по самой идее института брака, выписав ему безапелляционный приговор, «Острые предметы» разбивают на глиняные черепки образ материнской любви. Об этом не принято говорить и рассуждать, но мать — не всегда добрая волшебница, а иногда — скорее злая колдунья из сказки Баума, чья любовь к детям может принимать весьма извращенные и изощренные формы. Само явление «материнская любовь» выворачивается наизнанку, выскабливается из костей ржавым ножом, рассматривается в самых неожиданных проекциях и болезненно испытывается на излом.
На ключевых моментах в одной точке аккумулируется весь режиссерский талант Валле, все актерское мастерство Адамс и вся литературная прыть Флинн — и тогда этот сериал смотришь уже не глазами, а дрожащими от статики кончиками пальцев. Не смотришь, а ощущаешь кожей, читаешь, как Брайля, по бледным рубцам.
