«Продолжительность жизни человека 70-80 лет. Увеличить этот срок нам не позволяет соотношение ресурсов организма и скорости обмена веществ. Однако в природе есть существа, чей метаболизм протекает в 20-30 раз медленнее, а скорость реакции не уступает человеческой. Это змеи, ящерицы и прочие хладнокровные. Мы создали технологию, изменяющую физиологию человека и переводящую его из теплокровных в хладнокровные. За счет отказа от внутренней стабилизации температуры тела и снижения скорости обмена веществ на тех же ресурсах можно прожить кратно дольше. Результат — удлинение жизни до 200 лет. Теоретически и до 1000 лет», — Антон, как обычно, прослушивал запись своего выступления, отмечая плюсы и минусы.
Речь на «битве питчей» удалась – проект признали лучшим, а главное, затем удалось продуктивно пообщаться с инвесторами и индивидуальном формате.
Неожиданно голос затих, и вместо него в наушниках заиграла мелодия телефонного вызова. Звонил Владислав, партнер по проекту и соавтор разработки.
— Алло, привет Влад!
— Здорово оратор! Ну, как прошло?
— Удачно. Фонд развития инновационных инициатив, ФРИИ, готов дать денег.
— Сумма?
— Как мы и планировали.
— А в замен?
— 7%
— Эх, все меньше и меньше у нас этих процентов.
— Да какая уже разница. Контрольный пакет давно не наш. Для меня главное, чтобы проект взлетел; чтобы мы если и не победили смерть, то дали каждому шанс дожить до этой победы. А мне и двух процентов хватит.
— А остальные из жюри как, что спрашивали?
— Да весь набор, и поначалу скепсис зашкаливал. Но я калач тертый. Почищу запись, вечером вышлю – сам послушаешь.
Вопросы инвесторов носили сугубо прикладной характер. Их интересовали рынок, клиенты, бизнес-модель, дорожная карта вложений и отдачи, формальные подтверждения работоспособности вирусов-прототипов и пр.
Интересный вопрос Антону однажды задала его коллега, которой он рассказывал о своем проекте — «Если люди перестанут умирать, то очень скоро встанет проблема перенаселения. Что с этим делать?». И если в первый раз он ответил просто «Колонизировать другие планеты», то затем к модели добавились и другие детали:
- нужны новые пищевые технологии, и генетика может их создать,
- нужны новые практики организации транспорта в городах и перемещения людей между городами – развитие массовой авиационной, «внедорожной экономики»
- нужно развитие энергетики — через ее возобновляемую и термоядерную ветки.
- чтобы обеспечить динамику социальной структуры, необходимы ограничения пребывания на должности (3-5 лет) и в управленческих профессиях (30-40 лет), обязательная ротация кадров по стране, странам, внеземным колониям.
- потребуется создание и внедрение технологий мгновенного обучения
Все это требует больших вложений с длительным сроком отдачи и серьезных организаторских усилий. И в этом суть вопроса, готовы ли будут 2% населения, контролирующие 98% капитала вложиться в перспективу человечества, т.е. оставшихся 98%. Тут уже политика и социология, не мой профиль — рассуждал Антон, — но кто знает, если жизнь удлиниться в 10 раз, то вырастут и сроки инвестирования и то, что раньше было неприемлемым вложением из-за долгосрочности, теперь станет обычным делом. Поживем и увидим.
* * *
— Вот ты, Леша, хотел бы жить вечно? –- с такой фразы начал разговор совладелец инвестиционного фонда ФРИИ.
— Если перед этим не надо умирать, –- с улыбкой ответил руководитель крупной полугосударственной нефтяной компании.
— Разве я похож на священника? Мы на днях вложились в один геронтологический проект – по продлению жизни до 1000 лет. Детище креативных ребят из Института Биоинформатики.
— Креативных, говоришь… Ну-ну. И сколько бабок выкинули?
— Наша доля небольшая, там клиника, институт, гос.корпорация развития и так, по мелочи.
Лет через 5, когда пройдут испытания и сертификация это будет золотой актив.
Каждый готов будет стать их клиентом. Ты, например.
— Я не каждый. А каждому не положено жить по 1000 лет. Ты прикинь, сколько народу будет на Земном шаре лет через 20ть-30ть, если всех сделать бессмертными по нынешним мерками? Шарик лопнет, он не резиновый — и всех накроет. А я к комфорту и стабильности уже привыкнуть успел.
— О, перенаселением пугают с конца 19в века, со времен теории Мальтуса. Ничего, пока друг друга не съели. Была бы фантазия — всегда найдется, куда людей применить. Помнишь экзотику из Матрицы — тела людей используют как тепловые батарейки, а сознания живут в виртуальном мире. Миллиарды тел лежат мирно, каждый на своем месте, не бунтуют, все делом заняты… Красота.
Хотя батарейки — неудачный пример, я забыл, что в нашем проекте все хладнокровными становятся, как крокодилы. Их напротив, греть нужно. Вот и потребители на твое топливо.
— Так опять на те же грабли. Нефти еще лет на 10 хватит. Ну, сланцевые дела, да, но избытка-то не предвидится. Это сейчас, когда каждый сам себе грелка. Взрывной рост энергопотребностей смогут насытить только атомщики. Хотя и не сразу. Первое время мы пожируем. Но когда они развернуться, еще и подкаченные стероидами гос.программ — нефти места в сфере энергетики не останется. А потерять отлаженный прибыльный бизнес это хреновая перспектива. Что-то мне все меньше и меньше нравиться ваша затея. Я тебе больше скажу, никому в правительстве она не понравится. Они с текущим населением едва научились справляться, а тут еще столько же нарисуется. Запретят, как только узнают. Зря вы в эту тему вообще влезли. Впрочем, я по дружбе готов помочь — могу купить вашу долю за недорого.
— Тебя на мякине не проведешь. Правительство, считай, уже одобрило. Запрета не будет, будет лицензирование, а для толпы будут выставлены заградительные цены. Так и конца света не случится, и все неплохо заработают.
— Это другой разговор. Расскажи поподробней, у кого еще сейчас есть доли в предприятии.
* * *
Как часто бывает с инновациями, первыми потребителями услуги на продление жизни стали обладатели больших капиталов. Процедура состояла из единственной инъекции. Вводимый препарат содержал набор вирусных векторов, которые в течение трех суток вносили изменения в ДНК клеток организма, отключая собственную терморегуляцию и корректируя скорость метаболических процессов.
В течение этого времени могли ощущаться ломота и слабость. На 4й-5й день организм приходил в полностью боеготовое состояние. И жизнь шла как прежде, за исключением одной новой заботы — для оптимальной работоспособности температуру окружающей среды следовало поддерживать на уровне 36 градусов.
Срочно были приняты изменения в ГОСТы и СанПиНы, касающиеся допустимых температур для помещений. В дорогие костюмы стали встраивать портативные системы электроподогрева.
Довольно быстро пошли международные заказы. Жизнь удлиняли главам дружественных нашему правительств и крупным финансовым партнерам.
Однако следующий шаг — постепенный переход на массовый рынок со снижением стоимости так и не был произведен.
Даже после того как технология в месте с одним из основателей утекла в Китай.
В течение нескольких десятилетий большая часть правящей элиты приобрела тысячелетнюю жизнь, и наступило ожидаемое замораживание социальной структуры.
Не модифицированные люди еще более, чем прежде, стали рассматриваются как аналог машин по выполнению конкретных производственно-экономических задач. По мере развития технологий автоматизации было проведено сокращение численности населения (аккуратно, за несколько поколений, в духе Европейских однополых отношений, разрушения семьи как ячейки общества и усложнения процесса ее создания – все исключительно ради защиты прав детей, женщин, меньшинств и пр.).
Постепенно население планеты сжалось до нескольких сотен небожителей и небольшого количества дикарей, до которых никому нет дела, ведущих где-то в Амазонских лесах образ жизни на уровне каменного века.
Информационные системы дотянулись до каждого цветочка на полях. Искусственный мир слился с естественным, машины стали незаметны и вездесущи, отображая все живое и не живое в глобальную сеть немыслимой сложности. Человек получил возможность, обратившись к системам управления планетой, исполнить любое свое желание в пределах имеющихся на Земле запасов материалов и энергии. Достаточно было просто произнести его в слух, дать команду. Климат стал полностью управляемым — хочешь, мечи громы и молнии, направляй волны и течения, легко перемещайся по воздуху или под водой.
Энергетика приняла в основном возобновляемый характер — ввиду достигнутой чрезвычайной энергоэффективности техники с одной стороны и большой сложностью и опасностью ядерных технологий в эксплуатации и выводе из нее с другой. Использовались геотермальные источники, процессы приливов-отливов, грозовых разрядов, вулканических извержений и пр. Заметный вклад вносила солнечная энергия, собираемая на орбитальных станциях и передаваемая лазером или микроволновым излучением на Землю.
Фундамент планетарной системы управления стоял на двух технологиях: органической и кристаллической — живой и мертвой. Органическая часть, естественным образом встроенная в природу, осуществляла наблюдение и прослушивание, при необходимости выполняла корректировку биосферы. Каналы связи строились на квантово запутанных фотонах и обеспечивали мгновенную передачу информации. Приемопередающие устройства и виде специального вида трубчатых структур формировались в каждой нервной клетке агента.
Кристаллическая отвечала за более быстрые и грубые действия, касающиеся геологических процессов, резких локальных изменений погоды, оперативных перемещений больших масс вещества. Кроме того на кристаллической элементной базе было построено ядро системы. Сервера вместе с кольцом воспроизводящих фабрик размещались на километровой глубине в двух разнесенных точках Земного шара. Каждый располагал резервом мощности из термоядерных установок, суммарно рассчитанных на 5000 лет работы без перезагрузки топлива.
* * *
Правителю Земли Владимиру Громову, давно привыкшего к высоким залам и открытым солнечным пространствам, было несколько неуютно в служебных помещениях подземного сердца цивилизации.
— Ну запах у тебя тут, Витя — сказал Громов, обращаясь к принимавшему его главному инженеру планетарной системы управления Виктору Числову, — вон смотри, мои сопровождающие в аж осадок выпадают — кивнул он на нескольких мошек, лежащих вокруг стула.
— Защита от взаимопроникновения тех.платформ. Для человека не опасно, а для органических датчиков отрава. Гость при входе сканируется и для налипшей на него искусственной органики подбирается индивидуально-непереносимый аромат. Через пару минут принюхиваешься и нормально. А через полчаса вентиляция выкачает остатки.
— Да знаю я, потому и зашел. На сей раз по-особенному мерзко воняет. Как работа?
— Авгиевы конюшни. Столько народу до меня постаралось.
— Это я уже слышал. А народу не так и много. Первые 150 лет над системой работали короткоживущие программисты. В этот период она, собственно, и была сформирована окончательно. Потом программисты закончились, да и нужда в них отпала. Главным инженером я назначил своего зятя, Сергеича. Следующие 300 лет он верой и правдой ничего не делал. Потом на 280 лет кресло перешло к Аль-Тапуру. Вообще-то он по первой профессии судья, но улекался программированием и даже что-то дописывал. Ох, лучше бы он этого не делал. Потом атомная междуусобица в которой нам очень помог твой дед. А через 200 лет уже и ты заступил на пост.
— Я пару раз общался Аль-Тапуром, пока он был еще жив. Мне показалось, что он довольно глубоко понимал систему. В то же время все, говоря об атомном конфликте, вспоминают роль Аль-Тапура с негативным оттенком. Не думаю, что мы оскорбим его память, а мне нужно знать по возможности все, что влияло на систему. Владимир Николаевич, что за история связана с Аль-Тапуром в период его пребывания в должности главного инженера планетарной системы управления?
— История простая — он оставил в системе уязвимость, в которую влез мой бывший премьер-министр Ляо. В один прекрасный день он попытался сместить меня с должности, но оказался в меньшинстве. Понятно, после такого его политическая карьера была окончена, и он пошел на откровенную войну.
Ляо со сторонниками перехватил управление тектоническим модулем и устроил веселую жизнь — вулканы запылили небо и вскипятили океаны, пар застлал воздух. Нам пришлось эвакуироваться на орбитальные солнечные станции. Биосфера погибла почти вся, мы остались без глаз на Земле. Наноботы склеивались с пеплом и падали с неба кремниевым градом. Лазеры орбитальных станций не могли пробить сплошных пепельных облаков. Запасов продовольствия на станциях хватило бы на год и если не предпринять мер, мы просто бы умерли от голода. А Ляо спокойно осадил бы пепел и вырастил новую биосферу на базе выживших термофильных форм жизни.
Пока Ляо не обошел защиту ядра и не получил полного контроля над техносферой, у нас оставался козырь — на станции в свое время вывезли ядерные арсеналы. Пришло-таки их время. Мы по косвенным данным с уцелевших пещерных форм жизни установили текущее местоположение штаба Ляо — пещеры Канго в Южной Африке. В его окрестности и по нужным точкам континента была нанесена рассчитанная серия мощных ядерных ударов, вызвавшая волну землетрясений и обрушение пещер. Таким же приемом мы обработали еще несколько потенциальных подземных убежищ.
Вскоре стало понятно, что это была победа.
Контроль над тектоникой с пляской и бубном удалось вернуть. Выброс тепла и пепла из недр Земли был остановлен.
Подключившись к резервным термоядерным реакторам подземные фабрики начали ударный выпуск новых наноботов, которые занялись осаждением пепла. Параллельно на небольшой глубине роботами было начато строительство замкнутого агротехнического комплекса. Необходимые организмы собирались из атомов по хранившемуся в банке данных описанию последовательности их ДНК. Первые особи выращивались в инкубаторах. Химические элементы, добыча которых не была налажена (поскольку они не использовались в кристаллической элементной базе) синтезировались из имеющихся на ускорителях заряженных частиц.
Через месяц почвы и микроорганизмы были готовы. Затем наступил черед мелкой фауны, а потом и более крупной. Через 6 месяцев на орбитальную станцию ушел первый корабль с провиантом.
Вопрос с жизнью или смерти был решен в нашу пользу. Оставалось лишь ждать, пока автоматика восстановит экологию. Процесс анти радиационной очистки длился 12 лет. Въедливые неутомимые роботы заглядывали в каждую щель, фильтровали воду и почву, удаляя опасные изотопы. Наконец следы атомного конфликта были собраны и должным образом захоронены в базальтовых саркофагах в глубине континентальных плит.
Подземные заповедники были распечатаны, а частью полностью перенесены на подходящие поверхностные площадки. Биологическая жизнь вновь начала осваивание континентов и океанов. Не все, к слову, захотели покидать обустроенные места. Так, через 5 лет выяснилось, что пара человек, воссозданных в общем списке восстановления биоразнообразия, прекрасно живут на прежнем месте и никуда не собираются. Пришлось их насильно выгонять.
Громов на секунду задумался и продолжил:
— В последнем конфликте мы потеряли 40% населения, без малого 90 человек. В то же время за последние 200 лет родилось всего 17, включая тебя. Низкий уровень рождаемости имеет свои причины. Это абсолютная уверенность в завтрашнем дне до конца жизни, а значит дети как инструмент социальных гарантий в старости не актуален. Это во многом принятая у нас культура развлечения и удовольствий (а ребенок вырывает женщин из процесса). И наконец, это резкий рост уровня фатальных мутаций у детей, зачатых родителями, чей возраст превышает 200 лет — обратная сторона тех модификаций генома, что дали тысячелетнюю жизнь.
А наша жизнь, напомню, хоть и десятикратно продлена последним технологическим рывком, но все-таки конечна. При этом рассчитывать на новый рывок не приходится. Некому его совершить – сотня гедонистов не может реально поднять науку, а машины используют, шлифуя до блеска, лишь знания предыдущей эпохи.
Если мы не поднимем рождаемость, то рискуем вымереть. На мой век, еще лет 300 поправить хватит. Это я тебе как молодому человеку говорю — задумайся.
Но не это меня беспокоит в первую очередь. Судя по твоим отчетам и отчетам твоего предшественника, система управления планетой все чаще, как вы любите говорить «действует не оптимально».
Но она же, конкретно медицинский модуль, регулярно обследует и лечит каждого из нас. Благодаря этому мы живем еще на 20-30% дольше. Потенциальная ошибка лечебной автоматики — это опасность для жизни, моей жизни в частности — что абсолютно неприемлемо. Я хочу знать реальное положение и масштаб угрозы.
— Пока все неплохо, -– ответил Числов и добавил, –- но тенденция скверная. Система деградирует. Накапливаются ошибки при самообновлении. Возможно это последствия того, как вы с Ляо рвали ее на части, возможно, это изначальный просчет разработчиков и просто набралась критическая масса.
Если с программными ошибками еще можно бороться, то с аппаратными что-то сделать практически нереально. Специалистов, понимающих в таких низкоуровневых вещах нет.
Ядро сохраняет адекватность, его хватит надолго, там чудовищное резервирование и запас прочности, но периферия начинают разлаживаться. Особенно напряженно с органической подсистемой. Восстановленная «по чертежам» после ядерной катастрофы биосфера оказалась не полна, и в свободные ниши залезли выжившие при ударе формы, которые стали активно развиваться и вытеснять нашу мелкоразмерную органическую мониторинговую автоматику.
А с фрагментарными данными тяжело принять оптимальное решение.
Кроме того, биосфера сама по себе важный фактор. Она влияет на газовый состав атмосферы, участвует в переносе веществ по планете — непосредственно воздействует на климат (хотя и медленно), а значит на эффективность нашей энергетики.
Моим помощникам все чаще приходится работать «на земле» для контроля и подкручивания на месте того или иного природного процесса.
* * *
Хорошава, оперативный уполномоченный главного инженера, пробежала глазами список предлагаемых задач на сегодня. Список висел в воздухе перед ее глазами и услужливо сообщал подробности по пунктам, на которых задерживался взгляд. Ее работа состояла в том, чтобы вместе с коллегами исправлять небрежности планетарной управляющей системы, понемногу теряющей глубину проникновения в процессы. Отметив три пункта, она растворила список в воздухе и вернулась вниманием в дикую природу, посреди которой находилась. Как правило, лично прибывать на базовую станцию не было необходимости, и Хорошава проводила промежутки между заданиями в лесах, полях и пещерах, наслаждаясь красотой и разнообразием органического мира.
Ее стандартная экипировка состояла из двух вещей: кокона и венка.
Изделие «Кокон» (костюм кибернетический общего назначения) представляло собой рой из нескольких миллионов нанолетов (сверх миниатюрных роботов), способных парить в атмосфере, рассредоточиваясь облаком или собираясь в плотную прочную структуру произвольной формы. Кокон служил и транспортным средством и домом и бронекостюмом. Кроме того, он был еще и идеальным камуфляжем, т.к. каждый нанолет мог окрашиваться в произвольный цвет или, напротив, становиться прозрачным.
Костюм можно было разделить на части и применять отдельно. Так, одно из тренировочных упреждений при освоении устройства, состояло в том, чтобы сформировать из частей кокона кружку, стул и стол, а из остатка надуть герметичный купол вокруг них для тепла и защиты от назойливых насекомых.
Управление коконом осуществлялось через нейронитефейсный модуль «Венок» или напрямую — голосовыми командами.
Изделие «Венок» (вектор нейронной отстройки кокона) создавался как нейроинтерфейс с кокону, выполняющий также функции узла планетарной информационной сети. Внешний вид изделия соответствовал названию.
Венок позволял делать сущие чудеса, превращая кокон в материальное продолжение гибкой и молниеносной мысли. Правда, такое слияние требовало определенной практики. При замене/достройке кокона или же при подключении группы коконов к одному оператору последнему требовалось некоторое время, чтобы оптимально «почувствовать» новую систему.
Поэтому в случаях работы набором коконов, сплавляемых во едино непосредственно перед применением, чаще использовали голосовое управление или смешанный поход. Впрочем, все зависело от задачи.
Первая задача на сегодня была прокомментирована следующим образом.
В 11:00 мы спускаем ледяную плотину на Высоком. Она давно должна была растаять, но теплые воздушные потоки слишком отклонились к западу. В бассейн Мирдарьи пойдет мощная волна, а на ее берегах сейчас устраивает гнезда ихтеоптерекс. Посмотри, чтобы их не смыло вместе со всей долиной Арто.
Времени оставалось не так много. Заказав у планетарной управляющей системы доставку по заданным координатам дополнительной тучи нанолетов, Хорошава вылетела на объект.
* * *
Двое охотников, Лех и Деян, удобно устроились на привале. Они дожидались Ивара, своего младшего брата по оружию. Договаривались, что он сделает крюк в долину Арто и попробует добыть ихтеоптерекса, пока Лех с Деяном пройдут по выставленным вчера ловушкам.
В силках дичи было не много, зато в яму попался крупный вепрь, и вытаскивать его предстояло всей толпой. Попавший в петлю саблезубый тушканчик был прожарен и на две третьи уже съеден. Горел костер, Лех играл на небольшой флейте, Деян точил копье.
Наконец из зарослей вынырнул Ивар.
— Мы тебя заждались. Но где же ихтеоптерикс? Не похоже, что ты съел его в одиночку, слишком легко шагаешь. — приветствовал его Лех.
— Что там ихтеоптерикс. Я такое видел! Подкрадываюсь, значит, с луком к ихтеоптерексу. Он на одном берегу токует, я с другого подбираюсь. Между берегами речушка в полброска копья. Подошел почти к самому краю, чтоб наверняка. Оглянулся кругом на всякий случай и — онемел. На другом берегу, сидя на камне, грелась в лучах солнца девушка с изящным венком на голове — стройная как береза, гибкая как ива, манящая как роща в знойный день.
Но вот она насторожилась. Бросила пару слов в воду. Прислушалась. И начала звонко с переливами петь, будто обращаясь к речке. Размазанный по каменистому дну поток воды всколыхнулся и свился в жгут, расположившись по центру устья. Издалека донесся шум и вода начала быстро прибывать. Жгут становился все толще, поток внутри него все свирепее, а она озорно напевала рядом, иногда делая руками жесты, будто подправляя форму жгута.
Когда от кипучей поверхности до берега оставалось около трех шагов бурлящий жгут, повинуясь волшебному голосу, сжался с боков и начал расти вверх. Вскоре берега реки оказались разделены стеной несущейся воды, камней и песка, удерживаемой невидыми стенами, вдесятеро выше моего роста. Так продолжалось некоторое время, затем вода начала спадать, светлеть и опустилась до обычной глубины горной речки.
Девушка окинула берега довольным взглядом.
Я отделился от дерева и окликнул ее. Взглянув на меня и весело улыбнувшись, она слегка наклонила голову. Солнечный зайчик от драгоценных камней, вплетенных в венок, заставил меня на мгновенье зажмуриться. Открыв глаза, я не увидел ни волшебницы, ни ихтеоптерикса.
— Пернатый по любому еще в начале селя ноги сделал — бросил Деян.
— Тебе, Ивар, посчастливилось увидеть нимфу — духа той речки. У всех деревьев есть свои духи и у гор. Мы обращаемся к ним с просьбами и песнями, но редко кому удается наблюдать их воочию. Считается, что они благосклонны людям и приносят удачу — сказал Лех.
— С удачей вопрос спорный, кому она точно улыбнулась, так это ихтеоптерексу — возразил Ивар.
— Ихтеоптерикс так и так бы улетел — на то ему и крылья, а вот ты плавал бы сейчас в зловонной жиже в полдня пути по ходу теченья, не окажись там нимфы. И нечего спорить с поверьем! — закрыл тему Деян.
Пока Ивар насыщался оставленной ему долей саблезубого тушканчика, разговор перешел на громадного вепря, которого предстояло доставать из ямы, на неизведанные места, в которые еще нужно было проникнуть и невиданных зверей, которыми можно было накормить детей и жен, ожидающих в стойбище.
Они потушили костер и отправились добывать пищу для своего племени, твердо уверенные, что у их народа все еще впереди.
Источник
