В год написания данной статьи, если уж позволите назвать этот текст столь обязывающим словом, произошло интересное совпадение — день рождения Ларса фон Триера оказался в календарной близости к празднику Светлого Христова Воскресения у православных христиан. Именно это соседство одной даты к другой побудило меня написать то, что вы видите в данный момент. Я хотел бы рассказать вам, как Триер, будучи скандальным и провокационным режиссёром, донёс в своё время до зрителя значение жертвенной любви через архетипические образы и события, запечатлённые в киноленте «Рассекая волны».
Первая картина трилогии «Золотое сердце» начинается довольно интересным образом: девушка по имени Бесс (Эмили Уотсон), проживающая в суровой протестантской общине, предстаёт перед духовенством своего поселения и повествует о том, что она собирается выйти замуж за чужестранца. Под чужестранцем понимается тот человек, который просто не проживает в общине — его зовут Яном (Стеллан Скарсгард), и он работает на буровой.
Спустя несколько минут фильма мы можем увидеть, как разворачиваются дальнейшие события: Бесс встречается с Яном, они играют свадьбу и проводят время друг с другом. Бесс познаёт счастье интимной близости с близким человеком, а Ян удивляется отсутствию у неё сексуального опыта.
Данная ситуация задаёт определённую систему отношений: Бесс представляется зрителю деревенской дурочкой, которая выросла в контексте протестантского фундаментализма и не познала всех прелестей жизни, в отличие от Яна, который являет собой весьма доминантную фигуру в силу опыта и знаний, недоступных Бесс. Но разве не было сказано, что «последние станут первыми»?
К сожалению, без спойлеров не обойтись, поэтому если вы не хотите портить впечатление от просмотра, то обязательно посмотрите этот фильм, а потом возвращайтесь сюда.
Отношения продолжают развиваться и в скором времени Бесс вынуждена переживать разлуку с Яном. Муж уезжает на буровую, а жена томится по нему и разбавляет своё подавленное состояние редкими разговорами с любимым по телефону, а также общением с Богом в местной церквушке без колоколов. Отсутствие колоколов, равно как и особый погребальный обряд по отношению к грешникам, которых проклинают перед засыпанием гроба землёй, ещё одна деталь, отличающая уклад показанной общины от других христианских собраний.
Бесс не хватает терпения, чтобы преодолеть вынужденное расставание, и она просит у Бога, чтобы Ян вернулся домой. И — о, чудо! — Ян действительно возвращается… искалеченным после несчастного случая на производстве.
Общение Бесс с Богом отображено таким образом, что мы не можем доподлинно узнать, действительно ли Бесс общается с Абсолютом или выдумывает “божественные” ответы в своей голове, а уже затем произносит их своим видоизменённым голосом. У нас нет уверенности в реально существующем богообщении главной героини. В некоторых кинолентах, к примеру, подобного рода интрига создаётся специально, чтобы избежать однозначности. Кому понравится, если с экрана всё будет подаваться на блюдечке с голубой каёмочкой?
Однако, как мы видим, образовалась причинно-следственная связь: Бесс помолилась Богу о возвращении Яна и муж вернулся. В самую пору задуматься о том, что божественная реальность имманентно присуща миру киноленты, но всё разрешается простой ссылкой на стечение обстоятельств, как это обычно бывает в нашей жизни. Кто гарантирует, что именно молитва послужила двигателем для возникновения необратимых процессов, в конце концов обусловивших паралич Яна?
Теперь Бесс вынуждена проводить время со своим мужем в больнице. Её поддерживает Дороти (Катрин Картлидж) — жена покойного брата главной героини, — которая работает в медицинском учреждении. Естественно, Ян находится в состоянии упадка: он хочет то ли способствовать тому, чтобы Бесс оставила его и была счастлива, то ли желает, чтобы Бесс была с ним, но не хочет себе в этом признаваться. Он убеждает Бесс в том, что ей необходимо найти любовника именно ради него самого, ведь таким образом она будет способствовать его выживанию. Ещё одна причинно-следственная связь, которая выглядит совершенно абсурдной. Но разве не было сказано «credo quia absurdum»?
В этой связи Бесс идёт во все тяжкие. Сначала робко, небрежно, а затем расходясь до такой степени, что начинает искренне верить в то, что все эти развратные действия помогают Яну, поскольку ему, как кажется Бесс, становится лучше. Оппозиция в лице Дороти пытается наставить героиню на истинный путь, но представление об истине у наших персонажей различается явно: Бесс общается с Богом, а Дороти только лишь оперирует рациональным взглядом на жизнь. К попытке вернуть главную героиню в привычное русло прибегает и лечащий врач — доктор Ричардсон (Эдриан Роулинс). Он заводит разговор о том, что Бесс не следует ложиться с каждым встречным в постель, потому что это ни к чему не приводит, но она настойчиво утверждает обратное. Бесс считает, что Бог для каждого уготовил своё, а поэтому что дано, то дано — талант есть у каждого.
— Ну, ладно. Предположим, у тебя есть талант. Но не думаю, что он сводится к твоим приключениям с первыми встречными. — Я умею верить.
Доктор Ричардсон и Бесс
о талантах
Именно деятельная вера является краеугольным камнем киноленты. Бесс искренне верит в то, что её жертва, оформленная в виде возлежания с незнакомыми мужчинами, может способствовать выздоровлению Яна — её любимого мужа. Но вполне резонно спросить, как этот взгляд сочетается с консервативными установками общины? Естественно, никак. На Бесс напирают не только здравомыслящие люди в виде Дороти и доктора Ричардсона, желающие ей добра, но и братья и сёстры в Боге, добра, судя по всему, ей не желающие. Родная мать отказывается от своей дочери, а пастор просто проходит мимо побитой и униженной Бесс, которой досталось от местной детворы. Такова вера лицемеров.
— Я не понимаю, что вы говорите. Как можно любить слово? Слова любить невозможно. Нельзя любить слово. Надо уметь любить человека. В этом совершенство.
Бесс
о любви
Вера без дел мертва. Когда Блаженный Августин говорил, что следует любить Бога и делать, что хочешь, то под любовью понималось не просто формальное выражение определённого чувства по отношению к Иисусу Христу и его заповедям, но именно что следование закону Бога. Однако разве нынешний закон Господа ставит во главу угла знание священного текста, каждодневное выполнение строгих обрядов и презрение по отношению к людям, которые имеют отличные от твоих взгляды? Вовсе нет. Ведь сказано: «Люби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 19:19). Любовь к ближнему, под которым подразумевается не просто родственник, друг или знакомый, но имеющий с тобой одну и ту же природу — человеческую, выше всех всесожжений, а поэтому Бесс выразила в церкви по-настоящему христианскую идею, за что её вынуждены были выгнать, поскольку в этом храме запрещено говорить женщинам.
Община отдала предпочтение книжничеству, нежели действительному соблюдению того, что заповедовал Господь. Представленное собрание верующих буквально занимает охранительную позицию, им невыносим свет правды, а поэтому следующие строки Евангелия начинают играть особо яркими красками: «Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее» (Мф. 10:39).
Бесс буквально следует вышеописанному тексту. Она теряет свою душу ради того, чтобы спасти другого человека и в этом её великий поступок, который признаётся таковым окружающими постфактум. Подвиг принимает оформленный вид тогда, когда главная героиня узнаёт об умирании Яна и решает отдаться в чужие руки с той целью, чтобы окончательно спасти своего мужа от смерти. Она спешит на корабль к бандитам, которые при первой встрече с Бесс встретили от неё сопротивление. Очевидно, если в первый раз она успела сбежать с корабля, то второй раз не будет таким радужным. Именно это ей и надо.
— Бесс просила меня помолиться. — О чём? — О жизни Яна. О чуде. — Это было бы чудо из чудес.
Разговор Дороти и доктора Ричардсона
о состоянии Яна
Бесс возвращается после своего последнего похода истерзанной и измученной прямиком в больницу. Её буквально довели до терминального состояния. Над ней нависает Дороти, доктор Ричардсон спешит провести соответствующие мероприятия, а мать Бесс, которая всё-таки пришла к своей дочери, будто прощается с ней, говоря о том, что дедушка — глава семейства — жалеет, что не смог прийти (хотел ли он?). У Бесс падает давление, она не в силах продолжать жить, и единственная мысль в её затухающем сознании посвящается исключительно Яну и размышлению о том, что, возможно, она ошиблась в своей глупой идее о возможности помочь человеку таким образом. Любимый муж лежит в соседней палате и не подаёт признаков чудесного выздоровления. Бесс умирает.
Смерть Бесс — это не конец, а начало. После её кончины начинается несколько процессов: светский суд и собрание духовенства общины, которое принимает решение о том, что Бесс дозволяется быть похороненной на кладбище, но без проведения заупокойной службы и с произнесением тех слов, которые обязаны констатировать пребывание покойной в аду. Об этом узнает Дороти и, представьте себе, Ян. Муж Бесс после смерти своей любимой супруги пошёл на поправку и теперь может передвигаться пусть и на костылях, но на своих двоих — произошло чудо!
Но и вновь можно сказать, что произошло совпадение. Возможно, мы выстроили связь там, где есть лишь случайность и развеять наши сомнения может только непосредственное чудо, которое мы сможем увидеть своими глазами. И это чудо происходит — Ян провожает тело своей жены в последний путь, выбрасывая его в открытое море, чтобы не дать возможность лицемерным книжникам произнести слова осуждения над трупом, а затем, спустя некоторое время, обнаруживает с членами своей команды звук. Если быть точным — звон. Колокольный звон.
Перед нами открывается картина: небесные колокола заходятся, спуская на землю звук радости, той благой вести, что Бесс находится в лучшем мире. Хоть некоторые зрители и говорят, что эти колокола выбиваются из общего оформления киноленты, но небесная действительность не может быть органичной. Вполне нормально, что колокола кажутся чем-то выходящим из ряда вон, поскольку они как раз-таки и должны находиться за гранью нашего понимания.
И что получается? Гроб оказался пуст, а священство, несмотря на попытку провести необходимый обряд, оказалось не у дел. Как гробница Иисуса Христа оказалась пустой, так и гроб Бесс не содержал в себе ничего, кроме песка.
Бесс совершила величайший подвиг, пройдя такой путь самопожертвования, а режиссёр Триер сделал настолько христианский фильм, что теперь ему не стоит беспокоиться за своё посмертное существование.
«Рассекая волны» — это антиклерикальная картина, но она сопротивляется религиозному мракобесию религиозным же оружием. Как говорил ныне покойный афорист Аркадий Давидович: «Со средневековьем надлежит бороться средневековыми методами». Но слава Богу за то, что эти методы в контексте фильма следующие: вера, надежда, любовь.
— Но сейчас Ты со мной? — Конечно, Бесс, ты же знаешь.
