Как менялись образы призраков, вампиров и зомби в массовой культуре?
Сразу скажу – я сижу с телефона в приложении, и из-за технических неполадок здесь будет одна иллюстрация в конце и очень много текста. Я даже выделить некоторые слова возможности не имею. Попрошу отнестись с пониманием.
Итак, что объединяет, на ваш взгляд, призрака, вампира и зомби, всех этих жутких существ из жанра фэнтези, ужасов и мистики? Правильно, все они относятся к классу нежити и имеют свойство возвращаться из мира мертвых в мир живых. Сейчас призрак, вампир и зомби – лишь часть индустрии развлечений, популярные персонажи зарубежного Хэллоуина. Но так было отнюдь не всегда. И в рамках этой статьи мы проследим их эволюцию.
Для обозначения существ из загробного мира фольклористы используют другой термин – ревенант. Он менее популярен, чем слово “нежить”. Это – обозначение ожившего трупа, который преследует живых. Слово “ревенант” происходит от французского глагола “revenir”, что означает “возвращаться”.
Знали ли вы, что в те древние времена детства человечества, когда цивилизация ещё только зарождалась и постепенно развивалась, а люди обладали магическим мышлением, призраки, вампиры и зомби были практически не отличимы друг от друга? Но обо всем по порядку. Вера в существование загробного мира была отнюдь не редкостью для человека древних эпох, начиная с первобытного строя и заканчивая Античностью, Средневековьем и эпохой Возрождения.
Вера восходила своими корнями к анимизму и культу почитания предков. Человек боялся смерти и желал приоткрыть завесу тайны, что же происходит после – исчезнешь ли ты в небытие навеки или же тебя ждёт новая жизнь, вознаграждение за подвиги или кара богов? Древние уважали своих умерших и погибших соплеменников, что породило ещё и веру в существование души умершего, его мытарства, если можно так сказать, после окончания земного пути.
Считалось, что человек навсегда не исчезнет, его дух (призрак) сохраняют его прижизненный облик, личность и даже память. Это в каком-то смысле давало древним людям надежду на то, что смерть – не конец всего сущего, и в то же время это было мрачное предостережение. И бурные фантазии людей того времени можно понять – они всего лишь пытались и стремились познать и объяснить устройство окружающего мира, нежели просто развлечься байками из склепа у костра.
Считалось, что призраки не могли упокоиться с миром, что приносило им неимоверные страдания, и живым от этого тоже нехило могло достаться. Не только Бог/боги или злой демон мог забавы ради или в качестве кары наслать на людей различные болезни и эпидемии. Это входило и в полномочия призраков. И, чтобы облегчить их участь или задобрить, родственники погибших и умерших совершали подношения и возлияния в виде пищи и питья. А то и жертвоприношения.
Животный страх перед смертью, ее неизбежностью и культ уважения духов предков стали причиной возникновения другой веры – в то, что покойник сможет найти способ вернуться в мир живых и напакостить. В данном ключе призраков называли “упырями”, и они имели большое сходство с вампирами, о которых я поведаю чуть позже.
Привидения не всегда имели привычный нам стереотипный образ духа-плакальщика. В Скандинавии, к примеру, они отнюдь не бестелесные, внешне практически не отличаются от здоровых и живых людей, вполне осязаемы. Их сверхъестественную природу можно обнаружить скорее по поведению – призраки были немые, могли внезапно появиться и исчезнуть, не оставляли следов от ног и т.д.
В эпоху Античности, в Древней Греции призраки появлялись пред людьми в виде пара и дыма или же материализовались такими, какими были в момент смерти (даже с нанесёнными в бою или во время убийства ранами). Они мало взаимодействовали с миром живых, в основном находясь в царстве бога Аида, который порой лично на своей колеснице доставлял души умерших в свое подземное царство (позже его заменили Танатос и Харон), строго следил за тем, чтобы никто не нарушал незыблемость законов.
Призраки могли либо пребывать в блаженстве среди лугов асфоделей, подобно Орфею и Эвридике, либо претерпевать мучения в наказание за свою дерзость, подобно Танталу с Сизифом. Никакой концепции Рая тогда ещё не существовало, вход в обитель богов всем был заказан.
Однако, даже здесь были свои исключения. Призраки порой играли роль прорицателей, к ним периодически обращались за помощью. Тогда как сам Аид внушал жителям Греции неистовый страх. Его редко изображали даже на вазах. Так, в “Одиссее” Гомера есть эпизод, где чтоб узнать свой дальнейший путь и испытания, что предстоит пройти, главный герой эпической поэмы должен был сойти в царство Аида и вопрошать местного пророка Тиресия.
Со временем призраки стали восприниматься как чрезвычайно опасные существа, склонные к насилию и мстительности. Древние римляне использовали призраков как орудие возмездия своим врагам и личную марионетку – стоило только нацарапать проклятия на куске свинца или керамики и поместить в могилу умершего, так тут же расплата была неизбежна.
Призраки могли страдать не только от того, что находятся меж двумя мирами. В первом случае, их могла терзать длительная скорбь и депрессия того, кто их любил и похоронил, в другом – захоронение ненадлежащим образом, а третьей причиной могло быть и осквернение могил. Так, античные философы Плиний Младший и Плутарх описали два таких случая появления призраков.
Философ-стоик Афинодор, который поселился в доме с привидениями, стал свидетелем того, что в полночный час, когда он сидел за письменным столом, его посетил злой дух, гремя цепями. Вскоре выяснилось, что беднягу похоронили неправильно, и вскоре визиты прекратились. Другой призрак, умерший насильственной смертью, являлся в банях Херонее местным жителям и до того их нашарохал своими громкими и жуткими воплями и стоном, что те запечатали все двери здания.
В Средние века, в связи с господством авраамических религий (яхвизма, иудаизма и христианства, прим.ред.) во всем мире, образ призрака из мстительного карателя и пророка трансформировался в два вида – либо вечного страдальца, послушного раба Божиего, искупающего грехи в Чистилище (например, за грубость в связи с новой концепцией человека ждала изощренная кара в виде отрывания и пожирания собственного языка), либо злобного демона, что боится имени Бога Яхве и Иисуса Христа, искушает и терзает живых.
Обращаться за помощью к душам умерших было категорически запрещено. Раньше такая практика называлась некромантией, осуждалась во Второзаконии и жестоко каралась. Но вскоре и здесь появились свои исключения – их составляют святые угодники, посредники между людьми и Богом.
В Великобритании существует поверье, что мертвецы порой преследуют своих возлюбленных, если те вступили в брак с другим человеком и не освободили от обязательств предыдущего. Измена в те времена считалась позором, а вдова или вдовец должен был быть однолюбом, верным даже гробу. В детской балладе “Призрак милого Уильяма” лирический герой умоляет свою невесту освободить его от обещаний жениться, ибо он – мертв, а отказ девушки воспринимается как вечное проклятие.
Что же насчёт вампиров? Здесь мы возвращаемся к определению “ревенант”. Сходство с привидениями выражалось в способностях возвращения в мир живых в виде трупа. К тому же, вампир был похож на Гуля и Зомби – он мог не только пить кровь, но и пожирать плоть. И необязательно для превращения имел место укус подобного упыря – вампирами в древности считались те, кто умер неестественной смертью, до крещения, ими могли стать преступники и внебрачные дети и т.д.
Мотивация такого нашествия мертвецов с кладбищ неизвестна. Возможно, с целью утолить голод или же вампир разделял схожие интересы с призраком в плане причинения вреда живым. В мифологии Румынии существует аж четыре вида “живых мертвецов” – стригои, морои (эти слова употребляются как синонимы), вырколаки и даже приколичи!
Первыми, согласно поверью, могли стать местные Ведьмы, которые позже отправлялись пить кровь людей и домашнего скота. Образы вырколака и приколича скорее близки оборотням – и те, и другие, и третьи принимали облик волка или собаки, реже – свиньи. И такими вот чудовищами вампиры воспринимались вплоть до 19-20 веков, с развитием литературы и кинематографа.
В 19-м веке образ вампира претерпел существенную трансформацию, когда Джон Полидори, врач самого Байрона, опубликовал свой роман про Лорда Ратвена. Его персонаж уже не вылезал из кладбища и могилы, не был неотёсанным, тупым и гниющим дикарём с животными инстинктами, а обитал в замке и спал в гробу своей усыпальницы, обладал развитым интеллектом и являлся романтическим героем.
Это породило в литературе и массовой культуре образ “вампира-аристократа”. Также в моду вошли обольстительные, как греческие Сирены, женщины-вампиры, которые губили людей. Начало положили два вышедших в свет произведения – незаконченная поэма “Кристабель” и роман Шеридана Ле Фаню “Камилла” 1872 года. Последняя стала родоначальницей тропа “вампирши-лесбиянки”.
Последним романом о вампирах в литературе того времени стал знаменитый “Дракула” Брэма Стокера. Написанный в эпистолярном формате (в виде выдержки из писем и дневников главных героев), роман изобразил вампиризм не как сверхъестественное явление, а как своего рода болезнь. Да и вампир здесь не ключевой, а скорее всего – второстепенный и очень опасный персонаж.
Стокер мало того, что списал Дракулу с валашского правителя (частично), так ещё и популяризировал образ “вампира-аристократа”. Подобно приколичу, книжный Дракула также мог превратиться в волка или пса, и уж потом – в летучую мышь (это новшество было настолько сильно использовано в экранизациях, что уже превратилось в избитое клише).
Были здесь и ограничения, так и оставшиеся в фильмах за кадром повествования – солнечный свет не убивал вампира, а лишь ослаблял его, Дракула то и дело таскал с собой ящик с трансильванской землёй, на которой спал и восстанавливал силы, долго появляться на людях не мог. Чтобы войти в дом к жертве, Дракуле нужно было приглашение (он же всё-таки аристократ, а не грабитель какой-то!). И никакого осинового кола в сердце книжный вампир так и не получил – его попросту обезглавили. Такие ограничения были важны – зло по меркам того времени не могло быть всемогущим.
Многочисленные экранизации романа Брэма Стокера, начиная от фильмов 1930-40-х годов с участием Бэлы Лугоши (именно его образ, а вовсе не книжное описание персонажа, вскоре приобрёл культовый статус и свой неповторимый стиль), с бессмысленными продолжениями с участием сыновей и дочерей Дракулы (одним из них был как раз Алукард, знаменитый позже персонаж игр Castlevania), кроссоверами с Человеком-Волком и Чудовищем Франкенштейна (тоже популярным киношным образом) и реальными людьми вроде комиков Эббота и Костелло, породил целый культ вокруг вампира.
Дракуломания дошла до того, что тут и там в США в сфере кинематографа, а уже не литературы, стали появляться другие персонажи, основанные на образе Дракулы. К примеру, можно вспомнить того же Лестата из “Интервью с вампиром”, комедию Романа Полански “Бесстрашные убийцы вампиров (по нему позже поставили мюзикл), где фигурировал граф фон Кролок и фильм – плагиат 1920-х годов под названием “Носферату. Симфония ужаса”, где вампира звали граф Орлок.
Судя по мюзиклу “Бал вампиров”, в нем можно узреть некий намёк на романтическую линию между графом фон Кролоком и Сарой, прекрасной дамой и вампиром аристократом. Однако, такая версия появилась намного позднее. В оригинале что у Стокера, что у Полански и бедная Люси Вестенра, и Сара, дочь Йони – владельца таверны, выступают скорее невинными жертвами, чем любовным интересом вампиров. А вот любовь между обычным парнем и девушкой-вампиршей в те времена была привычным явлением (тот же ученик профессора Амбронзиуса был безмерно влюблён в Сару).
Но все изменилось лишь в 1966-1970-х годах, когда режиссёр Дэн Кертис явил миру свое творение, готическую мыльную оперу (сродни популярным тогда в США семейным ситкомам в жанре ужасов и мистики “Мюнстры” и “Семейка Аддамс”, но не включающую в себя комедийную составляющую) под названием “Мрачные тени”. Его представление о вампирах перевернуло весь кинематограф и послужило толчком к эволюции (или деградации?) и романтизации мрачного образа ожившего трупа.
Так, Барнабас Коллинз, герой вселенной и наследник особняка Коллинвуд, был изначально создан в качестве пародии на Дракулу (не стокеровского, книжного, а опять же сыгранного Бэлой Лугоши) – он спал в гробу днем, превращался в туман и летучую мышь, кусал за шею и обольщал молоденьких дам, насылал ночные кошмары (особенно на младшего члена семьи – Дэвида). Позже Барнабас развился и стал самостоятельным и культовым персонажем хоррора, в основном благодаря харизме ныне покойного канадского актёра Джонатана Фрида.
Образ вампира в сериале “Мрачные тени” то и дело варьируется от ожившего трупа до серийного убийцы (в первых эпизодах, начиная с 210-го, и согласно первоначальной версии сценария, Барнабаса должны были изловить и уничтожить, что было показано только в полнометражке “Дом темных теней” 1970 года), от антигероя до трагичного злодея.
Вампиризм воспринимается в двух аспектах – и как болезнь (и здесь есть аж два аналога профессора Абрахама Ван Хельсинга – психиатр Джулия Хоффман (ещё тогда образ врача феминизировали, а не только в сериале 2020 года!), Эрик Лэнг и профессор в сфере оккультизма – Тимоти Стоукс), и как сверхъестественное явление (рассматривается как проклятие Ведьмы).
Помимо популяризации тропа “вампир-аристократ”, в сериале показано, что Барабас Коллинз – не бездушная машина для убийств, а вполне разумное существо, проявляющее эмоции и главное – способное любить. Книжному и киношному Дракуле это было не свойственно. Барнабас хоть и был мстительным и вспыльчивым, тем не менее, он предан членам семьи Коллинз и своим друзьям, глубоко заботится о них и даже спасает им жизнь, путешествуя во времени в течение 1198 серий подряд.
Сериал Дэна Кертиса породил также идею реинкарнации возлюбленной вампира спустя два столетия после его проклятия и суицида самой несчастной красавицы. Позже она была показана в экранизации “Дракулы” в 1990-х годах режиссера Фрэнсиса Форда Копполы, где Дракула фактически повторяет судьбу Барнабаса Коллинза – если второй в результате махинаций ревнивой ведьмы Анжелики Бушар теряет свою Жозетт Дюпре навсегда, то Дракула – свою Элизабет, которая не смирилась с гибелью супруга на поле боя.
Оба вскоре находят утешение и точное подобие своих невест два века спустя: Барнабас – в лице бармена кафе “Синий Кит” Мэгги Эванс и гувернантках – Виктории Уинтерс, Рейчел Драммонд и Китти Сомс Хемпшир (все длились недолго и закончились трагично), а Дракула – в лице Мины Мюррей. Тогда как в оригинале романа девушка искренне любит Джонатана Харкера, да и мотив переезда Дракулы из Трансильвании неизвестен.
Созданный Дэном Кертисом образ вампира-любовника позже перекочевал в сагу “Сумерки”, которая являлась смешением шекспировской трагедии “Ромео и Джульетта” и боевика “Другой мир”, где вампиры воевали с оборотнями. И такой расклад не пришёл по душе зрителям.
Что до зомби, то вера в них уходит корнями в традиции порабощенных африканцев, а не только к страху перед воскресшим трупом или восставшим духом. В связи с распространением религии Вуду на Гаити, местное население тех лет всерьез верило в то, что их божество – барон Самеди – при должном почитании может забрать их в райскую обитель загробного мира. В противном случае жителей Африки ожидала суровая кара в виде блуждания после смерти полуразложившимся трупом.
Зомби воспринимались то как “духи, которые бродят по земле и терзают живых”, либо – воскрешенные сверхъестественным образом мертвые тела. В частности – с помощью ритуалов некромантии бокора колдуном или ведьмой. Зомби в данном контексте выступают как личные рабы, не имеющие собственной воли.
В английском языке слово “зомби” появилось только в 1819 году и имело Центральноафриканское происхождение. Оно было созвучно словам “nzambi” (то есть – “Бог”), “nzumbi” (“фетиш”) и “mvumbi” (” призрак, ревенант. Труп, сохранивший душу”). Здесь свойства призраков приписывались зомби.
Но привычное представление о зомби появилось лишь во второй половине XX века. Тогда же впервые стало употребляться и слово “нежить”, придуманное Брэмом Стокером для обозначения исключительно вампиров. Образ зомби, как трупа, пожирающего плоть, был впервые представлен в фильме Джорджа А. Ромеро “Ночь живых мертвецов” 1968 года. Но тогда ещё этих существ называли “упырями”.
В литературе XIX века стал популярным образ зомби, оживленный с помощью научных достижений, а не магических ритуалов. Например, роман Мэри Шелли “Франкенштейн” 1818 года. Далее образ зомби был прочно закреплён кинематографом. Фильм “Возвращение живых мертвецов” изобразил ядовитый газ как способ создания ходячих трупов, а самих монстров наделили свойством пожирать мозги. Фильм “Обитель зла” показал миру биологическое оружие.
Далее в ход пошли смертельный вирус (как в одном мультфильме), ядерный взрыв и даже радиация (после аварии на ЧАЭС – популярное явление в массовой культуре). В общем, все, на что хватило фантазии сценаристов. Нежить стала популярным противником всех рас в жанрах фэнтези и хоррора, заняв видное место. И интерес к ней и загробному миру не утихает и по сей день.
