В статье присутствует множество спойлеров.
Искусство обладает силой предвидения. Невероятный творческий импульс, сопряженный с рефлексией, анализом своей эпохи, фоновыми мыслями, созерцанием и образами, способен породить воистину пророческие полотна, «рупоры века». В течение тысячелетий это доказывали многие служители прекрасного, будь то писатели, поэты или художники. Конечно же, особенно стоит выделить великих фантастов. Будучи визионерами с буйной фантазией, они бывают поразительно точными в представлении образа будущего. Помимо таких глыб, как Жюль Верн и Герберт Уэллс, предсказавших полеты на Луну и появление лазерного оружия, есть, например, небезызвестные братья Стругацкие, изобразившие в повести «Хищные вещи века» 1964-го года за ширмой гедонистического курортного городка типичное для наших дней общество потребления. То, что тогда являлось социальной фантастикой с антиутопическими чертами, теперь является практически реализмом. Вышеописанного тезиса придерживается и Константин Лопушанский — советский и российский режиссер, ученик Тарковского, который незадолго до аварии на Чернобыльской АЭС 1986-го года закончил работу над дебютной полнометражной картиной «Письма мертвого человека» в жанре ядерного постапокалипсиса.
Художник в какой-то мере предчувствует, думает вперед. И, к сожалению, много сбывается. Я был бы сам рад очень, если бы не сбывалось.
Константин Лопушанский
Сюжет разворачивается в безымянном американском городке. Относительно недавно прогремела ядерная война, уничтожившая цивилизацию. Ученый Ларсен, лауреат Нобелевской премии, спасается в бомбоубежище вместе с сотрудниками музея и больной женой, не успевшей вовремя спуститься туда, ввиду чего огромная доза радиации медленно её убивает. В ходе повествования Ларсен, исследуя сейсмографические приборы, пытается понять, идет ли до сих пор война за пределами города, попутно отправляя письма своему умершему маленькому сыну Эрику.
Постапокалипсис — довольно любопытный жанр научной фантастики. Помимо того, что это в принципе довольно гибкий сеттинг, на фоне которого можно рассказать множество любопытных историй для любой аудитории и даже состыковать действо с другими жанрами, постапокалиптика, очевидно, вдоволь позволяет пофантазировать о том, что будет, если человечество достигнет той самой точки невозврата. Показательным примером, доказывающим преимущество интерактивного искусства, является известная серия компьютерных ролевых игр «Fallout», показывающая ретрофутуристичную Америку постъядерных времен. В ней присутствует и черный юмор, и искрометные диалоги, и интересные локальные истории, не говоря уже о всеобъемлюще раскрытой проблематике жанра — возрождение цивилизации из пепла, построения нового общества, трудности коммуникации разных групп людей и даже интереснейший феномен карго-культа (когда изолированное племя при наличии фрагментарных знаний о внешнем мире бездумно копирует внешние признаки какой-либо субкультуры или поклоняется какому-то предмету, но не понимает сути). Если анализировать во всей франшизе игры, созданные идейными вдохновителями серии, — а именно первые две части и сюжетное ответвление «New Vegas», — то обнаруживается, что у постапокалипсиса имеются разные грани: это и «темный» постапокалипсис, демонстрирующий тотальную разруху, анархию, упадок, и «возрождающий» постапокалипсис, в котором начинает формироваться полноценная цивилизация с государствами. Такое было в «Fallout» и кажется довольно реалистичным развитием тематики, однако тут кроется одна деталь. Человек — существо, которое способно постоянно ко всему адаптироваться и всегда стремиться к месту под солнцем, бороться, возрождаться, но горькая ирония в том, что, демонстрируя различные фракции с конфликтующими идеологиями, авторы подтверждают: алчность, корыстность и честолюбие, сопровождающие наше общество ещё с первобытных времён, остаются даже после армагеддона. Способен ли человек преодолеть свои пороки и перевоспитаться — главный философский вопрос постапокалипсиса, и это отражено в «Письмах мертвого человека».
С первых минут режиссер-постановщик демонстрирует пугающе мрачную и достоверную картину: здания-руины, выжженные земли с горами трупов, патрульные вертолеты, военные, стреляющие без предупреждения во время комендантского часа, затхлое бомбоубежище сотрудников музея с горами мусора и светом, с трудом поддерживаемым педальным генератором электричества. Главное отличие данной кинокартины от большинства собратьев по жанру — детальное изображение быта простых людей в условиях пережитой ядерной бомбардировки, что усиливает драматическую составляющую и эмоциональный отклик, а эффект сепии и статичные кадры с редкими сменами планов создают ощущение от просмотра документалистики. Окружение рассказывает историю и насыщает ее деталями для пущей убедительности, о чем осведомлен автор.
Немаловажно, что Константин Лопушанский — приверженец авторского кино, о чем он сам неоднократно заявлял, поэтому фабула сценария принадлежит и режиссеру. Каждый персонаж фильма пытается осмыслить трагедию по-своему: Ларсен категорически отказывается мириться с окружающей его средой и выводит гипотезу, в ходе которой заключает, что войны не было, кто-то пишет книгу-размышление о произошедшем, а кто-то создает новые законы морали для создания нового общества («ненавидь ближнего своего, ненавидь дальнего, ненавидь самого себя»).
Я сторонник авторского кино в буквальном смысле этого слова. То есть тот, кто написал сценарий, кто его выстрадал, чей духовный мир и опыт запечатлен в этом тексте, тот и должен, по моему мнению, его снимать. Иначе ты вроде как покупаешь чужое откровение, вдохновение или, хуже того, крадешь. В идеале все это так. На практике же, конечно, все не так просто.
Константин Лопушанский
Анализируя ход истории, становится ясно, что персонажи, похожие скорее на живые трупы физически и ментально, пытаются оттенить свое существование, пародию на жизнь путем эскапизма. В какой-то момент проникновенная атмосфера нигилистического декаданса и безысходности доходит такой критической отметки, что фильм даже не гнушается детских трупов и воплей, ввиду чего у зрителя вполне может наступить культурный шок.
«Пора, наконец, признать, что вся история человечества — это история затянувшегося самоубийства живой материи, которую космическая случайность наделила способностью мыслить, и которая не знала, что делать с этой случайной роковой способностью, точка. И не нашла ей лучшего применения, как создание наиболее эффективных способов тотального самоубийства!» — заключает один из персонажей фильма.
Однако в дальнейшем кинокартина раскрывает во всей красе и философию гуманизма, которая дает понять, что «Письма мертвого человека» — это все-таки фильм-предупреждение, а не эпитафия человечеству. Здесь настало время поговорить об актерской игре. Актеры, как бы это избито и в то же время иронично ни звучало в данном контексте, живут собственными ролями. Невероятно фактурные и выразительные, они со всей дотошностью изобразили сломленных — мертвых — людей, лишенных всякого будущего. Запоминаются все: и немые облученные дети, и строгий военный врач, вынужденный непомерным усилием воли следовать по инструкции и оставить этих самых детей на поверхности, и надломленный романтик-гуманист из музея, и много кто ещё. Но настоящим бриллиантом и «гвоздем программы» выступает, безусловно, протагонист фильма — профессор Ларсен в исполнении блистательного советского актера Ролана Быкова. Быков воплотил внешне довольно типичного, даже карикатурного, сумасшедшего ученого — очкастого мужчину пожилого возраста с хаотичной и неопрятной прической, но внутри — весьма проработанного персонажа с детальным психологизмом. Ларсен, как и остальные обитатели бункера под музеем, пытается сохранить остатки рассудка путем собственной отдушины — писем умершему сыну Эрику, в смерть которого он наотрез отказывается верить, поскольку во время начала катастрофы он не смог найти его в городской больнице среди других несчастных деток. Учитывая в прошлом высокое положение ученого и Нобелевскую премию, не исключено, что Ларсен во многом и сам является виновником непоправимой трагедии, о чем в произведении даже делается тонкий намек и критикуется разрушительная сторона науки как таковой. В итоге, если брать это во внимание, вырисовывается глубокий образ разочарованного ученого, обретшего чуткость, раскаяние и осознание через личную трагедию. Однако вместе с этим в финале Ларсен находит в себе силы найти новую цель в жизни, приютив тех самых немых детей к себе и самоотверженно отказываясь эвакуироваться в центральный бункер. Он и дети пытаются отпраздновать Рождество — собирают самодельную елку и выходят на поверхность, дабы увидеть первую звезду, однако небо затянуто ядерным пологом. Ларсен умирает, а дети уходят куда-то в неизвестность, получив напутственные слова профессора («пока человек в пути, есть у него Надежда»), однако ясно, что он умирает живым человеком, вопреки названию фильма.
«Письма мертвого человека» — это весьма необычное, пронзительное и специфическое кино. Научно-фантастическая драма с библейскими вкраплениями, которая всем своим посылом напоминает нам о том, что мы должны относиться с понимаем друг к другу и в любой ситуации проявлять наилучшие человеческие качества. Например, чувствовать прекрасное и любить.
#обзоры #мнения #кино #постапокалипсис #советское_кино #драма.
