[Перевод] Как меняется мораль со сменой языка

Что определяет нашу личность? Наши привычки? Наши эстетические вкусы? Нашу память? Если бы мне пришлось отвечать, я бы сказал, что если и есть у меня какая-то основа личности, неотъемлемая часть меня самого, то это – мой моральный центр, моё встроенное чувство того, что хорошо и что плохо.

И всё же, как и другие люди, знающие больше одного языка, я иногда чувствую, что с каждым из моих языков я становлюсь немного другим человеком. Более напористым с английским, более расслабленным с французским, более сентиментальным с чешским. Возможно ли, что вместе с этими изменениями мой моральный компас также указывает в разных направлениях, в зависимости от используемого в данный момент языка?

Психологи, изучающие моральные суждения, уже заинтересовались этим вопросом. Несколько исследований изучают то, как люди оценивают этику, думая на неродном языке – например, так, как группа делегатов ООН использует язык лингва-франка для обсуждения резолюций. Открытия говорят о том, что в случае моральных дилемм люди могут вести себя по-разному, в зависимости от того, думают они на родном языке или на другом.

В исследовании от 2014 года под руководством Альберта Коста, добровольцев ставили перед «дилеммой вагонетки». Тяжёлая неуправляемая вагонетка несётся по рельсам. На пути её следования находятся пять человек, привязанные к рельсам сумасшедшим философом. К счастью, вы можете переключить стрелку — и тогда вагонетка поедет по другому, запасному пути. К несчастью, на запасном пути находится один человек, также привязанный к рельсам. Переключите ли вы стрелку?

Большинство людей соглашаются стрелку переключить. А что, если единственным способом остановить вагонетку было бы спихнуть незнакомца на рельсы перед ней? Тут уже люди начинают колебаться, хотя в обоих случаях одна жизнь спасает пять. Но Коста с коллегами обнаружили, что если добровольцы расценивают эту дилемму на неродном для них языке, то их готовность спихнуть незнакомца под вагонетку резко увеличивается: от менее 20% желающих это сделать, работавших на родном языке, до более чем 50% желающих, работавших на иностранном.

В эксперименте участвовали испано-говорящие и англо-говорящие добровольцы. Результаты были одинаковы для обеих групп, что доказывает, что в эксперименте играла роль смена языка на чужой, а не то, на какой именно язык переходили испытуемые.

Совершенно в другом эксперименте Джанет Гейпель [Janet Geipel] с коллегами также обнаружили, что использование иностранного языка меняло моральные решения их испытуемых. У них добровольцы читали описание происшествий, в которых никто не пострадал, но при этом всё равно достойных порицания. Например, в одной истории родственники занимались безопасным сексом по обоюдному согласию, а в другой хозяин собаки приготовил и съел её после того, как ту насмерть сбила машина. Читавшие истории на чужом языке (английском или итальянском) осуждали их меньше, чем читавшие их на родном языке.

Почему моральные оценки разнятся в зависимости от использования родного или чужого языка? Одно из объяснений гласит, что в процесс оценивания вовлекаются два отдельных и соперничающих режима мышления. Один – быстрое ощущение, «интуиция», а другой – тщательное взвешивание хорошего и плохого. При использовании иностранного языка мы неосознанно переходим ко второму варианту, поскольку усилия по обработке чужого языка переключают нас в режим углублённого мышления. Это может казаться парадоксальным, но соответствует другим открытиям – например, чтение математических задач, написанных тяжёлым для восприятия шрифтом, приводит к уменьшению количества глупых ошибок (хотя результаты этого исследования оказалось сложно воспроизвести).

Другое объяснение в том, что различия появляются из-за большей эмоциональной привязанности к языку, выученному в детстве, чем к тому, что мы изучали в более академической обстановке. В результате моральные суждения на чужом языке не так связаны с эмоциональным реакциями, которые появляются при использовании языка, который мы учили в детстве.

Существуют доказательства того, что память переплетает язык с опытом и взаимодействиями, полученными во время его изучения. К примеру, люди, владеющие двумя языками, легче вспомнят опыт, если спросить о нём на языке, связанном с этим событием. Наши детские языки, изученные в муках наших страстных эмоций – ведь чьё детство не прошло при обилии любви, ярости, удивления и наказаний? – пронизываются глубокими чувствами. И наоборот, языки, приобретённые в зрелом возрасте, особенно путём обучения в условиях ограничений классной комнаты или компьютерных программ и наушников, входят в нашу память очищенными от эмоций.

Кэтрин Харрис с коллегами представляют интересные доказательства наличия интуитивных отзывов, которые может вызвать родной язык. Используя датчики проводимости кожи для измерения эмоциональных реакций (с выходом адреналина повышается проводимость), они проигрывали турецко-говорящим людям, изучавшим английский в зрелом возрасте, слова и фразы на обоих языках. Некоторые из них были нейтральными (стол), другие – не очень (дерьмо), третьи содержали выговоры (стыдитесь!). Измерение реакции кожи показало, что на нехорошие слова реакция была сильнее, чем на обычные, особенно когда слова произносились на турецком. Но сильнее всего разница была видна с выговорами. На английские фразы добровольцы реагировали спокойно, а на турецкие – весьма остро, при этом некоторым казалось, что они слышат эти фразы голосом их родственников. Если язык – это контейнер для ярких воспоминаний о наших проступках и наказаниях, неудивительно, что такие эмоциональные ассоциации могут влиять на моральные оценки, сделанные на родном языке.

Баланс ещё больше сдвигается в сторону этого объяснения благодаря исследованию, появившемуся в журнале Cognition. В этом исследовании по сценарию хорошие намерения приводили к плохим результатам (некто даёт бездомному новую куртку, из-за чего беднягу побивают другие, решившие, что он её украл), или хорошие результаты выходят из неоднозначных поступков (пара усыновляет инвалида и получает компенсацию от государства). При моральных оценках этих историй чтение их на неродном языке приводило к тому, что результаты испытуемым казались важнее намерений. Результаты исследования противоречат теории, по которой использование иностранного языка заставляет людей мыслить глубже, поскольку в другом исследовании было показано, что тщательное обдумывание ситуации приводит к пониманию преимущества намерений перед результатами.

Но эти результаты согласуются с тем, что при использовании иностранного языка приглушённая эмоциональная реакция – меньше симпатии к тем, у кого были благородные намерения, и меньше ненависти к тем, у кого были нехорошие мотивы – уменьшают влияние намерений. Это объяснение подкрепляется информацией о том, что пациенты с повреждениями срединной части префронтальной коры головного мозга, отвечающей за эмоциональные реакции, показывали схожую схему рассуждений, при которых важность результатов преобладала над важностью намерений.

Что же будет моральным стержнем у человека, знающего несколько языков? Мои моральные воспоминания, последствия эмоционально окрашенных событий, научивших меня тому, что такое «хорошо»? Или это рассуждения, которые я могу применять без участия таких подсознательных ограничений? Или же эти исследования просто показывают нам правду насчёт нас вне зависимости от количества языков, на которых мы говорим: наш моральный компас работает как комбинация ранних сил, сформировавших нас, и наших способов избегать этих сил.