В сети стал доступен новый фильм Уэса Андерсона. Разбираемся в художественных исканиях режиссёра.
Уэс Андерсон уже не раз сталкивался с укором критиков и зрителей, обвинявших его во вторичности и примате формы, за которой с каждым фильмом таится всё больше содержательной пустоты. Особенно досталось режиссёру после не самого выразительного «Французского диспетчера». При этом недовольство, разумеется, не переступало локальных пределов и тонуло в радости тысяч поклонников кукольной эстетики и неугасающей готовности лучших актёров стать частью любимой киновселенной, пускай хотя бы и в минутном эпизоде. Пока мир развлекался с нейросетями и представлял, как бы выглядели популярные франшизы в оптике Андерсона, режиссёр готовил ответ — новую и отчасти не совсем привычную для себя картину.
Ч/б. Камера пролетает через телестудийную аппаратную и замирает перед сценой с ведущим (Брайан Крэнстон). Он увесисто заявляет, что это вымышленная театральная постановка без скрытых смыслов, снятая специально для телепередачи, вместе с которой они образуют подробный отчёт о работе индустрии. Андерсон сразу запрыгивает на метауровень. Обозначая его и как новый канал для коммуникации со зрителем, и очередной эксперимент с формой, и инструмент для профессиональной авторефлексии. Сама постановка имеет драматическую структуру: разбита на акты, которые дополнительными титрами разделяются на сцены. Между ними и разбросаны чёрно-белые вставки, где актёры обсуждают работу друг с другом, с драматургом (Эдвард Нортон), с режиссёром (Эдриан Броуди), которые регулярно беседуют между собой. Несмотря на важность композиционной рамки, главное всё равно остаётся внутри неё.
1955 год. Астероид-сити — маленький городок, затерявшийся в американской пустыне между обсерваторией и военным полигоном. Здесь пять тысяч лет назад упал осколок метеорита, и теперь рядом с небольшим кратером ежегодно проводится конкурс гениальных школьников-изобретателей. Недавно овдовевший военный фотограф Огги Стинбек (Джейсон Шварцман) приезжает в город вместе с сыном-вундеркиндом и тремя маленькими дочками. Сюда же направляется их дедушка (Том Хэнкс, дебютирующий у Андерсона и своеобразно заменяющий заболевшего ковидом накануне съёмок Билла Мюррея). Огги быстро сводит знакомство с кинозвездой Мидж Кэмпбелл (Скарлетт Йоханссон), живущей с дочерью напротив. Дополняют галерею образов несколько родителей с детьми, странноватая глава обсерватории (Тильда Суинтон), владелец мотеля (Стив Каррел), управляющий конкурсом генерал (Джеффри Райт) и молодая учительница (Майя Хоук) с оравой второклашек. Их дни рутинно протекают за лекциями, обедами и разговорами, но дальше случаются немыслимые события, после которых город закрывают на карантин.
Сеттинг пятидесятых выбран неслучайно: нервозность холодной войны, страх ядерного апокалипсиса, манящая и одновременно пугающая неизвестность космоса. Преломляясь в игривом мире Андерсона, где всё аккуратно, симметрично и расцвечено мягкими пастельными тонами, эти темы теряют свою внешнюю грозность. Вот, очередной ядерный гриб расцветает вдали над полигоном, и, кажется, это не больше чем шутка, но едва заметный осадок остаётся. При всей внешней игривости Андерсон сохрянет невозмутимую серьёзность. Коллективные переживания наслаиваются на индивидуальные: Огги пытается справиться с уходом супруги, его дети — матери, Мадж — в профессионально-личностном ступоре. Остальные персонажи получают гораздо меньше внимания, но о тревогах многих зритель всё равно узнает. Почти всегда анекдотично, но юмористическое облачко довольно быстро рассеивается. День Х же становится в этом уравнении экзистенциальным множителем: существование Бога, одиночество (или нет) человека, смысл жизни. Пока герои пытаются разобраться со старыми и новыми вопросами, вокруг начинает стремительно набирать обороты хаос.
Хотя в фильме очень много чувств, все они запрятаны глубоко, даже по меркам Андерсона. Герои тянутся друг к другу, но с большим трудом преодолевают натянутое напряжение. Диалоги случаются через большие паузы и остаются нарочитыми и анемичными. Разыграны они очень остроумно, но временами при общей вовлечённости в происходящее теряется суть эпизодов. Тогда о себе напоминает метарамка. Зритель слышит, какого эффекта драматург хотел бы добиться, хотя он не знает, как об этом написать, видит актёра, признающегося, что пьеса ему непонятна (ответ — неважно, рассказывай историю), по репликам узнаёт, какую сцену вырезали из итогового варианта. Всё это приближает не только к пониманию (в том числе непостижимости отдельных элементов) истории, но и к Андерсону как автору, размышляющему о стиле и произведении.
Отношения с «Городом астероидов» зависят от того, насколько вы любите более привычного Андресона. С «Города» точно не стоит начинать знакомство, в нём режиссёр погружается в себя, пытаясь нащупать что-то новое. В этих поисках некоторые особенности устройства его киновселенной выкручиваются сильнее обычного, что может привести в экстаз ортодоксальных фанатов и оказаться неудобоваримым для менее восторженных зрителей. В концовке герои дружно скандируют: «Чтобы проснуться, нужно заснуть». Так и здесь, чтобы приблизиться к истине, нужно расслабиться, нырнуть с автором в творческий хаос, пропустить его через себя, а затем вместе выплыть.
