Жестокая и беспросветная экранизация романа Алексея Иванова.
На недавно завершившемся «Кинотавре» награду за лучший дебют получила «Общага» Романа Васьянова. Для него это действительно дебют, но только в качестве режиссёра и сценариста — в индустрии Васьянов уже давно и работал оператором на съёмках «Отряда самоубийц», «Ярости» и «Яркости» Дэвида Эйра, «Тройной границы» Джей Си Чендора, «Стиляг» Валерия Тодоровского и многих других фильмов.
Васьянов знает, как делается кино, поэтому его собственная работа практически лишена «ошибок новичка». Это жестокое, выверенное, осторожное и несколько консервативное кино. Не в техническом плане, а в идейном.
События «Общаги» развиваются в 1984-м, в общежитии неназванного университета Свердловска. Застенчивый, едва ли не блаженный, первокурсник Забела (Геннадий Вырыпаев) живёт в одной комнате с более взрослыми Ваней (Никита Ефремов) и Игорем (Илья Маланин). Первый пишет стихи и беспробудно пьянствует; второй — эстетствующий и вроде как рассудительный малый, который благородно взял шефство над младшим товарищем и ввёл его в круг друзей, где кроме парней две девушки: Нелли (Ирина Старшенбаум) и Света (Марина Васильева).
Всё весело и беззаботно до тех пор, пока одна из студенток не совершает самоубийство. Забела знает, что толкнуло её к суициду, и намерен рассказать об этом следователю. Но это настолько неудобная правда, что её разглашение влечёт страдания как для самого Забелы, так и для его друзей.
От первоисточника Алексея Иванова в экранизации осталось не так много. Да, завязка перекочевала почти без изменений, равно как и некоторые диалоги. Однако если у Иванова студенты ведут высокопарные беседы и перебрасываются колкостями, пока их души плавятся в адском пламени, то у Васьянова эти же студенты стонут и корчатся от боли. Но в общаге никто не услышит их крик.
Выбросив из названия «на-Крови», режиссёр словно бы заземлил историю. Общага-то всё ещё на крови, но бога в ней больше нет, «купола растеряли золото». Да и той вечной общаги, куда пускают без ордера, у Васьянова не предвидится. Его версия, как ни странно, получилась куда мрачнее, безысходнее оригинала.
На пустых и холодных коридорах общежития замыкается вся вселенная героев. Оказавшись выкинутыми из неё, они отчаянно стремятся обратно — не потому что не умеют жить в других условиях, а потому что других условий не существует вовсе. Как и в книге, общага — это модель всего мира с его правом сильного, несправедливостью и компромиссами. А из мира не сбежать, не выселиться. Только если сигануть с крыши.
Васьянов выкорчевал всё евангельское из текста Иванова, лишив его редких светлых пятен. С богом ушла и надежда, «Общага-на-Любви», маячившая перед главным героем в финале книги. Осталась просто Общага, статичная в своей жестокости настолько, что никто из обитателей не думает, как может быть иначе. Забела даже и не мечтает изменить мир — лишь сбежать из него. На тот самый остров Тенерифе, о котором грезил главный герой романа.
Тот самый остров, которого на самом деле нет, потому как нет вообще ничего, кроме утыканных потёртыми дверьми тошнотворно-жёлтых стен, отражающих мольбы и стенания насмешливым эхом. Нет ничего, кроме одновременно жалкой и отвратительной коменды (Юлия Ауг), её мерзкого мужа-насильника (Александр Кудренко) и подлого Гапонова (Евгений Серзин), председателя студсовета.
В центре этого замшелого ада разворачивается по-советски нравоучительная история о том, как важно отстаивать свои принципы и держаться за правду. В иных, действительно морализаторских рассказах злодеи просто пощипали бы героя за локотки, чтобы он эту самую правду отпустил. Но «Общага» не учит хорошему, и здесь герою попросту отрубают руки (фигурально выражаясь). При этом жертва не получается сакральной; на заклание идут почти буднично, без пафоса, в грязном прокуренном подвале.
Режиссёр намерено не пытается развить Забелу, делая из него чуть ли не карикатуру на правильного парня. Он помещает героя в максимально неподходящий для того контекст, заранее зная, что чудесного спасения не будет. Восхитительное упрямство Забелы тут работает так же, как убеждённость персонажей известных антиутопий, с которыми у «Общаги» немало общего — вплоть до года действия. В конце концов, те произведения тоже талдычат о том, что системы ломают людей.
Впрочем, Роман Васьянов говорит ещё и о том, что зло — в общем смысле — оно вечно и постоянно, как бы мы ни рыпались. Недаром в экранизации поменяли имена персонажам, которых объединяет мученичество. Так, Отличник стал Забелой; Лёля — Светой, а Серафима — Кирой. Другие герои, подлые и мерзкие, остались при своих. Разве что Ринату заменили «и» на «е».
Всё оттого, что мученики — расходный материал. Они приходят и уходят под разными именами, чтобы остальные, менее смелые, испытывали хоть какую-то надежду, глядя на долгий список пострадавших за справедливость. Но зло всё равно сильнее; это константа, не требующая наречения. И его всегда будет больше, чем тех, кто готов на жертвы.
