7 июля на Netflix вышла, без сомнения, одна из самых удачных экранизаций видеоигр — анимационный сериал Castlevania. Как и в случае с прошлогодним Warcraft (который совсем не так плох, как принято считать), сериал повторяет сюжет игр лишь в самых общих чертах; в остальном же — это вполне самостоятельно произведение, практически не требующее знакомства с первоисточником.
«Но раз уж он есть, почему бы и нет?» — примерно так подумал автор этих строк и, сдув пыль с эмулятора, взялся за Castlevania III: Dracula’s Curse.
И, честно говоря, был крайне удивлен. И речь не о геймплее или дизайне уровней, и даже не о графике, которой запросто позавидуют некоторые инди. Дело в том, что несмотря на «семейную» политику Nintendo и связанный с ней запрет всего, что так или иначе касается религии, американский релиз Castlevania III: Dracula’s Curse практически не отличается от оригинала.
И это, на минуточку, в те времена, когда создателей Dungeons & Dragons обвиняли в поощрении «богохульства, убийств, безумия, сексуальных извращений, гомосексуализма, проституции, некрофилии и поклонения Сатане».
Чтобы избежать подобных выпадов в свой адрес, Nintendo подготовила документ под названием «Nintendo of America’s Video Game Content Guidelines», которым установила четкие рамки допустимости игрового контента.
Одно из положений указанного документа гласит:
Несмотря на категоричность формулировки, применение директивы не отличалось последовательностью и серия Castlevania отличный тому пример.
Так, цензура практически не затронула оригинальную трилогию, выпущенную для NES (пара «приодетых» статуй, пожалуй, не в счет).
Между тем, Super Castlevania IV для SNES уже досталось по полной: следом за обнаженными изваяниями из игры практически исчезла кровь, а вместе с ней — и кресты всех сортов и расцветок, в оригинале встречавшиеся практически на каждом экране.
Сегодня подобное внимание к «духовному» в играх сегодня кажется немного странным (вспомните рекламную кампанию Dante’ Inferno), однако в конце 80-х — начале 90-х это было довольно обыденно.
Так, например, от рук локализаторов пострадала и культовая Dragon Quest, и речь здесь не только о путанице в названиях (из-за которой в Европе и Америке серия более известна под брэндом Dragon Warrior).
Так, из страха «оскорбить чувства верующих» из ранних игр серии вырезали все, что так или иначе ассоциировалось или могло ассоциироваться с мировыми религиями: помимо удаления распятий с кладбищ, одежд и игровых предметов (а иногда — замены на пентаграммы, что весьма забавно), а также переименования церквей (сhurch) в лечебницы (house of healing), в Dragon Warrior ІIІ даже были перерисованы спрайты нескольких персонажей, потому что верхушки их посохов отдаленно напоминали латинский крест.
Еще одно заметное отличие международной версии в том, что погибшие напарники преследуют игрока в виде призраков, а не гробов с распятиями, как это было в оригинале.
А вот в Duck Tales от Capcom гробы остались, но изображенные на них кресты превратились в неуклюжее, но вполне безобидное RIP.
Еще один яркий, но практически неизвестный у нас пример, — Earthbound. Из игры, кроме уже привычных кладбищенских, были вырезаны и размещенные на фасадах разбросанных по игре госпиталей красные кресты.
Впрочем, сделано это было не из соображений религиозной безопасности, а из опасений судебного разбирательства с Международным комитетом красного креста, владеющим всеми правами на указанный знак.
К слову, по той же причине из игры пропал и грузовик компании Coca-Cola.
Досталось и другому пионеру жанра JRPG — серии Final Fantasy. К слову, религиозные мотивы всегда были неотъемлемой частью серии, а потому разработчикам нередко приходилось идти на всякие ухищрения, чтобы вписаться в узкие рамки, установленные Nintendo.
Как и в случае с Dragon Warrior, в ранних частях серии вмешательство локализаторов ограничилось переименованием церквей (churches) в клиники (сlinics), а также геноцидом распятий и шестиконечных звезд.
Дальше — больше: так, в американском релизе Final Fantasy IV ад (hell) именуется темным миром (dark world), а заклинание holy (святой) было переименовано в white (белый), в Final Fantasy VI и вовсе превратившееся в pearl (жемчужный); дошло даже до того, что цензуре подверглись слова «молитва» (prayer) и «молиться» (pray) — их заменили словом «желание» (wish) и его производными.
Бытует мнение, что именно жесткая политика Nintendo, связывавшая разработчикам руки, вынудила Square сделать ставку на консоли Sony и тем самым предопределила исход серии, до того выходившей исключительно на приставках компании. Кстати, именно Final Fantasy VII для первой PlayStation считается первой частью серии, добравшейся до западных игроков без изменений.
Тем не менее, к выходу Final Fantasy VI Nintendo все же поумерила пыл. Так, например, в американском релизе злодей Кефка (Kefka) называется “подобным Богу” (like a god), а состоящая из девяти разных боссов Статуя Богов (Statue of the Gods), так и вовсе представляет собой прямую отсылку к Божественной комедии Данте Алигьери, символизируя Ад, Чистилище и Рай одновременно.
Непростая история и у одного из главных внутренних эксклюзивов Nintendo – серии The Legend of Zelda. Непостижимая любовь японцев к западным религиям нашла свое отражение и здесь: например, Книга Магии (Book of Magic) из самой первой Зельды в оригинале именуется Библией (Bible), что, снова-таки, совершенно не вписывалось в узкие рамки американской цензуры.
Удивительно, но как и в случае с Castlevania и Final Fantasy, поначалу цензура была довольно мягкой и крест, красующийся на щите Линка в The Legend of Zelda, а также распятие, использовавшееся в Link’s Adventure для общения с призраками, служат тому доказательством.
Все это, впрочем, не мешало Nintendo переименовывать храмы (temples) в подземелья (dungeons) вплоть до выхода Ocarina of Time.
К выходу SNES Nintendo уже основательно закрутила гайки, а потому The Legend of Zelda: A Link to the Past (в оригинале — The Triforce of the Gods), как и вслучае с Super Castlevania IV и Final Fantasy IV повезло гораздо меньше, чем предшественницам.
Не ускользнули от цепких лап локализаторов ни растыканные по пещерам священники (priests), внезапно ставшие мудрецами (sages), ни злодей Агахним (Agahnim), сменивший рясу духовника на робу чародея (wizard).
Однако, несмотря на попытки Nintendo откреститься от религии, серия даже стала предметом нескольких теологических исследований, часть которых была опубликована в сборнике The Legend of Zelda and Theology.
Впрочем, не обошлось и без нелепых случайностей. Так, например, в качестве фоновой музыки локации Огненный Храм (Fire Temple) в Ocarina of Time было использовано настоящее исламское духовное песнопение, нашид. И все бы ничего, если бы не фразы вроде «I bear witness that there is no god but Allah», отчетливо слышимые на записи.
Несмотря на то, что это было замечено и исправлено уже после релиза, к удивлению Nintendo, ни скандалов, ни громких тяжб не последовало. Более того, по мнению игроков, оригинальный вариант звучит не в пример лучше заменившей его электронной мелодии.
Похожая история приключилась и со знаком племени Герудо (Gerudo) из той же Ocarina of Time.
Так, первоначальная версия знака подозрительно напоминает один из символов ислама — звезду и полумесяц — по сей день изображенные на официальных флагах большинства государств-преемников Османской империи. Это, опять же, не очень понравилось Nintendo, а потому со времененем его заменили на более толерантный (и менее привлекательный, как по мне) варинат.
В то же время к портативным играм отношение было намного проще. Так, в Final Fantasy Legend для Game Boy (которая, к слову, никакая не Final Fantasy), игроку не только предстояло сразиться с Асурой (Ashura; в буддизме и индуизме асуры — божественные сущности низшего порядка), но и, пробившись через Рай, потягаться с самим Создателем (Creator).
Последнего, кстати, за немыслимое количество HP и уязвимость практически ко всем видам атак часто называют одним из сложнейших боссов в истории видеоигр.
В конце 80-х — начале 90-х Nintendo практически единолично заправляла рынком консолей и видеоигр, попутно добиваясь имиджа развлечения «для всей семьи» — простого и безопасного.
Не последнюю роль в достижении этой цели играло и сглаживание острых углов к которым, несомненно, относятся и вопросы религии. Однако сделало ли это игры, упомянутые выше, хоть капельку хуже?
Нет. Впрочем, как и лучше.
Забавно, но, кажется, даже сегодня, 30 лет спустя цензура Nintendo, не утратившей авторитарных замашек и по сей день, продолжает влиять на индустрию развлечений. Сильно ли — вопрос спорный, но, как бы то ни было, отрицать ее вклад в историю видеоигр довольно глупо.
Появление возрастных рейтингов, отчасти развязавших разработчикам руки, переезд жанра JRPG на PlayStation и его бурное развитие в середине 90-х, не говоря уже о современном образе компании — все это, прямо или косвенно, представляет собой результат воплощения изложенных в Nintendo of America’s Video Games Content Guidelines положений.
Источник: DTF