Рассказываем про новый сериал от авторов «Шерлока» — больше, к сожалению, похожий на его последние сезоны, чем на первые.
4 января на Netflix вышел целый сезон «Дракулы» — нового шоу от сценаристов Стивена Моффата и Марка Гэтисса, авторов «Шерлока». Как и самый известный их сериал (и ещё гораздо менее известный «Джекилл»), новый «Дракула» — это попытка переосмыслить классическое произведение британской жанровой литературы и наделить его актуальными смыслами, поместить героев конца XIX столетия — буквально или фигурально — в наш сложный и вечно меняющийся цифровой век.
Моффат и Гэтисс уже проделывали, с разной степенью успеха, подобное с великим детективом Артура Конана Дойла и мистическим триллером Роберта Льюиса Стивенсона — теперь пришёл черёд знакового романа Брэма Стокера, навсегда утвердившего в современной культуре образ вампира, как мы его знаем сейчас.
Задача, прямо скажем, не из лёгких: «Дракулу» с начала прошлого века в разных видах успели экранизировать более сотни раз — были и прямые адаптации («Дракула» 1931-го или «Носферату» 1922-го, созданный, правда, без прав на оригинал), и всяческие хорроры категории «B», и довольно радикальное прочтение от Фрэнсиса Форда Копполы («Дракула» 1992-го).
На фоне всего этого культурного багажа придумать кардинально новый ракурс для истории графа Валахии почти нереально. Поэтому Моффат и Гэтисс его, в общем, и не ищут, а делают то, что у них получается (или, по крайней мере, когда-то получалось) лучше всего — снимают того же «Шерлока», но в других декорациях.
«Дракула» видится наглядной выставкой самых вопиющих и раздражающих проблем в сценариях дуэта, каталогом всех ошибок и неудачных решений, которые Моффат с Гэтиссом усердно тащат из проекта в проект. И если в 2010-м, на старте «Шерлока», их подход ещё выглядел относительно свежим и интересным (мы тогда, конечно, не знали, к какой катастрофе сериал придёт за четыре сезона), сейчас очередные твисты ради твистов и пижонские интеллектуальные баталии двух героев-гениев выглядят попросту скучно.
Граф Дракула в их интерпретации превращается, по сути, в ещё одного Мориарти — манерного злодея-трикстера, у которого на каждую сложную многоходовочку есть одна ещё более запутанная.
Он бросается такими же высокопарными фразами, будто созданными, чтобы их растаскали по пабликам ВКонтакте, и, разумеется, он очень, ну прямо невозможно умён: местный кровопийца не имеет совершенно никаких проблем с адаптацией в более цивилизованном обществе, умеет выучивать новые языки, просто поглотив кровь их носителя, и вечно пытается острить (чаще неудачно, но есть одна очень смешная — потому что совершенно идиотская — шутка, в которой почему-то фигурирует Владивосток).
И, конечно, на каждого Мориарти должен быть свой Шерлок — здесь его роль взял персонаж Ван Хельсинга, сменивший профессию и пол. Теперь это не учёный Абрахам Ван Хельсинг из романа Стокера, а монахиня Агата Ван Хельсинг — явно слишком умная и прогрессивная для своего века героиня, которая, по её же словам, сочетает самые жуткие страхи Дракулы: ведь она «образованная женщина с крестом».
Вообще, на этом сочетании несочетаемого строится большая часть смысловой нагрузки нового «Дракулы». Сериал, подражая готической эстетике романа Стокера, одновременно с этим издевается над нравами и взглядами викторианской эпохи, смотрит на них «современным» прогрессивным взглядом, ломает вампирский канон и переизобретает его: шутит над мифами об отсутствии отражения в зеркале или связывает вампиризм с сексуальностью.
И всё бы ничего, но проблема в том, что Гэтисс и Моффат явно не очень внимательно читали роман Стокера или, как минимум, не особо следили за прошлыми его экранизациями. Они слишком часто выглядят как два подростка, которые, поверхностно ознакомившись с книгой из школьной программы, взялись яростно её деконструировать, поддавать сомнению законы её мира и включать в него радикальные, по их мнению, мотивы.
Вот только связь вампиризма и сексуальности, которую они с таким пафосом выдают здесь как совершенно новую мысль, уже была куда талантливее обыграна в «Дракуле» Копполы. Идеи о глупости мифов о вампирах высказывало «Интервью с вампиром», где кровопийцы тоже вполне себе отражались в зеркалах (и ещё не боялись крестов и осиновых кольев), там же можно найти и образ вампира-педанта Лестата, очень избирательного, как и местный Дракула, к своим жертвам. А уж идею о том, что главный страх вампира — в его неспособности умереть — пронизывает чуть ли не половину произведений об этих ночных существах.
В этом одна из главных проблем нового «Дракулы». Для сериала, настолько ревностно ломающего шаблон и выставляющего себя неким уникальным, совершенно нетипичным прочтением классики, в нём слишком мало, собственно, нового и нетипичного. Вся его деконструкция никуда не направлена, и взамен разрушенного мифа Моффат и Гэтисс не предлагают никакого нового. Даже «Реальные упыри», фильм несерьёзный и не стремящийся как-либо «осмыслить» вампирский миф, предлагает для него куда больше новых идей, чем весь из себя ревизионистский «Дракула».
Сломанные шаблоны существуют здесь лишь ради эффектных твистов — главной слабости сценарного дуэта, преследующей их из сериала в сериал. Каждая из трёх серий «Дракулы» обязательно содержит в себе неожиданный поворот, который, на самом деле, ничего толком не меняет, а иногда может и вовсе ломать внутреннюю логику истории.
Просто вместо того, чтобы рассказывать историю последовательно, «Дракула» утаивает от зрителя факты и забегает вперёд, чтобы потом открыть и без того, в целом, понятные вещи как нечто абсолютно неожиданное. В первом эпизоде он, например, идёт более-менее строго по фабуле романа Стокера, но обрамляет историю Джонатана Харкера в его рассказ монахиням монастыря, где он нашёл своё спасение.
Лишь затем, чтобы ближе к финалу сенсационно заявить, мол, Харкер — вампир (по нему это сразу видно, спасибо), а монахиня — Ван Хельсинг (вот это да, ведь вы не показывали всю серию её сумку с осиновыми колами). Ну и, собственно, что?
Есть, правда, одно исключение: в конце второй серии происходит по-настоящему нетипичный твист, в теории способный полностью поменять вектор истории. Но только в теории: на деле он приводит лишь к смене декораций и куче очередных интеллектуальных бесед, в которых герои обязательно по полочкам разложат все мысли сериала.
В третьем эпизоде «Дракула» вообще сворачивает куда-то ужасно не туда. Если первые две серии хотя бы в отрыве от общей истории могут вызывать определённый интерес — особенно вторая, с её реверсивной детективной историей — то под конец сериал закидывает зрителя новыми героями, в итоге не влияющими вообще ни на что, перегружает деталями и нюансами, без которых история не потеряла бы абсолютно ничего.
И очень, очень муторно выводит свою главную и, по мнению Моффата с Гэтиссом, видимо, феноменально свежую мысль.
Дракула, оказывается, боится смерти. Вот это да.