От восстановления страны после апокалипсиса до изменения самой природы человека в будущем.
Несмотря на то, насколько необычной кажется Death Stranding, сеттинг последней игры Кодзимы по большей части основывается на научной фантастике, которой уже не один десяток лет.
Кодзиму обвиняли чуть ли не в плагиате «Почтальона» Дэвида Брина. Механизм действия «Берегов» сильно перекликается с «Солярисом» — вплоть до прямого цитирования. А отношение к людям с DOOMS вполне укладывается в один давний тренд изображения носителей сверхспособностей в фантастике.
Давайте разберёмся, из каких концепций состоит мир Death Stranding и как в нём отражаются общие настроения современной фантастики. И они не из оптимистичных.
Внимание!
В тексте есть спойлеры к сюжету Death Stranding.
Одержимость апокалипсисом
Мысли о конце света преследовали людей ещё с незапамятных времён. Но долгое время эта тема оставалась сугубо в рамках религии. Даже далёкие от религиозных санов писатели, когда говорили про апокалипсис, всегда делали это исключительно через призму священных писаний.
Ибн ан-Нафис в своей «Рисала Фадиль ибн Натик» в XIII веке пытался предугадать будущее человечество и то, как оно встретит конец света, каким его описывали мусульманские богословы. Жан-Батист Кузен де Гренвиль в поэме «Последний человек» 1805 года писал о том, как новые люди просто перестали рождаться, пока все не вымерли, ведь Адам запретил заводить детей последней здоровой паре. В поэме «Тьма» лорда Байрона конец света наступил из-за погасшего Солнца — но и в этот раз всё было доверху переполнено религиозной символикой.
Первую попытку изобразить более или менее достоверную картинку падения человечества предприняла Мэри Шелли. В её романе «Последний человек» некая таинственная эпидемия выкосила всё человечество, кроме четырёх человек, из которых вскоре остался только один. На первом плане в книге переживания обычных людей, а чума появлялась только в начале второго тома. Религиозными вопросами был обеспокоен только мельком показавшийся безумный культ, веривший, что спасутся только те, кто верит в силу их пророка.
В своё время «Последнего человека» раскритиковали как произведение жестокого человека с больной фантазией. Просто истории о вымирании человечества без религиозной подоплёки всем тогда казалась полной дикостью. Так что во второй раз этот роман издали только полтора века спустя.
Западное общество в XIX веке и самом начале XX века на всех парах избавлялось от религиозного мышления. Но сюжеты о гибели человечества всё равно не пользовались популярностью и казались каким-то вздором — об апокалипсисе даже было как-то не принято задумываться в светском обществе. Показателен пример «Отравленного пояса» Конан Дойла: практически всё человечество отравило облако космического эфира — но вскоре выяснилось, что все просто ненадолго уснули, и всё закончилось хорошо.
Единственный постапокалиптический мир из той эпохи, который сумел достаточно прославиться — эпоха морлоков и элоев из «Машины времени» Герберта Уэллса. Но это время, 802 701 год н. э., настолько было отдалено от читателей, что казалось целиком оторванным от реальности. А один момент из «Машины времени» вообще вырезали из-за цензуры: общество было ещё не готово к сюжету о том, как люди в будущем могут выродиться в кроликообразных тупых животных, которых будут есть многоножки.
А затем западная культура изменилась так, что теперь уже нельзя было не задумываться о возможном скором закате цивилизации. Тотальная мясорубка Первой Мировой привела в ужас громадное число людей: нелегко смириться с реальностью, где люди буднично ставят на конвейер массовые убийства. С той поры писатели начали писать про апокалипсис куда чаще — и это пользовалось спросом.
Мировоззрение авторов уже куда меньше зависело от религии. Пускай религиозная символика нередко появлялась в новых произведениях об апокалипсисе — но она уже играла глубоко второстепенную роль, лишь придавая чуть большую образность сюжетам.
Так что монашеский орден в «Страстях по Лейбовицу», распятия в «Евангелионе», кресты и отсылки в трейлерах Death Stranding — всё это появилось просто оттого, что эти символы привычны при разговорах об апокалипсисе.
Следом случилась ещё более жуткая Вторая Мировая. За ней тут же пошла Холодная война с её постоянной угрозой взаимного ядерного уничтожения. И даже сейчас Часы Судного дня показывают без минуты и сорока секунд полночь.
Неудивительно, что в последние семьдесят лет фантастика буквально одержима сюжетами о глобальных катастрофах и того, что будет после.
Трудно найти более опасный мир, чем планета, искорёженная войной, катаклизмами или чем-либо ещё, так что постапокалипсис вскоре превратился в яркую декорацию для практически любой истории: от депрессивной «Дороги» до милой комедии «Валли». Поэтому нисколько не удивительно, что Кодзима избрал в качестве сеттинга разрушенную Америку.
Как правило, авторы наделяют свои апокалиптические миры предупреждениями для читателей и зрителей. «Письма мёртвого человека» показывали чудовищные последствия ядреной войны. «Валли» напоминал о важности сохранения экологии. Даже в «Рассвете мертвецов» можно найти сатиру на общество потребления.
Death Stranding концентрируется на важности связей в обществе. И это далеко не в новинку для постапокалиптики. Достаточно хотя бы вспомнить уже превратившиеся в клише переговоры между выжившими группами людей во время зомби-апокалипсиса, когда никто никому не доверяет.
Но даже несмотря на такую основную мысль, Death Stranding способна удивлять своей мрачностью на фоне большинства произведений жанра, если копнуть поглубже.
Обычно авторы намекают на то, что люди в нашей реальности могут избежать подобной катастрофы. Не проводить опасные испытания или относиться к людям гуманней, например.
В Death Stranding же катастрофа не могла не случиться: это часть природы всей жизни на планете. Даже без астероидов или глобальных изменений климата рано или поздно случится глобальное вымирание. Подобная идея звучала ещё в «Последних и первых людях» Олафа Стэплдона в 1930 году: что бы люди не делали, катастрофа, ставящая их на грань вымирания, неизбежна.
По сюжету игры, у всех животных есть душа, что после смерти уходит на Берег, параллельный мир, откуда затем окончательно отправляется в мир мёртвых. И загробный мир постоянно влияет на нашу реальность: к примеру, некоторые животные развили в себе пуповину, подражая нити, связывающей душу умершего с потусторонним миром.
Время от времени появлялись существа, душа которых изначально была соединена с тем светом, что в итоге приводило к всепланетному катаклизму — «выходу смерти». Истончалась граница между Берегом и нашим миром. Смерти существ, вызывавших «выход смерти», провоцировали взрывы, способные уничтожить целый город, если не сжигать их тела.
С той стороны приходили твари, потусторонние животные и души умерших, которые нападали на живых. Места особой активности тварей утопали в чёрной вязкой смоле. Вещество хиралий, содержащееся в облаках, вдруг начинало выпадать вместе с осадками и ускорять старение всего, с чем соприкоснётся. Неизвестно, как при таком раскладе во время прошлых массовых вымираний хоть кто-то остался в живых.
Да, в финале главный герой предотвратил вымирание людей — но лишь на время. Пускай оно теперь, возможно, случится теперь только через тысячи лет — но это всё равно только отсрочка. А потому человечество всё равно ждёт апокалипсис. И раз люди не прекратят умирать, то принесут с собой апокалипсис в любую точку космоса.
В «Евангелионе» похожим образом сценаристы связали историю Земли с выдуманным сверхъественным явлением. Если в Death Stranding это выход смерти, то в «Евангелионе» — инопланетяне-ангелы. Первый из них, Адам, зародил жизнь на Земле. Во время «первого удара» Земля столкнулась с транспортом второго ангела, Лилит, из-за которого потом появились разумные существа, люди.
В Death Stranding последний президент США решила приблизить уничтожение всего живого после глобальной катастрофы выхода смерти, и потому сговорилась с сепаратистами и заставила их лидера жаждать настоящего апокалипсиса. В «Евангелионе» тайный заговор теневого правительства сам вызвал катаклизм, вызвав «второй удар», гигантский взрыв от которого вызвал кучу природных катаклизмов и войн.
А затем и вовсе появились ангелы, гигантские, практически неуничтожимые чудовища, что уничтожали всё на своём пути, из-за которых люди начали укрываться в подземных городах.
Исландские пейзажи
«Парень и его», «Безумный Макс» и другие им подобные фильмы породили моду на изображение постапокалиптических миров как пустынь или степей с пожухлой травой, где периодически встречаются ржавые радиоактивные руины. Но всё же такой образ уже слишком примелькался, отчего поиски другого способа изобразить земли после глобальной катастрофы не прекращаются.
В прошлом десятилетии пошла мода на съёмки инопланетных миров на натуре в Исландии: там снимали сцены для «Интерстеллара», «Изгоя-один», вторую часть «Тора». Там же сняли «Обливион» про последствия войны землян с инопланетянами.
В фильме остатки выживших прячутся в немногочисленных оставшихся разрушенных постройках, а главный герой вынужден летать и ездить на высокотехнологичном транспорте по пейзажам, характерным для Исландии. Стилистически это сильно походит на Death Stranding, где игрок частенько остаётся наедине с похожей природой, несмотря на то, что действие разворачивается в Америке.
Почему для этих двух произведений выбрали Исландию? Дело в том, что это буквальное воплощение катастрофы. На момент заселения острова викингами, он был на треть покрыт лесом, а местные поля славились своей плодородностью. Но за несколько веков весь лес вырубили, а скот попросту съел значительную часть растений. Извержение вулкана Лаки в XVIII веке добило экосистему. В итоге Исландия теперь — в значительной степени чёрная пустыня, а там, где осталась почва, растут только мхи и низенькая трава.
В «Обливионе» такие пейзажи объяснялись войной с пришельцами и тем, что всю воду на планете выкачивают для получения термоядерной энергии. В Death Stranding природа почти умерла из-за регулярных темпоральных осадков, разрушивших почти все постройки на земле и погубивших большинство растений. Правда в итоге люди научились использовать его для того, чтобы быстрее выращивать себе еду.
Общество после катастрофы
Если человечество выживает после выдуманного апокалипсиса, то фантасты обычно ограничиваются тем, что показывают новые тёмные века. Многие технологии потеряны, ресурсов не хватает, даже если остаются какие-то государства, то они деградируют до средневековых порядков — если не до чего-то похуже. Большая часть постапокалиптики либо лишена надежды на изменение к лучшему, либо просто не показывает, что может быть дальше.
Олаф Стэплдон был одним из первых, кто показал, как цивилизация может выйти из тёмных веков. В его «Последних и первых людях» показаны чуть ли не все главные варианты глобальных катастроф для людей: ядерная война, война с пришельцами, пандемия, столкновение Земли с Луной, сожжение планет раздувшимся солнцем. Каждый раз цивилизация восстанавливалась — только для этого человечеству каждый раз приходилось эволюционировать и менять саму свою суть. Лишь только через пять миллиардов лет после XX века человечество окончательно погибло из-за вспышки сверхновой.
Но роман Стэплдона был слишком новаторским для своего времени, так что сюжеты про восстановление цивилизации после катастрофы продолжили писать только пару десятилетий спустя.
Следующим знаковым произведением, затрагивавшим тему того, как люди попытаются восстановить цивилизацию, были «Страсти по Лейбовицу» Уолтера Миллера.
По сюжету книги цивилизацию разрушила ядерная война, а почти все книги уничтожили фанатики. Один монашеский орден в пустыне Мохаве задался целью сохранить все оставшиеся знания. Благодаря скопленным научным трудам спустя столетия западная цивилизация пережила новый Ренессанс и в итоге даже построила колонии на других планетах. Но потом история повторилась и новые сверхдержавы развязали очередную ядерную войну.
«Страсти по Лейбовицу» получили премию Хьюго, одну из самых престижных литературных премий в области фантастики. В итоге и другие фантасты начали чаще писать именно про то, как люди будут восстанавливать цивилизацию во всём былом её великолепии. Это давало куда большую глубину сюжету, чем очередная война постапокалиптических банд или попытка просто хоть как-то выжить в мире, наполненном радиацией.
В «Молоте Люцифера» люди защитили атомную электростанцию от армии людоедов, чтобы обеспечить энергией будущее общество. В «Маурайской федерации» Пола Андерсона, наоборот, люди прикладывали все усилия, чтобы все позабыли ядерные технологии.
Но всё-таки после «Страстей по Лейбовицу» главным произведением о восстановлении цивилизации был роман «Почтальон» Дэвида Брина, который потом неудачно экранизировал Кевин Костнер.
После того, как Америку разрушила ядерная война, все связи между оставшимися поселениями раскололись. Одной из причин, почему так произошло — свирепствующие банды холнистов, людей, проповедующих культ силы.
Главный герой случайно нашёл форму почтальона, после чего притворился почтальоном и отнёс почту в соседнее поселение, чтобы получить еды и ночлег. Вскоре он объявил, что выступает от лица Восстановленных Штатов Америки. Во время доставки новых сообщений он сплотил разобщённые поселения против холнистов, что дало людям надежду на светлое будущее.
Довольно похожую схему сюжета можно увидеть в Death Stranding.
В мире Death Srtanding хиральные облака оборвали всякую связь со спутниками и поставили крест на воздушном транспорте. Хиральные дожди и воронки из-за смертей изменили ландшафт Америки. Чудовища, обезумевшие курьеры и террористы ведут постоянную охоту на путников. Так что почти всякие связи между поселениями-бункерами оборвались.
В такой ситуации последний президент США объявила о создании Соединённых Городов Америки и отправила экспедицию с восточного побережья на западное, чтобы уговорить людей присоединиться к новому государству. Этому активно мешали сепаратисты, желавшие сохранить независимость Краевого Города. Кроме того появилась организация Бриджес, которая занимается доставками всего необходимого между убежищами, чтобы воссоединить общество.
В конце концов главному герою поручили пройтись по всем главным поселениям с востока на запад, чтобы установить между ними хиральную связь — нечто вроде Интернета, использующее для связи Берег. Делать он это должен, параллельно занимаясь доставками грузов.
Упоминаний схожести сюжетов Death Stranding с «Почтальоном» накопилось так много, что уже сам Дэвид Брин написал пост, где возмущался, что разработчики с издателем ничего с ним не обсуждали о том, что вероятно вдохновлялись его книгами. Правда затем эта история заглохла.
Вот только эти сюжеты схожи только на базовом уровне — концепции восстановления постапокалиптического общества через доставку посылок между поселениями. Фантастика, как и любой другой жанр, вообще во многом совершенствуется таким образом, что авторы заимствуют похожие концепции друг у друга и развивают их по-своему. «Звёздные войны» многое позаимствовали у «Дюны». Авторов классических антиутопий периодически обвиняли в плагиате «Мы» Замятина.
Примерно в такой же степени можно обвинить Death Stranding в копировании «Долины проклятий» Роджера Желязны, написанной в 1969 году, за шестнадцать лет до «Почтальона».
В «Долине проклятий» после ядреной войны невозможны полёты на самолётах из-за свирепствующих ураганов. Соединённые Штаты разъединены, на их территории господствует несколько полицейских государств и мотоциклетные банды. Также между городами расплодились злобные мутировавшие животные и растения.
Главного героя, заключённого, заставили выполнить самоубийственную миссию: довезти противочумную вакцину через всю Америку, из Лос-Анджелеса в Бостон.
Асексуальность и постапокалипсис
Обычно в фантастике люди переставали размножаться из-за какой-то таинственной эпидемии — или вообще по неизвестной причине. Самый известный пример такого сюжета — «Дитя человеческое», книга и её экранизация. Можно также вспомнить «Последнего человека» де Гренвиля и «R.U.R.» Карела Чапека, где люди перестали рождаться благодаря чрезмерно высокому уровню жизни.
В Death Stranding хотя люди и не перестали рождаться, всё же огромный урон по демографии нанесла повальная асексуальность. В мире игры из-за всех катаклизмов, ожидания конца света и давящего влияния Берега многие люди боятся вообще любой близости. В одном из интервью в игре сказано, что свыше половины людей в оставшихся поселениях — асексуальны.
Ни в одном из популярных постапокалиптических миров, где было бы относительно безопасно в поселениях, таких проблем не встречалось. Зато нечто отдалённо подобное можно встретить в «Конце детства» Артура Кларка.
Там в какой момент оказалось, что все дети младше десяти лет уже были не людьми, а новой ступенькой эволюции, готовой потом слиться с нематериальным сверхразумом вселенной. От этого взрослые перестали заводить новых детей, ведь это было бессмысленно. Теряло смысл и вообще всё остальное, так что, вероятно, люди даже перестали заниматься сексом.
Технологии и загробная жизнь
Фантасты заигрывали с тематикой смерти ещё до того, как оформился сам жанр. Взять, к примеру, ту же Мэри Шелли и её «Франкенштейна», посвящённого оживлению существа, собранного из частей мертвецов. Но долгое время в научной фантастике в основном говорили об оживлении мертвецов и о том, как бы избежать смерти.
Хотя потом фантасты всё-таки заговорили о посмертии, они смотрели на него с достаточно материалистической точки зрения. Фантастический «тот свет» обычно рукотворен и не может существовать без новых технологий. И всё из-за специфики жанра: понятие души далеко от научности.
В «Убике» Филипа Дика при помощи машин приостанавливали распад сознания умерших людей, отчего они могли путешествовать по копии нашей реальности, порой даже сообща, а с ними могли поговорить их живые родственники. В «Городе перестановок» Грега Игана один из главных героев основал бизнес на том, что построил для цифровых копий умерших людей место, независимое от внешней среды. Даже «Мир реки» Филипа Фармера, где ожили практически все когда-либо погибшие люди, в конце концов оказался лишь проектом пришельцев.
Обычно если в фантастике получается отделить разум от тела, то это происходит просто из-за того, что писатель по какой-либо причине не особо вникает в суть того, как работает мозг. Хороший пример подобного — серия «Сан-Джуниперо» из «Чёрного зеркала». Там даже когда мозг подключённого к виртуальной реальности человека умирает, то его разум всё равно продолжает управлять цифровым аватаром — что невозможно.
Хотя всё-таки порой научная фантастика порой затрагивает тему «того света» и души. И довольно похожая концепция на Death Stranding встречается в «Корпорации «Бессмертие»» Роберта Шекли. Там наука доказала, что у людей есть душа, «тот свет» существует, а также есть Порог, мир между нашей реальностью и неведомым загробным миром, где душа ждёт отправки на тот свет.
И учёные даже научились связываться с душами людей в Пороге, а порой и доставать оттуда души богачей и заменять ими души молодых людей. В Death Stranding души людей также могут приходить на Берег и возвращаться с него. Например, когда главный герой умирает, его душа находит обратный путь с Берега.
Концепция «того света» ненаучна, так что Станислав Лем говорил, что произведения наподобие «Корпорация «Бессмертие»» вообще не стоит называть научной фантастикой.
Спускаясь в подвалы метафизической тематики научной фантастики, мы сталкиваемся с произведениями, которые следует воспринимать как фэнтези либо литературу ужасов, прикидывающиеся — определенными реквизитами и техникой — частью научной фантастики. Лишь в качестве «не имеющего ценности примера» я приведу «Корпорацию „Бессмертие“» Роберта Шекли. […]
Вероятно, его можно отнести к метафизическим произведениям, но поместить обязательно на самое дно.
Но по привычной терминологии это — «мягкая» научная фантастика, которой позволены такие вольности, если их хоть как-то в сюжете связывают с наукой. То же можно сказать и в случае с Death Stranding.
В фантастике даже встречалось нечто, визуально подобное Берегу.
В двенадцатой серии третьего сезона сериала Lexx один из главных героев, Стэнли Твидл, умер и его душа попала на планету Вода — по сути загробный мир. Кроме огромного океана там есть пляж, на котором Стэна судили: должен ли он остаться тут или отправиться на планету Огня — местный ад.
Сам Берег при этом работает по принципам, схожим с тем, как работал Солярис для землян из одноимённого романа Лема и его экранизаций.
Берег на самом деле не один мир, а мультивселенная миров, граничных с «тем светом» — но вид чёрного морского пляжа встречается чаще всего. Правда когда за короткое время умирает разом много людей, то они они попадают на один пляж. Берега принимают форму согласно внутренним убеждениям человека или последним ярким коллективным воспоминаниям, когда людей больше.
Разумный океан Солярис через сны прощупывал самые сокровенные воспоминания и мысли людей, а затем материализовал их из собственной материи. Так главного героя на исследовательской станции навещала копия его возлюбленной, что давно умерла. В экранизациях Солярис воссоздаёт ещё и дома главных героев.
Некоторая схожесть «Соляриса» с Death Stranding доходит до того, что можно интерпретировать как визуальную отсылку. В океане Соляриса один из исследователей увидел гигантского ребёнока. В океане Берега главный герой в какой-то момент видит гигантскую Амелию.
Правда сказывается разница времён создания этих произведений. Солярис с предельной тщательностью исследовала небольшая группа учёных, когда остальные земляне держались от планеты подальше. Берега же превратились в основу для местного аналога Интернета. Просто представьте, если бы Солярис превратили бы в нечто вроде массового кинотетра.
В этом можно увидеть идею, очень характерную для современной фантастики: всё самое новое и странное быстро превращается в самое обыденное. «Наутилус» капитана Немо и «Альбатрос» Робура Завоевателя в фантастике сменили бесчисленные орды безымянных звездолётов. Мысль о создании чудовища Франкенштейна уже не внушает ужас, ведь фантасты постоянно пишут про целые армии искусственных людей. Так что неудивительно, что в Death Stranding люди решили использовать «тот свет» для передачи друг другу сообщений со смайликами.
Люди будущего
Фантасты издавна боялись того, что машины, созданные людьми, захотят восстать и сами превратиться в господ. Но со временем они всё чаще констатировали факт: люди добровольно превратятся если не в рабов машин, то в их домашних животных — настолько могущественными будут компьютеры в будущем. Дошло до того, что уже вне художественных произведений предлагают создать новую религию, чтобы подготовить человечество к встрече с богоподобным ИИ.
В 1966 году героям «Луны — суровой хозяйки» помогал устроить революцию дружелюбно настроенный суперкомпьютер. В 1984-м герои «Нейроманта» помогли ИИ избавиться ото всех оков и по сути превратиться в бога.
Вместе с тем в фантастике всё чаще встречались сюжеты о сращивании людей с машинами. В 1906 году киборг Никталоп был супергероем и казался чем-то уникальным. В книгах времён рассвета киберпанка практически любой специалист обязан усовершенствовать себя киберимплантами.
В последние три десятка лет в произведениях о постсингулярном мире показывают, как люди будущего обыденно используют отредактированных людей как обычные механизмы. В «Квантовом воре» в качестве программ обычно используют «гоголов» — изменённые копии личностей людей. В «Эхопраксии» все уже давно воюют при помощи «зомби» — людей, которых безвозвратно лишили личности и сознания. В этих мирах понятие о том, что такое «человек», очень сильно изменилось.
И потихоньку идеи литературной фантастики просачиваются в кино с видеиграми.
Ещё в 2002 году в фильме «Особое мнение» людям не особо нравилась идея того, что система предотвращения преступлений работала на постоянном подключении нескольких аутистов-экстрасенсов к мощному компьютеру. А уже в Death Stranding подавляющее большинство персонажей не видит никаких проблем в том, чтобы массово использовать живых младенцев как часть устройства.
В Death Stranding дети, которых называли бридж бэби, вынуты на 28 неделе из чрева матерей, чьи мозги уже мёртвы, но у которых поддерживалась работа сердца с системами кровообращения и дыхания. Затем этих недоношенных детей помещали в капсулы с системой, симулирующей материнскую утробу, где они всё время находились ровно на грани между жизнью и смертью.
Правительство знало, что есть шансы на то, что младенец выживет даже вне капсулы и, возможно, сможет нормально жить. Но всё равно продолжило производство бридж бэби. Ведь без них не работает устройство, позволяющее видеть тварей с Берега.
А потом, когда примерно через год они перестают работать, их сжигают.
У Кодзимы ещё более пессимистично показаны перспективы человечества как вида.
Глобальная катастрофа уничтожила громадную часть людей. В самых крупных городах живёт только несколько десятков тысяч человек. Остались ли вообще люди за пределами США — загадка.
Но в то же время число людей продолжает таять. Террористы целиком уничтожили несколько городов. Каждый день может произойти взрыв пустоты и убить пару тысяч человек. Кроме того большинство людей теперь безразлично к сексу и продолжению рода.
При этом постоянно идут рассуждения о том, что человек в своём обычном виде не приспособлен к новому миру. И возможно, что новый виток эволюции человека — люди с DOOMS.
Те, кто страдает DOOMS, обладают сверхспособностями: они восстают из мёртвых, телепортируются, путешествуют на Берег и обратно, ощущают и видят тварей с Берега, управляют ими. Они лучше понимают природу Берега и гораздо устойчивей к хиральным дождям, чем обычные люди.
В этом можно увидеть уже давно продолжающуюся идею в фантастике о том, что в будущем обычному, ничем не улучшенному человеку делать нечего. В той же «Эхопраксии» Питера Уоттса прямым текстом главный герой говорит, что без аугментаций ему нечего ловить в своей профессии — хотя он обычный биолог. В недалёком будущем «Отчаяния» Грега Игана без кибериплантов нельзя нормально снять самый заурядный журналистский репортаж. В «Гиперионе» космос по-настоящему покорили только Бродяги, часть из которых может спокойно жить даже в открытом космосе.
Но ещё мрачнее эту ситуацию делает то, что сверхлюди ежедневно страдают от своего дара. Их постоянно мучают ночные кошмары о конце света. А ещё наличие DOOMS делает их гораздо более предрасположенными к психическим заболеваниям.
То есть даже если люди с DOOMS — это будущее человечества, то оно глубоко печально и безумно.
В сюжете Death Stranding встречается искусственный человек по имени Дедмен, тело которого на тридцать процентов собрано из стволовых клеток, а во всём остальном состоит из имплантированных органов.
Сам по себе Дедмен — ходячая отсылка к «Франкенштейну». О чудовище Франкенштейна напоминает даже шрам, схожий с тем, который есть у этого персонажа в фильмах студии Universal.
О его прошлом почти ничего не известно. Но с большой уверенностью можно сказать, что его делали не с высокой целью побороть смерть. Это лишь неизвестный эксперимент, который всем быстро наскучил, раз его так просто отпустили в то время, когда ради бридж бэби были готовы убивать.
Мир Death Stranding сам по себе неприветливое место из-за потусторонних тварей и дождей, за считанные секунды делающие из молодых людей стариков. Но ещё неуютней от того, что часть концепций игры вдохновлено фантастикой, отражающей страхи и неприятные подозрения современности.
