Крики чаек, настоящие драки и тайна газов Уиллема Дефо.
Не так давно «Маяк» получил — безусловно, заслуженную — номинацию на «Оскар» за лучшую операторскую работу. Но не меньше её заслужили звукорежиссёры и саунд-дизайнеры, разработавшие уникальное звучание фильма.
Постоянно орущие чайки, непрекращающийся стук волн о камни, хлюпанье, шорох и капание воды с потолка — звуковое пространство «Маяка» подсознательно и планомерно сводит с ума не только героев, но и зрителя.
Журналисты сайта Vulture поговорили с людьми, занимавшимися звуком на съёмках «Маяка» и выяснили, как они создали атмосферу сумасшествия и упадка с помощью сырой курицы, мусора и скипидара.
Разумеется, в тексте есть небольшие спойлеры к самому фильму.
Режиссёр Роберт Эггерс очень основательно подошёл к съёмкам «Маяка». Как и в случае с «Ведьмой», он тщательно читал документы тех лет, изучал моряцкие байки и особенности жизни смотрителей маяков конца XIX века.
Такой же скрупулёзности он требовал от всей съёмочной группы. По словам звукорежиссёра Дэмиена Вольпе, им приходилось по 3-4 раза согласовывать каждый отдельный звук.
Всё дело в том, что в «Маяке» каждый скрип половицы, каждый крик морской птицы или звук, производимый человеческим организмом, должны подчёркивать дискомфорт и нервозность героев. Но при этом, временами, быть ещё и комичными.
Роберт Эггерс даже дал чёткую установку звукорежиссёру — в начале, когда герои только прибывают на маяк, он хотел, чтобы звуковое оформление чувствовалось очень тревожным. Даже претенциозным.
И когда это напряжение достигает своего пика, он попросил вставить… пердёж.
После первой части ваш мозг наконец расслабляется. «Фух, оказывается, мне можно смеяться!»
Больше всего журналистов Vulture как раз интересовала природа выпускаемых газов. Точнее то, как это вообще записали.
Но Вольпе и его команда, зная, что этот вопрос обязательно всплывёт, хорошо к нему подготовились.
Этот секрет мы унесём с собой в могилу.
Даже Уиллем Дефо, исполнитель роли Томаса Уэйка — человека, ответственного за метеоризм в фильме — не знает, откуда взялись эти звуки. Поэтому во всех интервью отвечает, что он сам их записал естественным путём.
Дэмиен Вольпе говорит, что это, конечно, не так, но в одном Дефо прав — звуки газов взяли не из готовых библиотек, а именно записали самостоятельно. Как — уже другой вопрос.
Ассистент монтажёра Катрина Пастор уверяет, что этот звук она делает с помощью рук. Я не буду говорить, так это или нет. Понимаете, это как загадка самого маяка — реальность тут не важна. Говорю на запись: я единственный, кто знает истинную природу пердежа в фильме.
Одна из кульминационных сцен фильма, когда законсервированное безумие наконец вырывается наружу — это момент, где герой Роберт Паттинсона жестоко убивает чайку.
Для звукорежиссёра эта сцена оказалась одной из самых сложных задач. Ему нужно было уловить её животную, жестокую натуру и при этом обозначить тот резкий нарративный сдвиг, который случается после.
Что касается избиения чайки, мы записали несколько типов ударов на разных дорожках. Удар скрученной телефонной книги, кожаных перчаток, вельветовой жилетки, метлы и сырой курицы. Затем мы взяли эти дорожки и поставили так, чтобы звуки шли от самых «мясных» и глухих до мягких, липких ударов, когда птица становится безжизненным куском перьев. К концу она звучит так, будто об камень бьют мокрый ковёр.
Особенно важны были звуки, которые постоянно окружают маяк. Ветер свистит. Что-то вечно протекает. Чёртов наутофон («гудок» маяка) не перестаёт гудеть.
Как будто сама суть этого места отвергает попавших в него людей. Они здесь явно нежеланные гости.
Роберт [Эггерс] хотел, чтобы с самого начала мы задали тон удручающему существованию Эфраима и Томаса — одиноких, измученных холодом и ветром.
Эггерс хотел, чтобы у «Маяка» был монотонный, пульсирующий ритм. И аудиооформление, конечно, должно это подчёркивать — поэтому Вольпе записал настоящие звуки ударов волн о скалы, чтобы передать повторяющийся, рутинный ритм жизни главных героев.
Интервал между волнами становится чем-то вроде натурального пульса или дыхания фильма.
Эта монотонность продолжается в тиканье часов на стене и мерном дребезжании механизмов маяка. Звуки последних Вольпе помогала записывать его жена — поздней ночью они вместе таскали металлические бруски по полу в своём подвале.
Почти все звуки записывали в узких углах, санузлах, под лестницами или в других тесных помещениях. Чтобы убедиться в том, что акустика получится подходяще клаустрофобной.
Но самое «неприятное» звуковое оформление оставили комнате, где живут два смотрителя маяка. Звуки, которые мы там слышим, монтажёр Месседер описывает не иначе как «злобные», разрушающие само человеческое существо.
Я хотел, чтобы всё вокруг протестовало самой возможности быть полезным персонажам.
Чтобы записать эту локацию, Вольпе пригласил Месседера в свой загородный дом, построенный как раз где-то во времена действия фильма. Они обставили его бутылками, стаканами и тарелками, чтобы воспроизвести «бубнящее» пространство.
Там же они записали падения тел на пол. Когда журналист спросил у Вольпе, как именно они воспроизвели драку из фильма, тот дал весьма неожиданный и, наверное, всё же шутливый ответ. Хотя кто знает.
Вольпе: Мы просто напились и начали дубасить друг друга что есть силы. Так ведь?
Месседер: О да. К концу мы ходили все синие.
Вольпе: Мы просто смешали немного мёда со скипидаром, закрыли двери и начали бить друг друга.
Дополнительные звуки драки они записали, прыгая в бассейн с плавающим на поверхности мусором. В этом же загородном доме они били посуду и ломали мебель — всё это мы можем слышать где-то на фоне в фильме.
Вы знаете, Роберт Эггерс хотел, чтобы в фильме чувствовалась боль. Так вот мы её и почувствовали.
