Как пишут в энциклопедиях и статьях, луддиты — это некие ретрограды 19 века, противящиеся технологиям, что путем стихийных бунтов с погромами протестовали против прогресса и машин, которые отбирали у них работу в ходе промышленной революции в Англии. Сейчас этот термин используется в качестве уничижительного ярлыка для технофобов.
Хотя в современные луддиты — неолуддиты — записывают вообще всех. И тех, кто предостерегает от бесконтрольного внедрения новых технологий, и тех, кто призывает вообще уничтожать технологии, и амишей, и анархистов, и антиглобалистов, и экологических экстремистов, и антимилитаристы там как-то оказались, и больного на голову Теда Качинского в этот список записывают.
Я не знаю, как они там все отказались, но к луддитам они никакого отношения не имеют, потому что «те самые» луддиты не призывали отказываться от технологий и жить по «заветам предков» без электричества и на конной тяге, и ни с каким прогрессом не боролись.
Примечание. Один из моих любимых авторов — Клайв Томпсон. В меру сил стараюсь учиться у него смотреть на привычные вещи несколько иначе. В этот раз он заставил меня задуматься о луддитах со статьей «The Luddites Loved Remote Work», которую я осмелился дополнить.
Краткий экскурс по общепринятому образу
Кажется, что про луддитов уже сказано всё и даже больше, есть справочная информация, есть просто статьи. Луддитов описывают как антитехнологическое движение в Англии, которое считало, что машины вытесняли из производства людей в процессе Промышленной революции в Англии и отнимали работу. Как пишут в Большой Российской Энциклопедии:
«ЛУДДИ́ТЫ (англ. Luddites), участники стихийного движения рабочих в Великобритании во 2-й пол. 18 – нач. 19 вв., боровшиеся против внедрения машин в произ-во»
В популярных статьях вторят энциклопедии.
В некоторых проскальзывает неуместный сарказм.
Дальше, изучая статьи, мы можем узнать, что луддиты участвовали в протестах, разрушали станки, терроризировали промышленников, чтобы они отказались от механизации и громили заводы.
«В апреле 1812 года 120 луддитов ворвались на фабрику Роуфолдс после полуночи, выломав двери “со страшным грохотом”, который был “подобен вырубке огромных деревьев”. Но владелец фабрики был готов: его люди сбросили с крыши огромные камни и убили четырех луддитов»
Источник
Какие у них были требования? Луддиты хотели, чтобы правительство приняло закон о запрете машин. Однако вместо этого правительство приняло закон, который предусматривал смертную казнь за уничтожение машин и привлекло армию для подавления восстаний. Когда с движением было покончено, некоторые из них были казнены, а многие сосланы в Австралию…
Вроде бы понятно, кто в этой истории злодей — так дуракам и надо. Например, первый крупный историк луддизма Ф. Пил с горькой иронией так их и описывает.
«несмышленых» рабочих, которые «отказывались по невежеству своему ложиться под колеса прогресса» и «не читали Мальтуса и не понимали, что не заслуживают общественных благ» и не могут оценить прекрасных нововведений, которые «выбрасывали тысячи на улицу, лишая их средств к существованию и превращая рабочих в попрошаек». Поэтому, продолжает он, они «по глупости своей» решили уничтожить машины, лишавшие их хлеба»
Почему же тогда луддитов поддерживали выдающиеся люди своего времени: Лорд Байрон, друг Байрона Перси Шелли создал фонд для сирот луддитов, Джон Рёскин, Томас Карлейль, Чарльз Диккенс, Уильям Вордсворт, Пастор Патрик Бронте, отец Шарлотты Бронте, которая написала роман «Ширли» о луддитах.
Нестостыковки…Давайте разбираться.
Жизнь луддитов до того, как они стали луддитами
Уже с описания из книги «Труды луддитов» (2004 год) от Кевина Бинфилда начинаются расхождения с общим представлением.
«Луддиты не были поголовными технофобами, как утверждают не только популяризаторы технологических теорий, но и капиталистические апологеты нерегулируемых инноваций. Луддиты были ремесленниками — в основном квалифицированными рабочими текстильной промышленности в Ноттингемшире, Дербишире, Лестершире, Чешире, Западном Райдинге Йоркшира, Ланкашире и Флинтшире в период с марта 1811 по апрель 1817 года, которые, столкнувшись с использованием машин, управляемых менее квалифицированной рабочей силой, как правило, подмастерьями, неопытными рабочими и женщинами, снижением заработной платы и производством товаров более низкого качества (тем самым нанося ущерб репутации их профессии), обратились к разрушать агрессивные машины и терроризировать владельцев-нарушителей, чтобы сохранить их заработную плату, их рабочие места и их ремесла»
Это правда, в начале 19-го века текстильная промышленность в Англии была на подъеме. В ней работало подавляющее большинство рабочих рук: рабочих, ткачей, прядильщиков хлопка, стригальщиков шерстяной ткани. Индустрия чувствовала себя достаточно хорошо, защищенная законом.
«Покровительство, которое короли оказывали ткачам и прядильщикам, привело к тому, что вплоть до конца XVIII века английская промышленность была организована в духе традиций средневековых цехов. Основные законы, регламентирующие работу этих производств, были приняты в 1563 году, то есть еще во времена Елизаветы I. Эти законы были направлены на то, чтобы ограничить число мастеров, сохраняя на высоком уровне их доходы и качество выпускаемой продукции. Закон запрещал организовывать самостоятельное производство, не отработав семь лет в качестве ученика. И одновременно с этим закон ограничивал число учеников у каждого мастера»
Некоторое их количество работало, на современный манер, «удалённо» — в своем доме или в съемном.
«Накануне промышленной революции прядение и ткачество всё ещё производились в домашних условиях, для бытового потребления, а также в качестве надомного производства. Иногда работа выполнялась в мастерской мастера-ткача. В рамках этой системы надомные рабочие производили продукцию по контрактам с торговыми продавцами, которые часто поставляли сырье. В межсезонье женщины, обычно жены фермеров, пряли, а мужчины — ткали»
Чем не удаленка? Есть контракт, есть как бы работодатель, есть задачи.
Клайв Томпсон описывает их быт так: поздний подъем, работа в своём темпе, перерывы, долгие обеды. Жизнь не проходила монотонно — год был насыщен праздниками, поминками и ярмарками, а многие редко работали больше трех дней в неделю. До массового внедрения фабричной системы оплата была достаточно высокой, чтобы жить вполне комфортно работая три дня в неделю.
В описании Клайв опирается на информацию, полученную от историков. Например, берет данные из книги «Становление английского рабочего класса» историка Э. П. Томпсона, где с восхищением описано, как ткачи и стригальщики находили время на перерыв, чтобы заняться личными делами или даже потратить пару часов на садоводство. Дальше ссылается на материал «When ‘Luddites’ Attack: Destroying Machines To Save Their Jobs»: «Они действительно работали, когда им этого хотелось, и не работали, когда им этого не хотелось»
Быт ремесленников был не богатым и не бедным, но достаточно расслабленным. В обед рабочие из разных домов собирались вместе, чтобы поесть. Томпсон цитирует одного ткача, который описывает полуденный ритуал, когда ткачи садились пообщаться с коллегами и гребенщиками, обсудить новости и сплетни. Некоторые из этих групп проводили часы в разговорах о кормлении свиней, выращивании кур и охоте, и время от времени возникали очень жаркие религиозные споры, например, о том, как правильно крестить младенцев.
Также в те времена, когда ещё не появилась фабричная система, некоторые ткачи и земледельцы так напивались по выходным, что брали выходной и по понедельникам. Этот день называли St. Monday (Святой понедельник). На выходных они до одури напивались, а в понедельник наступало похмелье, да такое, что о работе мыслей не было никаких.
Хотелось ли им терять свой привычный образ жизни и устраиваться работать на фабрику? Думаю нет, ведь они понимали, что значит работа на фабрике.
Ужасы фабричной работы: травмы, ненормированный рабочий день и полное отсутствие контроля
Контраст между работой дома и на фабрике был разительным, а примеров было предостаточно. Элементом фабричной работы, который возмущал луддитов, было то, насколько мало у рабочего было автономии — каждая минута контролировалась. На фабрике ты работал по звонку, должен был появляться точно вовремя, потому что, если ты опоздал хотя бы на несколько минут, тебя могли выгнать с работы. Без перерывов нет. Без перекуров. Без «пойду подышу, чаю попью».
Как пишет английский историк Н. Мак-Кендрик в своей статье «Джозеф Уэджвуд и фабричная дисциплина», где рассматривает деятельность английского фабриканта гончарных изделий конца 18 века, всё было достаточно жёстко.
«Власть хозяина на фабрике была неограниченной. Назначенные им надсмотрщики следили за исправной явкой на работу, за прилежанием рабочих и соблюдением инструкции, составленной Уэджвудом и предусматривавшей самые мелкие детали производственного процесса. Главным орудием установления подобной “дисциплины” в руках фабриканта была система штрафов. Штрафы взимались за самые мелкие провинности, в том числе за опоздание и т. п.
Специальный надсмотрщик наблюдал за расходованием глины, которая давалась рабочему на вес; ее неэкономное использование также наказывалось штрафом. Штрафы на фабрике составляли весьма значительную сумму: на одного рабочего их падало около двух шиллингов в неделю, что при тогдашней заработной плате составляло большую долю заработка. Сам Уэджвуд в одном из писем признавался, что его целью является сделать из своих рабочих “безошибочные машины”.
Сейчас такие методы приводятся как образцовые, а сам Веджвуд описывается как герой, борющийся с традициями пьянства, долгими праздниками, с бездельем, неэффективностью и необязательностью в выполнении приказов.
Строгие порядки — не единичный случай одного «злого» промышленника, это система. Например, в статье «Белое рабство в Лондоне» от 23 июня 1888 года за авторством Анны Безант также описывается система штрафов. Причин оштрафовать было так много, что рабочие спичечной фабрики, о которой идёт речь, могли вообще не получать зарплату. За опоздания, за грязные ноги, за грязь под скамейкой, за испорченную спичку, да и вообще просто так — в статье описывается штраф просто за непонятный проступок.
При этом если рабочая получала травму, то владелец фабрики себя не штрафовал.
Рекомендую почитать материал, в нём описываются ужасы работы на спичечной фабрике: травмы, болезни, отравления химикатами, штрафы. Автор Анна Безант даже рассчитывала на то, что акционеры фабрики подадут на неё в суд за клевету, чтобы вынести на суд общественности всю подноготную. Но они решили так не делать, что намекает.
И да, женский труд использовался повсеместно — ведь им платили меньше. А суровые условия и мизерная оплата труда приводили к печальным последствиям.
«Женщины работали по 16–20 часов 7 дней в неделю. У многих из них не было ни сил, ни времени заниматься домашним хозяйством и воспитанием детей. Зачастую такие семьи жили в съемных квартирках, в которых имелся минимум мебели, в лучшем случае — одна или две кровати, стол и стулья, в худшем — старый, наполненный соломой матрас, лежащий на голом и холодном полу. Дома рабочих были полны различных насекомых и грызунов, разносящих различные инфекции и вирусы по комнатам (в первую очередь это связано с инфекционными заболеваниями). Следствием этого была большая смертность в рабочих кварталах. Как правило, от различных заболеваний, в основном от инфекций, умирали самые младшие жители таких районов, а именно младенцы. При таких условиях женщины старались не привязываться к детям, т. к. многие из них не доживали до годовалого возраста»
Также первые фабрики промышленной революции были совершенно жалкими. Машины могли отрубить конечности, а иногда даже убивали рабочих. Шум ткацких станков был настолько оглушительным, что рабочие разработали систему чтения по губам для общения. Воздух был пропитан хлопковой пылью, из-за которой рабочие «кашляли всю жизнь» Например, в романе «Север и Юг» Элизабет Гаскелл есть выдержка воспоминаний работницы фабрики:
«Я начала работать в чесальном цехе, пух попал в мои легкие и отравил меня.
− Пух? − переспросила Маргарет.
− Пух, − повторила Бесси. − Маленькие волокна хлопка, когда его расчесывают, они летают в воздухе, будто мелкая белая пыль. Говорят, он оседает на легких и сжимает их. Почти все, кто работает в чесальном цехе, чахнут, кашляют и плюют кровью, потому что они отравлены пухом»
Кроме женского был повсеместно распространен детский труд, опять же, как дешевая замена.
«С 1800 по 1850 год дети составляли от 20 до 50% рабочей силы в горнодобывающей промышленности, работая в среднем с восьмилетнего возраста. Детский труд использовался с более низкой оплатой, но с теми же 12-часовыми сменами, что и взрослые, во всех отраслях промышленности. Комиссия 1851 г. установила, что «треть детей в возрасте до 15 лет работали вне дома»
Естественно, ранная трудовая «карьера» в скотских условиях не приводила ни к чему хорошему.
«Многие именитые доктора Англии XIX века, такие как д-р Хоукинс, д-р Лаудон, хирург Бомонт, д-р Хей и другие, отмечают, что у людей, работающих на фабриках продолжительное время без солнечного света, болезненный вид лица, отклонение от среднего национального типа в плане сложения и цвета лица. У детей маленький рост, искривление позвоночника и конечностей, хилость и бледность лица»
А рабочий день мог длиться от 12 до 14 часов.
Кажется, что это не то, к чему бы стремились луддиты всей душой. Возможно, что если бы условия труда были человеческими, то и не было бы никакого возмущения? Восьмичасовой рабочий день, оплачиваемый предприятием обед, перекуры, безопасное оборудование, достойная оплата труда, возможность карьерного роста — довольно привлекательно. Вот это прогресс, как я думаю.
А то что выше описано это не прогресс. Это скотство. Может быть против этого и боролись луддиты, а не против технологий, как таковых?
Луддиты были не против технологий
Однако, их изображают как упрямых противников любой механизации. Но они сами десятилетиями использовали много оборудования дома, те же станки. Вы же не думаете, что они ткали руками? Они НЕ ненавидели саму идею механизации. Они ненавидели несправедливость.
Цитата Адриана Рэндалла, автора книги «До луддитов»
«Для луддитов существовала концепция ”справедливой прибыли”. В прошлом мастер получал справедливую прибыль, но теперь уже промышленный капиталист стремится получить все большую и большую долю от получаемой прибыли. Рабочие считали, что заработная плата должна быть защищена законами о минимальной заработной плате»
Они выступали против централизации прибыли — против того, чтобы владельцы заводов забирали все выгоды от автоматизации и не делились ни одним из этих новых выгод со своими работниками. И пытались противодействовать на уровне законов.
Например, вносили петиции о введении той же минимальной заработной платы. Согласно законодательству, в 18 веке плата рабочих регулировалась представителями правительства в лице мировых судей графства. Они должны были следить за тем, чтобы оплата за труд не отступала от определенных расценок, которые устанавливались самими же мировыми судьями. Особенно подробно были разработаны эти правила в отношении шерстяной промышленности.
Но, как пишет Васютинский в книге от 1929 года «Разрушители машин в Англии»:
«С начала XVIII века эти постановления, видимо, не всегда выполнялись. В 1721 г. начались волнения среди рабочих портняжного производства в Лондоне в Вестминстере: рабочие объединились и забастовали с целью повысить заработную плату и сократить рабочий день. Хозяева подали в связи с этим петицию в палату общин и просили, чтобы почтенная палата предприняла меры для улучшения этих бедствий или пожаловала какую-либо иную помощь, как ее великой мудрости покажется более подходящим. В итоге правительство издало закон, которым устанавливались заработная плата рабочих и продолжительность рабочего дня»
Но закон все равно не исполнялся, ибо волнения никуда не делись. Парламент снова издал специальный закон о регулировании труда и заработной платы. Но и он не выполнялся и волнения из-за недостаточности заработной платы происходили уже среди суконщиков в 1724, 1738 и 1752 гг.
«Более того, в 1757 г. издан закон, который отменял в указанной промышленности нормирование заработной платы мировыми судьями и предоставлял решение этого вопроса частному соглашению. С этого времени судьба рабочих была отдана в руки предпринимателей, и парламент открыто защищал интересы последних; никакие петиции рабочих не помогали…Интересно, что предприниматели определенно нажали на правительство с целью отмены регулирования платы: поводом к изданию акта была петиция с их стороны об отмене старых законов»
Далее в конце 60-х 18 века уже ткачи шелковых материй просили у Парламента помощи в вопросе минимальной заработной платы. Получили ли они что хотели? Да, но только в 1773 году, когда правительство выпустило закон о нормировании платы.
В 1778 году уже рамочные вязальщики обратились с петицией в Палату общин с просьбой о внесении билля о нормировании заработной платы. Как заявлено в петиции:
«они, петиционеры, прошли полный ученический стаж и всегда работали в трикотажном производстве, но, несмотря на свое крайнее трудолюбие, они не в состоянии обеспечить себя необходимейшими жизненными припасами не только из-за низкого уровня своей заработной платы, но и вследствие высокой аренды за вязальные станки и других поборов»
Просьба была услышана, билль был внесен на рассмотрение, был создан особый комитет, который провел расследование на предмет законности требований, и билль внесен в Палату общин. Что было дальше?
«Между тем предприниматели повели энергичную агитацию против билля с таким успехом, что создали значительную оппозицию, враждебную этому законопроекту, и предложение комитета было отклонено большинством 52 голосов против 27. Возбуждение среди рабочих, не ожидавших такого результата петиции, еще больше увеличилось тем, .что предприниматели, пользуясь их неудачей, снизили их заработную плату на 25%»
Стали ли вязальщики после этого луддитами? Стали ли они крушить фабрики и станки? Нет — в следующем году они подали петицию снова, где просили о том же. В этот раз они провели «рекламную кампанию», им удалось привлечь на свою сторону некоторых членов Парламента и билль был принят большинством всех голосов в первом чтении и даже во втором, с большинством голосов.
Но в третьем был отклонен! Чудо, не иначе.
«Это решение парламента закрепляло на многие годы самую откровенную эксплуатацию и потогонную систему, господствовавшую в трикотажном производстве. По низкому уровню заработной платы и продолжительности рабочего дня трикотажники занимали в то время последнее место. Неудача билля 1779 г. ухудшила их положение и озлобила до крайности.
И только когда ситуация была безысходной, начались мятежи и буйства»
Годом начала луддитского движения считается 1811. Можно ли считать мятеж рабочих трикотажных фабрик от 1779 года луддитским.
Луддиты также вносили другие различные предложения, например, предлагали сертифицировать продукцию на соответствие качеству цехов (нечто вроде ГОСТов) и выполнения цеховых нормативов, ведь продукция первых станков часто была плохого качества — первые прядильные станки либо не докручивали, либо перекручивали волокно, подавали петиции против использования станков, производивших некачественную продукцию. А также против избыточного числа подмастерьев. Луддиты требовали, чтобы, опять же, соблюдался закон. В нашем случае закон об обязательном ученическом стаже.
«Согласно закону Елизаветы от 1563 г., устанавливался обязательный ученический стаж — 7 лет, количество учеников у каждого предпринимателя было ограничено, определялся и круг лиц, имевших право на занятие мастерством. Нарушение этих постановлений каралось штрафом, причем подвергались наказанию как предприниматели, так и лица, не удовлетворявшие требованиям закона.
В 1718 г., как сообщает одна прокламация против коалиции, чесальщики шерсти жаловались на то, что хозяева держат большее количество учеников, чем это следует.
В 1742 г. суконщики-хозяева жаловались на конкуренцию ремесленников, не имеющих прав и не прошедших через семилетний срок обучения, но которые пользуются необученными учениками.
В 1778 г. образовалась «ассоциация чулочников» для совместной защиты в средних графствах, целью которой являлось ограничение числа учеников и предписание определенного размера заработной платы.
В том же году Лестерские рабочие-трикотажники возбудили дело против некоего Пэйна так как он, вопреки правилам компании рамочных вязальщиков, имел слишком много учеников.
В 1790 г. рабочие-ткачи шелковых материй в Ковентри в Варвике просят об ограничении числа учеников».
Но что в этом плохого? Дело в том, что сотрудник, не имевший полного ученического стажа не считался квалифицированным. А значит ему можно платить меньше и использовать как штрейкбрехера.
Также в условиях повсеместной нищеты родители часто с отдавали ребенка в приходский приют, откуда они, когда подрастали, отправлялись на фабрики, где и работали в рабских условиях за ничтожную оплату. А детям из сиротских приютов, скорее всего, и не платили. А все большая машинизация производства еще больше способствовала такой ситуации.
И вот когда стало ясно, что на правительство нет надежды, луддиты и объединились. Далее большая цитата.
«Большинство рабочих убедилось, что ни закрепления старых законов об ученичестве, ни установления нормировки заработной платы от парламента и правительства добиться нельзя: все принятые меры не оправдали своего назначения. Тогда они начинают действовать иначе; возникают рабочие союзы, стремящиеся нередко силой принудить хозяев дать рабочим справедливую плату за труд…<>
Как гласит «Отчет о шерстяной промышленности 1806 г.», «среди производителей шерсти в течение некоторого времени существовала ассоциация, состоявшая, главным образом, из суконщиков. В каждом из главных промышленных городов имелось, общество, состоявшее из делегатов, избранных рабочими многочисленных предприятий, а из каждого городского общества выбирались один или несколько депутатов в так называемый центральный комитет, который собирался по мере необходимости.
…Каждый рабочий, после того как становился членом общества, получал особую карточку или билет, на котором была выгравирована эмблема,—одна и та же на севере и западе Англии; предъявив свой билет, рабочий сразу показывал, что он принадлежит к обществу…ни один суконщик не мог заниматься своим ремеслом, если он отказывался подчиняться обязательствам и правилам общества.
…От каждого члена требовался еженедельно определенный взнос, больший или меньший, смотря по обстоятельствам..Из этого фонда каждую неделю выдавалась сумма денег работникам тех мастерских, которые бастовали…
Не меньшее распространение получили союзы в среде чесальщиков шерсти. Один из таких чесальщиков шерсти рассказывает, что из сотни рабочих нет ни одного, кто не входил бы в какое-нибудь общество. Союзы чесальщиков шерсти по характеру своему были обществами взаимопомощи, но это скорее являлось их официальной целью, на самом деле они ставили себе и другие задачи: они вмешивались в вопросы о заработной плате и учениках, и если члена союза выбрасывали с работы, то союз снабжал его деньгами, пока он, опять не находил работу, чтобы принудить хозяев нанять его за недостатком других рук.
Действительно, в таких случаях все остальные чесальщики тоже оставляли работу, пока предприниматель снова не принимал уволенного, «и ни один чесальщик шерсти, многозначительно добавляет далее наш автор, не будет работать, если кто-либо из членов союза не доволен предпринимателем».
Союз не ограничивался только стачками,—чесальщики часто нападали на фабрики, портили фабрики и ломали машины. «И такова была сила союза, что хозяева находились совершенно в руках своих рабочих и должны были платить заработную плату, какую бы только те ни пожелали
Не менее энергичную деятельность развивал третий большой союз—вязальщиков, основанный в 1778 г. после описанной уже неудачи парламентской петиции рабочих. Целью его было не только оказывать материальную поддержку своим членам, бороться за повышение заработной платы и восстановление старых законов (государственное нормирование заработной платы, закон об учениках), но и отстаивать их интересы силой; во время волнений 1779 г. ломались вязальные станки, портились материалы»
Бунты и разгромы, как вы понимаете, это последняя мера, вынужденная. Иногда они совпадали с голодными бунтами.
«Наконец, движение проникло и в Манчестер и Ланкашир, где совпало с голодными бунтами. Манчестерские ткачи были доведены до крайней нужды из-за высоких налогов, низких зарплат, безработицы и дороговизны и, как и ноттингемширские ткачи, отправили петицию в Парламент, которая была проигнорирована.
Продавцы тканей и ткачи собирались обсудить участь отрасли, но продавцы уже достаточно дистанцировались от работников, поэтому диалог не состоялся, и мирные собрания ткачей стали разгонять. Ткачи, а также другие полуголодные жители Манчестера и его округи ответили разгромами больших фабрик и разрушением паровых ткацких станков. Военные стреляли по толпе, были убитые. В печати луддитов в основном критиковали, не упоминая их крайне тяжелое положение»
Как мы видим, за несколько сотен лет ничего не изменилось — СМИ по-прежнему выдают именно ту картину, что выгодна «заказчику». Уверен, что заголовки газет гласили, что обезумевшая толпа разгромила фабрику честного лорда Берримора, без упоминаний о стрельбе по безоружной толпе голодных рабочих.
Если бы тогда был термин «луддит», то газеты точно бы его использовали. Ведь громят фабрики и разрушают станки ТОЛЬКО луддиты. Так ведь? Но на дворе конец 18-го века, и до 1811 еще далеко, поэтому возникает вопрос — это УЖЕ луддиты или ЕЩЕ нет?
Ведь методы те же. И мотивация абсолютна та же.
Бунт чаще всего не был бессмысленным и беспощадным, а использовался в качестве средства для склонения к переговорам. Это так называемый «торг через бунт», , исторически привычный для Англии, как объяснял Э. Хобсбаум.
«Луддиты были не первыми и не единственными разрушителями машин. Поскольку организованные крупномасштабные забастовки были непрактичны из-за разбросанности мануфактур по разным регионам, со времен Реставрации в Великобритании происходили поломки оборудования, которые Э. Дж. Хобсбаум называет “коллективными переговорами путем беспорядков”.
Например, в 1675 году узкие ткачи Спиталфилдса уничтожили “двигатели”, силовые машины, каждая из которых могла выполнять работу нескольких человек, а в 1710 году лондонский чулочник, нанявший слишком много подмастерьев в нарушение Устава рамочных вязальщиц, сломал свои машины разгневанными чулочниками.
Даже действия парламента в 1727 году, которые квалифицировали уничтожение машин как тяжкое уголовное преступление, мало что сделали для прекращения деятельности. В 1768 году лондонские сойеры напали на механизированную лесопилку. После того, как в 1778 году не были удовлетворены петиции чулочников в парламент о принятии закона, регулирующего “Искусство и таинство рамочного вязания”, рабочие Ноттингема устроили беспорядки, выбросив на улицы станки.
В 1792 году ткачи Манчестера уничтожили две дюжины паровых ткацких станков Cartwright, принадлежавших Джорджу Гримшоу. Спорадические нападения на машины (широкие вязальные рамы, гигантские мельницы, режущие рамы и паровые ткацкие станки и прядильные машины) продолжались, особенно с 1799 по 1802 год и в период экономического кризиса после 1808 года»
Источник
Хмм…Опять двадцать пять — бунты и разрушение станков и машин есть, а луддитов нет. Странно, странно. Может быть нам пересмотреть историю луддизма и перенести ее на сотню лет вглубь.
Или нам стоит пересмотреть мотивы луддитов, потому что мотивация их действий не связана с технофобией никак.
Ретроградство и луддиты — слабо связанные понятия
Луддиты, как явление 19 века, наблюдали, как развивается капитализм и понимали, что им здесь ловить нечего: владельцам капитала достанется прибыль, а работнику достанутся риски в виде травм, угробленного здоровья, нищеты и унижений. Они предвидели, что общество не получит никакой пользы, если позволит владельцам капитала забирать всю прибыль и оставлять всех остальных несчастными. И они были правы.
Ведь кто выиграл от индустриализации? Женщины и дети, стоящие у станков с утра до ночи, получающие за это оплату, со скрипом хватавшую не умереть с голода? Может рабочие заводов? Почему же после поражения лудитов ничего не поменялось? Ведь наконец технофобы уничтожены и наступил долгожданный прогресс? Может бунты закончились? Ведь луддитов больше нет.
Может выиграли города, затянутые смогом? Знаменитый лондонский смог — это последствия индустриализации.
«Лондон 19 века, как и большая часть Британии, пережил быструю индустриализацию после промышленной революции (1760-1840). Традиционная экономика сельского хозяйства и ремесленных навыков была в значительной степени заменена машинным производством, когда фабрики и мельницы приводились в движение паровыми двигателями, работающими на угле.
Лондонский “гороховые суп” — густой желтый туман — стал обыденностью (вплоть до середины 20 века) по мере увеличения выбросов и газов из заводских труб, а также из-за того, что семьи жгли уголь, чтобы обогреть свои дома и добыть топливо для приготовления пищи»
Источник
Может быть общество выиграло? Например, вслед за прогрессом подтянулось образование, ведь нам нужны инженеры и квалифицированные рабочие, чтобы они смогли обслуживать новое оборудование и придумывать новое?
«Если перед первой технологической революцией население Англии было одним из самых образованных в Европе, то в конце XIX в. ситуация была прямо противоположной — и система начального, и система высшего образования отставала от континентальных стран и Соединенных Штатов.
Система всеобщего начального образования в Англии была создана более чем на 100 лет позже, чем, например, в Германии, где уже в 1860 г. 97,5 % детей посещали начальные школы (еще раньше, в 1763 г. обязательное начальное образование было введено в Пруссии), и одновременно стали уделять большое внимание профессионально техническому и высшему образованию, что способствовало быстрому освоению новой техники и совершенствованию качества промышленной продукции.
В Англии же до 1870 г. все школы содержались на средства частных или религиозных организаций, поэтому обучение было платным (за исключением приходских школ в Шотландии) и только выходцы из обеспеченных слоев общества могли получать образование выше начального.
В итоге большая часть населения не получала даже формального образования.
В 1870 г. был принят Билль об образовании, обеспечивавший государственную поддержку частным школам, что несколько повысило возможности получения образования средним англичанам и само качество образовательных услуг. Однако только с 1891 г. для детей до двенадцати лет образование стало всеобщим и бесплатным (по крайней мере, так предусматривал закон). Тем не менее еще в 1920 г. среднюю школу посещал только один из восьми детей школьного возраста
Схожая ситуация была и в сфере высшего образования, которое длительное время было элитарным и частным. Только в начале XX в. после введения государственных стипендий образование в Оксфорде и Кембридже стало доступным не только представителям аристократических фамилий, но и просто одаренным детям»
А может быть никакого прогресса, как такового, и не было нужно тем, кто его затевал? Может бенефициарам «прогресса» не нужен прогресс, как таковой? Если Англия шла на острие прогресса и совершила первую Промышленную революцию, а к середине 19 века стала первой промышленной державой с огромным количеством заводов, фабрик, разветвленной ЖД сетью, то почему весь прогресс во время Промышленной революции и закончился?
«Оборудование большинства английских заводов, установленное еще в годы промышленного переворота, устарело морально и физически, но сохранило работоспособность. Основой английской энергетики оставались паровые двигатели, тогда как в Германии и США решающие позиции завоевала электроэнергетика. Энерговооруженность труда английского рабочего была низкой, это отражалось на производительности.
Получается, что станки не менялись весь 19-й век? А как же прогресс, о котором пишут в статьях про луддитов? Почему к концу 19 века Англия вчистую проиграла технологическую гонку?
«Промышленность страны в большинстве своем имела морально устаревшее оборудование, которое требовало замены. Английские фабриканты почти 100 лет безраздельно владели промышленной монополией и не нуждались в постоянном техническом обновлений производства.
Много лет они получали монопольную прибыль уже в силу своего исключительного положения. Когда же оно было потеряно, национальная буржуазия пошла не по пути капиталовложения в своей стране, а по пути вывоза капитала за границу, и в первую очередь в колонии, где обеспечивались более высокие прибыли. Это предопределило дальнейшее отставание английской индустрии»
Почему оборудование не меняли целый век?
«Большинство фабрик и заводов в Англии работало на старом оборудовании, созданном еще в годы первой технологической революции, за это время значительная его часть устарела морально, физически, сохраняя работоспособность. Практически полное отсутствие технологического прогресса предопределило медленный рост производительности труда, которая в 1913 г. была уже на 25 % ниже, чем в США
В 70—80-х гг. XIX в. в Англии большинство промышленных рабочих было занято не в крупной промышленности, а на относительно небольших предприятиях. Будучи родиной промышленного переворота, массовое применение паровой энергии началось, тем не менее только в 70-е гг. XIX в. И к началу XX в. основой английской энергетики оставались паровые двигатели, тогда как в Германии и США решающую роль играла электроэнергетика. Суммарная мощность английских электростанций была в 2,4 раза меньше, чем в Германии, и почти в 9 раз – чем в США. Это привело к слабой энерговооруженности труда и к низким темпам роста производительности труда на рубеже XIX-XX вв.»
«Много лет они получали монопольную прибыль уже в силу своего исключительного положения» — может в этой цитате есть ответ. Когда луддиты были уничтожены как движение, то некому и бороться за права, за достойную оплату труда, за то, чтобы оборудование меняли на новое и более безопасное. Зачем? Если кто заикнется — назовем луддитом, а потом разберемся.
Удобно.
Луддиты, как некие противники прогресса ничем не отличаются от бенефициаров прогресса — никому из них не нужен прогресс. Ведь когда оказалось, что захватывать колонии, потому что «доход от капиталовложений в промышленность в колониях был почти в четыре раза выше, чем в метрополии», то все как-то быстро забыли о прогрессе.
«Естественно, в этих условиях капиталы не вкладывались в отечественную промышленность, а уходили за границу, что приводило к старению технической базы промышленности в Англии. В колониях, где существовали монопольные источники дешевого сырья и монопольные рынки сбыта продукции, строились предприятия, оснащенные не модернизированным, а традиционным оборудованием»
Удивительно. Но технофобы, ретрограды и противники прогресса у нас только луддиты. Все остальные святые.
«В аристократических и власть имущих кругах технарей и предпринимателей презирали, несмотря на то что коммерция и технологии были основой богатства страны. Даже матерые промышленники, заработав достаточно денег, стремились отойти от дел и осесть в своих загородных резиденциях. А их отпрыски шли служить родине в Палату общин. Негоже считалось заниматься плебейским делом. Предки бы этого не одобрили.
Найти человека с техническим образованием в среде парламентариев было так же сложно, как отыскать золотую монету в навозной куче. Зато там было немало знатоков древнегреческой культуры, древнеримской поэзии и истории Востока. Именно поэтому в 1880-е годы в стране наблюдалась невероятных масштабов утечка мозгов. Талантливые люди уезжали, к примеру, в Америку, где их встречали с распростертыми объятиями»
Ширма прогресса была нужна лишь для одного — получать еще больше прибыли. Да никому не нужен этот прогресс — это ширма для дурачков, за которой деньги делают, пока тряпичные куклы рассказывают сказки. История это очень хорошо показывает.
Резюме
Большинство статей о луддитах, которые я читал, в качестве причины выделяют традиционализм, консерватизм, прочие «измы» и, конечно, «борьбу против технологий». Но забывается долгая история, приведшая ремесленников к луддизму.
-
Луддиты изо всех сил пытались адаптироваться, бороться законно, вести переговоры, но такие методы не давали результатов.
-
Параллельно они столкнулись с множеством других экономических и юридических проблем: рост инфляции, снижение заработной платы. В годы, предшествовавшие протестам 1811 года, торговцы, которые покупали товары у ткачей и земледельцев, платили все меньше и меньше.
-
Начало 19 века, в целом, — это экономические потрясения и повальная безработица.
-
Государство было настроено против ремесленников и всячески препятствовало их инициативам. Не без инициативы «со стороны», конечно.
-
Разгромы — крайняя мера, которой, тем не менее, уделяют больше всего внимания.
-
Идея уничтожения машин как формы протеста началась ДО луддитов, а закончилась ПОСЛЕ луддитов.
-
Первый инцидент связанный с луддитами произошел 11 марта 1811 года, в Ноттингеме, центре текстильного производства. Британские войска разогнали толпу протестующих, которые требовали больше работы и повышения заработной платы. Движение разрушителей машин в Ноттингеме пошло на спад после того как предприниматели обещали удовлетворить требования рабочих о повышении оплаты. Но зачем!? Если цель луддитов — станки, то зачем останавливаться.
Да потому что и не было никакой цели уничтожать станки.
Уничтожение машин в этой истории — это средство, а не цель.
Цель — добиться того, чтобы с рабочими и ремесленниками обращались как с людьми, а не как с рабами.
Луддиты не дремучие технофобы.
Технологии, на которые они «нападали», не были особенно новыми. Между их изобретениями и массовым вводом до восстаний луддитов разрыв в десятки лет, если посмотрите на даты изобретений. Чаще всего в статьях упоминается некая «чулочная рама», которую луддиты во всех статьях громят. Но эта технология была изобретена за 200! лет до описанных событий, англичанином по имени Уильям Ли. Это все равно, что сейчас бунтовать против Пентиум 2.
Более того, луддиты разбирались в машинах и сами их использовали. Как пишет Кевин Бинфилд, редактор сборника 2004 года «Труды луддитов», они нападали на дельцов, которые использовали машины «мошенническим образом». Что это значит.
Это значит в обход стандартных трудовых практик: чтобы они производили качественные товары, чтобы этими машинами управляли рабочие, прошедшие требуемое обучение (ученичество) и получавшие за это достойную заработную плату. Это и было их единственной заботой.
Пример. Допустим, вы покупали футболки определенного производителя, модного бренда. С недавних пор одежда стала паршивенькой. Потом вы увидели новости, что швеи разгромили цех и сломали пару станков этого производителя. А что, если бы вы узнали, что гендиректор этого предприятия уволил всех опытных швей и втайне посадил на их места гастарбайтеров, платил им в 5 раз меньше, не платил взносы, не платил за них налоги, и скрывал от миграционной службы, а когда бывшие сотрудники пришли поговорить, вызвал свое карманное охранное агентство, затеявшее массовую драку и пострадало оборудование и люди?
Вот такая история с луддитами и происходила..
При этом в статье я смешиваю неких луддитов, ремесленников и рабочих. Но делаю я это осознанно, потому что принципиальной разницы между ними не вижу. Датой начала движения считается 1811, потому что борьба «против машин» началась ЗАДОЛГО до этого времени — не годами, а за десятки лет ранее (если не больше). И причины сопротивления у них у всех одинаковы и не связана с технологиями никак.
И в конце у меня возникла мысль.
А может быть луддиты были выбраны жертвой — козлом отпущения? У нас есть некое организованное движение — профсоюз рабочих. У них большая народная поддержка. У тебя есть власть, силовая поддержка государства и деньги. Подавишь восстание, но появятся новые.
Что делать? Подключаем СМИ, лепим образ разрушителей имущества несчастных предпринимателей, в газетные статьи побольше об ущербе, расписываем ужасы и зверства. О настоящих причинах не упоминаем, а выдумываем новые — боязнь станков, «смерть всем машинам». До кучи — создаем легенду про некого Луда — «мессию».
Правда «мессию» отрисовали по уровню: непонятного возраста, непонятного пола, в каких-то тряпках, в равной обуви. Думаю рисовали «специалисты» так, чтобы симпатий к Луду не возникало..
Чучело для битья готово!
Хм…Так это же принцип работы современных СМИ — «выпекать» ярлыки и лепить их на всех неугодных. Анархист? Луддит. Монархист? Луддит! Амиш? Луддит!!
Не важно, что луддитов среди них нет по определению. Но ярлык есть и им с удовольствием пользуются.
Луддиты — просто соломенное чучело, козел отпущения. А теперь еще и ярлык, которым можно клеймить кого угодно. Такие дела.
