Много всего было прочитано, хорошего и разного: от Бэринга-Гулда и Огнева до Сандерсона и Гептинг, ещё больше переползло на 2021 (надеюсь, будет там время на чтение). Длинным списком утомлять вас не буду, напишу только о четырех книгах, которые оставили самые яркие впечатления.
Список без мест, кроме первого. С новым годом, друзья!
Сергей Кузнецов «Учитель Дымов»
Спрессованная в один том семейная сага о трех мужчинах семьи Дымовых и одной женщине, которая любила первого как мужа, второму была как мать, а третьему заменила бабушку. На фоне тем временем проходит история страны от первых послевоенных лет до «белоленточной революции» 2012 года, от которой Дымовы пытаются дистанцироваться так, чтобы не быть «за» режим, но и в оппозиции к нему не состоять. Спойлер: всех троих это приводит преподавать.
Никогда не замечал в себе интереса к подобной литературе, а тут неожиданно увлёкся. И проблема Дымовых актуальна, и некоторые моменты семейной истории находят общности с историей моей семьи, да попросту пишет Кузнецов увлекательно.
Яцек Комуда «Имя Зверя. Ересиарх»
Два сборника повестей про Франсуа Вийона, вора, убийцу, сутенёра и немножко — в интерпретации Комуды — поэта. Тёмное, как легко догадаться, фэнтези, но не боевая эпическая говнина, что в последние годы заебала сверх всякой меры, а скорей детектив с упором на атмосферу навозного средневековья и жутких, кровавых его тайн (от первой повести отчетливо веет кино про Видока с Депардье). Сборники неоднородные, вещи, где Вийон сталкивается с разнообразной дьявольщиной и вынужден ей противостоять, написаны интригующе, с отменной фантазией и оторваться просто не дают (чего стоит история, где из церковного креста пророс… кхм, распятый на нём мужчина), но есть и значительно слабее исполненные — по счастью, их меньше и впечатления они почти не портят. Почти.
Нелюбителям чернухи про кровь, кишки, говно по стенкам, ББПЕ и шкворчание прижигаемых пяток — пробовать с осторожностью.
Ксения Букша «Чуров и Чурбанов»
Чуров и Чурбанов не друзья, но приятели: вместе учились в меде, потом жизнь развела их. Первый стал детским кардиореаниматологом, второй — легкомысленным «стартапером», но дело вовсе не в единстве и борьбе противоположностей. Чуров и Чурбанов синхронизированы между собой, их сердца бьются в одном ритме, и если кто-то третий долго будет находится между ними, его сердце забьётся так же. Бесполезный, казалось бы, факт, но если учесть, что заболевания сердечно-сосудистой системы — основная причина смерти в России, — не такой уж и бесполезный.
Сочинение Ксении Букши на первый взгляд оставляет впечатление такого трешового Франкенштейна, куски которого неаккуратно прихвачены крупными стежками суровой нити, а кое-где и вовсе прикручены на проволоку, и только Чуров и Чурбанов своим присутствием оживляют монстра и не дают ему распасться на куски. Герои вечно во что-то влипают: то дерутся с коллекторами, то мстят за обиду одноклассницы злобной училке, то принимают роды, — словом, собирают разрозненные эпизоды в хоть и коротенький, но всё же роман.
Написано всё это соответствующим языком, где слова лепятся друг к другу по методу того же Франкенштейна, однако на выходе получается дивный живчик, способный и догнать, и за сердце прихватить.
1. Олег Радзинский «Случайные жизни»
Эту книгу стоило бы назвать мемуарами, но «мемуары» — слишком скучное слово, в то время как чтение под обложкой притаилось весьма ироничное. Да и как ещё можно вспоминать беспечную молодость шестидесятилетний писатель, диссидент, брокер с Уолл-Стрит и инвестиционный банкир как не с иронией.
Олег Радзинский — сын известного историка Эдварда Радзинского. Старшего Радзинского если вам около тридцати, вы скорей всего помните, если не благодаря его историческим циклам про Наполеона и Сталина, то за привычку во время особо значимых моментов оных циклов переходить на драматический фальцет (мы со школьным товарищем здорово наловились его пародировать — другое дело, что это было нетрудно).
В первых двух частях («жизнях», как они тут называются) Олег рассказывает, как проходили детство и юность ребенка из привилегированной семьи, но уже в 1983 году «золотого мальчика» с аспирантуры филфака МГУ осудили за антисоветскую агитацию и пропаганду на год строгача и пять лет ссылки — вдвое больше, чем запрашивало обвинение. Четверть книги Радзинский едет по этапу (с красной полосой — «склонен к нападение на конвой», что получил почти случайно; здорово портит жизнь), а ещё четверть — пытается пристроить свою гуманитарную натуру к лесоповалу. При этом — никаких рефлексий и ужасов режима, зато множество самоиронии и простых, но удивительно точных наблюдений за взаимоотношениями государства с человеком, — актуальных не только для СССР на излёте соцмечты, но и для современной России. Офигенная книжка, мы с Акуниным в восторге.
См. также:
