Почему лояльные примархи изрядно криповее своих падших собратьев.
В комьюнити бытует предположение, что часть примархов изначально имела хаотический компонент, который и привел их к падению. Сами авторы Black Library своими работами лишь упрочняют эту точку зрения. Вот только если анализировать характеры персонажей вырисовывается совсем другая, парадоксальная картина.
Если внимательно следить за темами и мотивами примархов, то становится видно, что лояльные примархи изрядно криповее своих падших братьев. Сразу скажу отдельно, что криповый не означает злой, плохой, порченый. Они кажутся более пугающими потому, что связаны больше со стихией и хтонью, чем с привычными человеческими вещами. Но эта хтонь не из варпа или Хаоса, она не делает их злыми, это впечатление стороннего зрителя от черт, составляющих образы.
Посмотрим их по порядку. Лев — вообще до конца не понятно, насколько он в целом лоялен (изрядная часть фэндомских мемов про Тёмных Ангелов завязана на это). По биографии это «лесной человек» из по-настоящему страшного «мертвого леса», пугающий Зелёный Рыцарь из артуровского цикла, Зелёный Человек из средневекового фольклора, популярный благодаря викке — неоязыческой религии, основанной на почитании природы. Все мотивы связаны с внешним, внечеловеческим миром.
Джагатай Хан с самого начала выступает как бродяга и чужак вне имперского «истеблишмента», не особо вовлеченный в идею Империума. Он честен с близкими и в целом лоялен, но предатели до последнего надеялись на его участие на их стороне. По культуре он ярче прочих «неевропейский-антиевропейский», образ монгола-кочевника (а также венгра, половца) в средневековой и более поздней образности становится символом чуждого разрушительного начала. К тому же в рамках сеттинга он сильно завязан и на эльдарскую тему. Отсюда и появление в фэндоме теорий про «Хана-архонта», например.
Леман Русс — олицетворение витальной, но дикой природы. Волк из мира жестокой зимы, тоже внесистемный боец, пьяница, буян. С Ханом его роднит образ варвара («норманнов» жители сел и городов боялись не меньше «венгров» или «монголов»). Он связан и с символикой Одина, бога с сильной хтонической стороной. Один и потусторонний бог, и бог колдовства, включая «женское» — скандинавы считали шаманскую магию-сейд прерогативой преимущественно женщин, но Один считался мастером сейда. Что касается сюжетных функций Русса, то он периодически становится воплощением гнева Императора, и ему выпало сразиться насмерть с одним из забытых братьев.
Рогал Дорн тоже «зимний» персонаж, причем уже не витальный, а «скорбно-застывший». Один шаг до мартиновского Короля Ночи и Ледяного Короля из «Времени приключений». Он единственный из примархов с темой старости (разве что Кёрз ещё, но гораздо слабее). При всей относительной очеловеченности Дорна у него и сильный садомазохистский компонент, и тема тяжёлой скорби, и отчуждённость (мне понравился бы мотив парии именно у Дорна, если бы сделали одного из примархов парией на контрасте с Магнусом). На фоне ещё «германская» тема и с средневековыми тевтонскими рыцарями, и германским оккультизмом, и со всеми аллюзиями на Германию обеих мировых войн.
Сангвиний — персонаж с самого начала отчётливо двойственный. Ангельские крылья — ещё и знак мутации из радиоактивной бесплодной пустыни. В его крови дремлет генетический яд, а тень его смерти поражает его детей безумием. Он одинаково и ангел, и вампир (вспомним постоянную вампирскую тему у Кровавых Ангелов). Связанная с ним символика крови четко завязана на ещё неолитического происхождения аграрные культы, где вино символизировало кровь, а сбор урожая — жертвоприношение и смерть. При всей доброте Сангвиния его ярость — самая страшная среди братьев, он будет посвирепее Ангрона.
Феррус Манус — самый, пожалуй, жестокий и суровый из всех примархов. «Человек-машина» футуристов, куда там до него печальному ренессансному Пертурабо, владыка варварских пустошей. Феррус — социал-дарвинист с культом силы и превозмогания как раз в духе футуризма Маринетти, воспевавшего «нового машинного человека». Прозвище Ферруса — Горгон в честь хтонического чудовища из древнегреческой мифологии, и получил он его, хоть и в шутку, за «варварское» равнодушие к прекрасному. С Феррусом связана и тема некромантии (с помощью его техник «машинной некромантии» отдельным Железным Рукам удается раз за разом «возрождать» павших). Ещё он сильно завязан на некронскую тему, его руки были покрыты некродермисом от расплавленной некронской конструкции. В виде духа в привязке к отрубленной голове он ещё и демилич из фэнтези.
Робаут Гиллиман, хоть и достаточно очеловечен, очень мстителен и достаточно жесток, это, кстати, четко видно в его противостоянии с Ангроном и Лоргаром. Он сепаратист на грани узурпатора, тема, которая стала ещё сильнее в линейке «Темного Империума». Это политик-интриган, не особо склонный к снисхождению и, честно говоря, жлобоватый. История с его «воскрешением» Иврейн ещё прибавила мистических и ксеносских мотивов.
Вулкан, при всей своей доброте и созидательности, очень тесно связан с темой подземного огня и огня вообще. В ярости он может быть очень сокрушительным (сюда как раз идёт многократно упоминаемый эпизод с сожжённой эльдаркой-колдуньей). Сама его внешность ассоциируется с хтонью — обсидиановая кожа и горящие красные глаза. Не забываем про связь кузнечного дела со зловещей магией (множество сказок про кузнецов-колдунов), а богов кузнечного дела (того самого римского Вулкана) с подземным миром. Как и в Кораксе, Кёрз видел в Вулкане тьму, но не смог «вытащить» ее наружу.
Корвус Коракс — пожалуй, самый криповый примарх вообще. Самый «темный», что признавал и Кёрз, связанный с темой и преступности, и загробной жизни. Он и Барон Суббота, дарующий смерть и покровительствующий маргиналам, и ворона-падальщик, а ещё и безумный ученый-биолог. Его колдовские способности выглядят наиболее пугающими — превращение в стаю ворон и в сгусток абсолютной тьмы. Об этом писал Гэв Торп в рассказе «Тень минувшего».
В следующей серии: про отступников и испытания, которые они провалили.
Над материалом работали Анастасия Борисова и Андрей Хочанский. Редактура — Антон «Нерпач» Скнарь. Текст читал Антон Кондаков.
