Как история Поднебесной вдохновила популярный фэнтезийный цикл
Ребекка Куанг — новая звезда фэнтези. Когда ей было всего двадцать два года, увидела свет «Опиумная война», которая начинается как классическое подростковое фэнтези о девушке-сироте, но очень скоро превращается в суровую и драматичную историю, вдохновленную прошлым Китая.
Жизнь сироты Рин казалась предрешенной: она должна была выйти замуж по расчету, чтобы расплатиться с опекунами за так называемую заботу, после чего стать по сути собственностью супруга. Но она, движимая редким упорством и яростью, сумела попасть в элитную военную академию Синегарда. Отсюда начинается путь Рин как солдата, шамана и ледар сквозь политические распри и жестокие войны.
Второй роман Куанг, «Республика Дракон», оказался еще более зрелым и суровым — недаром в его основе лежит кровавая история китайской гражданской войны, а главная героиня во многом повторяет путь Мао Цзэдуна. В честь выхода на русском романа, мы подготовили перевод статьи, о том, как Куанг писала фэнтези, вдохновляясь прошлым Поднебесной.
Представьте научно-фантастическую «Задачу трех тел» Лю Цысиня, смешанную с «Песнью Льда и Пламени», добавьте щепотку «Звездных войн» и будете недалеки от правды. Как говорит Куанг, «самое интересное в работе над второй и третьей книгами – это попытки разобраться в философских и идеологических различиях между протагонистами и одновременно сделать так, чтобы все это имело смысл в фэнтезийном сеттинге, основанном на эпохе династии Сун».
Это значительное достижение, и тем более потому, что Куанг, которая родилась в Гуанчжоу и выросла в Америке, написала этот эпический роман, потребовавший серьезной подготовки, во время учебы в Джорджтаунском университете в Вашингтоне. Свою диссертацию она планирует посвятить какому-нибудь аспекту военной истории Китая. Куанг соглашается, когда я говорю, что, кажется, женщин-военных историков немного. «Не знаю даже, почему. Не то чтобы война затрагивала только мужчин».
Мы разговариваем в обеденный перерыв Куанг на ее подработке в Колорадо. «Я преподаю дебаты в лагере», — рассказывает она. — «В этом году тема: Насильственная революция — это закономерный ответ на политическое давление». Тема кажется специально созданной для Куанг, учитывая, что «Опиумная война» в каком-то смысле прослеживает корни китайской коммунистической революции.
«Проблема в том, что насильственные революции не всегда приводят к власти мирные демократические правительства. Но это вопрос из двух частей, верно? Насильственная революция может быть оправдана, даже если государство, к которому она приведет, не будет демократическим». Это касается и Китая, добавляет она, «потому что там многое пошло не так после 1949-го».
Мысль об интеллектуальных сражениях Куанг в таких тепличных условиях наводит на параллели с центральным протагонистом «Опиумной войны», Фанг Рунин (Рин). Как и Куанг (которая, правда, выросла в Далласе, штат Техас), Рин — молодая китаянка, выросшая на юге своей родины и сталкивавшаяся со своей долей дискриминации. И если Куанг проложила путь наверх с помощью образования (дебатный лагерь, Джорджтаун, Кембридж), Рин помог Синегардская (читай «Пекинская») военная академия. Там, после сдачи строжайшего экзамена, Рин начинает осваивать боевые искусства, а также политическую и военную стратегию.
«Я гораздо лучше контролирую свой гнев», говорит Куанг по поводу такого сравнения. — «Рин часто оказывается на грани, демонстрируя мои худшие импульсы, но я куда более уравновешена. История Рин — о том, что происходит, когда ты стартуешь с самого дна общества; когда ты подвергалась дискриминации практически на каждом этапе жизни. Кто лучше продемонстрирует это, чем молодая женщина в старом Китае?».
В амбициозном претенденте на кресло предводителя страны читатель может узнать отголоски реального Мао Цзедуна. «На него смотрели свысока», — говорит о Мао Куанг. — «Он не очень хорошо говорил по-мандарински. Так и не научился как следует разговаривать на английском. Над ним смеялись в институте. Легко проследить, как это раскручивается в нечто ужасное».
Его жизнь, говорит Куанг, вдохновила одну из центральных проблем романа. «Интересно узнать, как и почему обычный человек, который искренне заботится о людях, обладает способностью любить, сострадать и желает поступать правильно, в итоге провоцирует Великий Голод или Культурную Революцию».
Похожее по сложности развитие персонажа демонстрирует и Рин, которая обходит стереотипы, характерные для образа героини фэнтези. Вместо любви симпатичного парня она жаждет уважения, восхищения и власти. «С самого начала она амбициозна и стремится власти. Она хочет вписать себя в историю на странице, на которую вообще не должна была попасть. Рин принимает решения, которые, как она думает, верны, чтобы спасти людей, которых она любит. Но все идет совсем не так», – говорит Куанг.
Есть в «Опиумной войне» и другие личные для писательницы аспекты. «Если бы я собиралась написать семейную автобиографию, потребовались бы долгие и болезненные часы разговоров с моими родными о вещах, о которых им не хотелось бы вспоминать. Я не собиралась заставлять их — и себя — проходить через такое».
Куанг намекает на детство отца в Лэйане, в провинции Хунань; ее мать выросла на острове Хайнань. «Мой прадед по матери сражался за Чана Кайши. Семья моего отца пережила мощную атаку японской армии, наводнившей Хунань».
В 2016 году Куанг посетила деревню своего отца во время фестиваля поминовения усопших Цинмин. «Мне показали отверстия от пуль японцев в глиняных кирпичах старого дома, где жили несколько поколений семьи», — вспоминает она. — «Им тяжело об этом говорить, так что я не услышала особенных деталей. Осталась лишь горячая ненависть к Японии в качестве побочного эффекта».
«Опиумная война» озвучивает эту изнурительную ярость в пронзительной и тревожной третьей части, где Рин прибывает в Голин-Ниис, «город трупов», зловещее напоминание о Нанкине. «Я прошла полный круг, когда писала «Опиумную войну». Начав изучать тему, я злилась все больше и больше. Я написала кульминацию вскоре после прочтения «Забытого холокоста» Ирис Чен (1991). Вся трилогия – это инстинктивная, эмоциональная реакция: чистая ярость и возмездие. Ее описывают как «фэнтези отмщения», и я думаю, это верно».
Куанг смогла выйти за рамки ярости. «Такой образ мышления — это как раз то, что роман критикует. Я думаю, должно прозвучать официальное извинение. Но также я думаю, что обвинение современной Японии в том, что она была милитаристской Японией в 1937-м году — ненужная провокация и разжигание ненависти».
Ее решение вынести вымышленный Нанкин на передний план частично связано с желанием ответить на ограниченные представления о войне на Западе. «Мы знаем о Нормандии, да? Но не знаем о битве за Шанхай. Мы забыли, что Китай участвовал в войне. Были великие трагедии и великие жертвы. Люди узнают о Нанкинской резне лишь в колледже, если узнают вообще».
Пусть она и явно любит художественную литературу (и даже планирует написать роман по мотивам времени, проведенного в Кембридже), Куанг настаивает, что академическая карьера для нее важнее. «Единственная причина, по которой у меня есть идеи для романов — это то, что я постоянно занимаюсь историческими исследованиями. Я не думаю, что можно наработать достаточный объем знаний, если ты планируешь просто сидеть в комнате и придумывать истории», — говорит она.
И на случай, если она неясно выразилась, Куанг добавляет заключение, достойное ее вымышленного прямолинейного альтер эго, Рин. «Поэтому большинство романов кажутся мне скучными и пустыми. Они хороши как развлечение, и нравятся людям. А мне — нет, потому что они не учат меня ничему новому. Если я хочу учиться чему-то через мое писательство, то придется жить непростую жизнь. И никогда не заниматься одной лишь литературой».