Глава 1
Красный волк должен проснуться.
Низкие свинцовые тучи висели над Лондоном уже несколько недель. Уильям шагал по брусчатке вдоль вывесок крохотных магазинчиков и мрачных переулков, в которых, после заката, можно легко расстаться со своим кошельком, а может быть и жизнью. Уильям тоскливо улыбнулся, представляя как лишается последних пятидесяти фунтов.
Холодное зимнее солнце играло вечерними лучами на глади придорожных лужиц. Он шел укутавшись в пальто и спрятав руки глубоко в карманы. Замешкавшись у стеклянной витрины кондитерского магазина он взглянул на свое отражение: смутные очертания худощавой фигуры, усталое лицо и густые каштановые волосы растрепанные ветром. Внешний вид истощенного мужчины не мог вызвать ничего, кроме жалости. Уильям видел и лучшие дни, но времени предаваться воспоминаниям у него не было, он нахмурился и продолжил свой путь.
Всю прошлую ночь Уильям не мог уснуть, не смог бы, пожелай он этого изо всех сил. В томительном ожидании он проворочался в кровати не сомкнув глаз. И только тогда, лежа в полумраке и разглядывая еле заметные очертания спальни, Уильям в полной мере осознал всю возложенную на него ответственность.
Про этот день не напишут в школьных учебниках. Едва ли больше нескольких людей на земле, вообще узнают о событиях, положивших начало этой страшной истории. Самый важный день в его жизни ─ так говорил ему отец.
Тучи сгущались. Северный ветер гнал их вперед отвоевывая последние светлые клочки неба. Проносясь над крышами пытался ворваться в оконные щели. Он гремел вентиляционными решетками и притихал, так же неожиданно как и появлялся. Даже могучие тополя потрескивая расскачивались из стороны в сторону шевеля голыми ветвями. Бумажные стаканчики вперемешку с пластиковыми пакетиками и газетными страницами волной скользнув по дороге закрутились в странном вихне, а потом замерли, дожидаясь нового порыва ветра. Острая, словно золотой меч, молния разрезала небосклон на две ровные половины. Начиналась гроза. Редкие прохожие которым не посчастливилось оказаться под открытым небом спешили укрыться от ненастья в своих домах.
Повернув за угол Уильям сразу увидел место условленной встречи. Обьемные буквы над входом в паб «Одноногая балерина» светились мягким неоновым светом. Несколько букв тускло мерцали пытаясь не погаснуть навсегда, а одна и вовсе была разбита. Наверняка какой-нибудь пьяньчуга отыгрался на ней за проигрыш своей любимой футбольной команды.
Перебежав дорогу под сигнальные гудки и ругань вовремя затормозившего водителя, Уильям оказался возле матовых окон паба, через которые нельзя было увидеть что происходит внутри. Всего несколько шагов отделяли его от входа. От волнения у Уильяма вспотели ладони, он колебался всего мгновение, но пересилив себя открыл тяжелую дверь и проследовал внутрь.
Посетителей в «Одноногой балерине» было немного: влюбленная парочка обнималась в дальнем углу зала, болельщик с обернутым вокруг шеи шарфом Лондонского «Арсенала» и несколько завсегдатаев сидели уставившись в пивные кружки.
Продираясь сквозь сизые клубы сигаретного дыма Уильям направился к барной стойке. Бармен ─ коренастый мужчина лет пятидесяти: розовощекий и с залысиной на затылке, был занят тем, что усердно протирал засаленной тряпкой деревянный боченок портера. При виде нового клиента он рукавом вытер пот с морщинистого лба, перекинул тряпку через плечо и поравнявшись с Уильямом вопросительно на него посмотрел.
Уильям жестом указал на ирландский виски. Бармен молча достал из под прилавка бутылку «Джеймсона» и заполнив шестиугольный стеклянный стакан на одну треть, удалился что бы продолжить свой монотонный труд.
Облокотившись на исцарапанное и пропахшее алкоголем дерево, Уильям поднес стакан к губам и сделал небольшой глоток. Согревающее тепло приятно растеклось по всему телу. Коснувшись кончиком языка верхней губы он ощутил дубовый привкус. Волнение отступило и впервые за много недель Уилям почувствовал умиротворение. Он поднял свой взгляд на телевизор висевший рядом с барной полкой усеянной разнообразными спиртными напитками. Звука не было, но из бегущей строки внизу экрана было ясно, что продовольственный кризис вызванный засухой вывел на улицы толпы народа по всей Северной Америке. От Квебека до Мехико рассерженные фермеры требовали компенсаций за уничтоженный стихией урожай, к ним присоединялись и обычные граждане возмущенные ростом цен на продукты питания. Кое где мирные протесты переросли в столкновения с полицией, а в Далласе даже была слышна стрельба. Уильям безразлично отвернулся. Один из пьяниц сидевших в центре паба уже уснул упершись лбом в столешницу и обхватив голову обеими руками.
Уильям бросил взгляд на недорогие наручные часы, циферблат показывал верное время ─ он не опоздал. Погладив тыльной стороной ладони трехдневную щетину, сдедал еще один глоток. Мужчина очень сильно устал. Блеск молний был виден даже сквозь дымчатые окна этого злачного места, а вот раскаты грома терялись в толщине его стен.
Массивная дверь приоткрылась, и вместе с потоком свежего воздуха внутрь вошла молодая женщина. Легко лавируя между столиками она в мгновение ока очутилась напротив Уильяма.
На ней было бежевое платье до колен и надетая поверх него куртка. Шелковистые белые волосы на скорую руку собранные в пучок. И ни одного намека на макияж. Все говорило о том, что она собиралась в спешке. Отмахнувшись от навязчивого бармена женщина достала из сумочки пачку сигарет, и закурила. Танцующее пламя зажигалки отразилось в ее зеленых глазах. Она с неподдельным любопытством изучала Уильяма.
─ Кто же мог знать, что сегодня будет плохая погода? ─ ее хрипловатый голос подрагивал, она замерзла.
Уильям ничего не ответил, лиш рассеянно повертел в руке почти пустой стакан.
Наблюдая за ним уголки ее рта закачались, а потом и вовсе она расплылась в улыбке.
─ Не желаешь ли ты закурить, Уил? ─ выпустивь через нос две струки едкого дыма она протянула ему открытую сигаретную упаковку. Улыбка сползла с ее лица. Теперь, в серой дымке, взгляд у нее казался особенно зловещим.
Женщина знала его имя, хотя он видел ее впервые в жизни. Уильям не курил, но знал, что отказаться он не сможет. В протянутой пачке было пять сигарет: четыре одинаковые, и еще одна с оранжевым фильтром, как будто из другой упаковки. Уильям вытянул ту, которая была особенной. Он осмотрелся по сторонам, и убедившись что никто не обращает на них совершенно никакого внимания, проворно спрятал сигарету в свой карман.
Уильям одним глотком осушил стакан и накрыл им свернутую пополам двадцатифунтовую купюру. Мужчина не хотел задерживаться ни на секунду дольше, чем того требовали обстоятельства. Он устремился к выходу не оборачиваясь, его провожал внимательный взгляд зеленых глаз.
Первые капли дождя усеяли его волосы и плечи. Уильям поежился. Улица была безлюдной. Вскинув руку над головой он остановил проезжавший мимо черный лондонский кэб. Сел на заднее сидение и захлопнул дверцу. Автомобиль двинулся вперед так быстро, как только мог. Свернув на «Пикадилли» машина пронеслась рядом с крылатой статуей греческого бога Антероса, которая увенчивала постамент-фонтан так популярный у туристов. Обогнав двухэтажный автобус машина изменила курс, и теперь ехала на юг. В такую непогоду не было даже пробок. Город проносился за окном с такой скоростью, что яркие огни вытягивались в длинную ленту и следовали за машиной по пятам. Миновав «Маунт Стрит» и еще несколько минут покружив в паутине лондонских дорог, кэб свернул на узкую улочку, водитель затормозил в указанном месте, и получив оплату высадил пассажира, а потом, скрылся из виду.
Двухэтажный дом в георгианском стиле был сложен из красного кирпича, и зажат между двумя зданиями повыше, которые, как могло показаться со стороны, мешают ему вдохнуть. Покрашенная в черный цвет ограда из кованного железа, отделяла крыльцо от тротуара на котором стоял Уильям. Слева и справа от крыльца находился небольшой цветник, но было видно что за ним давно никто не ухаживал.
Не желая мокнуть под дождем мужчина сунул ключ в замочную скважену и оказался внутри. Первое что бросилось ему в глаза, это толстый белый кот который лениво облизывал свою единственную переднюю лапу. Он смерил Уильяма безразличным взглядом и неуклюже поковылял к своей миске стоящей на кухне. У Мэри Макбрайд ─ владелицы дома, в котором Уильям снимал второй этаж, ─ было большое сердце. Подобрав на улице сбитого машиной кота, она тут же отнесла его к ветеринару. Его переднюю лапу пришлось отрезать, но доктор все равно сомневался что тот выживет. Замученный и исхудавший настолько, что можно было без труда сосчитать его ребра, кот все же не умер. Мэри выходила его и назвала Буцефал, в честь коня Александра Македонского, его верного боевого соратника. Сейчас же Буцефал окреп настолько что без труда мог залезть на кухонный стол, но выходить из дома все еще боялся, предпочитая лежать на подоконнике в гостиной, пристально наблюдая за снующими по узкой улочке машинами.
Уильям заглянул на кухню, но Мэри там не оказалось. Ее не было и в гостиной ─ ее любимое кресло напротив камина было пустым. Уильям пожал плечами ─ наверное она пошла пить чай к соседке или отправилась в магазин за покупками. Вряд ли гроза удержала бы ее дома. Мэри было за шестьдесят лет, и она была более чем вдвое старше Уильяма. Но обладая деятельным характером и неуемной энергией, она могда дать фору даже двадцатилетнему юнцу. Больше всего на свете Мэри боялась бесцельного существования.
Уильям поднялся на второй этаж по старой деревянной лестнице, каждый его шаг сопровождало тихое поскрипывание как будто он шел по громадному пианино. Отперев дверь в конце коридора Уильям попал в свой кабинет.
Переместившись к массивному, дубовому письменному столу, он достал сигарету, которую взял у незнакомой женщины в пабе, и положил на самый центр стола ─ бережно, как мать, которая укладывает своего ребенка в колыбель. Повесил свое пальто в гардероб и замкнул дверь кабинета изнутри. Покопавшись в коробке с виниловыми пластинками он вытянул квадратный картонный конверт на котором красовалась тонкая каллиграфическая надпись ─ «Джузеппе Верди ─ Реквием». Уильям узнал почерк отца. Приблизившись к высокой тумбе он откыл крышку чемоданчика стоящего на ней. Покрутив ручку заводного устройства мужчина услышал глухой щелчок. Механизмы антикварного патефона «Декка» пришли в движение. Игла опустилась на винил и с еле слышным шипением начала царапать пластинку.
Уильям стоял у окна крепко сомкнув руки за спиной. Хоровое пение заполнило комнату. Дождь барабанил по подоконнику и мириадами ручейков стекал по оконному стеклу. Ему нужно оставить сомнения позади. Его судьба была предрешена за долго до его рождения. Был ли у него вообще выбор? Нащупав правой рукой шариковую ручку в нагрудном кармане своей фланелевой рубашки, лицо Уильяма стало еще более задумчивым и серьезным. В синем колпачке ручки, была спрятана стеклянная капсула с цианидом, единственная цель которого убить своего владельца. Он смотрел сквозь дождь и слышал уже слабевшие раскаты грома, но мысли его были далеко отсюда. Куда же заведут его эти нити Ариадны.
Внезапно, десятки скрипок и контрабасов переплелись воедино с сотнями мужских и женских голосов, прерываясь, только на спокойные удары барабанов. Заиграла секвенция «День гнева», словно за шиворот вытянув Уильяма из пучины раздумий.
Он достал из выдвижного ящика письменного стола металлическую пепельцину, спичечный коробок и острый канцелярский нож, сел на стул, и подвинулся как можно ближе к столешнице. Разрезав сигарету в длину канцелярским ножом, он вытряхнул табак в перельницу, и кончиками пальцев, аккуратно, извлек из ее нутра, свернутую в крохотный рулон тонкую бумажную ленту. Уильям развернул ее и пригляделся, на ней были напечатаны двадцать семь цифр. Перевернул, но на обратной стороне ничего не оказалось. Бумага была так мала в размерах, что легко уместилась на фаланге указательного пальца. Накрыв ленту спичечным коробком что бы ее не унесло случайным сквозьняком или его собственным дыханием Уильям встал и направился к книжной полке. Окинув глазами ряды увесистых томов, в его руках оказался ветхий экземпляр в ручном переплете. Разместив книгу на столе, ─ это была «Война и мир» Льва Николаевича Толстого издания 1869 года, ─ Уильям вырвал из настольного блокнота одну страницу и взял в руку карандаш. Поглядывая на цифры из тонкой бумажной ленты он переводил взгляд на книгу и начинал переворачивать пожелтевшие от старости страницы, а потом, удовлетворенный проделанной работой, оставлял пометки на полях вырванного из блокнота листа. Иногда он допускал ошибку и ему приходилось все начинать сначала. Время шло, мышцы сводило от усталости, от напряжения начинала болеть голова, а листок был исписан карандашом почти полностью. Но упорный труд все же начинал давать свои плоды ─ шифр поддавался. Сначала появились буквы, они представляли безсвязную массу символов, лиш спустя еще несколько часов, буквы превратились в слова, а те в свою очеред, в короткое предложение. Цифры на ленте подошли к концу и он осознал что больше не получит от них никакой информации. Вымотанный до предела кропотливым заданием Уильям уставился на предложение из четырех слов. Он не спал уже несколько суток, и как никогда сильно нуждался в отдыхе. На какой то миг ему показалось что он может отключиться, растянувшись прямо на ковре в кабинете.
Мужчина перечитал предложение из шифра, потом еще раз, и еще. Он повторил это многократно, пока каждая буква навечно не застряла в его памяти. Теперь он скорее забудет имя собственной матери чем это чертово предложение. Уильям не понимал значения прочитанных им слов, но это и не входило в его обязанности.
Он поднес горящую спичку к пепельнице и сжег остатки разрезанной в длину сигареты, в воздухе запахло тлеющим табаком. Крошечная лента с цифрами исчезла в пламени за одно мгновение. Следом Уильям наблюдал как огонь пожирает исписанный карандашом листок бумаги.
Бумага ─ такая хрупкая, недолговечная и уязвимая, была оплотом русской разведки в Англии. И в случае крайней необходимости, положиться могли только на нее. Ведь любой радиосигнал можно перехватить, любой телефонный звонок прослушать, а любую электронную почту взломать.
Уильям отправил книгу обратно на полку, а давно прекратившую играть виниловую пластинку вернул в коробку. Он отправился в спальню, и впопыхах скинув туфли, тут же упал на кровать.
Лежа на спине и подложив под голову правую руку, Уильям ощутил себя маленькой шестеренкой в огромном механизме, и ему это даже понравилось. В его спальне не было окон и он не знал закончилась ли гроза.
Слова из расшифрованного сообщения не давали ему покоя.
«Красный. Волк. Должен. Проснуться.»
─ Что черт возьми все это значит?
Уильям закрыл глаза и сразу же провалился в бескрайнюю тьму.
