Люди «освоили 75% поверхности суши, создали множество поистине чудесных промышленных и медицинских изобретений, осветили всю планету». Природа для нас — не храм, а мастерская, мы населили биосферу нашими любимыми видами растений и животных, многие из которых являются инвазионными; мы даже изменили климат, поставив под угрозу наше собственное существование. Однако мы осознаем собственные деструктивные склонности и можем похвастаться ошеломительными созидательными достижениями. Мы собираем ДНК исчезающих видов в «замороженном ковчеге», учим орангутангов обращаться с айпадами, создаем высокотехнологичные нательные устройства и даже искусственные виды, которые, возможно, когда-нибудь превзойдут нас. Автор Диана Акерман, обладающая редким даром доступно объяснять передовую науку читателям-непрофессионалам, устраивает потрясающую экскурсию по окружающей нас новой реальности, знакомит со множеством людей, определяющих развитие современной науки, с идеями, которые на наших глазах задают вектор развития цивилизации, а возможно — и спасают ее.
В зеленой сени зеленого человека
Еще ребенком Патрик Блан обожал бывать у доктора. В приемной стоял аквариум длиной шесть футов, который дразнил его своими красочными тропическими рыбками и бархатистыми зелеными растениями, что колыхались в воде и манили к себе, словно руки. Для городского мальчишки, который рос в пригороде Парижа, аквариум воплощал собой частичку рая. Приложив ухо к маленькой коробочке, прикрепленной к одной из его стенок, мальчик мог слышать, как вода вперемешку с пузырьками бежит по трубкам и проходит через фильтр. Гидравлика и сама техническая конструкция аквариума интересовали его не меньше самих рыбок, и ему понадобилось не слишком много времени на то, чтобы собрать свой собственный маленький аквариум дома. Некоторое время он также заботился о птичках астрильдах с коралловыми клювами, выпуская их в четверг и воскресенье утром полетать по квартире.
Патрик стал подростком, и его любопытство странника перенеслось с аквариумов и птиц на водяные растения; тогда, в возрасте 15 лет, он перепрыгнул через волны и оказался во влажных и тенистых краях планеты, известных нам с вами как тропики. Во время школьной поездки в тропические леса Таиланда и Малайзии он впервые осознал, что «растения могут дать побеги на любой высоте — им совсем не обязательно расти из земли».
Сегодня зеленые стены, которые в изобилии освежают растительностью города по всему миру, обязаны своим дизайном или как минимум были вдохновлены экологическим видением Патрика: они привлекают колибри, других птиц и бабочек — и с каждым новым сезоном преображаются.
Среди персональных фаворитов самого Блана — культовое воплощение концепции «зеленого города»: великолепный Музей на набережной Бранли (или Музей Ке Бранли) в Париже, открывшийся в 2006 г. и названный многими «откровением в мире ботаники». Сотканные из множества фактур луга взбираются по фасаду здания площадью 13 тыс. квадратных футов, и более половина этой площади — живые растения. Остальное представлено окнами, и в итоге получается огромное клетчатое полотно мшистой и душистой дышащей стены с мясистыми листьями, мягкой на ощупь и подрагивающей от копошащихся в ней птиц.
Покрывая фасад здания растениями в широчайшем ассортименте, чтобы отразить то многообразие культур, к которым относятся представленные в музее мировые художники, Блан остановился на фантастическом попурри из того, что растет в умеренном климате Северной Америки, Европы, Южной Америки, Азии и Африки. Он включил бы в этот список и Океанию, но тропическим растениям не пережить парижских зим, а фасад, представляющий собой частично растительный гобелен, частично скрытые лагуны и при этом не содержащий почвы вообще, рассчитан на многие годы: он будет дразнить органы чувств парижан, олицетворяя собой и формируя посреди города со всеми его каменными и стальными объектами с нуля экосистему 40 футов высотой и 650 футов шириной, заодно помогая очищать воздух и ликвидировать углекислый газ. В теплые дни распускаются цветы, порхают бабочки, а птицы отдыхают или гнездятся в густых зарослях. Иногда даже кажется, что вот-вот увидишь миниатюрного олененка, выглядывающего из-за мшистых кочек. Наша горизонтальная жизнь внутри помещений делает сознание более плоским, и некоторые административные здания и офисы уже начинают высаживать на своих стенах вертикальные сады: их можно видеть из окна во время работы, и это стирает грань между миром внутри помещения и снаружи.
Как же этот высокий сад с северной стороны здания выдерживает ледяные ветры, что носятся над Сеной? Вот тут-то без опыта Блана в области ботаники и его исследований и не обойтись. Эта живая стена морозоустойчива, так как он выбрал сотни растений, характерных для подлеска, которые, согласно его изысканиям, способны выдерживать прямой свет и ветер в больших количествах.
— Когда я думаю о гейхере, — говорит он, имея в виду семейство камнеломковых растений, в которое также входят красная и американская гейхеры, цветущие мелкими нежными цветками (а их листья словно ладони с очень длинными пальцами), — я всегда думаю о том, как их листья появляются из-под снега в апреле, свежие и не испорченные морозами, вдоль отвесных склонов холмов в сени гигантских калифорнийских секвой.
Блан работает с палитрой глубоких насыщенных зеленых, представленных десятками оттенков и полутонов, от спаржи и папоротника до лесных и «богомоловых» зеленых, а среди его рабочих фактур — все от матовой до ворсистой, губчатой и глянцевой. Все они выглядят по-разному в зависимости от времени суток или времени года, своего возраста, текущей облачности, клубящихся вдоль реки туманов, часа пик на дорогах, преломлений света в сумерках. Мы воспринимаем цвета рецепторами сетчатки своих глаз, и они смешиваются и бесконечно преображаются, как если бы мы встретились с ними непосредственно в лесу. Блан предпочитает листья цветам, не обращает внимания на стелющиеся побеги — и очень чувствителен к архитектуре листьев. Тысячи отдельных растений, из которых он плетет свои полотна, отращивают листья самых разных форм: взъерошенные, остроконечные, звездчатые, зубчатые, овальные, серповидные, округлые, каплевидные, притупленные, сердцеобразные, стрельчатые и т. д. Некоторые растут вверх, в то время как другие глядят вниз, третьи топорщатся или изысканно цветут, а четвертые пускают новые побеги или стараются отделиться от единого полотна. Зная привычки и повадки каждого растения, он рисует карту насаждений из множества сегментов, похожую на удивительные отпечатки пальцев или на картинку для раскрашивания с пронумерованными клеточками, и каждый сегмент представляет собой определенное растение, имя которого указано тут же на латыни.
— Сначала это картина, — объясняет Блан. — Затем у нее появляются фактура и глубина.
Как в любом искусстве, в основе которого лежит наука, у истоков его вдохновения далеко не одна муза. Растения рисуются на бумаге, из-за чего каждый дизайн сначала действительно похож на картину. Затем это произведение искусства преобразуется в чувственную скульптуру осязаемых, биологических и подрезаемых форм и расцветок. Листья, цветы, стебли танцуют в воздухе своеобразный замедленный балет. Да, Блан в определенной степени задает им хореографию, но весь ансамбль рано или поздно отдастся природной импровизации — не в последнюю очередь в зависимости от погоды. Лягушки, птицы и насекомые постепенно обживают растения, и стена наполняется хором из кваканья, чириканья и жужжания; какие-то мелодии можно предугадать, а остальные — сплошь джазовые вариации на тему.
Несмотря на то что растения от природы вьются, четкие края и линии придают финальной работе оттенок чувственной элегантности и никак не беспорядка. Стена смотрится объемно и замысловато, но не захламленно. Растения нельзя в полной мере назвать дикими, но они растут и цветут уникальным образом. В этом смысле даже больше похоже на линейный хаос — преднамеренный, самодостаточный, тщательно измеренный и мастерски воплощенный. И бесплатный для всех!
Практическая ботаника, гидравлика, физика и сопромат составляют необходимый костяк знаний для такого искусства. Тысячи отдельных растений вручную помещаются в специальные карманы на плоском войлочном холсте, натянутом на жесткую раму; он будет удобряться и поливаться по дождевому принципу — орошением из скрытой в верхней части конструкции трубы с определенными промежутками времени. Несмотря на отсутствие почвы, растения быстро приживаются и расцветают, закрывая собой и поверхность войлока, и трубу. Общий эффект представляет собой большой глоток дикой природы, который, возможно, застрянет в горле в районе солнечного сплетения. Это сад, который можно приветствовать лишь стоя, на уровне глаз, словно другого человека. Он приглашает вас прикоснуться к нему, вдохнуть его запах. Взгляните вверх — он возвышается над вами на четыре этажа как обширный подлесок, но не гигант из сказки. Непосредственно вблизи себя он создает свой собственный микроклимат, здесь тенисто и довольно влажно; он предлагает: встаньте поближе и запрокиньте голову, разглядывая головокружительное многообразие флоры. Искусно балансируя на тончайшей грани между прирученностью и свободной волей, он кажется одновременно робким и неукротимым.
Более подробно с книгой можно ознакомиться на сайте издательства
Оглавление
Отрывок
Для читателей данного блога скидка 25% по купону — Эпоха человека
Так же данная скидка действет на серии книг про науку: New Science и Pop Science
