Ровно год назад – в мае 2019-го – телеканал HBO выпустил пятисерийный «Чернобыль», который вызвал широкий резонанс как на Западе, так и в Старом Свете и, прежде всего, на постсоветском пространстве.
Пока зарубежные кинообозреватели обсуждали поднятую сериалом (не столь очевидную) универсальную тему противостояния лжи и правды, масса российских СМИ сосредоточилась на поисках исторических неточностей с последующим изобличением Голливуда в якобы имевшей место идеологической атаке.
“Правдив ли сериал”?
С этого вопроса начиналась не одна дискуссия. Попытаться расставить точки над i вызвался создатель и сценарист «Чернобыля» Крейг Мэйзин, опубликовавший в издании The Hollywood Reporter открытое письмо:
«Как сказать правду? Куда важнее – историки, документалисты, фотографы и киноделы с этим постоянное сталкиваются – как сказать правду так, чтобы люди слушали? И самое трудное – как рассказать историю об опасностях рассказывать истории?
Эта проблема занимала меня всё время, пока я искал материал и писал сценарий «Чернобыля». Мне стало ясно: большая часть того, что пошло не так в ранние часы 26 апреля 1986-го года, стала результатом человеческой слабости. Кто-то рассказывает историю, и это придаёт вам сил. Или заставляет чувствовать любовь. Или контроль. Или безопасность. Или гордость. Эту историю надо защитить и заучить. Она должна стать выше обычного повествования. Она должна стать правдой.
Но таковой она всё равно не является. Повествование остаётся повествованием, факты – фактами. Мы посчитали, что 99% учёных ошиблись, поставив свои датчики слишком близко к автостоянкам… и ледники продолжают таять. Мы напридумывали ерунды о вакцинах и аутизме…и дети продолжают болеть корью. Мы убедили себя, что для разрушения небоскрёбов нужен как минимум глобальный правительственный заговор… и мир остаётся уязвимым перед хаосом, который способна устроить горстка людей.
Я не хотел стать частью проблемы. Не хотел опошлять правду.
Я обязался быть достоверным настолько, насколько это вообще возможно. И я честно считаю, что у меня получилось.
Но считать, что можно взять события двух лет – люди, решения, события, перемены, конфликты и консенсусы – и уместить их в 5 часов, значит проявить высокомерие.
Это невозможно. Когда пишешь об историческом событии, приходится выбирать, что показать, а что нет. Ты выбираешь точку зрения. Представляешь разговоры, которые не были зафиксированы. Ты всё сжимаешь и фокусируешься на событиях через тематическую линзу.
Факт в том, что мы должны были переделать сложную реальность в повествование, потому что на интуитивном уровне именно так люди всё и обрабатывают. Наш мозг превращает всё в нарратив так быстро, что мы даже не замечаем этого. Набор фактов врезается в нашу лобную часть осколками битого стекла, и наш разум склеивает их вместе, словно они всегда были такими. Но правильно ли это только потому, что это происходит таким образом?
Я невероятно горд тем, насколько достоверный у нас сериал. Всё, что вы увидели, услышали и поняли после просмотра – очень, очень близко к фактам. Но что лучше: сто раз сказать правду и остаться неуслышанным или сказать правду 99 раз, один раз солгать и быть услышанным всеми?
Зависит ото лжи, конечно же. Лжёте ли вы намеренно или пытаетесь выразить то, что выразить почти невозможно? Почти всю последнюю серию «Чернобыля» Валерий Легасов даёт показания в советском суде. На самом деле, в суде его не было вовсе. Если в финале я откажусь от главного героя и представлю кого-то совершенно нового, если пойду наперекор страждущему человеческому разуму – прислушался бы тогда хоть кто-нибудь? Хоть кто-то пришёл бы узнать правду?
Легасову на самом деле пришлось столкнуться с выбором и угрозами, которые мы показали в суде. Он противостоял им на рабочем месте. Это проявилось через внутреннюю политику советского научного сообщества: чтобы показать это – потребовалось бы три-четыре убийственно скучных часа. Поэтому я последовал требованиям повествования.
Но если я постоянно уклоняюсь от правды – я сам виновен в том, что осуждаю.
Поэтому я запустил подкаст. Если я не могу избежать чего-то – я хотя бы скажу, что я изменил, чтобы рассказать историю. Так я могу оставаться ответственным.
И это обнадёживающий момент. Люди слушали. Их впечатления от сериала не умалялись – они усиливались. Я надеялся, а теперь я точно знаю – зритель всё понял. Они приняли повествование, а потом проявили любопытство и стали выяснять, где история разошлась с фактами.
Будучи писателями, мы – как никогда раньше – обязаны защитить правду. К счастью, для этого не нужно отказываться от нашего искусства повествования. Даже наоборот! Привлеките их хорошей историей – и они попросят ещё. Они попросят правды.
Это и будет тем моментом, когда вы её скажете».
