О школе и преподавании
— Павел, вы основатель и научный руководитель единственной в России частной школы астрономии. Расскажите, пожалуйста, поподробнее, как устроена ваша школа? Чему вы учите? Почему вы решили создать ее?
У меня есть два варианта, как ответить на этот вопрос. Официальный, правильный вариант — это вариант про необходимость возвращения астрономии в школьное образование (когда мы начинали, об этом в массах никто не задумывался), разговор о том, что нужно сначала обучить учителей, как преподавать этот самый 1 час в неделю, о том, что на кафедрах астрономии в вузах, а их в России по пальцам пересчитать, толпы абитуриентов в очередях не стоят. И неофициальный, неправильный вариант, который мне ближе, и о котором я подробно расскажу.
По образованию я — небесный механик, и подавляющее большинство моих знакомых, родственников, друзей, коллег в вузе понятия не имеют, чем я занимаюсь и какие у меня обязанности.
Человек, который имеет специальность «астроном» — для 80% населения нашей страны:
- смотрит в небо на звезды
- не от мира сего
- составляет гороскопы
И если быть честным, популяризацией я стал заниматься для того, чтобы развеять и сломать подобные мифы, а все остальные причины присоединились позже.
А их оказалась масса. Борьба с нативной мифологизацией, например: «Комета в небе — мы все умрем!», «Завтра конец света от падения 20-и метрового астероида, так по РЕН-ТВ сказали!», «Я видел НЛО, и оно похитило моего кота, жену и пенсию!», «По гороскопу я рак и играю в ММО!»
Формирование научного мировоззрения: зачем преподавать физику, химию и биологию в школе, если нет астрономии, которая объединяет их вместе и отвечает на фундаментальные, почти религиозные, вопросы?
И как следствие — повышение технологического уровня в стране. Качество гвоздя, кирпича, дорожного покрытия — а как вы думали? Без массового образования этого не будет.
Профессиональных астрономов в мире меньше десяти тысяч человек, а количество информации постоянно растет. Нужны математики, айтишники, специалисты по big data — и все они должны быть хотя бы знакомы с астрономией.
Когда я это осознал, решил положить свои кости на алтарь образования и популяризации. Изначально я честно пытался это делать через существующие огромные, профинансированные бюджетные организации. Но: «Вы не можете вынести оборудование, на вас служебная записка еще не пришла. Да, две недели может идти». Или так: «Да, мы оплачиваем только поезд. И до Владивостока тоже только поезд». И вот так: «Не могли бы вы взять с собой 20 кг листовок о нашей организации, они остались с 2001 года?» И, наконец: «Нет, у нас нет денег на зарплату популяризаторам. Да, мы (100500 человек на окладах) отчитаемся о вашей деятельности, спасибо».
И поскольку адекватно действовать в таких условиях чуть менее реально, чем невозможно, мы, группа инициативных граждан, создали свою структуру со своими образовательными программами: астрофизика, астрохимия, планетология, космология, общая астрономия; со своим контентом — фильмы (да-да, мы сами пилим фильмы для куполов-планетариев и не только), презентации, видео-уроки, научно-популярные лекции, сценарии научных шоу и мероприятий и все в том же духе. В отдельной независимой организации значительно больше свобод, но это с лихвой окупается всеми недостатками ведения социального бизнеса в нашей стране.
А еще, что наиболее раздражает, существует такой класс организаций, которые мы называем «надувателями». Мелкие коммерческие, большие НКО, не важно, они проводят мероприятия, выигрывают гранты, пилят бюджет и время от времени называют это «популяризацией астрономии». Чаще всего показывают мультики из сети и тем самым дискредитируют как отрасль, так и науку. Вот с надувателями мы тоже сражаемся в меру сил. Конечно же, не все такие — есть мощные и классные структуры, с которыми очень приятно сотрудничать, но таких по пальцам пересчитать, например, ИЦАО от РосАтома.
В 2017 году Павел выиграл Science Slam в Екатеринбурге. На видео — победное выступление
— Со стороны кажется, что астрономия не сильно популярна в России, и частной школе астрономии сложно развиваться. Это так? На ваш взгляд, что мешает развитию? Есть ли какая-то поддержка от государства?
Когда создается новая организация, ее основная задача — выйти на рынок. У нас такой задачи не было, так как рынка не было. Как оказалось, количество людей, которые ищут в поисковиках Школу астрономии, чрезвычайно мало. Но чтобы выживать: платить зарплату сотрудникам, оплачивать офис, создавать контент, изобретать оборудование, необходимо было создать устойчивую бизнес-модель, по возможности, с минимизацией сезонности. А поскольку мы изначально позиционировались как социальный бизнес, мы максимизировали не прибыль, а социальный эффект. Таким образом родилось несколько проектов, которые сейчас активны.
Проект 1. Мы приезжаем в школу, гимназию, лицей, в офис и проводим День Науки. С лекциями, лабораторными работами (в основном, по химии и физике), с куполом-планетарием, с интерактивными играми, с «круглыми столами» и т.д. За день легко проходят 200-400 детей, которые в течение нескольких уроков получают мощную дозу актуальных, полезных и интересных знаний.
Какие у нас были проблемы? Найти деньги на оборудование, грузовую машину, контент, сделать брендинг, зарегистрировать организацию — это не страшно, берешь кредит и всю жизнь выплачиваешь.
А страшно слышать в ответ, когда звонишь в школу: «Астрономия? Нас не интересует астрономия» или «Мы не проводим платные услуги на территории школы, нам запретили. Кто? Не скажем». «Федеральный закон об образовании — нет, не читали» или «Нас не интересует астрономия. Да, я уверена, всех наших детей не интересует астрономия. Меня не интересует, значит и детей тоже». Опять же, не во всех организациях, но регулярно приходится слышать и такое. А что самое любопытное, большая часть бюджетных организаций свято уверена, что мы все должны делать за свой счет, раз уж мы сами позвонили.
Проект 2 — образовательные курсы. Изначально для детей, чтобы подготовить и мотивировать к поступлению в ВУЗ на соответствующую специальность. Здесь относительно все понятно, есть курсы попроще — Общая астрономия, к примеру. Есть спецкурсы — Астрофизика, Планетология и т.д., есть Олимпиадная астрономия как метод погружения в фундаментальную науку.
Удивлению нашему не было предела, когда выяснилось, что взрослых, которые хотели бы заниматься, не меньше, чем детей. Кто-то работает журналистом и хочет грамотно писать статьи, кто-то занимается любительской астрономией и жаждет понимать, что наблюдает, а кто-то и вовсе нуждается в качественных знаниях, чтобы отвечать на вопросы ребенка. Мотивация может быть любая.
Возвращаясь к теме вопроса, сложно? Да, сложно. Популярная астрономия — очень. К сожалению, 90% русскоязычного контента в сети — профанация и надувательство, а что переведено с английского — не так страшен контент, как его локализация. Поэтому даже заинтересованному человеку сложно найти себе адекватный источник информации.
Высок ли уровень знаний? К сожалению, нет. Есть узкий класс молодых технических специалистов и людей с фундаментальным образованием из Союза, у которых знания на уровне. Однако подавляющее большинство населения не осознает, по какой причине меняются сезоны на Земле, что такое полярные дни и полярные ночи, почему на экваторе каждый день практически равен ночи, зачем нужен високосный год, почему месяц октябрь — десятый, а по идее «окта» — восемь, откуда взялись элементы из таблицы Менделеева, и что такое красное смещение.
Что мешает развитию? Низкий уровень юридической грамотности управляющих в образовательных учреждениях и чиновников нижнего звена. Профанация со стороны надувателей. Мифология в умах людей, в особенности старшего поколения. У нас был ребенок, которому бабушка запретила посещать курсы. А почему? Потому что он не смог ответить на вопрос «в какой лунный день солить огурцы». Закрытость чиновников среднего звена. Кстати, к высшему звену — министру, к примеру, попасть гораздо проще. И чем выше чиновник, тем он адекватнее и приветливее. Сложность в партнерке с крупными структурами. Изначально с нами вообще никто говорить не хотел, даже родная альма-матер. А когда мы объехали 35 000 детей с лекциями за год, стало уже интереснее.
Есть ли поддержка со стороны государства? Специальной — нет, либо мы не умеем во все это. Один раз мы получили поддержку как малый бизнес от местного фонда поддержки предпринимательства. Здорово помогали фонды поддержки социального бизнеса — «Наше будущее», «Навстречу переменам». Им спасибо, они молодцы.
Однако деньги приходится зарабатывать самим — и это тяжело скорее психологически. Можно же было себе и другой образ жизни выбрать, без вставания в 4 утра, чтобы поехать на лекцию на другой конец региона, но мы держимся. Таков наш путь.
— Есть ли какой-то рецепт, как увлечь ребенка астрономией? Как вы находите баланс между увлекательными занятиями и кучей формул, которые многих отпугивают?
Баланс находится сам собой, он в самой науке. Если кто-то приходит за мировоззрением, за осознанием своего места во Вселенной — он это находит. Ребята, которые приходят, чтобы стать астрофизиками и работать в Европе настроены более прагматично. Есть те, кто ищет смежные специальности — космическую медицину, например, т.е. хочется быть врачом, но не обычным, поэтому учат астрономию.
Как заинтересовать? Тема-то благодатная, согласно нашим исследованиям 90% тех, кто побывал на мероприятиях и лекциях в анкетах пишут, что им интересно астрономию и космонавтику сделать частью своей жизни. Около 15% — найти профессию в этой отрасли. Это хороший стартовый расклад.
А если отвечать на вопрос конкретно — чтобы заинтересовать, нужно интересоваться самому и уметь чувствовать аудиторию.
— Пару лет назад астрономию вернули в школьную программу. Можете объяснить, почему ее убирали и снова вернули?
История экспериментов с образованием в нашей стране не является областью моих научных интересов, как минимум, по причине нарушения деятельности желудочно-кишечного тракта при получении соответствующей информации.
Дело в том, что как таковые реформы, они, может быть, и неплохи, как задумки. Хромает реализация. Здесь, в реальных школах, с реальными детьми ситуация выглядит совсем не так, как на бумаге, а наверх докладывают — да, все круглое. Хотя все квадратное. И ничего с этим не сделаешь.
Астрономию убрали из школьного курса, вероятно, потому что преподавать особо некому, это мое предположение. Моя активная деятельность как астронома началась в эпоху, когда научное сообщество боролось за возвращение астрономии в школьное образование. И я боролся в силу возможностей. Астрономию вернули, но как обычно, не без проблем.
Имеющиеся учебники устарели безнадежно. Большая часть учителей физики (а ведь им преподавать) оказались в неловком положении — а что читать? А как? Примерно треть учителей, что прошли через наши курсы повышения квалификации открытым текстом сообщали, что лишний час лучше бы потратили на физику.
Мы переучили вместе с партнерами более 150 школьных учителей. К сожалению, уровень подготовки не везде высок. Нас ждет много интересного в будущем, если в стране не появятся условия для профессионального роста педагогов. Пока они вынуждены заниматься бумагами и брать 1,5 или 2 ставки, чтобы прокормить себя. Конечно же, это идет во вред качеству образования как таковому.
О популяризации науки
— Как и почему вы начали заниматься популяризацией науки?
Про популяризацию я частично уже высказывался, но хотелось бы усилить эту мысль собственной, абсолютно корыстной и мерзкой потребностью — в безопасности. Все дело в том, что система моих убеждений, основанная на материализме, светском гуманизме и прочих измах, как мне ощущается, стремительно теряет популярность в нашем обществе. Не буду философствовать хорошо это или плохо, но каждый должен защищать свои убеждения. Как представитель науки, как человек, который верит в научно-технический прогресс, и который считает, что без качественного образования мы вернемся во мрак средневековья, я занимаюсь популяризацией. Это не только из желания сделать мир лучше, это еще и из желания, чтобы мне и мне подобным людям в нем осталось место.
— Сложно ли быть популяризатором науки в России? С какими проблемами вы сталкиваетесь?
Популяризатор в России — диковинка. Не существует такой профессии. Ее нет, научные центры и вузы за нее не платят, ибо даже не признают ее существование. Даже многие коллеги-ученые не считают популяризацию отдельным видом деятельности. А это отдельный вид деятельности.
«Сегодня у тебя 6 лекций и 2 мастер-класса», — говорит мне директор школы астрономии. На первой — начальная школа, на второй — средняя, на третьей — старшая, на четвертой — вперемешку все те, кто не попал на первую-третью, на пятой ты выступаешь в рамках нашей концепции благотворительности перед слепыми детьми, на шестой — перед собранием ветеранов труда в местной библиотеке. Темы везде разные — от конструкции Стоунхенджа до методов детектирования гравитационных волн. Всем должно быть понятно. Всем должно быть интересно.
Мало уметь выступать на публике и блестяще знать свой материал. Нужно импровизировать, чувствовать аудиторию, сформулировать краткие ответы на вопросы (а вопрос может быть на целую лекцию), вовремя пошутить, вовремя выглядеть пафосным, вовремя нагнать жути… Обычная работа, на самом деле — переводчик с языка фундаментальной науки на обывательский язык.
Проблемы чисто психологического характера — ты не спишь, выступаешь, работаешь над материалом, переводишь вновь вышедшие статьи. Это все для того, чтобы в вуз пришло больше толковых абитуриентов, чтобы успеваемость в школах выросла, чтобы люди чаще голову поднимали, чтобы на звезды посмотреть. А тебе-то с этого что? Если ответ на этот вопрос есть, можно заниматься популяризацией.
Съездить один-два раза в год выступить перед изначально заинтересованной аудиторией где-нибудь в столице на мероприятии, которое организовал кто-нибудь другой — это, простите, капля в море. А дети в селах? А в детских домах? Там разве нет будущих астрофизиков?
— Сколько времени вы тратите на популяризацию науки, а сколько — на занятия наукой?
Популяризация и преподавание отнимает практически все время. Дошло до того, что наукой конкретно я занимаюсь в перерывах между лекциями и парами. Конечно же, это никуда не годится, но пока подрастает пул будущих популяризаторов и преподавателей, а мы развиваем и школу популяризации тоже, другого пути нет.
Об астрономии
— Чем сегодня занимаются астрономы во всем мире? Какая самая актуальная задача?
Наверное, представитель каждой отрасли астрономии выделит самые актуальные вопросы в своей специфике. Поэтому, не претендуя на объективность, я бы выбрал то, что наиболее интересно мне.
Теория всего. Концепция, позволяющая все виды фундаментальных взаимодействий описывать единым образом. Мы нашли гравитационные волны, а частицу, отвечающую за гравитационное взаимодействие, пока нет. Хотелось бы узнать, верна ли стандартная модель и оказаться в эпохе развития гравитоники.
Темная энергия. Она появилась для объяснения расхождения теоретически вычисленных и реально наблюдаемых скоростей движения астрономических объектов в галактике. Что собой представляет? Доходчивого объяснения нет. Настолько нет, что даже появляются очень спорные статьи, утверждающие, что никакой темной энергии нет, а всего лишь не работает закон сохранения момента импульса.
Жизнь, не связанная с земным происхождением. Крайне важная мысль для разрушения собственной самоидентичности. Мы открыли другие солнечные системы, в том числе экзопланеты, похожие на Землю, нашли воду практически везде (на Марсе, в грунте астероидов, на Луне), нашли органику вблизи горячих звезд. Осталось только обнаружить жизнь. Если найдем, перестанем быть избранными, а станем одними из многих. Мне кажется, это нужно осознать большинству — мы не вершина биологической эволюции и нам все можно, а лишь один из вариантов. Будьте скромнее. Гордитесь достижениями, а не происхождением.
Уточнение параметров квазиинерциальной системы координат — назовем это так. Речь о том, что все системы координат, которыми пользуется человечество, привязаны к сетке квазаров — удаленных объектов, собственные движения которых на небе незначительны. Мне как человеку, который сдавал астрометрию, очень хотелось бы знать, будет ли реформирована текущая квазиинерциальная система с учетом новых наблюдений, и когда появится система счета времени, основанная на наблюдениях пульсаров.
— Какое недавнее открытие в астрономии вас особенно впечатлило?
Гравитационные волны, безусловно. Я аж прыгал от радости — это же чудо, когда теория, которая развивается более 100 лет находит подтверждение благодаря новым технологиям наблюдения. И астероид Оумуамуа — мигрирующий от одной звездной системы к другой. Это очень весомое подтверждение переноса вещества в масштабах Млечного пути.
— Вы активно занимаетесь вопросами астероидно-кометной опасности. Расскажите, пожалуйста, поподробнее про это? Что конкретно вы делаете? Какие исследования проводите?
Моя задача, как в рамках диссертации, так и впоследствии — использование численных методов для изучения долговременной орбитальной эволюции астероидов. Если говорить прямо, то моя задача — рассчитать, как будут меняться элементы орбиты (считай координаты) астероидов на интервалах в сотни и тысячи лет.
Дело в том, что любой математический расчет — модельная задача, т.е. точность расчетов будет зависеть не только от ошибок округления и других чисто алгоритмических воздействий, но и от того, какой набор сил, действующих на объект в реальности, я учитываю в уравнениях.
Еще одна проблема заключается в том, что изучение движения астероидов основано на их наблюдении, а даже самые высокоточные наблюдения содержат ошибки. Когда я определяю ошибки наблюдений, за основу я беру модельные расчеты, а когда проверяю модельные расчеты, то должен брать наблюдения? Получается, что плохие наблюдения могут отлично ладить с плохими расчетами, а мои вычисления будут никак не связаны с реальным движением астероида.
Моя задача — промежуточная, между открытием и наблюдениями потенциально опасных астероидов и противодействием объекту, который реально может угрожать Земле столкновением. От того, насколько развиты механизмы расчетов и прогнозов, будет зависеть наша возможная реакция на угрозу столкновения Земли с астероидом. Кроме того, подобные исследования важны и с фундаментальной точки зрения, не только в рамках астероидно-кометной опасности.
— Я знаю, что вы видели своими глазами падение Челябинского метеорита. Что вы чувствовали в этот момент? Как это выглядело?
Выглядело это, как второе Солнце, которое появилось из-за тучи там, где его быть вообще не должно. Вспышка привлекла мое внимание, мозг практически самостоятельно оценил яркость, высоту над горизонтом, угол наклона относительно горизонта и азимут направления. Увидев фрагментацию, я понял, что наблюдаю прохождение объекта через плотные слои атмосферы. А поскольку размеры объекта я не знал, то и энергию ударной волны тоже оценить не мог. Пришлось постоять на светофоре — ждал ударную волну. Когда она не пришла, пошел на работу.
Было ли страшно? Ну, жутковато. В этих датах с Землей сближался объект 2012 DA14 Duende — камень с массой в 40 000 тонн. Он не должен был упасть, вероятность была очень небольшая, но вдруг? В итоге упал объект почти в два раза меньше, который науке до входа в атмосферу был неизвестен. День сразу поменял рабочий режим: общался со СМИ, с очевидцами, с разными структурами.
— Знали ли ученые, что он упадет? Может ли такая история повториться?
Нет, не знали. Да, может. С точки зрения астероидно-кометной опасности объект, типа Челябинского — небольшой и скромный кусок вещества возрастом 4,5 млрд лет. С точки зрения глобальных катастроф данный объект не заслуживает вовсе никакого внимания, считали мы. И действительно, в рамках АКО считается, что глобальная катастрофа — это падение объекта от 1 километра и более, а региональная — от 100 метров до 1 километра.
Очевидно, что эти числа условные, и связаны не только с необходимостью ввести шкалу опасности, но и с чисто политическими мотивами — крупные объекты мы можем наблюдать сильно заранее и вовремя предупредить.
Челябинскому не повезло: его можно было бы зафиксировать, если бы он подлетал с ночной стороны, такие прецеденты бывали и не раз, но он решил лететь с утренней стороны, со стороны освещенного солнцем неба. Конечно же, учитывая малый размер, его яркость на ярком фоне неба была непримечательной, вот его никто и не обнаружил.
Почему был такой ажиотаж? Потому, что метеорит упал в районе крупного города. На Земле ⅔ поверхности покрыты водой, и не вся суша обжита. Объекты падали и до челябинского события и будут падать после. Эта дата резонансна только за счет его освещения в СМИ и появления сурового челябинского метеоритного фольклора.
— Конец света — это миф? Может ли что-то упасть на Землю, что приведет к концу света? Можно ли защититься от этого?
Конец света — не миф. Просто он не произойдет. С точки зрения астероидно-кометной опасности, вероятность падения крупного объекта, способного уничтожить биосферу на поверхности Земли, крайне невелика.
У нас есть технологии обнаружения и расчета орбиты подобных объектов, есть методы противодействия — они ни разу не применялись, но они существуют. Появится потребность в их испытании — они случатся. Так что крупный астероид на Землю не упадет, можете быть спокойны.
То же самое касается и региональных катастроф — крупнее 100 метров мы ничего не ждем. А вот «мелкие», с точки зрения астрономии, объекты, типа челябинского — да, их и обнаружить сложнее и никто не дает гарантию, что мы найдем их заранее, а значит и времени для организации мер противодействия будет меньше.
Поэтому, если подытожить, конца света не будет, но локальная катастрофа возможна. Я бы с удовольствием подискутировал на другие возможные варианты конца света: вспышка близкой сверхновой, проблемы с солнечным излучением, глобальное изменение температур, но это все отдельные темы для беседы.
Фото: Science Slam Ekaterinburg
19 апреля Павел выступит с докладом на конференции DUMP в Екатеринбурге. Павел подробно расскажет, насколько велика астероидно-кометная опасность, может ли человечество оградить себя от нее, какие существуют средства наблюдения, прогноза и противодействия. Готовьте свои вопросы!
Источник
