– Ты редко даешь большие интервью. И сейчас вернулся со съемок на Алтае – съемки фильма по трагедии с группой Дятлова. Насколько лично тебе интересна эта история?
– Я никогда не принадлежал к той части людей, которая фанатеет от этой темы. Мне было просто интересно, почему именно история с группой Дятлова стала мировым брендом. Ведь и большее количество людей погибало, и при разных темных обстоятельствах. Недавно читал в американском таблоиде про некую очередную «группу Дятлова».
– В фильме тоже мистика?
– Отчасти на этом строится жанр, но мы снимаем детектив. На самом деле, русские очень склонны к необъяснимым вещам. Тебе падает кирпич на голову, и ты такой: «Ах, ну почему я?!». «А почему нет, чувак?» – и к этому ответу ты не готов. Мы не готовы принять, когда совсем просто. Наше подсознание, мозг выдают первобытные защитные паттерны, и мы готовы поверить в какую-то хрень, лишь бы все было не так страшно и банально.
Наша история – сделаем небольшой спойлер – пройдется по всем популярным гипотезам и версиям [трагедии], но и расскажет, на мой взгляд, самую правдивую. Это будет качественный детектив.
– Большинство людей боятся спойлеров. Как у тебя с этим?
– Ни одна картина в мире не меняет положение вещей, она может только что-то отрефлексировать или еще больше загадить этот мир. Что бы я ни сказал, да и даже когда люди посмотрят фильм, ничего не изменится. Но хороший фильм всегда дает маячок.
– Следственный комитет прошлой осенью возобновил расследование по группе Дятлова. По телеку идет условно 27-й сезон «Битвы магов-экстрасенсов». Это сигнал, что людям на пороге 2020 года просто скучно, и они готовы хоть в ведьм поверить, хоть бесконечно Дятлова изучать?
– Уверен, что нет. Хотя мне сложно оценить, потому что у меня нету телевизора лет 15, и мне не скучно. То, что страна кормится негативом, и он просто представлен в разных жанрах, это старо как мир. Телевидение просто дает разгон. Люди, которые производят килотонны ТВ-говнища, – они же сами это не смотрят. Просто опираются на механизмы, на наши ментальные и социальные предрасположенности и на политические задания.
– И как же ты 15 лет без телевизора?
– Прекрасно, это осознанный выбор. Хочу посмотреть фильм – посмотрел в интернете. Ценю моменты тишины, осознанного прослушивания музыки, чтения. Осознанность – вообще единственный проводник в наши дни. В хорошее российское кино в том числе. Которого немало, кстати.
– Ты сказал, что «ни одна картина в мире не меняет положение вещей». А пропагандистское кино?
– Старается влиять на положение мозгов. Любое кино – знак времени. Просто это может быть говнознак и в этом случае это не кино. Это останется на помойке времени.
– Как отличить кино от «не-кино»?
– Глазами, мозгами, сердцем. Так же, как желтую прессу от качественной. Опять таки осознанность. Сейчас много рекламы войны, общество активно милитаризируют, поэтому много работ в зоне военно-патриотического кино.
Я сам фанат хороших военных и военно-фантастических фильмов, но понимаю как трудно сейчас создателям калибровать идеологические моменты с властями. Можно и нужно создавать большие полотна, как «Дюнкерк», «Тонкая красная линия» и «Спасти рядового Райана».
Более того, без государственной поддержки такое не поднять. Но в этой зоне мы все должны честно смотреть в глаза друг другу. А фильмы-агитки были и будут всегда, их видно невооруженным глазом, просто жалко иногда видеть достойных людей в этом месиве. Опять-таки – осознанность.
–У тебя были предложения работать в таком?
– Не так много, но были. И на самом деле, даже не важно – пропаганда это или нет. Это либо живая вода, либо мертвая. Мы всегда чувствуем живое: в литературе, музыке, кино. Лукавое тоже чувствуем. В этом смысле до рэпа тоже добрались, не только до кино.
Сейчас время осознанности для всех. Принимая в чем-либо участие, ты должен понимать, зачем. Зритель – задаться вопросом, почему я иду на этот фильм? Зачем я это «ем»? Почему мне не понравилось? Или понравилось.
– «Аванпост» – фантастика. Ты как-то сказал, что в России создается мало фильмов в этом жанре. Может это просто не в нашем культурном коде?
– Это максимально в нашем культурном коде. Достаточно вспомнить Стругацких. Просто здоровая фантастика может расти только в аналогично здоровых условиях: она требует большого бюджета, массового зрителя, фидбека.
– Эту тему форсит Голливуд, и там каждый год выходит хоть одна топ-картина в жанре фантастики. Почему мы не вытягиваем?
– Потому что мы не США. Хотя у них тоже куча шлака, к сегменту крупнобюджетных хитов они подходят тщательно. Ментальность, социальная психология – у них все имеет значение. Посмотри хотя бы, как ловко они перезапустили умирающую вселенную комиксов. Положили Супермена не только на проблемы наших дней, но и на Новый Завет. Они решили проблемы с Бэтменом в фильмах Нолана.
Сейчас мы наблюдаем за «Джокером» Хоакина Феникса, где происходит принципиальный культурно-жанровый переворот. И на примерах мы видим, что недостаточно просто вложиться, необходим автор и режиссер. Необходимо решение и необходимо доверие режиссеру, в которого вкладывается студия. Если уж вы нанимаете Нолана, то это будет фильм Нолана. Иначе зачем он.
Безусловно, большой жанр стоит на нескольких канонах, как и любой миф, сказка. Кэмерон тут славно потрудился, определив несколько основных правил мейнстрима. И война у него – всегда главное зло. Хотя все военные в его фильмах очень красивы и сексуальны, у них огромные стволы.
– Наши фильмы дают другой смысл?
– В наше время чуть сложнее, потому что мы вынуждены показывать зубы. Вся планета на ножах. Понимаю, что в фантастическом жанре эти зубы будут тоже торчать.
В кино так же как и с внутренней политикой, которая стала жертвой внешней. Нам надо с собой разобраться, со своими проблемами, со своим братством. И в кино к этому надо подходить смело, по-панковски, и двигать какую-то тему, созвучную энергии нашего поколения.
– Насколько справедливы обвинения «Джокера» в пропаганде насилия и романтизации образа психа?
– Лукавая фигня. Но министру культуры вряд ли из-за этого не понравился фильм. Кстати, мое мнение: на данный момент Феникс – лучший в мире актер.
– Это «Оскар»?
– Он его, наверное, получит, но мне кажется, Феникс презирает «Оскар». «Лучший» он не в этом. Хоакин Феникс максимально созвучен себе, он спустился в Ад и принес нам оттуда знание. Он показывает, что с нами есть и будет в Аду. Он обуздал природу, у него обострены все первобытные рецепторы, он – нерв.
Меня очень вдохновляют его работы. Я фанат «Тебя здесь никогда не было», я фанат «Я все еще здесь», я фанат «Джокера». Пока мы тут болтаем, он наверняка что-то очередное гениальное создает. Вот он, герой его времени – Иисус, бомж, псих, одинокий убийца и самоубийца в одном флаконе. Мне кажется, русским в чем-то близка его природа.
Что еще почитать:
– Это что-то наше?
– И что-то британское тоже. Мы близки с английской школой, как северяне. У нас всегда смех сквозь слезы. Напрямую мы любим только драться, тему войны: по зубам, в кость и кровь, сука. В этом наша поэзия. В остальном – мы слегка превратны, чуть-чуть скоморохи. Поэтому мы любим смысл, сказку, а сказка – ложь.
Фантастика – современная русская сказка. И все эти Хоакины уже здесь, среди нас. Мы можем делать очень круто, просто нельзя смотреть только в прошлое, надо смотреть вперед. Сбросить старую шкурку и двигаться дальше.
– Революционно звучит.
– По-моему, просто адекватно. В этом природа. Это неизбежно. Зачем нам притворяться перед самими собой, если можно делать круто? Зачем обламываться каждый раз после похода в кинотеатр: «просажено столько бабла», «проделана огромная работа» – и все? Надо двигать тему, наши научились очень круто снимать за последние пятнадцать лет.
– К роли в «Обитаемом острове» ты набрал 20 кг, перед съемками «Дуэлянта» – сбросил 15 кг. Насколько легко тебе это дается?
– Я инструмент кино, и изменение актера – это важно. Чтобы это не только приклеили усы и переодели в костюм. Работа – моя мотивация. Хотя у каждого, кто ходит в спортзал, она своя: кто-то влюбился, у кого-то проблемы со здоровьем, у третьего – просто соревнования. Соответствовать персонажу – важная штука. А мне с моими героями глупо быть рохлей.
– Перед «Аванпостом» что-то подобное было?
– Такие картины – крутая нагрузка. Готов пригласить на площадку любого, кто считает, что кино это просто разыгрывание сценок, а остальное сделано на графике или каскадерами. Хотя без них тоже никуда. На «Аванпосте» много было физры.
Помню, была классная смена – первую половину мы снимали бой в небоскребе: как обычно, я один против всех, и в процессе драки движение по лестнице вверх. Сверху сыпятся эти чертовы убийцы, мой герой принимает бой за боем. Это мы снимали 6 часов до обеда, потом перерыв 40 минут.
Далее – сцена изнасилования. Это требовало еще большего включения. Когда мы закончили, я собрал всю группу, и предложил всем бросить курить – вдруг конец света все-таки случится и придется много драться и насиловать. Все смеялись, но задумались.
– В боевых сценах прилетает в табло?
– Бывает круче: пока не прилетит, не снято. Всякое случается. Сцены схваток вообще хороши тем, что возвращают актерам понимание: работа в кадре в принципе – поединок. Рассказывая одну историю, мы все равно друг против друга. Мы должны высекать энергию.
– Почему друг против друга?
– Это природа. Мы даже сейчас с тобой друг против друга.
– Это природа тщеславия?
– Природа человека. Мы все коллеги, но и ты не хочешь, чтобы кто-то сделал более крутое интервью. И я хочу сыграть роль круче, чем остальные. В этом двигатель прогресса.
– У BadComedian есть обзоры на несколько твоих фильмов. Как ты к нему относишься?
– Прекрасно! Несколько обзоров я видел, и отношусь крайне позитивно.
– «Сталинград», например.
– С удовольствием смотрел. И не только про «Сталинград» и не только про себя.
– И никакой обиды?
– Какая может быть обида на талантливо сделанные вещи? Евгений Баженов реально талант и делает очень смешно. Уверен, чем бы он в этой области не занимался, это будет звонко. Опять таки яркий жанровый русский пример – смех сквозь слезы.
– Актер как-то может повлиять на плохой сценарий?
– Если снимают условно по Пушкину, вряд ли можно поменять текст. Но и по Пушкину можно снять шнягу. Вообще каждый член творческой группы вносит что-то свое. Даже энергетически. Без видимого участия. В этом химия процесса.
Актер обязан сделать все что может. Но лучшее что он может сделать с плохим сценарием – не участвовать.