Очнувшись ото сна, Сати поняла, что она больше не в детской. Она лежала на большой кровати, а через тяжелые плотные шторы виднелся свет уличных фонарей: пока она была без сознания, в Метрополе наступил вечер.
В голове невероятно шумело, а тело напоминало мешок с костями, вытащенный из под дорожного катка.
— Проснулась наконец-то, — недобро блестя глазами, сказал Такер.
Он был вместе с Сати в этой комнате, и, должно быть, наблюдал за ней, пока она спала.
— Прошу прощения, мистер Такер, — сказала Сати, припоминая ужасные события сегодняшнего дня. — Собака напала на меня, и мне ничего не оставалось, как обороняться…
— Закрой рот, — властно сказал он, подходя ближе. — Пришло время научить тебя хорошим манерам.
Сати с ужасом увидела, как толстяк, втянув живот, начал расстегивать ремень на своих брюках. Неужели он собирается..?
Девушка метнулась к двери, но мощная оплеуха остановила ее, возвращая на кровать.
— Тебе некуда бежать, — прошипел Такер, одной рукой схватив запястья девушки. — Это мой дом, и я в нем хозяин!
Сати подумала, что это конец. Она не даст унизить себя, но и бороться со взрослым, сто килограммовым мужчиной долго не сможет. Надо было лишь произнести слова-активаторы, и ее последний подарок Метрополю уничтожит все в радиусе ста метров.
Узнав, что она будет сиделкой, Сати в первую очередь продумала пути отхода. Заплатив круглую сумму за операцию и еще одну — за молчание хирурга, девушка получила смертельное оружие в виде взрывчатки, зашитой в ее брюшной полости. Сати слышала много рассказов об издевательствах над сиделками, но знала, что активировав бомбу определенным набором слов, она отправит в могилу не только себя, но и своих мучителей.
Внезапный звонок в дверь застал врасплох пыхтящего Такера.
— Да кого там черти принесли?! — с ненавистью произнес он, сползая с кровати.
Слова-активаторы застряли у Сати в горле. Неужели у нее появился крохотный шанс спастись?
— Чтобы ни звука, тварь, — рявкнул он девушке, запирая комнату снаружи.
На окнах, как назло, были частые решетки, да и этаж десятый — сбежать не было вариантов. Сати потолкалась в дверь, но все было бесполезно. Почти потеряв надежду, она вдруг услышала недоумевающий голос главы семейства:
— … всунули договор, откуда мне было знать, что она несовершеннолетняя?
Сати словно водой из ведра окатили: неужели это были люди протектория, пришедшие по душу Вига Такера?
Женский голос что-то негромко возразил ему, после чего Такер вновь бурно распространился по поводу того, какой он порядочный и законопослушный. Сати едва не стошнило от его подобострастного тона.
Выслушав оправдательную тираду, девушка и еще один человек с невероятно мягкими шагами, прошли вглубь квартиры, несмотря на ярый протест хозяина. Сомнений больше не оставалось: они ищут ее. Хорошо это или плохо — Сати не знала, но ясно было одно: оставаться в семействе Такеров ей больше нельзя.
— Открывай, — мягко сказала девушка с едва заметным акцентом, остановившись прямо напротив двери, за которой находилась Сати.
— Там спит мой ребенок, вы разбудите его, — пытаясь казаться спокойным произнес Такер
Сати едва не закричала: «Я здесь!», но в этот же момент услышала, как нечто твердое, напоминающее голову, приложилось об стену.
— Что вы себе позволяете?! — возмутился Такер, после чего последовал еще один короткий удар об стену.
Сати зажала рот ладонью: так может поступать только группа дознания, если, конечно, эти люди действительно были из протектория.
Через пару секунд пискнул датчик, и дверь молча распахнулась. На пороге стоял побитый, багровый от ярости Виг Такер с по-прежнему расстегнутым ремнем и до смешного напоминающий сейчас свою маленькую психопатическую дочь. Чуть поодаль стояли двое незнакомых людей.
Первой в комнату вошла миниатюрная девушка с яркими чертами уроженки провинции Хаммацу.
— Ага, ребенок, как же, — спокойно сказала она Такеру, с ног до головы окидывая Сати взглядом.
— Ты не пострадала? — поинтересовался мужчина в светлом плаще и шарфе. У него был орлиный нос, широко посаженные голубые глаза и пристальный взгляд хищного зверя. Если бы не седые виски, Сати не дала бы ему больше двадцати лет.
— Вы из дознавательной группы? — спросила она вместо ответа.
— А как по твоему: мы похожи на дознавателей? — спросил мужчина и едва заметно улыбнулся своей спутнице.
На полицейских они были явно не похожи: слишком неформальная одежда, и манеры… Взгляд метался с одного лица на другое, и Сати решила, что именно девушка вынудила Такера открыть дверь: несмотря на дружелюбную улыбку, взгляд ее черных глаз был холодным и жестким.
Кем же были эти люди, приструнившие человека, который едва не изнасиловал ее?
— Как я понимаю, личных вещей у тебя нет? — спросил мужчина с орлиным носом, и Сати отрицательно покачала головой.
— Тем лучше; тогда мы отправляемся прямо сейчас, — он мягко хлопнул ее по плечу и направился к выходу.
— Подождите, — запротестовала Сати, не в состоянии сдвинуться с места. — Куда отправляемся?
— Ты хочешь остаться здесь? — спросила уроженка Хаммацу, скрестив руки на груди и скорчив по-детски недовольную гримасу.
— Дана, — обратился мужчина к напарнице, — Я думаю, что пара минут у нас еще есть.
Он задернул шторы и присел на кровать, жестом приглашая обескураженную девушку сесть рядом.
— Ты позволишь? — незнакомец достал шприц из кармана. — Это антидот. Соединившись с молекулами амопентала, он очистит твой организм от седатиков.
Сати кивнула, протягивая руку. Терять было нечего.
— Вы не имеете права! Она моя собственность, я купил ее! — Такер предпринял еще одну попытку бунта, но ледяной взгляд Даны заставил его заткнуться.
— Еще одно слово, и ты не сможешь распоряжаться даже собственной жизнью, — сказав это, она навела на Такера миниатюрный пистолет.
Мужчина в шарфе сделал инъекцию, и Сати почувствовала будто ее вены вмиг обледенели.
— Сати, мы узнали о тебе совершенно случайно. Юная одаренная, которую незаконно продала корпорация… Я должен извиниться за то, что не смогу вернуть тебе прежнюю жизнь на оставшиеся полгода твоего детства. В Метрополе я не всесилен.
«В Метрополе?! Тогда откуда он?» — мелькнуло в голове у Сати.
— Меня зовут Роланд Грейси, — с улыбкой представился мужчина, протягивая Сати руку.
Девушка не поверила своим ушам. Конечно же это имя было известно ей, как и всем жителям Метрополя. Перед ней была сам владелец и президент Острова.
— Теперь ты согласна поехать с нами?
***
— Тебе не кажется немного несправедливым, что мы отдыхаем именно в самый короткий день в году? — сетовала Амалия, заплетая сыну тугие, стелющиеся по голове косы.
— Еще как, мам.
День зимнего солнцестояния, а он же — конец года, был единственным днем, когда жители Метрополя официально могли не работать. Провожая год, тысячи людей оставались дома вместе со своими семьями и зажигали свечи. Целые кварталы отключали электричество, чтобы в полной темноте встретить новый день и поблагодарить протекторий за данный им покой и стабильность.
— Зато сегодня отец из командировки возвращается, — заметил темнокожий юноша, почти задремавший под неторопливые и мягкие движения маминых рук, что теребили его волосы.
Их семья жила в так называемом «нулевом районе» — окраине города, вдали от веток метро, плотно застроенной плохим и очень дешевым жильем. Жить здесь было небезопасно из-за вооруженных банд и социально-опасных инфекций, поэтому, как только мальчику исполнилось шестнадцать, он пообещал себе, что будет работать, не жалея сил, лишь бы только вытащить свою семью из этого поганого болота.
Он никогда не жаловался на жизнь, ведь у него были и мать, и отец, а совсем скоро должен был появиться еще и маленький брат. Амалия и Зафар были не только хорошими родителями, но и прекрасной супружеской парой, и парень верил, что когда-нибудь он найдет себе такую же замечательную девушку, какой была его мать.
Лишь одно обстоятельство омрачало душу юного мечтателя — его мама, Амалия Кель, страдала наркотической зависимостью.
Днем она занималась делами по дому, а ночью работала посудомойкой в стриптиз баре на окраине Метрополя. Тадеус знал, что раньше она принимала метамф только перед ночными сменами, но в последний год он начал находить все больше и больше упаковок, замаскированных под спрей от насморка.
Нулевые районы были богаты на наркоманов: стимуляторы принимали не только асоциальные личности, но и те, кому приходилось много работать. Одна маленькая доза метамфа позволяла без устали работать всю ночь, и достать его можно было из под прилавка практически любой аптеки.
Хуже всего было то, что мама продолжала принимать стимуляторы, даже будучи беременной вторым ребенком. Тадеус боялся, что из-за этого брат родится уродом, и часто скандалил с ней, находя в доме очередной флакон ингалятора. Однако сегодня приезжает отец, а это значит, что еще несколько дней само слово «метамф» будет под запретом. Амалия не могла позволить, чтобы ее муж, который так редко бывает дома, узнал о ее зависимости.
— Тадеус, сходишь за свечами? — спросила она, закончив последнюю из кос.
— Да ты что, мам, — разглядывая себя в зеркало, удивился парень, — Меня в округе сейчас никто не узнает. А с незнакомцами, сама знаешь, у нас разговор короткий.
До этого Тадеус ходил с пушистой, торчащей во все стороны копной волос, но сегодня они с мамой специально встали пораньше, чтобы немного освежить имидж. Конечно, он шутил, но в памяти жителей нулевого района еще свежа была история о полицейском, получившем пулю в спину от уличных банд.
— Перестань говорить ерунду, — возмутилась Амалия. Она была очень миниатюрной, и когда ее шестнадцатилетний сын встал со стула, женщина оказалась на голову ниже его.
— Конечно схожу, — улыбнулся Тадеус, затем еще раз придирчиво взглянул на себя в зеркало, провел ладонью по волосам и напоследок чмокнул Амалию в щеку, — Спасибо за прическу, мам.
На улице шел снег. Огромные пушистые хлопья таяли, едва касаясь грязного, покрытого химическими разводами асфальта. Хорошо хоть смога здесь было меньше, чем в центре Метрополя: нулевые районы располагались на окраинах города, вдали от крупных фабрик и производств. Зима была теплой, и эпидемиологи трубили о новых вспышках аспидной чумы, но Тадеусу не было до этого дела. Он считал, что нельзя обезопасить себя ото всех бед на планете, и смеялся над теми, кто надевал защитную маску, выходя на улицу.
Амбициозный юноша совсем не жалел о том, что его детство прошло, и он так и не стал одаренным. У него были руки, ноги и не самая дурная голова на плечах — вот и все, что, по его мнению, нужно было для жизни. А одаренность… одаренность он, как и отец, называл результатом мозгового, с позволения сказать, полового акта над самим собой, ненужной жировой складкой на теле, пятым колесом и другими красочными эпитетами.
Около автозаправки он заметил девочку, укутанную в огромный вязаный шарф. Она появилась здесь около пары месяцев назад, но весь район уже успел запомнить ее благодаря уродливому шраму почти в половину лица.
Никто не знал, как она оказалась в этом месте, вдали от покровительства протектория, ведь на вид ей явно было меньше шестнадцати. Впрочем, на улице никто не задавал много вопросов; люди оседали в нулевых районах по разным причинам, и не принято было интересоваться, кто твой сосед: маньяк, нищеброд, наркоман или транссексуал. Не нравится публика — вали в более престижный и охраняемый район, если, конечно, у тебя есть деньги.
Тадеус был уверен, что девочка долго не протянет в подобной агрессивной среде, ведь она очень стеснялась своего шрама, была молчаливой и почти никогда не смотрела в глаза. Но вопреки его прогнозам, она уцелела, по крайне мере он помнил ее до тех пор, пока первая волна аспидной чумы не унесла добрую половину жителей. После этого — уже ничего не имело значения.
Парень обошел пол-округи, чтобы насобирать хотя бы тридцать свечей — в канун последнего дня года они были в дефиците. На улице давно стемнело, и бредя домой через мрачные кварталы, Тадеус то и дело обходил стороной странные фигуры. Воображение твердило ему, что это были аниматусы — загадочные существа, гомункулы, обладающие невероятными способностями. Но чаще всего это были просто бомжи в лохмотьях, клянчившие свечи и что-нибудь поесть.
Отец и мать уже были дома. Через час после ужина, по традиции, отключили электричество, и остаток вечера семейство Кель провело в неярком свете парафиновых свечей. Пламя притягивало взгляд и успокаивало что-то внутри; говорить не хотелось, приятнее было просто сидеть, обнявшись, и мечтать о том, чтобы так было всегда.
Амалия сидела на коленях у Зафара, а тот бережно обнимал ее большой живот. Тадеус же пристроился на подушках, брошенных на пол, и дремал, опустив голову на мамины колени. В тот вечер он и представить себе не мог, что последний день года станет последним счастливым событием в жизни его семьи.
Через несколько месяцев, после очередного отъезда Зафара, у мамы случилась передозировка метамфа. Все началось с сильнейшей головной боли, из-за которой под страхом увольнения, Амалия отпросилась с работы. Тадеус вернулся вечером и обнаружил, что она не в состоянии связать и пары слов. Он пришел в бешенство, наорал на нее и вместо того, чтобы позвать на помощь, на несколько часов ушел скитаться по городу.
Вернувшись домой, он нашел Амалию без сознания, и наконец-то поняв весь ужас происходящего, вызвал врачей. Два кошмарных дня и две бессонные ночи Тадеус не знал, что с его мамой: медики не особо делились информацией с жителями нулевых районов.
В больнице у Амалии случился выкидыш, спровоцированный передозировкой метамфа, однако, как Тадеус узнал позднее, ребенок и не мог бы родиться здоровым — слишком много яда ежедневно поступало в организм его матери.
После случившегося, парень ушел из дома. Он ненавидел мать, за что она сделала и еще больше ненавидел себя, за то, что бросил ее одну в тот роковой день. Пусть это и не стало бы причиной смерти его не родившегося брата, Тадеус ненавидел себя за то, что повел себя, как капризный мальчишка.
Он скитался по округе, ночуя в бараках и покупая еду на последние деньги. Парень больше не знал, что делать со своей жизнью; его мечта сделать семью богатой и счастливой потеряла смысл и утратила свою жизнеспособность. Тадеус бежал от себя, не желая вспоминать о своем прошлом, пока волна аспидной чумы не дала ему понять, кем он был на самом деле.
За несколько дней до конца года, группа эпидемиологов сделала невероятную находку: это был мальчик, что уцелел, будучи в эпицентре чумы. Единственный выживший из нулевых районов, феномен, получивший одаренность после семнадцати лет. Человек, иммунитет которого мог помочь в создании вакцины для спасения миллиардов людей, и, что немаловажно, для обретения контроля над ними.
Мальчик искал смерти среди умирающих от чумы, но судьба сыграла с ним злую шутку: пережитый стресс запустил цепочку реакций в его организме, пробудившую стойкий иммунитет. Он стал одаренным, хотя считалось, что после шестнадцати лет это было невозможно. Так или иначе, после долгих исследований, что проводились над ним в лабораториях Метрополя, человек по имени Тадеус Кель прекратил свое существование.
Продолжение следует…)
Вернуться к предыдущей главе
Источник
