Феномен постхоррора в кино: фолк-хорроры студии А24

За последнее десятилетие студия А24 зарекомендовала себя как главного дистрибьютора авторского кино гибридного жанра. В особенности в поп-культуре А24 запомнились как мастера постхоррора. Самыми запоминающимися хоррорами стали “Солнцестояние”, которое мы сегодня обсудим, “Реинкарнация” от того же Ари Астера и главная находка Каннского кинофестиваля “Агнец” Вальдимара Йоханссона. Их всех можно отнести к поджанру “фолк-хоррор”, и чуть менее популярный, но не менее крутой фильм от Алекса Гарленда “Род мужской” также нельзя забывать. Именно об этих четырех замечательных кино-работах я хочу поговорить.

Для начала дадим определение термину “фолк-хоррор”. Впервые его не ввел, но прочно закрепил в кинематографической терминологии Марк Гэтисс, играющий всеми любимого Майкрофта Холмса в телесериале “Шерлок”. К отличительным чертам фолк-хоррора можно отнести:

  • Фольклорность (чаще использование языческих образов и обычаев);
  • Тема жертвоприношений и ритуалов;
  • Тема природы;
  • Элементы боди-хоррора.

Чаще фолк-хорроры наполнены психологизмом и больше пугают зрителя накатывающей тревогой, медленно нарастающим драматизмом и психологическим давлением. Именно такие фильмы снимает студия А24, поддерживая артхаусное кино и жанровые эксперименты. Если раньше хоррорами считались те фильмы, в которых главные герои обязательно слабые, антагонисты жуткие, загадочные и мистические, ощущение страха вызывали только жуткие гримасы и скримеры, то “ужастики”, которые снимают сейчас, пугают совершенно по-другому, чем и цепляют как массового зрителя, так и кинокритиков.

Начнем с киноработ Ари Астера, молодого американского кинематографиста, который успел завоевать сердца многих любителей хоррора. Если “Реинкарнацию” можно с натяжкой назвать фолк-хоррором, то “Солнцестояние” – стопроцентный и наиболее яркий представитель этого поджанра. Вся “хоррорность” в “Солнцестоянии” основана на переживаниях главной героини и ужасающему влиянию смешения различных вероисповеданий, а точнее сказать вмешательства культа на жизнь обычных людей. В нем нет ни одного элемента классических фильмов ужасов. Действие происходит при свете дня, нет скример, нет однозначного антагониста, кровавых сцен не так много, как привыкли любители пощекотать нервы, нет мистических элементов, и окружающие главных героев люди исключительно улыбчивые, милые, и это даже не маниакальное проявление псевдо-дружелюбия. Смысл фильма можно интерпретировать по-разному: от female gaze на отношения между мужчиной и женщиной, до оды языческому миропониманию. Каждый член группы друзей героини Флоренс Пью умирает от того или иного вида языческого жертвоприношения и отсылает к древним скандинавским легендам и обычаям. Кристиан, парень главной героини, оказывается сожжен в шкуре медведя, символе необузданной, дикой природы, в знак власти над природой и некой издевки над христианством. С Марка, парня “на приколе”, буквально срывают шкуру как с сатира Марсия из древнегреческой мифологии. А Саймона наказали самым известным древнескандинавским жертвоприношением, называемым “кровавым орлом”. Конец остается открытым, мы видим Денни, главную героиню, укутанную в костюм майской королевы и улыбающуюся на камеру. Что означает ее улыбка? Это удовлетворение от смерти бывшего-абьюзера, радость от обретения новой семьи или нервная улыбка от понимания безысходности? Чтобы полностью понять фильм необходимо не раз пересматривать его, чтобы уловить каждую деталь, оставшуюся незамеченной за прошлый просмотр. Даже полотна, на которых изображен весь сюжет фильма, можно не сразу увидеть.

Чего не скажешь про “Реинкарнацию”. Этот фильм больше походит на классические хорроры. Тут и скримеры, и фигуры мертвецов в тени, и “существо”, ползающее по стене, и мистика, и страшные гримасы. Однако и его мы можем отнести к фолк-хоррору только за изображение культа и визуально неопределенного антагониста “короля Пеймона”, демона, упомянутого в христианском демоническом гримуаре. Почему “Реинкарнация” относится к постхоррору, если она практически то же самое, что и, условно, какой-нибудь “Астрал”. Вот почему:

  • Обилие символизма (знаки на кулонах, кукольные домики, сожжение скетчбука и т.д.);
  • Слоуберн (тревога медленно накатывает не за счет динамики, а больше за саунд-дизайн и игру актеров);
  • Отсутствие видимого антагониста (есть некий демон, который захватывает ненадолго тела наших героев, но сам не показывается);

И тут конец у нас остается открытым. Крупным планом показывается Питер, сын главной героини, которого члены культа признали новым королем Пеймоном. Опять же что значит его взгляд? В него вселился дух демона, или он собирается бороться с этим культом, или он сломлен и в шоке? Какая у него дальнейшая судьба? А какая у культа? Как мы уже поняли, Ари Астер любитель оставлять зрителей с кучей вопросов после просмотра.

Перейдем к моему любимому представителю фолк-хоррора. Итак, “Род мужской” Алекса Гарленда. Этот фильм также как и “Солнцестояние” надо пересматривать по несколько раз, чтобы проникнуться и уловить суть кинокартины. С первого взгляда “Род мужской” создает впечатление просто красивого боди-хоррора, отвечающей фем-повестке. Однако в нем есть смысл, который при первом просмотре сложно заметить.

Главная героиня Харпер, после (возможно случайной) смерти своего мужа, приезжает в деревенскую глубинку, чтобы привести мысли в порядок. Однако странные жители городка (кстати все они – мужчины и с лицом Рори Киннера) и мистические события не дают ей расслабиться. Навязчивый арендодатель не оставляет Харпер в покое, похотливый священник местной церкви подвергает харассменту, его сын откровенно грубит ей, а «зеленый человек» сталкерит ее у дома. И все они с лицом одного и того же человека, чего Харпер в упор не замечает. К третьему акту происходит совершенно невообразимое. На Харпер нападают, она оставляет нападающему те же раны, которые получил при смерти ее покойный муж, «зеленый человек» в мгновение «рожает» из себя Рори Киннера, который так же рожает другого, и так до того момента, пока не «родился» ее покойный муж.

Разберемся с непонятными сценами и образами. В самом начале, когда Харпер приезжает в деревню, она срывает и надкусывает яблоко с придворной яблони, тем самым как бы совершая первородный грех. Первородный грех – христианский богословный термин, обозначающий первый грех, совершенный Адамом и Евой. Из-за употребления запретного плода, наши прародители лишили себя и весь свой последующий род первозданной святости и праведности. Запоминаем и идем дальше.

Харпер преследует «зеленый человек» – средневековой образ, чаще обозначающий возрождение, репродуктивность и мужское начало. Вместе с тем постоянно мелькают кадры с каменной статуей в церкви женского языческого образа, символизирующего, (очевидно), женское начало.

Когда Харпер лицом к лицу встречается с «зеленым человеком», он дует в нее одуванчиком, который разлетается на кучу семян, одно из которых попадает внутрь Харпер. В финальной сцене, к Харпер приезжает ее беременная подруга и взглянув на нее, Харпер улыбается. Кроваво-красные стенки (именно стенки) дома, отражения в виде снимка УЗИ, созвездия в форме вагины, беременные Рори Киннеры.

Итак, почему умер ее муж. Нам показывают сцену, где они говорят о разводе, и мужчина угрожает тем, что он покончит с собой и это будет на ее совести. Во время разговора он выдает такую фразу: «Это будет так, как будто это ты сама меня убила», а в конце, представ перед ней со всеми ранами он говорит: «Вот что ты со мной сделала». Харпер чувствует вину за его смерть. Возможно за сказанные ему слова, возможно за развод, но что было первоначальной причиной их разлада.

И тут мы собираем все вместе и выводим теорию о том, что Харпер, возможно, была беременна, но она не смогла родить, а по каким именно причинам мы уже не можем даже предположить.

Харпер съедает противоречивое чувство вины за прерванную беременность и смерть мужа-абьюзера. Она проецирует образ своего мужа на окружающих ее мужчин: они носят одно и то же лицо и так или иначе причиняют ей вред, будь то ментальный или физический. Все произошедшее они аргументируют потребностью в любви. Однако в конце Харпер наконец смирилась и лицом к лицу поговорила с ее чувством вины в воплощении покойного мужа.

Невозможно не согласиться с тем, как искусно Алекс Гарленд визуализирует казалось бы бытовые, человеческие проблемы, приплетая и религию, и метафоричные визуальные образы, и, разумеется, эксперименты с формой человеческого тела. Красный и зеленый (цвет природы и плоти) – основные цвета фильма не просто служат инструментом красивого визуала, но и напрямую связаны с сюжетом. В общем, Гарленд просто отлично гармонизировал элементы обычного психологического триллера и фолк-хоррора. Символизм, языческие средневековые образы в сочетании с современным миром и бытовыми проблемами не вызывает чувство противоречия. Так, что, грубо говоря, “не шарящие” увидят в фильме одно, а особо внимательные – другое, и все останутся довольны.

И последнее. Великий и ужасный “Агнец”, вызвавший ну очень много противоречивых чувств у зрителя. Все по канонам фолк-хорроров. Северная страна, чудноватые главные герои, куча символизма и метафор, что до первоначальной сути не добраться.

Семья фермеров пашут овец, ухаживают за домашним хозяйством в исландской глуши и в рождественскую ночь, принимая роды у овцы находят антропоморфное существо, наполовину ягненка и наполовину человеческую девочку. Невозможно не заметить отсылки к рождению Иисуса Христа учитывая, что главную героиню зовут Мария, а ребенок родился в хлеву в Рождественскую ночь. Герои забирают у матери-овцы ее ребенка и начинают воспитывать ее (это девочка) как своего под именем их умершей дочери Ады. Овца, являющаяся настоящей матерью, неустанно ищет свое дитя и достает фермерскую семью своими воплями, вследствие чего Мария застрелила и закопала ее. То же самое сделал настоящий отец Ады, антропоморфный мужчина, похожий то-ли на фавна, то-ли на настоящего сатану с козьей головой. А-ля око-за-око.

Смысл фильма опять же можно интерпретировать по-разному. Одни говорят, что это метафора на рождение ребенка с физическими отклонениями, оказывающими влияние также и на внешность, из-за чего родители относятся к своему ребенку как к чужому и упорно пытаются не замечать инаковость девочки. А похороненное тело – метафора на то, что родители похоронили “нормальную” свою дочь, обретя “особенную”. Другие же видят в фильме исключительно визуализацию древних норвежских легенд о феях, которые крадут человеческих детей и подкидывают своих, чтобы воспитать из них человеко-фей, к чему я тоже больше склоняюсь. В моем видении “Агнец” это некая смесь христианской идеологии и языческих легенд о феях, подменышах и антропоморфных существах, рассказывающая о разнице людей и природы.

Опять же, возвращаясь к элементам хоррора, фильм соответствует практически всем его чертам. Тут и символизм, и некие элементы боди-хоррора, фольклор, религия и много насилия, сопровождаемые медленной, нарастающей тревогой в саунд-дизайне и визуальной составляющей.

Итак, какой вывод? Фолк-хоррор совершенно точно запал в душу зрителей (мою уж точно) и абсолютно точно не исчезнет с экранов пока человечество совсем не забудет фольклор (чего, я надеюсь, не произойдет). Каждая киноработа самобытна и уникальна в своем стиле. Хотя все эти фильмы связывает похожий “вайб”, “фольклорность” в каждом из них обыгрывается по-разному. Через пару десятков лет будущие кинематографисты наверняка будут изучать фолк-хоррор в контексте постхоррора.

 

Источник

A24, кино, постхоррора, студии, Феномен, Фолкхорроры

Читайте также