Экспозиция и как она работает
Если совсем просто, то действующее лицо может само говорить о том, что он — злодейский злодей. Это традиционный приём, встречается буквально везде. Особого развития он достиг в диснеевских мультфильмах. Там злодей как правило продолговат лицом, крючковат носом, худ телом и одет в тёмное. Герой — напротив, лицом округл, глазами велик и в целом скорее няшен. Одет, естественно, в яркое.
Один из других заметных примеров такого приёма — «Гарри Поттер». Видишь существо с землистой кожей и носом сифилитика — будь уверен, перед тобой злодей. Схема даёт сбой на Северусе, но на то он и постмодернизм.
Но как только мы находим книгу или фильм для взрослых, то там экспозиция выглядит вообще иначе. Никто не объясняет зрителю или читателю, где злодейский злодей или человек крайне добрый:
John ‘The Hangman’ Ruth: [about Mannix] If he’s a goddamn sheriff, then I’m a monkey’s uncle!
Daisy Domergue: Good, then you can go share bananas with your nigger friend in the stable!
Quentin Tarantino
Да, я привёл очень короткий фрагмент диалога, но цель вот в чём: по тарантиновским диалогам вообще не понятно, кто там плохой, а кто хороший. Тут все всех оскорбили, как и в жизни. Ну или вот другой пример:
Robert Baratheon: [as Jaime enters the room] Surrounded by Lannisters. Everytime I close my eyes I see their blonde hair and their smug, satisfied faces. It must wound your pride, huh? Standing out their like a glorified sentry. Jaime Lannister, son of the mighty Tywin… forced to mind the door while your king eats and drinks and shits and fucks. So come on. We’re telling war stories. Who was your first kill, not counting old men?
Jaime Lannister: One of the outlaws in the brotherhood.
Barristan Selmy: [to Jaime] I was there that day. You were only a squire, 16 years old.
Jaime Lannister: [to Selmy] You killed Simon Toyne with a counter riposte. Best move I ever saw. A good fighter, Toyne, but he lacked stamina.
Robert Baratheon: Your outlaw… any last words?
Jaime Lannister: I cut his head off, so… no.
Barristan Selmy: Hmm.
Robert Baratheon: What about Aerys Targaryen? What did the Mad King say when you stabbed him in the back? I never asked. Did he call you a traitor? Did he plead for a reprieve?
Jaime Lannister: He said the same thing he’d been saying for hours… «Burn them all».
[Robert gapes at Jaime]Jaime Lannister: If that’s all, Your Grace…
[Jaime bows to Robert and Selmy, then leaves the room]Вероятно George R. R. Martin, но это не точно.
Тут сразу по диалогу можно сказать многое. Например, Джейми не испытывает особого трепета перед королём. Потому что как минимум одного он уже убил. Угрызений совести, кстати, по этому поводу у него тоже нет, и вообще его цареубийство более переживается окружающими. Ну и так далее. Так вот.
Экспозиция в Дюне предельно упрощена
Сейчас буду спорить с аргументом о гениальном визуале. К слову, визуал Дюны Вильнёва я тоже считаю близким к гениальному. В 2022 году, как я уже писал в комменте, лакированные столы и глобусы (пусть даже драгоценные) смотрелись бы так себе. Но это не снимает общего вопроса.
Какие у меня претензии к визуалу?
Вот смотрите:
Теперь сформулирую основную причину моего недовольства: визуал ничем не дополнен. Диалог Пола и Преподобной в сцене с коробкой отвечает на большую часть вопросов по сеттингу и на почти все вопросы к персонажу Пола.
А вот что упущено:
“We Bene Gesserit sift people to find the humans.”
He lifted his right hand, willing the memory of the pain. “And that’s all there is to it—pain?”
“I observed you in pain, lad. Pain’s merely the axis of the test. Your mother’s told you about our ways of observing. I see the signs of her teaching in you. Our test is crisis and observation.”
He heard the confirmation in her voice, said: “It’s truth!”
She stared at him. He senses truth! Could he be the one? Could he truly be the one? She extinguished the excitement, reminding herself: “Hope clouds observation.”
“You know when people believe what they say,” she said.
“I know it.”
The harmonics of ability confirmed by repeated test were in his voice. She heard them, said: “Perhaps you are the Kwisatz Haderach. Sit down, little brother, here at my feet.”
“I prefer to stand.”
“Your mother sat at my feet once.”
“I’m not my mother.”
“You hate us a little, eh?” She looked toward the door, called out: “Jessica!”
The door flew open and Jessica stood there staring hard-eyed into the room. Hardness melted from her as she saw Paul. She managed a faint smile.
“Jessica, have you ever stopped hating me?” the old woman asked.
“I both love and hate you,” Jessica said. “The hate—that’s from pains I must never forget. The love—that’s….”
“Just the basic fact,” the old woman said, but her voice was gentle. “You may come in now, but remain silent. Close that door and mind it that no one interrupts us.”
Jessica stepped into the room, closed the door and stood with her back to it. My son lives, she thought. My son lives and is… human. I knew he was … but … he lives. Now, I can go on living. The door felt hard and real against her back. Everything in the room was immediate and pressing against her senses.
My son lives.
“Why do you test for humans?” he asked.
“To set you free.”
“Free?”
“Once men turned their thinking over to machines in the hope that this would set them free. But that only permitted other men with machines to enslave them.”
“ ‘Thou shalt not make a machine in the likeness of a man’s mind,’ ” Paul quoted.
“Right out of the Butlerian Jihad and the Orange Catholic Bible,” she said. “But what the O.C. Bible should’ve said is: ‘Thou shalt not make a machine to counterfeit a human mind.’ Have you studied the Mentat in your service?”
“I’ve studied with Thufir Hawat.”
“The Great Revolt took away a crutch,” she said. “It forced human minds to develop. Schools were started to train human talents.”
“Bene Gesserit schools?”
She nodded. “We have two chief survivors of those ancient schools: the Bene Gesserit and the Spacing Guild. The Guild, so we think, emphasizes almost pure mathematics. Bene Gesserit performs another function.”
“Politics,” he said.
“Kull wahad!” the old woman said. She sent a hard glance at Jessica.
“I’ve not told him, Your Reverence,” Jessica said.
The Reverend Mother returned her attention to Paul. “You did that on remarkably few clues,” she said. “Politics indeed. The original Bene Gesserit school was directed by those who saw the need of a thread of continuity in human affairs. They saw there could be no such continuity without separating human stock from animal stock—for breeding purposes.”
The old woman’s words abruptly lost their special sharpness for Paul. He felt an offense against what his mother called his instinct for rightness. It wasn’t that Reverend Mother lied to him. She obviously believed what she said. It was something deeper, something tied to his terrible purpose.
He said: “But my mother tells me many Bene Gesserit of the schools don’t know their ancestry.”
“The genetic lines are always in our records,” she said. “Your mother knows that either she’s of Bene Gesserit descent or her stock was acceptable in itself.”
“Then why couldn’t she know who her parents are?”
“Some do…. Many don’t. We might, for example, have wanted to breed her to a close relative to set up a dominant in some genetic trait. We have many reasons.”
Again, Paul felt the offense against rightness. He said: “You take a lot on yourselves.”
The Reverend Mother stared at him, wondering: Did I hear criticism in his voice? “We carry a heavy burden,” she said.
Paul felt himself coming more and more out of the shock of the test. He leveled a measuring stare at her, said: “You say maybe I’m the … Kwisatz Haderach. What’s that, a human gom jabbar?”
“Paul,” Jessica said. “You mustn’t take that tone with—”
“I’ll handle this, Jessica,” the old woman said. “Now, lad, do you know about the Truthsayer drug?”
Frank Herbert
Из этого диалога я, во-первых, отрезал часть с переживаниями Джессики. А во-вторых, мы узнаём, что Преподобная — не тупой бессмысленный садист. Мы узнаём, что во вселенной Дюны эти вот в занавесках отвечают за политические игрища и могут быть поопаснее того же барона. Также нам в лёгкой увлекательной форме рассказывают, кто такие ментаты и на кой они так глаза закатывают, про то, что существует запрет на создание искусственного идиота и так далее. Этот диалог работает на понимание вселенной и отвечает на вопросы о том, что тут делают эти люди, одетые в странное.
И прямо следующая сцена:
In a cold voice, the Baron said: “You have a flux of the mouth, Piter.”
“But I am happy, my Baron. Whereas you … you are touched by jealousy.”
“Piter!”
“Ah-ah, Baron! Is it not regrettable you were unable to devise this delicious scheme by yourself?”
“Someday I will have you strangled, Piter.”
“Of a certainty, Baron. Enfin! But a kind act is never lost, eh?”
“Have you been chewing verite or semuta, Piter?”
“Truth without fear surprises the Baron,” Piter said. His face drew down into a caricature of a frowning mask. “Ah, hah! But you see, Baron, I know as a Mentat when you will send the executioner. You will hold back just so long as I am useful. To move sooner would be wasteful and I’m yet of much use. I know what it is you learned from that lovely Dune planet—waste not. True, Baron?”
The Baron continued to stare at Piter.
Feyd-Rautha squirmed in his chair. These wrangling fools! he thought. My uncle cannot talk to his Mentat without arguing. Do they think I’ve nothing to do except listen to their arguments?
Frank Herbert
Тут мы понимаем, что у барона и его ментата отношения посложнее, чем у хозяина и его мебели. Ментат хамит барону почти в открытую при ближайшем родственнике. И насколько хорошо смотрелся бы этот диалог в Вильнёвском гриме? И хрен с ним, с глобусом? Да же?
Но нет. Вместо этого мы имеем сначала «это баня, а это Балодя», а потом «все вокруг г…ны, а я воздушный шарик», художественно исполненное Скарсгардом. Я ничего не имею против полёта барона над гнездом ментата, но можно было бы мотивацию оставить? А там и пусть бы летал, раз летается.
Ментат гримирован прекрасно. Он ровно под эту сцену. Актёр подобран вплоть до внешности и тона голоса. Но где сцена-то, алё? Где экспозиция, которая расскажет нам о непростых отношениях барона и ментата? И о том, что у де Фриза/де Вриса/де Риса есть личный мотив? И именно он является архитектором ловушки для Атрейдесов, а барон хоть и богат, но интеллектуально, скажем так, вообще без гравипоплавков.
Да, я помню, хронометраж на полтора часа длиннее. Я в курсе. Но экранизация первой сцены добавила бы 4-5 минут. Можно было вырезать пару пролётов светосфер или прогулок по Каладану. Экранизация второй сцены усложнила бы образ барона ровно до той степени, которая позволяет понимать книгу как нечто большее, чем борьба бобра с ослом. Да, да, я совсем поехал и даю советы Вильнёву.
Только вот у Герберта живые люди, которые разговаривают. У Вильнёва — отдельные реплики, которыми перебрасываются персонажи.
«Дюна», которую нам потеряли
Так в чём проблема и зачем я тут ору? Проблема в мотивации. Диалог барона у глобуса показывает, что у него к Атрейдесам кровные претензии, и он не «злое зло». Так же, как и Лето в диалоге Юэ с Джессикой — не «доброе добро». Только оба этих диалога остались в книге. Так же, как и диалог с Преподобной.
Нам долго рассказывали про то, как герцогский папа завалил быка, а бык ответил ему тем же, и про то, что голова быка имеет огромную ценность. Отлично. Этим подчеркнули одну черту характера Атрейдесов, которая далее сыграла один раз.
Нам вообще не показали линию с поиском агента или шпиона. Типа «доктор точно не может, но это всё же доктор». Как говорится, «прекрасно, что вы всё объяснили, жаль, что я так ни хрена и не понял». Справедливости ради, в книге линия про то, как патчили доктора, тоже не сильно вразумительна.
И получается вот что:
Оставлены все сцены, где можно показать красивый визуал. А он да. Красивый. Однако человек, не знакомый со вселенной, остаётся жить с непреходящим вопросом типа «какого тут происходит вообще?».
Порезано всё, что про мотивацию. Почему эти люди ходят по песку в занавесках с загадочными лицами? А кто его знает…
