Под песчаным слоем бескрайних просторов пустыни Алик’р сокрыто множество забытых тайн. Одна из них навела шороху во владениях старого оружейника, известного округе по ковке серебряных скимитаров. Судя по тому, как он спешно описывал проблему размахивая руками, гильдия бойцов Сентинеля, столицы Хаммерфелла, сделала определенный вывод: нужно звать старых знакомых.
Спустя долгие две недели, в жарком городе пили воду из корыта на четыре коня больше, чем привык считать конюх.
Тем не менее, в огромном зале с высоким сероватым потолком на седого норда, мелкого данмера, строгую имперку, проницательным взглядом смотрел закованный в латы управитель гильдии, недалеко за плечами которого, оставили свои тренировки юные бойцы — больше никого.
Тем не менее, в огромном зале с высоким сероватым потолком на седого норда, мелкого данмера, строгую имперку, проницательным взглядом смотрел закованный в латы управитель гильдии, недалеко за плечами которого, оставили свои тренировки юные бойцы — больше никого.
Устало выдыхая, он протянул негласному лидеру троицы — старому воину, — обёрнутый коричневой тонкой веревкой светлый пергамент. И жестом пригласил к широкому столу за своей спиной: на алой шелковой скатерти с фиолетовой каймой, лежали свободно друг от друга три скимитара; Тёплый свет настенных ламп переливался в их закалённом серебре острого лезвия.
Гильдию троица покидала под провожающие их волнительные взгляды. Замыкая своих товарищей, данмер почти незаметно обернулся у выхода: два оставленных клинка окружили высокоранговые бойцы, своими громкими спорами затмив и скрип закрывающейся арочной двери и тихий хохот волшебника с острова Ввандерфелл.
Полученный от управителя свиток спокойно позволил заменить белогривых подкованных коней на устойчивых к жаре верблюдов. Всё время потраченное на дорогу по золотым волнам песков Алик’ра, пока остальные впереди вяло перекидывались незначительными фразочками, имперка молчаливо размышляла о предстоящем деле подозрительно осматриваясь по сторонам и раздражительно поправляла от каждого дуновения сухого ветерка сползающий с плеча короткий лук.
Повернув строго на юго-восток пустыни в сторону горизонта с темными очертаниями города упомянутого в пергаменте, когда солнечный диск наконец спрятался за силуэтом далёких скал, команда прибавила ходу, оставляя за собой облака желтоватой, долго опускающейся пыли.
Бергама встретила путников многочисленным блеском величественных куполов, нагроможденных на зданиях таким образом, что только въезжающий или уже давно живущий здесь человек точно не упустит их из виду.
Уставший к концу дня кузнец — хозяин оружейной, — принял долгожданных гостей с присущей для него воспитанностью, оставив три из пяти своих комнат открытыми; В каждой из них стояли вырезанные руками редгардских мастеров просторные кровати из багряного ясеня, заправленные белоснежным бельём и укрытые тёмным покрывалом из переливающегося изумрудными красками бархата.
С наступлением ночи в доме заиграла тихая мелодия пошарпаной берёзовой лютни. Её спокойные ноты сжали ледяное сердце расслабленного в кровати норда, рассматривавшего спрятанный тенью потолок и не случайно вспомнившего о своей печально потерянной семье в глубоких снегах Скайрима из-за несчастного случая…
Преломляясь, лунный свет разукрасился в синий, проникнув в каждую комнату сквозь кривую мозаику мелких стёклышек вытянутых окон. Имперка никогда не понимала красоты струнной музыки, но когда металл наконечников отлил холодными лучами, перед её глазами быстро промелькнуло множество воспоминаний, в одночасье став красноречивой, но очень болезненной и печальной картиной: после простой просьбы о куске хлеба или глотке воды, бездомную девочку пинают прохожие. И музыка, как долго тянущаяся нить, и морозный столп томного света, словно сшивающая прошлое с настоящим острая игла, лишь пробудили в сердце Сиродильской девочки покрытую ранами, давно дремлющую злобу.
Длинные пепельные пальцы данмера медленно перебирали тонкие струны поющего инструмента. Предварительно задёрнув плотные хлопковые шторы, погрузившись в глубокий омут накопившихся мыслей полных вражды, он, полностью осознавая своё отношение к своим саратникам, с каждой новой нотой охлаждал накалённое за день сознание.
По сонным землям Аликра медленно ползла кровь солнечного рассвета. Трое из дальних земель стояли на обрамлённом камнем островке белоснежного песка, напротив родовой кузни покрытой двухнедельной пылью. Здесь, по словам оружейника, раскрашенные в пунцовые краски проклятые клинки обязаны вот-вот ожить, и подобно огнекрылым змеям Заводного Города вспорхнуть, растопив прохладный утренний воздух шипением горячего пара…
На потемневшей древесине десятка низеньких столов, дрожали сотни давно выкованных скимитаров. После обращения оружейника в гильдию, до сегодняшнего дня они оставались без внимания даже для самых отважных редгардов; Ибо среди местных родился очень важный слух препятствующий этому: будто сами призраки древних воинов Хаммерфелла с Золотых Берегов берут в руки лучшее серебряное оружие и не хотят отдавать его никому без боя, ведь только магия или серебро способно победить духовную плоть. Для каждого редгарда настолько важна память о его предках, что любой посмевший сражаться с ними после их смерти, моментально становится изгоем в глазах своего народа. Поэтому, даже самые смелые из коренных жителей далекой пустыни, не позволили бы себе бросить им вызов.
Сухая и давно потерявшая свой яркий небесный цвет толстая линия синей краски проходила вдоль массивного щита, прямо по центру. Он десятки лет служил верным оплотом для седого норда как надёжный товарищ. И сейчас, всё ещё сохранив бывалую кузнечную закалку, его отполированный металл отразил ожидаемо подскочившие со своих столов сотни острейших клинков с изогнутым лезвием… Верней, готовился это сделать, однако все зависшее в воздухе оружие посыпалось на пол.
Протискиваясь во все щели между плитами гладко-каменного пола, волнуя их и вырываясь на свободу, обжигающие облака пара врезались в тяжеловесный декор кузни, заставляя его дрожать под своим неистовым натиском. Шум грохота в оружейной рос без шансов на скорое молчание, но только воздушный напор раскалённого гнева беспринципно усилился — столы запрыгали, а всё оружие взлетело под плоскую крышу, захлестав друг о друга сталью. Ровно две недели назад, когда старый редгард шёл в это же время будить сердце своего ремесла — чернокаменный горн, эти звуки он сравнил с увиденной однажды воочию тренировкой тогда уже очень взрослых, ныне давно усопших Певцов Мечей, мастеров и настоящих легенд Хаммерфелла, так и не дойдя до кузни, сразу поспешив в Гильдию Бойцов Сентинеля с просьбой выполнить их один непростой заказ «Упокоить души восставших предков».
Булыжник серых стен низенького подземелья закрывала медь массивных толстых труб, испещрённых более тонкими и такими же бесконечными, уходящими в неосвещенную глубь. Каждый метр на сантиметре от потолка прокручивались ржавые на вид механизмы, тихо скрепя каждые три секунды мириадами мелких шестерней. Эту непримечательную закономерность заметил тёмный эльф, шедший позади всех в окружении своей призванной колдовством свиты: мелкого горбатого скампа с писклявым истошным смешком и разгоняющей своими кривыми крыльями всю пыль в стороны — Мисс «Крылатый Сумрак», тварей из плана Обливиона.
Светочем им служил парящий над головой норда белый и немного прозрачный, но очень яркий магический шар. Не раз только благодаря ему все обходили внезапные глубокие ямы застланные тьмой, квадратные нажимные плиты двемерских ловушек и главное — замечали множественные повороты и запутывающие ответвления. Как и только благодаря превосходному музыкальному слуху и натренированной смекалке данмера, который построил целую теорию на том щёлкающем звуке шестерней, троица шла, по его личному мнению все время верно. Согласно словам волшебника, нужно идти только в те стороны, где скрипящий звук почти выдохшихся механизмов как-бы продолжает ритм из предыдущего коридора или комнаты.
Спустившись больше часа назад через деревянный люк под треснутым камнем пола оружейной, троица прошла длинный путь, прежде чем свернуть на узкой тропке у края живописного обрыва. Перед ними выросла высокая арка обитая тяжелым древним металлом оранжевого оттенка. На пьедестале из обломков старого мира переливалось медовыми огнями ребристо-ступенчатое гнездо. Именно под ним на плоской миниатюрной табличке осталась нетронутая временем надпись на языке босмеров «Золотой Путь».
Втиснутая между могучих грудей каменной породы, незаметно проходила тонкая линия из чистого золота, спрятанная летами под слоем угловатых камешков и почти навечно погребенная от любого зрителя редко сыплющимся с недосягаемых пещерных свод холодным песком. Она делила пол на две половины, устремляясь в неизведанную бездну двемерского грота…
Обмотанные тяжеловесными цепями человеческой жадности, спрятавшимися в глубине души каждого из живых существ, разношёрстная группа подняла трудный спор о правильности их вторжения в эти глубины без просьбы управителя гильдии. Закончив черпкой синонимов своих словарных запасов для постройки более убедительных предложений, опасно увеличив напряжение между друг другом, троица немедленно разошлась как однополюсные магниты, заняв дальние углы острокаменной рощи подземелья, не случайно оголив в своих умах звонкий стук ненасытных богатствами мыслей, чтобы без лишних сомнений продолжить и закончить начатое дело.
Теперь тёплый свет факела в руках неутомляемого норда рассекал густую тьму подземелья, проливая томные лучи пламени на заваленный валунами узкий проход. Под его пристальным суровым взглядом туда-сюда сновали безудержные слуги отдыхающего неподалёку волшебника, по мелким крупицам расчищая отрезанную обвалом загадочную тропу, под которой продолжала ползти недавно обнаруженная трещина цвета самого солнечного из драгоценнейших металлов, мерцающая искрами жёлтого блеска.
Отдав свои последние приказы младшим из даэдра, темный эльф изучал ветхие страницы морщинистого фолианта магии «Изменение, том второй» в шнурковом переплете, глазами бегая по узким рядам многочисленных строк, в поисках одного единственного и очень могущественного заклинания — телекинеза.
Словно дождевые черви, пальцы мелкорослых тварей ковыряли землю в узких щелях меж крупных валунов. Раскрошив её без остатка, лишенная сухой грязи серая стена наконец осыпалась, даруя разочарованным и запыхавшимся созданиям созерцать последнее, едва ли посильное для них препятствие — поросшего мхом великана среди остальных булыжников, спрятавшего за своей несгибаемой широкой спиной ауру бронзового свечения.
Закрыв глаза для более точной концентрации своих мыслей, в центре костлявой ладони данмера спустя мгновение вспыхнула крохотная бисеринка чистой магии. Её почти бесформенное тело наполнилось блекло-оранжевой энергией и вместе с плавным движением руки исполинский монолит пыльной преграды улетел по невидимой реке, явив тёмным силуэтам троицы яркий пейзаж длинного коридора.
Вдаль тянулись абсолютно похожие друг на друга два ряда золотистых жаровен, освещая бессмертным огнём каждую деталь душного подземелья: из каменной тверди потолка, пола и стен, торчали идеально круглые горла нараспашку открытых труб; И всякий раз, когда приглушённый расстоянием звук удара сталью о сталь доносился к ушам внимательно идущих расхитителей двемерских сокровищ, все трубы поочередно выдыхали быстро таяющими облаками пара, нагревая и так раскалённый беспокойством воздух.
Где-то на половине отрезка оставшегося пути группа остановилась: то, что раньше они считали темной дырой в конце коридора — есть отбрасываемая тень огромной, вряд ли кому-то из троицы известной человекоподобной машины. И пока их открытые от удивления рты безмолвно ловили солоноватый воздух, вместе с очередным приливом шипящего пара из ближайших труб со свистом вылетели цельнометаллические большие ядра…
Раздался треск костей — раздавленный скамп медленно сползал на пол; Проскрежетал металл — приземлившиеся снаряды трансформировались в пауков; Застучало дерево — клинок в руках норда хлестал старый щит, привлекая к воину всё внимание. Готовилось настоящее сражение, начавшееся в пользу стражей древних руин.
Прочные паучьи лапки строгими движениями колотили в пол, намереваясь сломать не каменные плиты, а ступни отступающих нарушителей. И по началу последним сильно везло: они умудрились вовремя нырнуть под струи пара, приняли недолгий бой в более подходящем для схватки месте — норд рассек один панцирь, но меч сразу покрылся чёрными венами и его пришлось сменить серебряным скимитаром; Темный эльф приказал летающему существу атаковать и оно выполнило свой последний приказ, пав ужасной смертью; Только имперка бездействовала, зная для чего бережёт свои силы, — в это время, заставляя при каждом шаге осыпаться пылью дрожащий потолок, шли тонны двемерского металла собранные в одну единственную конструкцию — двухметрового центуриона.
От предельно сильных взмахов сияло серебро клинка над головой седого воина; От оглушающих ударов синих молний сводило пальцы насквозь пропотевшего от усталости волшебника. Новое оружие и разрушительное заклинание лихо сметали быстро редеющую дюжину врагов. В какой-то момент силы норда с данмером почти иссякли, но обезображенные боем механизмы лежали у их ног. Тогда в полуметре перед ними остановился объятый горячим паром исполин с металлическим сердцем — сражение обрело отчаянный окрас.
Вместо кистей — молот и толстое лезвие. Вместо техники ударов — беспринципный нескончаемый натиск центуриона. Такая машина способна смять или разрезать сталь как кусок масла, именно поэтому воин старательно отклонял убийственные выпады в стороны. Впрочем даже так, щит уже трещал по швам, а контратаки лишь царапали каркас и затупляли скимитар. Если бы только руки этого седовласого человека хотя бы на мгновение воспроизвели мастерство любого из прославленных Певцов Мечей, грубая сила сразу сменилась бы точностью и количеством, а двемерский страж лишился обеих рук. Но…
Но смятый нагрудник бойца уже сдавливал грудь и внизу об обувь разбивались капли крови. Укрыв щитом вспотевшую голову, он сжал зубы — механическое чудовище готовило незнакомую атаку: каждый винтик протяжно скрипнул при мощном вращении ореолов внутри центуриона; И из центра приоткрывшегося панциря низверглись белые волны пара прямо на норда.
Теперь с воина капала влага. Его обожженное кипятком тело через силу встало в более оборонительную позу — отчаянная попытка принять следующий удар. Однако голубые глаза седовласого отчётливо видели: дерево щита обмякло и не готово к предстоящей схватке.
Как оказалось, сырое дерево — даже окованное железом, — достаточно просто ломается от сокрушительного попадания двемерского молота. А упёртый человек укрывающийся за таким ненадежным авангардом — легко отлетает прочь; В недолгом полёте, норд столкнулся лоб в лоб с темным эльфом, при падении случайно раздавив выбитую из рук мага склянку маны.
В приподнятом колене разошлись поршни и со свистом вышло лишнее давление. Щёлкнула нацеленная стопа гигантской машины — отползающего Северянина собирались добить, расплющив его как выброшенный помидор.
Ладонь имперской девы гордо возвышалась над ней — именно так, как и учили лесные эльфы. Внутри сымпровизированной короны из пальцев появился бирюзовый огонь и на поле сражения медленно задрожали каменные плиты…
Мозг дал четкую команду — бегство любой ценой. Адреналин сразу ударил в кровь и спотыкаясь, израненный воин чудом миновал выныривающую из под пола дюжину огромных жуков — скарабеев; Их охваченные бирюзовым огнём жвала подобно стрелам врезались в тяжелую броню центуриона. Многие из пустынных созданий так и остались висеть мертвым грузом в металлическом теле, но особо удачливым удалось перегрызть двемерские стержни и остановить движущуюся машину: многотонные ноги рухнули подняв пыль, а молот и лезвие перестали функционировать.
Очевидно вроде, что вот она — победа. И двое точно выдохнули, только рука бойца уже сжимала рукоять поднятого скимитара; Тело мужчины в резком рывке обрушило острое лезвие в область шеи неподвижного гиганта, однако его ожидал ответный удар: послышался знакомый скрип ореолов — выпущенный пар целиком врезался в воина и созвучно с этим прозвучал глухой стук вибрирующей стали — нависла загадочная тишина.
Время шло — пар уходил. До сих пор лежащий на полу данмер не спешил подниматься. В его от рождения красных глазах застыла яркая картина: за обезглавленным центурионом знаменательно возвышался поднятый чьей-то рукой эфес разбитого клинка. У этого неизвестного торчали чернокаменные шипы из обугленной кожи; Именно из них сквозь тонкие трещины выходило ядовитое сияние лавы. Всё это — вполне ожидаемо для тёмного эльфа. Всё это — сила рыцаря-дракона, наконец воскрешенная нордом.
Воин что есть мочи дёрнул рычаг вниз и в трубах вскоре перестал бежать пар; Волшебник стоял рядом, прямо у истоков «Золотого Пути»; Хранительница развернула клочок бумаги, который гласил: «Это ловушка».
Рычаг — конец коридора, где сейчас стоит группа. Исток — начало цельной статуи, состоящей из: лужи, вливающего в неё какую-то жидкость лесного эльфа, а также витиеватой линии, тянущейся до педьестала у арки; Каждая часть этой драгоценной цепочки блестит золотыми искрами. Бумага — ветхая записка, отобранная из металлических пальцев эльфа.
В коллективном обсуждении поднялось два вопроса: «Если ловушка — стать статуей, то как он написал это, уже превратившись в неё?» и «Кто мог бы написать записку вместо него?». Оба остались без ответа.
Прошло некоторое время. Двое членов троицы не отводили тревожный взгляд от ореолов вырванного сердечника из груди центуриона: норд аккуратно водрузил его на гнездо пьедестала. Все сделали шаг назад — ключ сработал и ворота в желанную обитель наконец отварились.
Путь вниз освещал последний из возможных источников света — сгустки пламени внутри тлеющих шипов старого щитоносца. Яркости лучей хватало, чтобы случайно не оступиться о обломок стены или потолка лестничного пролёта.
В этой чернильной тьме они выглядели как одна крохотная искорка, совсем незначительная по сравнению с бирюзовым свечением исходящем из самых глубин.
Каждый шаг по ступеням неизбежно приблизил искателей сокровищ к месту их общего изумления: из оранжевого пола росли бирюзовые кристаллы-светила разных форм и размеров; Каждый из них обвивала сеть тонких металлических труб; И в довершение — в самом центре комнаты переливался красным рунный обелиск.
Задумчивый лик данмера не покидала тень тревоги из-за неразгаданной загадки; Счастливый норд шёл между всем этим хаосом не в силах закрыть рот — за кристаллами притаились столы полные гор золота; Имперка стянула лук с плеча, внимательно осматриваясь.
Ладонь волшебника касалась холодных рисунков обелиска — неизвестный артефакт мог оказаться подсказкой; Воин бросал холодные горсти монет в холщовый мешок — они здесь не на вечно, а золото никогда не будет лишним; Холодное острие наконечника хранительницы искало жертву — её очень важно найти как можно скорее.
Впрочем, у каждого начатого дела наступает момент вполне закономерного завершения: мешок уже выскальзывал из рук северянина и высыпающиеся с краев монеты застучали о металлический пол. Из-за этого темный эльф обернулся, оставив свои попытки изучения древних линий — его ум внезапно прозрел и мужчина готовился действовать. Ровно в этот же миг поиск имперки прекратился и все без исключения посмотрели в сторону входа: оттуда, крепко приложившись к горну, выдувал сотрясающий звон мелкий лесной эльф и потолок со стенами медленно задрожали…
Вырезанный из черепа злокрыса горн служил абстрагированному от Валленвуда племени лесных эльфов единственным оружием, которым они могли бы сразить неугодного хранителя и забрать его силу обратно себе. Данная реликвия передавалась от поколения к поколению и её главная мощь — призыв десятка крыс без крови и плоти — духи-защитники которых может ранить лишь магия или серебро.
Вибрация от рокота горна прошлась по каждой клеточке пещерного декора и коснулась двух сердец смертных — норда и имперки, сжав их ледяными пальцами страха. Безоружный воин выронил из рук награбленное и побежал к волшебнику, желая спасти свою жизнь; Отпустив натянутую тетиву, хранительница также рванула в сторону союзника-мага, не желая умереть от полчища бессмертных злокрыс. А данмер лишь… горько улыбнулся.
В приподнятых руках родилась магия — настоящие сферы школы иллюзии, излучающие доминирующий красный свет. Все вокруг окрасилось в их кровавые оттенки, вытеснив яркий светоч бирюзы кристаллов. Доверяя этому коварному волшебству, норд и имперка продолжили бег к темному эльфу. Им следовало бы усомниться, но сейчас уже слишком поздно: хитрый план родившийся тогда у обелиска наконец пришёл в исполнение — один пас двумя руками и улетевшее вперед заклинание вошло в тела ненавистных товарищей, словно ключ в дверной замок. Вся реальность этой троицы перенеслась в мысли на секунду, которая для них длилась временем равным прожитым мгновениям во всплывших перед глазами воспоминаниях.
Воспоминание первое «имперка».
В зелёных гущах Валеннвуда, прямо под крышей из листьев стоял старый лесной эльф в окружении двух своих верных друзей — больших серых волков.
Старик молча смотрел вперёд, зная что мудрые слова уже не помогут. Тем не менее, своё оружие — длинный лук, доставать он не спешил. Только волки позволяли себе гневно рычать.
Имперка целилась в него стальной стрелой, оттягивая белоснежную тетиву все сильнее. Впрочем отпустить снаряд и дать наконечнику поразить цель, ровно тоже самое для неё что и предать саму себя. Она в последний раз заглянула в глаза спокойного эльфа и сердце больно кольнуло: девушка моментально сдалась и отбросила лук в сторону. Но на место этим чувствам пришла ярость.
Вспышка столь сильных эмоций родила идею, которая в будущем будет обременяющим грузом для юной девы: внутри сымпровизированной короны из пальцев зажегся бирюзовый огонь. Дева подняла ладонь выше, оставив над головой — ровно так, как и учил наставник.
Волки моментально изменились — языки пламени цвета чистой бирюзы заменили им шерстку. Две пасти полные острых клыков синхронно открылись и сквозь нежелание диких зверей сомкнулись на шее друга-эльфа, прокусив плоть, раздробив кости.
Девушка сразу бежала из Валеннвуда миновав главную помеху — своего учителя прямо в Сиродил, столицу Империи, на свою родину, чтобы отомстить за смерть своих родителей и забыть это терзающее чувство навсегда.
В ту ночь все волки леса взвыли на луну от горя. Труп наставника так и остался лежать на том же месте в холодной земле, где однажды рискнул он обучить хранительницу не из членов племени, а чужачку с улиц имперского города; Девочку-сиротку, что поразила своей добротой путешественника, отдав ему последнее золото для покупки целебного эликсира, чтобы спасти жизни двух израненных волчат…
Воспоминание второе «Норд».
В заснеженных горах над Солитьюдом бушевала яростная буря. Плащ одинокого воина трепетал от ревущего ветра. Он стоял на клыкастом обрыве из камня и смотрел волнительно вниз: в морозном бассейне белых сугробов звали на помощь знакомые голоса. Их вполне еще возможно спасти, стоит лишь приложить достаточное усердие и через боль обуздать пламя внутри, чтобы выдохнуть его на снежную преграду, освободив тем самым проход. Однако, молодого рыцаря-дракона останавливала другая цена столь требовательного от него спасения — скучная семейная жизнь.
Ещё недавно ему с товарищами пришлось проявить доблесть с честью и победить в схватке могучего противника — мастера двуручной секиры; Орка, что оставил после себя эхо прошедшей жизни — призрака, наделённого только жаждой смертельных поединков. Настолько счастливым как во время выполнения этого задания северянина никто и никогда не видел.
А завтра должен наступить официальный день свадьбы. Такое событие прибьёт гвоздем к Скайриму и ни о каких опасных заданиях от гильдии бойцов уже речи быть и не может.
Наполнив взгляд печалью, норд сделал свой выбор. Под крики страждущих спасения, в глубь пещеры ушёл одинокий человек…
…Который настолько не видел причин раскаиваться в своём поступке, что забыл самое важное: среди прочих голосов, из той ямы доносился один единственный, что для воина мало что значил и потому даже в воспоминаниях никак не обозначился — голос данмерского чада.
Прошла ровно одна секунда и мир для двух людей — норда и имперки — изменился безвозвратно; Когда заклинание иллюзии быстро выветрилось их умы уже воспринимали видимую реальность через призму вернувшихся воспоминаний.
В ту же минуту воин пронзил гневным взглядом силуэт волшебника, однако последний зачем-то шепотом обращался к обелиску и высеченные на камне рунические знаки постепенно загорались синевой.
Но ни ум хранительницы, ни опыт и мудрость северянина не могли дать очевидную подсказку картине происходящего.
Тогда данмер внезапно скрылся под тонким куполом из остатков маны — настоящей магии защиты из школы «Изменения», спрятав себя от невидимой опасности.
И оба его бывших товарища тотчас застыли от изумления: трубы спиралью обвивавшие десятки кристаллов вдруг повсеместно забарахтались, будто из них вот-вот готовилось выйти что-то наружу.
Кожа норда до сих пор пульсировала венами огня, а торчащие из спины шипы теперь налились ярким багрянцем пламени; Нервно рассмеявшись над действиями темного эльфа, седовласый медленной походкой зашагал к нему — так он принял брошенный вызов.
В это время, напрямик к своей цели продолжала бежать стая призванных злокрыс. Эти маленькие души примитивных существ игнорировали любое физическое препятствие проходя сквозь, лишь бы скорее впиться в плоть молодой девы.
Смотря на них, хранительница не ощущала прежнего страха. Столько лет она жила с чувством не исполненной мести и не догадывалась, что в этой истории присутствует нехватка одного единственного пазла: со стороны лицезрев убийство учителя, повзрослевшая девушка нашла в своём поступке ту грязную несправедливость, которая и породила её мстительные амбиции…
Внутри труб продолжало гудеть, а клапаны нередко хлопали от выходящих порывов воздуха. Кристаллы вокруг которых они громоздились потихоньку теряли прежний окрас, словно отдавая им свои таинственные силы.
Зная истинную мощь своих драконьих навыков, норд старался сдержать нахлынувшую сладостную дрожь. Щит магии служивший оборонительной стеной тёмному эльфу, в его глазах выглядел теперь мыльным пузырём.
На это волшебник и рассчитывал. Последние крохи сил сразу же обновили синий купол, тем самым укрепив его; И уста данмера прошептали финальную фразу, значащую «Конец». Обелиск сверкнул как рассветное солнце, земля под ногами неприятно задрожала, всю пещеру пронзил тяжелый свист…
Кроме дуновений легкого ветерка, прозрачный слой защитного заклинания не пропускал ничего более. Красные глаза искусного мага внимательно смотрели сквозь него, насыщая мозг приятным чувством от увиденного: сметая все столы и гроздья золотых монет, леденящий шторм вырвался из труб, карая неугодных на своём пути.
Вопреки безудержной силе морозного ветра, северянин как могучий стоик непоколебимо оставался на месте. В этот момент от него исходил столь сильный жар, что буре приходилось нелегче чем вампиру в ванне солнечного света.
То, ради чего рождён настоящий норд — битва, не лишённая чести и славы или по крайней мере чтобы отвага сражающихся воинов не сгинула до её конца. Так седовласый думал и сегодня, ни на каплю не сомневающийся в своём выборе прошлого, когда всю семью из-за его страсти к сражениям бесследно похоронили снега Скайрима.
Чтобы доказать себе свою же уверенность, рыцарь-дракон наполнил грудь гуляющим по ветру хладом: вся кожа бывшего негласного лидера троицы теперь просвечивала точно янтарь налитый краской рыжих закатов; Живописная сила растекалась внутри под ритм биения сердца, обжигая кровь «драконьим» прикосновением, рождая на поверхности тела лавовые всплески.
Обледенелые стены двемерского грота теперь казались тонкими и хрупкими норду. Буйство морозной стихии — незначительным. Будто весь мир мог разрушиться пожелай он это. С такой мощью невозможно просто умереть здесь, для такого существа любое направление — выход из подземелья.
Опьяненный собственным могуществом, воин позабыл о главном — ране полученной во время битвы с центурионом. И смотря через купол в алые глаза данмера, желая стереть его с лица земли, седовласый выдохнул поток смертельного пламени подобно древним крылатым созданиям, не обращая внимания на ноющую боль в груди.
В возбуждённом злостью разуме волшебник прокручивал слова проклинающие тот момент, когда недопитое зелье маны выпало из его рук и разбилось оземь. Теперь виновник той роковой ошибки пленил опустошённого тёмного эльфа, окутав синий барьер рубиновой, плавящей даже камень агрессией в истинном её обличии — драконьим огнём.
Из под завывающего свиста штормовых завихрений, всплывали оглушающие звуки рвущейся магии данмера. Его тело почти полностью истощилось, руки тяжелели, а ноги подкашивались. В тот час, эльф стоял перед выбором: какой смертью ему умереть? И он сделал свой выбор.
Однако, привкус приближающейся победы дразнил воина севера: атака пламени тут же усилилась, проникнув в многочисленные прорехи ослабевшей защиты. Неистовый жар сразу поджег подол мантии и плечи волшебника, заставив гореть заживо.
Из-за мертвецкой боли тряслись его костлявые пальцы — они цеплялись за крохи оставшейся маны, пытаясь сшить нарушенную целостность пробитого авангарда. Шрамы в щите еле-еле стягивались, сжатые зубы остроухого скрипели, но языки огня сводили с ума и боль в момент полной магической опустошенности наконец победила. Мужчина родом из Вандерфелла проиграл, пав на колени, вспыхнув как факел и…
…Резко потухнув. Вопреки его выбору, вопреки стараниям норда. Они посмотрели друг на друга сквозь беснующуюся метель, которая морозила их кровь и раны, постепенно превращая в ледяные статуи: рыцарь-дракон панически держался за грудь, эльф бессильно стекленел во взгляде.
В последний миг жизни, каждый слышал собственные мысли. Данмер — струнную мелодию зашарпанной берёзовой лютни; Её он играл каждую ночь с момента похорон сына. Именно в день после траура, когда все в итоге напились до предела, иллюзионист поддался сомнениям и проник в разумы спящих товарищей — имперка и норд обещали, что: «никому не расскажут о своих преступлениях». Своровав память, в его сердце родилась немая клятва — узреть кошмар на предательских лицах.
Воспоминания норда метались в голове и только самые яркие из них застывали картинкой перед глазами. Последнее и более важное — ложь про собственные силы; Когда его поникший товарищ спросил «почему ты не спас моего сына?», воин отмахнулся поведав про спящую драконью кровь, пробудить которую ныне уже невозможно. Эти отрывки памяти смешили старого бойца, ведь эльф всё таки заставил ложь раскрыться и, даже, может быть сожалеть о ней. Впрочем, времени думать об этом уже совсем не осталось: потоки выходящего из труб хлада ещё меньше контролировали себя. Последнее что видел и воин и маг быстро прокатилось между ними; То стучалась об пол гоняемая ветром откушенная голова имперки.
Управитель гильдии так и не понял, что послужило причиной исчезновения знакомой команды, но свою работу они как всегда выполнили — об этом доложил сам хозяин кузни.
Оружейник какое-то время прикармливал троих верблюдов, пока не наступил день изрядного любопытства — подняв плитку над заново застроенным люком, редгард поддался желанию проникнув в подземелье. Со временем слава о скимитарах ушла в небытие, а оружейная покрылась пылью — кузнеца никто и никогда более не видел.
Призывающий дюжину злокрыс горн вернулся на свой законный пьедестал в Валленвуд. Отомстивший за убийство старейшины босмер выдохнул разглядывая небо, благодарственно думая о данмере — появившемся из ниоткуда, щедро отдавшем заполненный камень душ, чтобы вернуть зачарованию артефакта его прежнее величие.
