И причём здесь магия, анархия и онтологический терроризм.
Вы можете с этим не согласиться, но я не считаю, что хорошей экранизации обязательно быть предельно близкой к тексту. Конечно, приятно, когда твою любимую книгу переносят в кино или на ТВ буква в букву, но часто погоня за литературной дотошностью произведениям только мешает, связывает авторам руки, делает из фильма или сериала бледную копию того, что мы уже видели на бумаге.
Как ни крути, любая экранизация — это интерпретация, осмысление с позиции другого человека, другого автора с собственным видением и взглядами на жизнь. В истории есть даже примеры фильмов, чей посыл был диаметрально противоположен книгам-первоисточникам.
Милитаристский «Звёздный десант» Хайнлайна превратился в антивоенную сатиру Пола Верховена. «Солярис» Лема, посвящённый тяге к неизведанному и неоткрытому, стал «Солярисом» Тарковского — где вдруг заявляется, что людям не нужны никакие тайны Вселенной, что «человеку нужен человек». Наконец, «Сияние» Кинга рассказывало о том, как в обычном семьянине из-за внешних мистических факторов возникает ужасное зло — «Сияние» Кубрика было о том, что это зло априори есть внутри у человека, оно с ним неразрывно.
Так и сериал «Дивный новый мир», перенеся внешние атрибуты антиутопии Олдоса Хаксли — поделённое на касты общество, бесстыдный гедонизм, наркотики как универсальный ответ на любой раздражитель — отличается от романа фундаментально.
Общество, которое у Хаксли само выбрало жить именно вот так — по пути наименьшего сопротивления — здесь вдруг контролируется кем-то «сверху», всевидящим искусственным интеллектом, по сути, Большим братом. Откуда-то появились дикари-террористы, стремящиеся уничтожить старый порядок — как будто авторы перепутали книги и случайно открыли «Мы» Замятина.
Кастовое разделение у Хаксли диктовалось агрессивной евгеникой — в эмбрионы низших слоёв, «гамм», «дельт» и «эпсилонов», специально вводили химические вещества, чтобы те хуже росли и становились глупее (последние так и вовсе были обезьяноподобными). В сериале дети разных слоёв ничем не отличаются, и их просто бьют током, чтобы они не общались с кем не положено. Представить подобное насилие в «идеальном» мире Хаксли просто невозможно.
Наконец, главные герои из сериала имеют очень мало общего со своими книжными аналогами. Ленина из девушки, так и не перешагнувшей через навязанные обществом предубеждения, вдруг становится главным бунтарём. Бернард Маркс, напротив, из самого прогрессивного и интеллигентного героя книги превращается в раба системы, который страдает от того, что не может в неё полноценно встроиться.
Но больше всех изменился Дикарь Джон. Дело в том, что в сериале нет никакой индейской резервации, и местные отщепенцы — не суровые традиционалисты, а стандартная американская деревенщина с весьма свободными взглядами на сексуальные отношения. Отсюда и центральный внутренний конфликт Джона полностью теряется: не ждите, что тут он решит уйти в отшельничество и отказаться от всех благ цивилизации. Он ими пользуется с не меньшим удовольствием, чем все остальные.
Но все эти радикальные изменения, как бы понятно не было недовольство фанатов романа — не хорошие и не плохие. Это совсем другая антиутопия, да, с совершенно иными акцентами. Но и она могла стать по-своему великой, и у неё был шанс таковой стать. У этого шанса даже есть имя — Грант Моррисон.
Мама — анархия
Знакомьтесь, Грант Моррисон — один из создателей и идейный центр экранизации «Дивного нового мира». А также успешный автор комиксов, оккультист, маг и непримиримый враг самого Алана Мура — другого успешного автора комиксов, оккультиста и мага.
Моррисон — личность крайне неординарная. Последователь учений Магии Хаоса, человек, чьих «Невидимых» (его главная литературная работа) называют «оккультной книгой комиксов». Он признавался, что пишет свои работы как заклинания, и что однажды его судьба плотно связалась с одним из героев выдуманной им истории — мол, когда Моррисон писал, что тому плохо, ему и в жизни становилось плохо, и наоборот.
Но что важнее авторских эзотерических исканий для нас — это то, насколько сформированы и конкретны его взгляды на мир. Грант Моррисон явно из тех писателей, что не боятся превращать произведения в социальные или политические плакаты. И по многим аспектам «Дивного нового мира» видно, что он задумывал сделать высказывание как минимум не менее выдающееся и важное, чем у самого Олдоса Хаксли.
Этим объясняются многие творческие решения, что расходятся с оригинальным романом. То, что было актуально для Хаксли в 1932-м — сатира на идею о светлом коммунистическом будущем, где все принадлежат друг другу, и ироническое изображение новой религии общества потребления, прославляющей Генри Форда и Фрейда — уже совсем не злободневно для Моррисона в 2020-м. И он это просто отсекает.
Зато приносит с собой конфликт контроля и свободы — важнейший в его творчестве и, конкретно, «Незримых», центральной работе писателя. Поэтому у Моррисона идеальное общество будущего — это пространство тотальной слежки, а противостоят ей традиционные анархисты, желающие просто разрушить систему ради самого разрушения.
Вот только для него ни та сторона, ни другая не правы. И это уже отличает его подход от многих авторов антиутопий, у которых контроль — всегда однозначное зло, а свобода — однозначное добро. Моррисон отвергает принципы стандартных анархистов и открыто смеётся над, скажем, героем из «V значит Вендетта» Алана Мура.
Потому что, считает он, анархическая система — всё равно система, это форма порядка, притязание на «объективную» правду, которой на самом деле не существует. И потому как только люди, поборовшие деспотическое правительство, сами придут к власти, всё просто пойдёт по новой. Ничего не изменится. Ведь система — не в кабинетах, а в головах.
Его ответ — то, что Моррисон называет «онтологическим терроризмом». Онтология — это наука о бытие как таковом, и, соответственно, именно на уровне бытия и нужно, считает писатель, бороться с контролем. С любым навязыванием авторитетов, осознанным или бессознательным. И речь далеко не только об авторитетах политических — в первую очередь борьба Моррисона направлена на лингвистические и психологические нормы, о которых люди даже не задумываются. Но которые тоже являются формой власти.
Поэтому для него так важен конфликт свободы и контроля. Он показывает дуальность человеческого мышления — мы привыкли всё делить на антонимы, везде находить противоположности. Моррисон же в своих «Незримых» заявляет, что это ошибка, что так не должно быть, всё дело лишь в несовершенности нашего сознания, его попытки всё упростить. И на самом деле свобода и контроль — не антонимы, а части одного и того же цельного явления.
«Дивный новый мир» в его интерпретации это как раз наглядно демонстрирует. «Свободные» дикари тут столь же авторитарны, сколько и счастливые в своей неволе жители Нового Лондона. Они все считают, что их путь единственно верный, что именно их идеология верна в определении природы бытия. Для Моррисона это совершенно синонимичное зло, закреплённое на уровне мышления людей и, главное, их языка.
Поэтому в сериале много внимания уделяется речи героев. Дикарь Джон разговаривает не как все остальные, и его громогласное «Fuck off» что-то явно задевает в изнеженных обитателях Нового Лондона — они не знали, что так можно, что реально кого-то просто послать, это неприемлемо для них на лингвистическом уровне. Также и эпсилоны массово меняют свой образ мышления, услышав от Джона речь, о которой они не могли и думать: свободную, дерзкую, своевольную.
Другая важная мысль Моррисона, перекочевавшая из «Незримых» в «Дивный новый мир» — то, как анархизм страдает от поп-культуры. Бунтарство, направленное против установок общества, превращается в обычный продукт: так, фингал, оставленный Бернардом Марксом своему неприятелю, на следующий день становится модным косметическим аксессуаром.
В том числе поэтому, считает автор, традиционный анархизм и не очень эффективен. Его слишком легко превратить в «попсу», в объект мейнстрима, как маску V или фильм «Бойцовский клуб». И в итоге всё равно ничего не изменится.
Любопытно и то, с чем борются герои «Дивного нового мира» и как это соотносится с идеями Моррисона из других произведений. Во всё тех же «Незримых» протагонисты, занимавшиеся онтологическим терроризмом, стремятся к тому, чтобы всё человечество оказалось в Суперконтексте — форме существования, при которой каждый индивид, даже враг, будет жить в своём личном мире, созданным его же сознанием.
Главный антагонист «Дивного нового мира», искусственный интеллект Индра, хочет уничтожить всех людей, после чего их сознания переместятся в её. И она станет одновременно всеми и никем. То есть, по сути, её цель прямо противоположна Суперконтексту — тому, что Моррисон явно считает утопической идеей об идеальном существовании.
Папа — банальность
И всё это, в теории, очень интересно, и показывает, что «Дивный новый мир» — не просто неточная экранизация, а самостоятельное авторское высказывание. В теории. Потому что на деле все интересные идеи Моррисона и отголоски его уникального почерка приходится искать с лупой — и если вам показалось, что что-то из анализа «притянуто», вероятно, так оно и есть.
Дело в том, что он тут не единственный сценарист. Шоураннером «Дивного нового мира» поставили Дэвида Винера — обычного «наёмного» автора, работавшего, например, над «Возвращением домой» и «Бойтесь ходячих мертвецов». И явно не стремившегося сделать что-то хоть сколько-нибудь дерзкое или необычное. Всё бунтарство сериала в итоге заканчивается на откровенных постельных сценах — которые уже давно стали нормой для американского телевидения и никого толком не удивляют.
А сам сюжет сводится к банальной истории о людях, которые не вписываются в систему и потому пытаются с ней бороться — как во всех тех глупых антиутопиях, что пытаются копировать Оруэлла. Даже уникальная идея Хаксли о естественном праве человека на несчастье тут обыгрывается скорее в духе подростковых мелодрам, чем как подобает серьёзной антиутопии.
Из потенциально выдающейся интерпретации «Дивный новый мир» превратился в парад полумер — это и не дословная экранизация Хаксли, и не цельное высказывание Гранта Моррисона. И даже как попсовая фантастика в духе, скажем, «Мира Дикого Запада» сериал работает так себе: слишком много в нём ненужной экспозиции, а герои, особенно Бернард Маркс, как будто в каждой сцене приобретают совершенно разные характерные черты.
Понятно, почему новый стриминговый сервис Peacock побоялся сразу идти на большие риски и хотел сделать максимально «комфортный» стартовый сериал. Но, думается, они выбрали для этого не ту книгу и не того сценариста, напрочь убив очарование и текста Хаксли, и подхода Гранта Моррисона.
