Песня у птиц не является чистым инстинктом или жёсткой программой. Это продукт культурной эволюции, подобно человеческой речи. Морфологические особенности глотки, лёгких и всего тела лишь задают диапазон, в котором птица воспроизводит те звуки, что усвоила от родителей. Однако песенные мотивы, сложившиеся десятью или сотней поколений ранее, могли исчезнуть или трансформироваться настолько, что современная особь уже не узнает их и не сможет воспроизвести в исходном виде.
Ученые различают два уровня трансформации песен: индивидуальный (отдельных самцов) и популяционный (в масштабах вида или нескольких видов).
Жёлтопоясничный кассик (Cacicus cela) показывает высокую гибкость: за год он меняет до 78 % элементов своего вокального репертуара.
В Финляндии восточные соловьи (Luscinia luscinia) ежегодно заимствуют отдельные фрагменты песен соседей, иногда полностью вытесняя свой предыдущий мотив.
У красноногого стального ткача (Molothrus ater) самцы, практикующие гнездовой паразитизм и спаривающиеся с несколькими самками за сезон, наблюдают и копируют песни наиболее успешных конкурентов. За восемь лет в популяции сохранилось лишь 50 % мелодий первого года наблюдений, причём и они претерпели заметные изменения.
Жёлтоголовая древесница (Setophaga occidentalis) за 13 лет полностью обновила свой песенный лексикон. Новые мотивы не совпадают с песнями соседних стай, что говорит о независимом «изобретении» и эволюции песенного языка.
Напротив, у рыжешейной зонотрихии (Zonotrichia capensis) песни оставались практически неизменными в течение 24 лет.
У белобровой зонотрихии (Z. leucophrys) в четырёх изученных группах песенный репертуар оставался стабильным более 26 лет.
Чем больше и плотнее община птиц, тем устойчивее её песенные традиции. Изолированные же и малочисленные группы быстрее меняют «диалект».
В одной популяции коровьих трупиалов (Molothrus ater) репертуар оставался неизменным свыше 30 лет, а в другой — изменился после суровых зим и наплыва молодых переселенцев, освободивших кормовые участки.
Подобно тому, как у людей формируются и фиксируются языковые нормы, у птиц успешные мелодии «живут» дольше.
У домовой чечевицы (Haemorhous mexicanus) за 37 лет все первоначальные типы песен сменились новыми, но около 50 % элементов прошлых мотивов перешли в обновлённый репертуар.
У саванной овсянки (Passerculus sandwichensis) за 30 лет не изменился порядок сегментов песни, но 75 % самих сегментов эволюционировали: исчезли тихие вставки, завершающая трель стала короче и ниже по частоте, а «жужжащий» сегмент сохранил неизменный вид, служа видовым маркером.
Песни финки Галапагосских островов (Geospiza fortis) оставались идентичными по крайней мере 37 лет подряд.
Рыжебокая древесница (Setophaga pensylvanica) исполняет два типа песен: с финальным звуком — для привлечения самок, без него — для разграничения территорий между самцами. За 19 лет мотивы «территориальных» песен полностью обновились, а «привлекательные» остались прежними.
Зяблик обыкновенный (Fringilla coelebs) способен усваивать новые звуки лишь до 13 месяцев, то есть закрепляет репертуар в единственную весну своего «языкового» развития.
В Германии за 18 лет на площади 15 км² песенный репертуар зябликов оставался стабильным, а в Англии на участке 61 га число тематик выросло с 23 до 35: лишь 3 мотива из 1960 года сохранились без изменений, 8 претерпели значительные мутации к 1978.
В России (Звенигородская биостанция, 20 км²) в период 1978–1982 мелодии оставались неизменными, а с 1982 по 2020 год из 29 первоначальных мотивов 8 исчезли, 5 появились заново и остальные трансформировались. Влияние антропогенных факторов (расчистки лесов, короед, пожары, химзагрязнения) привело к колебаниям численности и, как следствие, к вариативности песенного языка.
Как один новатор влияет на сотни
Некоторые виды подвержены «эффекту вирусного контента»: единичный самец приносит новый мотив, и весь популяционный «инстаграм» его мгновенно тиражирует. Так у просянок обыкновенных (Emberiza schoeniclus) в Англии каждый год все самцы принимают в свой репертуар свежий мотив от одной «звезды».
При росте дорожно-транспортного шума в Канаде белогорлые зонотрихии повысили частоту песни за 30 лет, чтобы компенсировать низкочастотный фон и лучше слышать сородичей.
В Московской области и Подмосковье (Москва, Звенигород, Пущино) изучали пение соловьёв в трёх группах, расположенных на расстоянии 50–100 км. За 11 лет из 21 исходной мелодии сохранились только 7. По географии выявили пять «диалектов» (Северный, Южный, Восточный, Западный и Центральный), причём между северянами и южанами, а также восточниками и западниками не было общих мотивов.
В то же время у зябликов между Москвой и Курском (480 км) выявили 8 общих мотивов, а между Москвой и Киевом (750 км) — 13.
У горбачей (горбатых китов) феномен культурной революции: за два года песни западноавстралийских особей полностью вытеснили восточноавстралийские, а ещё через два года они распространились по всему Тихому океану. Такой обмен происходит во время зимнего откорма в Северной Норвегии, где встречаются киты из Западной Африки и Карибского бассейна.
«Многие виды певчих птиц копируют песни с удивительной точностью и минимальными ошибками в процессе обучения. Как показывает статистическая модель культурных изменений с течением времени, теоретически это может повлечь за собой сохранение вокальных традиций у певчих птиц в течение многих сотен лет, что вполне сопоставимо с продолжительностью существования традиций в человеческом обществе.» (Lachlan et al., 2018)
